книги / Собачий бог
..pdfОборотень не отстал и вечером, когда расположились на ночлег прямо в лесу, на поляне. Разожгли костры, привязали коней, сняли потники, попоны, седла.
Штадену постелили одеяло, сшитое из беличьих ла пок, — такое большое, что на нем можно было спать, да им же и укрываться. Одеяло это было взято в одной из новгородских деревень и, говорили, сшили его какие-то дикие угры, жившие далеко на северо-востоке, — нов городцы вели с ними торговлю. Одеяло было большим, но удивительно легким, и места, когда его складывали, занимало совсем немного.
Штаден лег меж двух костров, задремал было и вдруг услышал:
— Вон она! Вон! Стреляй!..
Грохнул выстрел. Штаден подскочил, ошалело огляды ваясь. В круге света метались караульщики, и больше ничего не было видно: за кругом царила полная, черная тьма.
Повскакали и другие опричные, хватаясь за оружие.
—Что? Кого? Где?..
—Да собака померещилась, — оправдывался один из караульщиков. — Прямо к костру сунулась, — я так и обмер!
—Никто не сунулся, — возражал второй. — А просто приблазнилось тебе. Браги лишнего хватил.
—Да вот тебе крест! Морда огромная, что у медведя. Только белая, будто седая, И глазищи горят!
—Идите посмотрите, — распорядился Штаден. Его уже и самого беспокоила эта серебристая неотвязчи вая тень.
Из костра достали огня, двинулись с факелами в лес.
— По следам смотрите!
Но следов не было. Пристыженных караульщиков Штаден пообещал наказать, но к ним в помощь приста вил еще двоих, наказав обходить поляну кругом с огня ми. Неклюд ворчал, что если так палить сдуру — пороха не напасешься.
Задремалось, однако, лишь под утро, когда свет кост ров померк и в небе проступили ясные холодные звезды. Штаден озяб, завернулся в беличье одеяло, закрыл глаза. И внезапно увидел ясно и отчетливо: мчится среди звезд черная свора собак, а впереди — большая белая волчица с огненными глазами. Несутся они, и за ними гаснут звез ды, остается только пустое небо. И злобный хриплый лай медленно замирает вдали, гаснет, ,как звезды...
Штаден наконец уснул.
** *
Иоказалось, что это он летит цо звездному небу, трубя
визогнутый охотничий рог. Черный ветер бьет ему в лицо, черный плащ хлопает позади, и сбоку и чуть при отстав бесшумно мчится свора охотничьих псов, а над ними — черная воронья стая.
Утро закраснелось между деревьями, залило розовым светом снега.
Призрака не было.
** *
Он появился опять следующей ночью. Штаден не спал — караулил. И дождался-таки. Только вывернула из лохматых облаков луна, под ближайшими соснами появилась тень гигантской волчицы. Силуэт был чер ным, и только глаза светились, по временам пригасая, — жмурился призрак на огонь.
Штаден никому об этом не сказал. Но днем, когда ктото снова заметил бегущую краем леса собаку, прикрикнул:
—Молчать! Я не желаю больше ничего слышать о ва ших проклятых собаках!
Неклюд его поддержал:
—Что вы, собак не видали? После мора, помните, сколько их развелось по лесам? Вот и одичали, живут теперь по-волчьи. А человека, поди, вспоминают.
** *
Ивот теперь, в собственном своем уделе, Штаден сно ва видел белого призрака.
Набычившись, Штаден глядел за тын. Призрак улыб нулся ему, повернулся, метнув хвостом, и неторопливо побежал за овины.
— Палашка!! — не своим голосом рявкнул Штаден. Девка тут же появилась, бежала от ворот.
— Где была?
— К попу бегала! — торопливо зачастила девка. — Пост кончается, спрашивала, когда рыбное есть можно. Да яиц ему снесла.
— Дура, — сказал Штаден, давно уже привыкнув к тому, что этим русским словом выражается скорее не со стояние ума, а состояние души. — И попы ваши пьяни цы, бездельники и сластолюбцы... Позови Неклюда.
Вскоре они с Неклюдом сидели за одним столом, до канчивая бутыль. Палашка сбегала в погреб, принесла браги — вино, дескать, кончилось.
Штаден выговорил по буквам:
—Бра-га... Это есть крепкий квас? Хорошо. Будем пить квас.
Пьянея, Штаден начинал говорить с сильным акцен
том, путал слова, забывал.
Неклюд пил, не пьянел, только становился задум чивым.
— Ты собаку видел? — спросил Штаден, прямо взгля нув ему в глаза.
— Собака у нас одна, и не всегда углядишь за ней, — сказал Неклюд. — Дьяк Коромыслов зовут.
—Дьяк — тоже собака? — не понял Штаден, вообра зив, что Коромыслов превратился в оборотня.
—Собака, да еще какая. Все вынюхивает, высматри вает, да в Москву цыдульки строчит. Сам видел, как он своего человека отправлял.
Штаден махнул рукой.
