korgunyuk_yu_g_stanovlenie_partiynoy_sistemy_v_sovremennoy_r

5.1.Общественные конфликты

вСоветском Союзе периода упадка

Общественно*экономическая ситуация в СССР середины 1980*х гг., несмотря на кардинальное изменение социального ландшафта, в одном аспекте напоминала дореволюционную – отличительной чертой и той и другой являлось кумулятивное наложение сразу нескольких общест* венных конфликтов. Некоторые из этих конфликтов были стары как мир, другие порождались новыми реалиями либо настолько изменили облик, что едва узнавались.

Наиболее долгосрочными по своим последствиям были конфлик* ты а) между государством*бюджетонаполнителем и населением* бюджетополучателем и б) между государством*работодателем и на* ёмными работниками.

Запретив частную собственность, государство не уничтожило са* мого конфликта между собственником и наёмными работниками – оно просто заняло то место, которое ранее принадлежало буржуазии. Как и любой работодатель, государство было заинтересовано в сни* жении затрат на заработную плату и в усилении эксплуатации рабо* тающих. Причём на первых порах оно, в отличие от частного собственника, могло безбоязненно прибегать к услугам репрессив* ного аппарата, в то время как работник не имел реальной возмож* ности отстаивать свои права.

Вместе с тем прямое насилие в какой*то момент наткнулось на серьёзные препятствия, первым из которых было изменившееся со* отношение между сельским и городским населением. Если жителей деревни можно было эксплуатировать относительно безнаказанно, то с горожанами дело обстояло сложнее. К 1980*м гг. СССР превра* тился в «урбанизированное государство с ограниченной занятостью

всельском хозяйстве и образованным населением»1. А городское на* селение, имеющее среднее и высшее образование, предъявляло «спрос на политические права и свободы»: «В отличие от неграмот* ного крестьянства раннеиндустриальной эпохи городское население, интегрированное в глобальный, открытый мир, знает, как организо* вана политическая система в развитых странах. …В условиях урбанизированного, образованного общества надолго убедить людей

втом, что неизбранный человек должен решать, как им жить, – не* разрешимая задача»2. Управлять таким обществом теми же методами, что и крестьянским, можно было, только пока действовал «вбитый десятилетиями страх перед властями»3.

Однако в новых условиях эти методы, как показал опыт собратьев по «социалистическому лагерю», да и собственный советский (вспомнить хотя бы волнения 1962 г. в Новочеркасске), уже не были столь же эффективными – городское население во избежание беспо* рядков приходилось «подкармливать», развивая с этой целью соци* альные и пенсионные программы, наращивая жилищное строитель* ство, расширяя систему здравоохранения и т.п. Со временем возник* ла необходимость помогать и селу, «обескровленному социалисти* ческой индустриализацией»4. Государство из коллективного ленд* лорда, взимателя ренты и работодателя постепенно превратилось

вкормильца, взявшего на содержание массового бюджетополучате* ля, каковым стало, по сути, всё население страны. Таким образом, конфликт между государством*работодателем и наёмными работни* ками (т.е. трудоспособными гражданами) дополнился конфликтом между государством*бюджетонаполнителем (называть его коллек* тивным налогоплательщиком как*то неловко) и едва ли не всем населением, выступающим в роли бюджетополучателя.

Причём оба эти конфликта совпадали по фазе, усиливая друг друга. Иначе говоря, произошло кумулятивное наложение конфлик* тов, и степень их остроты зависела от того, насколько полны были государственные закрома. Наполнение последних, в свою очередь, с середины 1960*х гг. зависело от масштабов экспорта углеводородов, а с начала 1970*х – и от мировой конъюнктуры цен на нефть и газ. Высокие цены 70*х затушёвывали конфликты, переводили их в тле* ющее состояние. С середины 80*х цены пошли вниз, и напряжение стало нарастать, усугубляясь «экономическим инфантилизмом» об* щественного сознания, свойственным бюджетополучателю как социальному типу.

