Западная социология XIX-XX вв. от классики до постклассической науки

Парадокс заключается в том, что исследования, которыми прославились представители Франкфуртской школы и прежде всего ее основатель Хоркхаймер, не имели позитивной направленности, они строились исключитель­ но на критических основаниях. При этом за идеал критики был принят одно­ сторонне интерпретированный «Капитал» Маркса. Хоркхаймер и его уче­ ники ориентировались на «критику буржуазной политической экономии» Маркса и пытались дать «критику буржуазной социологии», а в широком плане — всего современного общества, причем критика замышлялась как всеобщая и бескомпромиссная. Такой подход нашел отражение в понятии «тотальное отрицание», которое широко представлено в идеях и положени­ ях франкфуртских ученых.

Характерно также, что сама «критика» отождествлялась с «диалекти­ кой». Таким образом, мы встречаемся с весьма односторонним подходом. Диалектика в рассуждениях франкфуртцев принимает форму «негативной», потому философская позиция и общий метод их исследований называют «не­ гативной диалектикой». Книга одного из ведущих франкфуртцев Т. Адорно так и называлась: «Негативная диалектика». Примером «диалектических рассуждений» в этой книге может послужить следующее положение: люди, на­ целенные на самоусовершенствование, во франкфуртской интерпретации означающее «внутреннюю агрессию», легко (диалектически) переходят и к «внешней агрессии». В целом же в связи с указанными обстоятельствами Франкфуртская школа рассматривается не только как неомарксистская, но и как примыкающая к буржуазной марксологии, означающей истолкование марксизма учеными, придерживающимися либеральных и даже лояльных в классовом отношении убеждений. В самом деле, критические стрелы франк­ фуртцев не летели дальше литературных сочинений.

Следующей важной особенностью Франкфуртской школы является ее связь с фрейдизмом и неофрейдизмом. Эта связь отчетливо проявляется, в частности, в творчестве известного нам социолога Фромма, много лет со­ трудничавшего с франкфуртцами. Для примера возьмем разработку проб­ лем деструктивного поведения. Отвергая инстинктивно-биологическое объ­ яснение, ученый предлагает социологическую интерпретацию разрушитель­ ных действий человека (деструкции). Всовременном обществе, по Фромму, нет условий для реализации творческих потенций личности, что составляет смысл ее жизни и даже связано, на что уже обращалось внимание, с бессо­ знательным в его позитивных модусах.

Согласно фрейдистским установкам, в каждом человеке заложены два основных влечения: к жизни (Эрос) и к смерти (Танатос). Какое из них возь­ мет верх — зависит, особо подчеркивает Фромм, от общественной среды, культуры. Когда же индивид утрачивает стремление к жизни и торжествует инстинкт смерти, формируется человек-некрофил (в противоположность

биофилу). Современное эксплуататорское, идолопоклонническое, техни­ зированное, бюрократизированное, одним словом, антигуманное общество в массовом масштабе плодит некрофилов. Некрофил — дитя рационалисти­ ческой цивилизации. Уголовные и политические преступления, тоталита­ ризм, фашизм, диктатура, террор, насилие — все это последствия торжест­ вующей в современной цивилизации деструктивности. Фромм создает пси­ хоаналитические портреты некрофилов. Особенно интересуют его с этой стороны фашисты Гитлер и Гиммлер, советский диктатор Сталин.

Если Фромм видит выход в коммунитарно-социалистической организа­ ции общества, то другой видный представитель Франкфуртской школы Мар­ кузе делает ставку на революцию, ведущую к освобождению — уже совсем по Фрейду! — человеческих инстинктов, прежде всего сексуальных, «задав­ ленных» рационалистической культурой. Так формирутся и укрепляется фрейдо-марксистская ориентация учений Франкфуртской школы. Положе­ ние, которое воспризводится ниже, можно смело рассматривать как науч­ но-методологическое кредо франкфуртцев. Его формулировка принадлежит Маркузе. А он пишет: «Психологические категории, которые я использую...

уже стали политическими. Традиционное разграничение психологии с поли­ тической и социальной философией устарело, так как в современную эпоху изменились сами условия человеческого существования: прежде автоном­ ные и осознаваемые психические процессы поглощаются функцией, выпол­ няемой индивидом в государстве, его публичным существованием: Таким образом, психологические проблемы оборачиваются политическими: част­ ное расстройство более непосредственно, чем прежде, отражает расстрой­ ство целого, и лечение индивидуального расстройства более непосредствен­ но, чем прежде, зависит от лечения общего расстройства. Современная эпо­ ха склонна к тоталитарности даже там, где она не произвела на свет тотали­ тарных государств. Психологию можно разрабатывать и практиковать как частную дисциплину до тех пор, пока душа могла оградить себя от публич­ ной власти, пока существовала потребность и возможность самостоятельно строить частную жизнь. И если у индивида нет ни умения, ни возможности жить для себя, термины психологии становятся терминами общественных сил, определяющих душевную жизнь. В этих условиях применение психо­ логии для анализа социальных и политических событий означает выбор под­ хода, этими же событиями скомпрометированного. Задача состоит скорее в обратном: в разработке политического и социологического содержания пси­ хологических понятий».1

Некоторым особяком в рядах видных франкфуртцев стоит В. БЕНЬЯМИН (1892-1940). Его научные интересы тяготеют преимущественно к ху­

1Маркузе Г Эрос и цивилизация. Философское исследование учения Фрейда. Киев, 1995. С. XXI—XXII.