—Про это мне известно. Мне тоже цыдульки везут, знаю я, о чем Коромыслов пишет. Это мне все равно. Служба моя скоро кончится. Я вернусь в фатерлянд.
Ипозабуду про ваших собак.
Он потерял на мгновение нить разговора, вспомнив о фатерлянде, таком далеком отсюда, от этих страшных снежных полей и перелесков.
Стукнул кулаком по столешнице.
—Я спрашивал тебя не про дьяка. Про эту белую не чисть, что увязалась за нами в походе.
—И эту видел, — спокойно сказал Неклюд. — Как не видеть? Она сегодня за овином яму в снегу рыла.
—Яму? — удивился Штаден.
—Ну. Всеми четырьмя лапами, — только снег летел.
—Зачем?
—Да кто его знает... А только в народе говорят — это к покойнику в доме.
Штаден вздрогнул, опрокинул чарку по-русски.
— У вас не только попы глупые, но и народ совсем глупый, — сказал он.
Вытер усы рукавом.
— Много Богу молитесь, а в Бога не верите. Собакам верите, да всему, что старухи скажут.
Неклюд промолчал. Штаден встал, пошатываясь.
— А теперь — спать. Квас крепкий. И ты ложись. Неклюд дождался, когда Штаден, кряхтя, разденется
за занавеской. Палашка кинулась было ему помогать, — Штаден прогнал.
Через минуту он захрапел. Палашка стала убирать со стола, и Неклюд молча, с равнодушным лицом, ухва тил ее за крепкую ягодицу, подтащил к себе, усаживая на колени.
— Что ты, как зверь какой, — вполголоса сказала она. — Иди на лавку, я приберусь — приду.
* * *
Штаден застонал и проснулся.
Над ним стоял Неклюд, в холщовой рубахе, красный со сна. Держал в руке восковую свечку. Лицо его было встревоженным.
—Вставай, хозяин, — вполголоса сказал он. — Из Москвы верный человек прибыл. С дурными вестя ми. А Коромыслова — нет нигде. Исчез Коромыслов, пропал.
—Что такое? — Штаден приподнялся, мотнул голо вой и охнул от боли.
—Бежать бы нам надо, — сумрачно сказал Неклюд. — Слышно, царь опричниками недоволен. Грешили, мол, много, а грехи замаливать некому, кроме, значит, его са мого.
Штаден приказал подать кафтан, накинул на плечи. Сел к столу, сказал:
—Зови гостя.
Неклюд помялся, роняя капли воска.
—Может, опохмелишься?
—Это что? Это опять надо вино пить?
—Ну да. Легче станет!
—Нет. У нас это не в обычае. Зови, говорю!
** #
Ачерез час с небольшим, в самое глухое время ночи, выехали со двора Штадена двое саней. Сам Штаден си дел в кибитке, завернувшись в свое беличье одеяло и на крытый шубой с огромным стоячим воротником.
Следом за санями верхом скакал Неклюд и еще троечетверо самых преданных опричников.
Отъехав версты три, остановились. Здесь был приго рок, и кто-то оглянулся — ахнул.
—Пожар!
Штаден не без труда выпростал себя из-под шубы и одеяла, встал на снег. Далеко внизу, там, где осталась его деревенька, взвивались к небу языки пламени. Слыша лись треск и истошные крики какой-то бабы. С коло кольни ударили в набат.
—Ну, брат, беда, — сказал Неклюд. — Неспроста это все.
—Почему?
—А поджог ведь кто-то. Может, мужики, а может, и сам дьяк.
—А для ча?
—Кто знает, что у него на уме... — Неклюд покачал головой в гигантской островерхой шапке с собольей опушкой. — И собака яму рыла — тоже неспроста.
** *
—Куда едем-то? — спросил Неклюд спустя некоторое время.
Уже совсем рассвело, черный'лес стоял стеной вдоль дороги. Штаден молчал.
—Я так полагаю, что в Москву нам нельзя, — сказал Неклюд.
—Тогда — в фатерлянд, — ответил Штаден.
—Ясно. — Неклюд обернулся к спутникам и крик нул: — Значит, сворачивайте, братцы!
—Это куда? — спросил Штаден, высовывая голову изпод шубы.
—Неприметными дорогами поедем. В Литву.
—А ты знаешь, где Литва?
—Как не знать! — усмехнулся Неклюд. — Я уж там бывал: Феллин-город воевал..;
—А-а! — сказал Штаден и снова сунул нос в шубу. Зад ремал.
Сани потряхивало — кони бежали шибко по едва вид ной, пробитой в глубоких снегах колее.
Апотом пошли медленней, и Штаден, очнувшись, догадался: колеи не стало, заехали в глушь, в бездоро жье. Тревожное предчувствие шевельнулось у него в душе. Он нащупал кинжал на поясе, пожалел, что руч ница — так русские называли пистоли — лежит в ящи ке, незаряженная.
—Ну, значит, все, — раздался спокойный голос Не-
клюда. — Вылазь, нехристь тевтонская.
Штаден завозился под шубой, торопливо открывал ящик, доставал пистоль, пороховницу.