Этот инфантилизм, по словам Т.Заславской, проявлялся в «наив* ной вере в якобы неограниченные материально*финансовые возмож* ности государства». «Многие полагают, что государство обязано и к тому же имеет возможность удовлетворить все потребности своих граждан на достойном нашего времени уровне, совершенно незави* симо от того, как эти граждане работают и что производят, – писала она в дни работы I Съезда народных депутатов СССР (25 мая – 9 июня 1989 г.). – Они считают, что если бы государство ...захотело, то оно вполне могло бы повысить средний уровень заработной платы

встране, снизить розничные цены на продукты питания, расширить программу жилищного строительства и т.д. Что же касается связи между распределяемыми государством ресурсами и эффективностью

труда работников, то большинством из них она, увы, не улавливает* ся. Отсюда бесконечные требования к государству увеличить выде* ление ресурсов на определённые социальные нужды, не сопровожда* ющиеся малейшей попыткой выяснить, откуда взять эти средства»5.

Экономический инфантилизм населения порождал завышенные ожидания, являющиеся, по справедливому замечанию Т.Заславской, естественным следствием уверений в том, что люди «должны быть вечно благодарны партии и правительству за неустанную заботу»: «Обеспеченность постоянной работой и минимальным заработком, наличие школьного образования, бесплатного медицинского обслу* живания и прочее долгое время представлялись печатью не как спо* соб распределения благ, произведённых самим народом, а исключи* тельно как результат особой “заботы” органов власти. Теперь прихо* дится пожинать результаты подобного “воспитания” людей, когда все только требуют и почти никто не предлагает увеличить собственный вклад в производство»6.

Завышенные ожидания в совокупности с экономическим инфан* тилизмом создавали благоприятную среду для расцвета популизма, который, наряду с патернализмом, являлся и продолжает являться непременным компонентом идеологического фона современности. Как бы ни менялась расстановка сил, в последние полтора десятиле* тия основными игроками на российской политической сцене всегда оставались власть и противостоящие ей популисты, в зависимости от конъюнктуры облачавшиеся то в демократические, то в социал*пат* риотические одежды.

Смягчение политического режима в 1950*е гг. вывело на сцену ещё два конфликта: по линиям «монополия–конкуренция» (между властью и «общественностью», консерваторами и либералами) и «центр–периферия». Об интенсификации первого из них свидетель* ствовало распространение диссидентских настроений среди интел* лигенции7 и, как следствие, появление правозащитного движения, а также развитие неофициальной городской культуры и связанного с нею неформального движения. О вызревании второго говорило нарастание сепаратистских тенденций в национальных республиках.

Наконец, никуда не пропал и конфликт между городом и де* ревней, просто он существенно трансформировался, превратившись в разновидность конфликта между налогоплательщиками (в совет* ском варианте – государством) и бюджетополучателями. Поэтому самостоятельной роли в событиях конца 1980*х – начала 1990*х гг. противостояние города и деревни уже не играло.

Определяющую роль играли конфликты между государством

ибюджетополучателями, а также между государством и работника* ми. Однако они тлели подспудно и не были так уж заметны. Напротив, конфликты «монополия–конкуренция» и «центр–пери* ферия», затрагивающие политически активное меньшинство, всё на* стойчивее пробивались на поверхность, служа своего рода тараном: в проделанную ими брешь впоследствии устремилась социальная энергия более широких слоёв населения.

Конфликт «монополия–конкуренция» («консерваторы–либера* лы») не мог, разумеется, принять форму противостояния лендлордов

ипредпринимателей*промышленников – за отсутствием таковых (или их аналогов) в советской действительности. Вместо этого он вылился в противоборство интеллигенции и бюрократии, а также в противостояние внутри самого чиновничества – между традицио* налистски настроенной «старой гвардией» и тяготившимися назой* ливой партийной опекой начальниками с более современными (т.е. более либеральными) взглядами. С выходом на сцену новых по* литических игроков – партий – этот конфликт оформился в проти* востояние между руководством КПСС и демократами.

Конфликт между центром и периферией по ходу развития собы* тий обернулся «парадом суверенитетов», полноправным участником которого стала и самая крупная союзная республика – РСФСР. Не вступи российское руководство в жёсткую конфронтацию с союзным центром, у демократов было бы мало шансов одолеть КПСС. С дру* гой стороны, не дискредитируй себя руководство СССР в глазах на* ёмных работников и бюджетополучателей, союзные республики ни* когда не вырвались бы из*под контроля центра.