дожественно-эстетическим проблемам современного общества. Опираясь на идеи К. Маркса и великого немецкого драматурга и критика Б. Брех­ та, Беньямин развивал, в частности, идеи, что в век технического прогресса искусство «технизируется» и становится в массовых масштабах «произво­ дительной силой» — средством политической борьбы. Фашистской «эсте­ тизации политики», считает Беньямин, необходимо противопоставить «по­ литизацию искусства». Ученый, ряд идей которого легли в основание нео­ марксизма, предвосхитил многие современные теоретические установки,

вчастности, о связи современного искусства с техническими достижения­ ми (примером здесь служит кинематограф) как существенной черте «массо­ вого искусства».

«Американский» период начинается тогда, когда Вторая мировая война вынуждает франкфуртцев перебраться из Европы в США. В этот период на одно из первых мест в социологических исследованиях членов этой школы выдвигается блок проблем, связанных с феноменом авторитаризма, к чему в немалой степени побуждали война, фашистское государство в Германии, личность фюрера и его приспешников.

В1949 году группа авторов во главе с Т. АДОРНО (1903-1969) выпустила

всвет фундаментальный труд «Авторитарная личность» (руский перевод: «Исследование авторитарной личности». М., 2001), содержащий социоло­ гический и психологический (в духе неофрейдизма) материал, позволяю­ щий охарактеризовать тип личности, порождаемый тоталитарными режи­ мами, «фашизоидным» (этот термин, так же как и сам термин «авторитар­ ная личность», принадлежит Фромму) обществом. Среди этих черт авторы выделяют консерватизм, агрессивность, властность, ненависть к интелли­ гентности, стереотипность мышления, конформизм, ненависть к предста­ вителям других этнических групп и пр. В совокупности эти черты образуют «синдром авторитарной личности». Такой личности присуща жесткая, ри­ гидная система социальных установок, которая формируется, как правило,

впроцессе чрезмерно строгого семейного воспитания, когда подавляются все чувства обиды и агрессии по отношению к родителям. У взрослых ригид­ ность, характерная для авторитарной личности, проявляется в сфере меж­ личностных отношений в форме избегания «близости», «душевности», в стремлении дистанцироваться от «окружения». Обращает на себя внима­ ние амбивалентность: с одной стороны, авторитарная личность идеализиру­ ет своих родителей, но, с другой стороны, у нее сохраняется подавленная

ипотому перешедшая в сферу подсознания враждебность по отношению к ним. Амбивалетность проявляется и в том, что авторитарная личность, со­ храняя внешнее почтение к субъектам властных отношений, вместе с тем внутренне бессознательно настроена по отношению к ним не только враж­ дебно, но и агрессивно. Нетерпимая к любого рода проворечиям, двойствен­ ности, авторитарная личность, будучи весьма чувствительной к внешним

атрибутам власти, предпочитает ситуации, в которых предельно четко вы­ ражены символы авторитета. Впредисловии к книге Хорхаймер писал об ав­ торитарной личности как новом антропологическом типе, сложившемся в XX веке. Франкфуртцы разработали типологию авторитарной личности; были выведены конвенционалистский, садомазохистский, манипулятивный типы, «бунтовщик», «фантазер» и др.

Несколько ранее Адорно и Хоркхаймер подготавливают к печати (1948) книгу, которую следует рассматривать как своеобразную квинтэссенцию всего социально-философского и социологического учения Франкфуртской школы. Название этой книги: «Диалектика просвещения. Философские фрагменты». Фашизм, «коричневая чума» объясняются авторами следст­ вием «буржуазного просвещения», «европейской культуры», которые свя­ зываются с развитием рационализма (здесь используются идеи Вебера, при­ чем его понимание «рациональности» как черты западной цивилизации об­ лекаются в несколько иную форму — «просвещения»). В отличие-от вебе­ ровского подхода, Адорно и Хоркхаймер интерпретируют рациональность более широко и с явно политическим подтекстом: как господство, власть, насилие над «индивидуальностью» («самостью»).

Все «буржуазное просвещение» характеризуется как «миф XX столетия». Это великое заблуждение — считать современное общество свободным, де­ мократическим, просвещенным. На самом деле оно «больное». В нем гос­ подствуют коллективное безумие, массовая паранойя. Диалектика и заклю­ чается в том, что происходит превращение просвещения, разума в безумие, помрачение. Предваряющая «Диалектику просвещения» книга Хоркхаймера так и называется: «Помрачение разума» (1947).