—Вылазь, я те грю! Не хочим шубу кровью мазать. Шуба-то не твоя, боярская, — с имения Лещинского.
—А? — сказал Штаден. — Здесь плохо слышно. Зачем шуба? Сейчас, сейчас...
Торопливо сыпал порох, вкатывал круглую пулю. По рох сыпался мимо, пуля не лезла в ствол.
Неклюду наконец надоело. Он нагнулся прямо с сед ла, откинул полог кибитки, вгляделся в темноту. Услы шал шипение, треск... Почувствовав запах, отшатнулся.
Ослепительный огонь ударил его прямо в лоб.
Кони дернулись, понесли. Из-под снега вылетели ка кие-то птицы, испуганно квохча.
Кони провалились в сугроб по брюхо, ржали, бились. Кибитка завалилась набок.
Штаден выкатился наружу, все еще сжимая в руке ды мящийся пистоль. Увидел: Неклюд, раскинув руки, ви сел в седле головой вниз. Конь его стоял смирно. Троих всадников не было видно.
— Значит, собака к покойнику яму рыла? — тихо ска зал Штаден. — Ты ошибся. Du hast aber Mist gemacht! Теперь мы знаем, кто о чем в Москву писал, Коромыс- лов-дьяк, или ты, верная царская собака. Du Arschoch! Du Drecksack!
Он встал во весь рост. Оглянулся. Кругом стоял черно белый непроходимый ельник. Над ним металась, кар кая, стая ворон. Штаден выругался. Далеко выбираться придется...
Он подошел к лошади Неклюда, кряхтя, сволок груз ное тело с седла, бросил в снег. Взял лошадь под уздцы и повернулся, разглядывая следы, которые должны были вывести на дорогу..
Спиной почувствовал чей-то’взгляд, и, еще не обора чиваясь, понял — чей.
Под ближней елью лежала серебристая, огромная, как медведь, волчица. Она зевнула черно-алой пастью. По том поднялась, встряхнулась. И неторопливо пошла прямо к Штадену.
Лошадь всхрапнула, задрожала. Штаден удерживал ее обеими руками, во все глаза глядя на волчицу.
Но волчица все так же неторопливо прошла мимо. Отойдя немного, оглянулась на ходу. И снова пошла.
«А! Дорогу показывает!» — догадался Штаден.
Иуже с легким сердцем пошел следом за ней, зная, что теперь он не один, и никто не сможет его обидеть — ни царь, ни его верные палачи-слуги.
Иеще он знал: у него в жизни произошел очень важ ный, решительный перелом. Может быть, ему повезло. Может быть, ему, единственному из всех живущих на земле, выпала такая странная честь: стать настоящим Воданом. Великим Воданом. Охотником за звездами и душами людей.
Черемошники
Человек с белым бритым лицом, изборожденным мор щинами, стоял у окна, глядел на черную ночь и хлопья снега, белого от лунного света. Очки сияли, отражая свет, и казалось, что человек этот — слепец.
Переулок, казалось, вымер, хотя было еще не поздно. Шли редкие прохожие, где-то играла музыка. Не было только одного — собачьего лая.
Собаки никуда не делись — сидели по конурам, пря тались от снегопада. Но молчали, словно вступили в за говор.
Человек отошел от окна, растворившись во тьме. А че рез минуту во дворе его дома появилась огромная белая собака. Она понюхала снег, подышала с открытой пас тью; снежинки приятно щекотали язык.
Потом легко и бесшумно перемахнула через забор и побежала по переулку.
Собаки словно проснулись: то там, то здесь раздава лись робкий или злобный лай, рычание, повизгивание.
Белая не обращала на них внимания.
Она выбежала из переулка, пересекла железнодорож ную линию и побежала по обочине, не обращая внима ния на проносившиеся мимо машины.
Полигон бытовых отходов
На мусорной свалке — ПТБО — царила тишина. На конец-то все вернулось к обычному порядку вещей. Днем мусоровозы привозили кучи мусора, бульдозеры нагребали из них новые холмы и горы, бомжи выходили
иподсобить, и поживиться.
Ночью наступала тишина. Двое охранников спали в
вагончике, дежурная дремала в своей сторожке.
Ночь приближалась к середине, к самому глухому вре мени суток. Со стороны дороги к полигону быстро бе жала белая собака. Она миновала собачник, — теперь, как обычно, полупустой, — лишь несколько собак, объевшись, дрыхли без задних ног. Перепрыгнула через сетчатый забор и приблизилась к сторожке.
Поднявшись на задние лапы, заглянула в окно.
На кожаной кушетке лежала женщина в телогрейке и оранжевом жилете. Маленький телевизор, стоявший в углу на табуретке, работал, но программы закончились, и по экрану бежала рябь.
На столе лежали гроссбухи, остатки ужина, прикры тые кухонным полотенцем, чайник. Возле кушетки сто ял масляный радиатор.
Белая ударила лапой по стеклу: раздался скрип когтей. Женщина на кушетке пошевелилась.
Белая снова ударила, царапнула.
Женщина повернулась к окну, приподняла голову. Что-то сказала — слов не было слышно.