Так что, даже если бы советские консерваторы и не ввязались в ав* густе 1991*го в авантюру под названием «ГКЧП», власть они всё равно не удержали бы: им противостояли не «болтуны*интеллиген* ты» и «интриганы из российского руководства», а четыре полномас* штабных общественных конфликта. Развязать этот гордиев узел без ухода со сцены КПСС, выступавшей козлом отпущения, было уже, пожалуй, нереально.

5.2. Протопартийные и партийные образования доавгустовского периода

Возникновение многопартийности в последние годы существова* ния СССР тесно связано с разложением Коммунистической партии Советского Союза. По сути, это были два взаимообусловленных про*

цесса. Чем дальше заходил распад КПСС, тем отчётливее вырисо* вывались контуры новых образований, претендующих на роль оп* позиции. В свою очередь, чем сильнее и влиятельнее становилась эта оппозиция, тем быстрее теряла видимость монолитности сама Ком* партия – тем больше проступало внутри неё течений, платформ, да и просто соперничающих друг с другом кланов и клиентел.

5.2.1. Разложение КПСС

Коммунистическая партия Советского Союза была тем столпом, на котором зиждилась вся государственная и политическая система страны. Ослабление её позиций явилось следствием не только внеш* них неудач, ставших особенно очевидными после падения мировых цен на углеводородное сырьё, но и глубоких внутренних проблем.

Конструкция КПСС была приспособлена к совершенно опреде* лённым историческим условиям – прежде всего к экстенсивному росту индустриальной экономики, сопровождаемому массовым при* током в город малообразованного сельского населения. Рекрутируя из рабочих и крестьян новых активистов, Компартия обеспечивала себе и всей государственной машине высокий уровень внутренней мобильности. Однако к 1970–1980*м гг. социально*демографическая ситуация в стране существенно изменилась: приток жителей из села

вгород уже не был таким массовым; население в целом стало гораздо более образованным, возрос уровень его требований; партийная и го* сударственная бюрократия воспроизводилась за счёт пополнения не столько «снизу», сколько «сбоку» – из числа специалистов, закон* чивших высшую школу. В то же самое время верхушку партийно* государственного аппарата охватил застой, вылившийся среди про* чего в дискредитирующую себя «геронтократию». На периферии системы постепенно накапливалась критическая масса политически активного меньшинства, заинтересованного в изменении механизма формирования элиты, в том числе путём внедрения в него элементов реальной конкуренции, – это поветрие не обошло стороной и КПСС.

Всущности, именно с КПСС и началось обновление всей полити* ческой системы. Поначалу оно проявилось в выдвижении на высшие партийные посты представителей более молодого поколения, в повы* шении уровня гласности при обсуждении общественных проблем,

впридании внутрипартийным процедурам реального состязательно* го характера. Сопротивление «старой гвардии» вынуждало высшее партийное руководство регулярно обращаться за поддержкой к ши* рокой общественности, что на определённом этапе привело к легали* зации неформального движения. В конце концов дошло до того, что

отдельные представители высших партийных органов стали позво* лять себе публичную критику действий руководства (знаменитое вы* ступление Б.Ельцина на пленуме ЦК КПСС в октябре 1987 г.), а не* которые делегаты всесоюзной партийной конференции (1988) – предлагать собственное видение путей развития страны. Рано или поздно это должно было вызвать кристаллизацию внутри КПСС раз* личных идейных течений, а затем и становление если не фракций, то как минимум организационно оформленных платформ.

Нет ничего удивительного, что первой из образованных в КПСС платформ оказалась Демократическая – это было обусловлено са* мой сутью доминировавшего конфликта «консерватизм–либера* лизм». Члены Демплатформы активно участвовали в неформальном движении, а созданные при их участии клубы – «Демократическая перестройка», «Перестройка*88», «Народное действие», «Социалис* тическая инициатива» – первыми обратились к собственно полити* ческой деятельности. Их главной целью было объявлено «содействие подлинной перестройке и демократизации», в т.ч. внутри КПСС, а основными средствами достижения этой цели стали организация дискуссий и предвыборных митингов, проведение социологических опросов, обращение с письмами в вышестоящие партийные органы и пр.8 Члены КПСС, входившие в состав названных клубов, создали весной 1988 г. Межклубную партийную группу, а весной 1989 г. – Московский партийный клуб (другое название – «Коммунисты за перестройку»). С осени 1989 г. аналогичные клубы возникали уже по всей стране (наиболее известные – в Харькове, Минске, Томске, Свердловске). Их объединение и послужило фундаментом для Демо* кратической платформы в КПСС, учредительная конференция кото* рой состоялась в январе 1990 г.

В основу декларации ДП в КПСС были положены такие требова* ния, как «передача властных полномочий от монопольно правящей партии Советам»; отмена шестой статьи Конституции СССР (о руко* водящей роли КПСС); принятие закона об общественных организа* циях или политических партиях, гарантирующего свободу создания партий и их равноправие; отказ от «догматического толкования марксизма», признание ответственности КПСС за последствия тота* литарного режима, «осуждение модели государственного социализ* ма»; «коренная демократическая реформа партии, предполагающая переход от тоталитарной модели партии к современной демократи* ческой модели партии парламентского типа в рамках многопартий* ной системы»; «замена номенклатурной системы выборами, конкур*

сами и другими демократическими механизмами, с полной ликвида* цией специальных привилегий для выборного актива и аппарата»; переход к федералистскому принципу построения партии; макси* мальное упрощение и децентрализация партийной структуры и т.п.9 Характерно, что, требуя «радикальной реформы партии и превра* щения её в подлинно демократическую, самоуправляющуюся орга* низацию, базирующуюся исключительно на своём собственном авто* ритете и действующую в условиях многопартийной, парламентской демократии», делегаты учредительной конференции Демплатформы не смогли прийти к согласию относительно будущей идеологии КПСС. Одни – таких было большинство – видели её социал*демо* кратической, другие социалистической, третьи «обновлённой комму* нистической», четвёртые вообще делали акцент не столько на идео* логических, сколько на организационно*политических изменениях, прежде всего на отказе от номенклатурного принципа10. Другими словами, в Демократической платформе не было единства взглядов

по поводу происходящих в обществе процессов.

Разногласия внутри ДП усугублялись быстрой идейной эволюци* ей её членов, а также неодинаковой степенью готовности распро* щаться с КПСС и приступить к формированию новой политической организации. На протяжении недолгого существования Демплат* формы из неё выделилось несколько групп, каждая из которых при* ступала к строительству собственной партии. Весной 1990 г. часть членов ДП примкнула к новорождённой Демократической партии России. После ХХVIII съезда КПСС (июль 1990 г.) было принято решение о выходе Демплатформы из Компартии Советского Союза и преобразовании ДП в самостоятельную партию, в ноябре того же года получившую название Республиканской. Наконец, уже летом 1991 г. оставшаяся в составе КПСС группа членов ДП (Демократи* ческое движение коммунистов) приняла участие в создании Демо* кратической партии коммунистов России (в дальнейшем – Народ* ная партия «Свободная Россия»); лидеры ДПКР были за это исклю* чены из КПСС.

Появление внутри КПСС одного идейного течения спровоциро* вало цепную реакцию. Так, в какой*то момент от сторонников демо* кратизации отпочковались приверженцы марксизма. Они приняли участие в учредительной конференции Демплатформы, однако не со* гласились с курсом на социал*демократизацию КПСС и призвали единомышленников к созданию Марксистской платформы, кото* рая конституировалась в апреле 1990 г. По словам одного из участни*

ков МП, её членов объединили «идеи антисталинизма, нетерпимости

кбюрократическому диктату и понимания социализма как общества самоуправляемых трудовых коллективов, ...идеи интернационализ* ма, классового подхода и приоритета борьбы трудовых коллективов и активистов рабочего движения за свои права»11.

Идеологи МП выступали за «возвращение к классическому марк* сизму, который предполагает критическое отношение к теоретическо* му наследию своих основоположников и их последователей, постоян* ную революционизацию теоретической базы научного социализма вместе с меняющимся миром»; за установление «подлинного народовластия»; полную передачу власти государственным и совет* ским органам, «постепенный переход власти из рук бюрократии

кблоку демократических сил социалистического выбора при гаранти* ях конституционных прав общественных и политических движений иной направленности», постепенную передачу всех рычагов управ*

ления «социальной структурой регионов» местным советам. В экономической области Марксистская платформа соглашалась

счастной собственностью (но только «в переходный период в ограни* ченных рамках под жёстким контролем»), выступала за поэтапную ликвидацию системы привилегий, принятие общегосударственной программы борьбы с теневой экономикой, введение системы рабочего контроля, усиление контроля над ценами, прогрессивное налогооб* ложение. Сторонники МП предлагали освободить КПСС «от несвой* ственных ей функций по непосредственному управлению экономи* кой» и демократизировать внутрипартийные отношения (выбор де* легатов съездов и конференций по платформам, полная гласность в деятельности партии, право меньшинства отстаивать свою точку зре* ния, право на многообразие идейно*политических взглядов и пр.)12.

Вотличие от Демократической, Марксистская платформа не по* мышляла о разрыве с «метрополией», и на ХХVIII съезде КПСС ли* деры МП А.Пригарин и А.Бузгалин были избраны в ЦК.

Впрочем, Марксистская платформа тоже не была единой – в ней явно выделялись два крыла: одно, условно говоря социалистическое, во главе с А.Бузгалиным, тяготело к союзу с демократами, в первую очередь теми «демплатформовцами», которые так и не порвали

сКПСС, а второе, коммунистическое, во главе с А.Пригариным, ори* ентировалось на более ортодоксальные течения в КПСС. После ав* густа 1991 г. первое попыталось создать Партию труда, на основе вто* рого возникло сразу две партии – Союз коммунистов (А.Пригарин) и Российская партия коммунистов (А.Крючков).

нове это были сугубо интеллигентские образования с типичной для таковых клубной организационной структурой. В руководстве и ап* парате КПСС они почти не имели представительства и практически не влияли на принятие решений. Руководство Компартии было оза* бочено не идеологическими вопросами, а сохранением власти. Оли* цетворяемое «модернистами» (Демократическая и Марксистская платформы), с одной стороны, и «ортодоксами» (Большевистская платформа и ДКИ), с другой, противостояние по линии «тради* ции–прогресс» его волновало мало. Необходимости приспособить свою программу к новейшим веяниям верхушка КПСС не отрица* ла – ей было нужно удержаться на доминирующей позиции в по* литической системе. Поэтому всякого рода «обновленцам» она про* тивостояла как сила консервативная силам либеральным, как сто* ронница порядка – сторонникам «анархии» (свободы), как сторон* ница монополии – сторонникам конкуренции.

Естественно, идеологические предпочтения руководства КПСС имели соответствующий оттенок – консервативно*этатистский. Клятвы верности коммунистическим идеалам были отодвинуты на второй план, акцент делался на необходимости сохранения действую* щей политической конструкции; при этом государство и порядок фетишизировались сами по себе – как форма, безотносительно к со* держанию. Наиболее чётко такого подхода придерживалась Комму* нистическая партия РСФСР, созданная летом 1990 г. Её лидеры – В.Купцов (первый секретарь ЦК), Г.Зюганов, И.Осадчий, И.Антоно* вич и др. – были не столько ортодоксальными коммунистами (на этом направлении всех обгоняли Большевистская платформа и ДКИ), сколько государственниками, социал*патриотами. Настроения, гос* подствовавшие в руководстве КП РСФСР, впоследствии определили политическое лицо её преемницы – Коммунистической партии Рос* сийской Федерации.

5.2.2. Становление новой многопартийности

Другим источником возрождающейся российской многопартий* ности было неформальное общественное движение, становление ко* торого началось во второй половине 1950*х гг., а расцвет пришёлся на горбачёвскую перестройку. И здесь трудно согласиться с О.Гаман*Го* лутвиной, утверждающей, что «на рубеже 1980–1990*х гг. монополь* ным субъектом партстроительства выступало государство»23.

Массовый рост неформальных объединений имел место во всех сферах, не пользовавшихся ранее официальным благоволением: по* всюду возникали рок*клубы, национально*культурные и экологичес*

кие объединения и т.п. Неформальному движению, по словам одного из его участников и летописцев, А.Шубина, были присущи «социаль* ное творчество, самоуправление, преобладание горизонтальных свя* зей, ориентация на сотрудничество, конкретное социальное “дела* ние” при радикализме идей»24.

Вторая половина 1980*х ознаменовалась выходом на сцену не* формальных организаций, ставивших целью участие в общественно* политической жизни (на первых порах – путём поддержки курса на перестройку). Это были типичные клубы единомышленников, чью социальную базу составляла в первую очередь интеллигенция25, вы* полнявшая, по мнению некоторых исследователей, роль среднего класса советского общества26.

Некоторые из политических клубов существовали ещё с допере* строечных времён, другие создавались при участии вчерашних дисси* дентов. В обоих случаях подобные объединения обладали вполне от* чётливой идеологией, в отличие от подавляющего большинства не* формальных образований. Так, обществу «Память» была изначально присуща национал*патриотическая ориентация, участники семинара «Демократия и гуманизм» и группы «Гражданское достоинство» стоя* ли на либерально*антитоталитарной правозащитной позиции, а ис* торико*политический клуб «Община» выказывал явную симпатию к некоммунистическим разновидностям социалистической мысли27.

По оценке А.Шубина, «мир неформальных организаций 1986–1989 гг. представлял собой своего рода модель демократичес* кого общества, в котором “участники играли в большую политику”, растрачивая энергию на борьбу за места в “координационных орга* нах”, отстаивая каждый пункт политических программ с таким жа* ром, будто работали над проектом судьбоносного закона»28. По его мнению, в этом имелся определённый смысл, «поскольку неформалы вскоре научились организовывать многотысячные митинги, а их из* дания превратили “гласность” в свободу слова». Кроме того, считает А.Шубин, «игрушечная политика» неформалов послужила «беспре* цедентной тренировкой»: «Сотни будущих политических лидеров, журналистов, общественных активистов за считанные годы освоили политическую культуру обществ с давними политическими тра* дициями»29.

На раннем этапе перестройки политизированные организации были чуть ли не уникумами в общем потоке неформальных объеди* нений. Однако очень скоро непреследование за политическое инако* мыслие принесло свои плоды – новоявленные субъекты обществен*

этому поводу иронично заметил: «Звёздные минуты ДС – когда его функционеров заталкивает в автобус милиция, а народ кругом скан* дирует: “Фашисты!”, “Фашисты!”»43.

По этой причине более «респектабельные» организации либе* рального толка несколько стеснялись общества Демсоюза. Как отме* тил ещё в 1990 г. М.Малютин, ДС «нередко сравнивают с экзоти* ческим животным, которое само себя загнало в клетку и теперь в от* чаянии бросается на решётку»44. При этом либералы отнюдь не отри* цали идейного родства с Демсоюзом, а крайность позиций ДС держа* ли в уме в качестве некоего ориентира. Кроме того, Демсоюз проби* вал путь всем остальным политическим организациям, своей само* забвенной решительностью раздвигая границы дозволенного.

С точки зрения социального состава Демсоюз был клубом едино* мышленников, объединявшим наиболее экзальтированных предста* вителей интеллигенции – максималистов и диссидентов, всегда гото* вых бросить вызов властям. М.Малютин следующим образом описы* вал типичного «дээсовца»: «Молодой интеллигент, нередко деклас* сированный, по складу характера напоминающий раннехристианско* го мученика своим желанием пострадать за прекрасный идеал, ост* рым ощущением своего избранничества и праведности»45. Этим,

всущности, и обусловливалась относительная малочисленность ДС – не более 1,5 тыс. человек даже в лучшие его времена46.

Звёздный час Демократического союза был недолог. Уже в 1989–1990 гг. он пережил ряд расколов, связанных не только с поли* тическими, но и личными разногласиями, и в итоге превратился

вкарликовую группку сторонников В.Новодворской. По мере упадка Демсоюз всё больше напоминал клиентелу, сохраняя, правда, ряд признаков, свойственных интеллигентским образованиям, в т.ч. мо* ральную и интеллектуальную природу лидерства. Невозможно так* же не признать заслуг ДС в деле политической эмансипации россий* ского общества.

Свой вклад в эмансипацию внесла и «Память». Однако в отличие от Демсоюза, ратовавшего за освобождение гражданина от подчинён* ности государству, «Память» и её многочисленные клоны чаяли снять узы с ксенофобской стихии – но человека (как личность) почитали необходимым взять под ещё более жёсткий контроль. 31 мая 1988 г. одна из групп, исповедовавших означенную идеологию, провоз*

гласила себя Национально(патриотическим фронтом «Память». Как и ДС, «Память» тоже стала первопроходцем – зачинателем национал*патриотического движения в России. Уже при возникнове*

нии она обладала полным набором качеств, выделяющих объедине* ния подобного толка: агрессивная до параноидальности ксенофобия, преподносимая, как правило, под соусом борьбы с «сионистским лобби и тайными масонскими корпорациями», «транснациональным сионистским капиталом»47, «идеологией сионизма» и «талмудиче* ского иудаизма», а также с «иудо*масонским заговором против Вели* кой Российской Державы»48; категорическое неприятие демократи* ческих, особенно либеральных, ценностей49; авторитарно*диктатор* ский принцип внутреннего устройства и стремление установить та* кую же диктатуру в обществе (в том числе, в качестве варианта, в форме «восстановления Царского Престола и законной преемст* венности Самодержавной власти в России»50); безудержная амбици* озность лидеров, доводящая до крайних пределов вождизм51 (которым многопартийность вообще страдала на заре своего станов* ления); неумение и нежелание смирить личные амбиции ради дости* жения программной цели, а потому и полная несостоятельность как партнёра и союзника.

По социальной природе «Память» представляла собой интелли* гентско*люмпеноидную группу. Её основатели и лидеры, принадле* жа к интеллигенции, тем не менее выпадали из общего ряда в силу мировоззрения, жизненных устремлений и неудовлетворённого честолюбия. От люмпенов их отличали эрудиция, порой незаурядное аналитическое и литературное дарование, от интеллигентского «мэйнстрима» – крайне бесцеремонное обращение с культурным на* следием, выливающееся в произвольное выхватывание отдельных фрагментов и использование их в целях, не имеющих никакого от* ношения к научному или эстетическому освоению мира.

С точки зрения организационной формы «Память» была образцо* вой клиентелой, объединившейся вокруг вождя. Её члены, не имею* щие таланта к самостоятельному построению идеологем и поэтому некритично принимающие всё, что предлагает вождь, не были спо* собны к более развитой социальной организации. Это предопредели* ло дальнейшую судьбу и «Памяти», и многих её наследников. Появ* ление в НПФП очередного претендента на власть каждый раз при* водило к расколу и созданию новой организации, как две капли воды похожей на предшественницу. Так возникло целое сонмище объеди* нений, носящих сходные названия, – Православный национальный патриотический фронт «Память» (А.Кулаков, С.Воротынцев),

Русский народно(демократический фронт – Движение «Па( мять» (И.Сычёв), Союз за национально(пропорциональное пред(

ставительство «Память» (К.Смирнов*Осташвили), Всемирный антисионистский и антимасонский фронт «Память» (В.Еме* льянов) и др., а также Республиканская народная партия России (Н.Лысенко), «Русское национальное единство» (А.Баркашов), Национал(социальный союз (В.Якушев)52.

В 1989 г. процесс образования неформальными объединениями политических партий и движений заметно интенсифицировался, причём наибольшую популярность приобрело сознательное или нео* сознанное копирование готовых образцов, взятых из дореволюцион* ного российского или современного зарубежного опыта. Достаточно взглянуть на перечень организаций, созданных в этот период: в мае 1989 г. была учреждена Конфедерация анархо(синдикалистов

(А.Шубин, А.Исаев), в августе – Христианско(демократический союз России (А.Огородников, В.Савицкий, А.Чуев), в октябре – Со( юз конституционных демократов (В.Золотарёв, М.Астафьев, И.Суриков). Как отметил С.Митрохин (в будущем один из главных идеологов «Яблока»), сами эти названия были призваны вызывать ассоциации с дореволюционными российскими партиями или совре* менными партиями Западной Европы53.

Попытки присвоить статус преемников партий, существовавших до 1917 г., предпринимались и позже. В 1990–1991 гг. появились орга* низации, поименованные почти в точности так же, что и дореволюци* онные партии, – Конституционно(демократическая партия – Партия народной свободы (М.Астафьев), Союз русского народа, Движение социалистов(народников и пр. Аналогичным образом за* имствовались наименования из зарубежной практики. В 1990–1991 гг. продолжали размножаться делением христианско*демократические организации – Российская христианско(демократическая партия (А.Чуев), Российское христианское демократическое движение

(В.Аксючиц) и др. В 1990 г. был создан оргкомитет Свободной демо( кратической партии России (М.Салье), «параллельной» одноимён* ной партии ФРГ, и Социал(демократическая партия РФ, претен* довавшая на продолжение традиций дореволюционной социал* демократии меньшевистского толка и при этом подчёркивавшая свою идейную близость к современной западноевропейской социал*демо* кратии. Впрочем, как признал позже один из лидеров СДПР, Б.Орлов, «группа энтузиастов, провозгласивших утверждение Социал*демо* кратической партии России, лишь чисто формально могла рассмат* ривать себя наследниками меньшевиков. Одновременно у них было весьма слабое представление о том, что происходило в европейской социал*демократии...»54.

Вместе с тем следует отметить, что представители СПДР изна* чально не считали себя правопреемниками РСДРП, определяя свою идеологию как социал*либерализм и осознавая себя «органичной, со* знательной и конструктивной частью демократического движе* ния»55. Социолог Л.Бызов, проанкетировав делегатов II съезда СДПР (25–28 октября 1990 г.), выяснил, что больше всего опрошенных (47%) относило себя к либералам («твёрдые» западники*прагмати* ки), 34% – к «центру» («западники*идеалисты, центристы, ориенти* рующиеся на гуманистические и демократические ценности, кото* рые присущи современному Западу, но недооценивающие ту цену, которую за них нужно заплатить») и лишь 10% – к социалистам, «стремящимся не допустить чрезмерной имущественной дифферен* циации, эксплуатации, социальной несправедливости»56.

Излишне говорить, что механическое копирование чужого опыта не могло быть успешным. Партии и движения с названиями*кальками не сумели привлечь достаточное количество активистов и создать сколько*нибудь разветвлённые структуры. По сути, они так и остались незавершёнными проектами, имевшими, как правило, только центральные штабы (клубы) да скромное число сторонников в круп* ных областных и республиканских центрах. С.Митрохин назвал их «в лучшем случае структурами протопартийного типа, или протопарти* ями», отметив, в частности, случайность выбора ими своих названий – об этом, на его взгляд, свидетельствовал «факт частой смены пар* тийных лейблов различными активистами: былые социал*демократы становятся либералами, демократы – республиканцами и т.п.»57.

Впоследствии эти партии растворились в бурном потоке россий* ского партстроительства, уступив место организациям, бравшим за точку отсчёта существующие реалии, а не образцы стороннего опыта, пусть даже и лучшие.

Основу таких организаций составили не вчерашние диссиденты, а люди вполне лояльные режиму и нередко являющиеся активными функционерами КПСС. Потепление политического климата, снятие идеологических запретов и ограничений стимулировало эволюцию их взглядов, но эта эволюция шла практически в ногу с обществен* ной, а если даже её обгоняла, то не больше чем на полшага. Людям этого типа не был свойствен характерный для диссидентов разрыв с настроениями общества, они улавливали их более чутко и более гибко. Выдвигаемые ими лозунги соответствовали актуальным об* щественным проблемам и к тому же не были отягощены излишними для массового восприятия терминологическими изысками. С другой