В современном обществе философия, наука, техника — исчадье ада. Они — источник цивилизованного рабства. Техническая рациональность, кон­ статируют авторы вышеназваннной книги, есть сегодня рациональность самой власти, которая награждатся эпитетом «казенной». Вся современная культу­ ра есть «индустрия сознания». Эта культура «не сублимирует, а угнетает».

«Западногерманский» период связан с возвращением на родину после Второй мировой войны целого ряда видных представителей Франкфуртской школы и сменой руководства Института социальных исследований: пост его директора в 1953 году занимает Т. Адорно. Вэтот период особо заявляют о себе такие исследователи, как Г Маркузе и Ю. Хабермас.

Центральный вопрос, который интересует Г. МАРКУЗЕ (1898-1979), — о причинах «болезни» современного общества и поиски выхода из кризисно­ го состояния буржуазной культуры. Еще в «американский» период Маркузе выпускает в свет книгу «Разум и революция». Затем следуют уже упомяну­ тая «Эрос и цивилизация», «Одномерный человек», «Эссе об освобождении», «Контрреволюция и бунт» идр. Как видно из названий основных работ Мар­

кузе, социологические взгляды автора имеют ярко выраженную политиче­ скую окраску. Схематично рассуждения Маркузе сводятся к следующему.

Современное, по терминологии Маркузе, «позднекапиталистическое об­ щество» формирует у личности «одномерную структуру влечений». Иначе говоря, в условиях современного «рационализированного», «бюрократизи­ рованного» общества, в условиях «репрессивной цивилизации» формирует­ ся определенный тип личности, который Маркузе называет «одномерным» («одномерный человек»). У этого человека атрофировано социально-кри­ тическое отношение к действительности; он представляет собой не более как «функционера» системы1. Поэтому социальная революция (а как и при каких условиях она может совершиться в современный исторический пе­ риод — этот вопрос более всего занимает социолога) должна затрагивать «антропологическую структуру» личности. Другими словами, революция не может быть радикальной, если она не освободит подавляемые обществом глубинные инстинкты, главным из которых — Маркузе здесь следует за Фрейдом — является инстинкт Эрос. Действительная революция — это ре­ волюция структуры инстинктов! — провозглашает Маркузе.

Другое заключение, к которому он приходит в своих рассуждениях, ка­ сается движущих сил современной революции. «Люди с одномерной струк­ турой влечений» не способны на какие-нибудь радикальные преобраозования. И если в свое время Маркс связывал революционные изменения общест­ ва с рабочим классом (пролетариатом), в современных условиях способность к социальной критике переходит к тем, кто еще не «устоялся», не «закос­ нел». К таковым относятся юноши (школьники и студенты в возрасте от 17 до 25 лет) — их называют «фрейдовским пролетариатом», различные марги­ нальные слои общества, аутсайдеры, люмпены и пр., одним словом, все, кто «выпадает» из современного «коррумпированного цивилизацией» общества (Маркузе здесь использует термин «дропаутмены»). В мировом масштабе носителями революционной энергии являются «бедные» страны, противо­ стоящие капиталистическим и проводящим «коллаборационистскую» поли­ тику социалистическим странам.

Как же должна совершиться современная революция? Маркузе отрицает роль партий как организатора и руководителя политической борьбы, отказы­ вается от легальных методов и форм переустройства общества, рассматри­ вая их всего лишь как «парламентскую игру». Главную ставку он делает на «Великий Отказ» — абсолютное отрицание современного общества и совре­ менной «репрессивной культуры». Он строит утопическую теорию постинду­ стриального общества, которое должно, по его мнению, утвердиться в ходе

1Драматизм такого взгляда возрастает еще более, если его сопоставить гумани­ стическому идеалу всесторонне развитой личности, выдвинутому европейскими про­

светителями.

Разрабатывая свой вариант «критической теории общества», Хабермас рассуждает следующим образом.

В основе общественных связей лежат взаимодействие (интеракция) и взаимопонимание. Люди (индивиды) проживают в трех взаимопересекающихся мирах: во-первых, в объективном мире, где имеют место деловые от­ ношения; во-вторых, в социальном мире — мире нормативных и оценочных отношений; и в-третьих, в субъективном мире, который образуют человече­ ские чувства, переживания, надежды, размышления ит. п. Соответственно, к объективному миру отношение индивидов Хабермас характеризует как деловое, к социальному миру — как нормативное, к субъективному миру — как экспрессивное. Отношение ко всем трем мирам индивиды выражают по­ средством языка, причем языковое оформление индивидуального отноше­ ния в первом случае ориентировано на истину, во втором случае — на нор­ му, а в третьем случае — на правду. Соответственно рассматривает Хабер­ мас три «ценностные сферы»: сферу науки, где имеют место человеческие притязания на истину; сферу морали и права, где наблюдаются человече­ ские притязания на верность моральным и правовом нормам; и сферу искус­ ства, где встречаются притязания на правду (правдивость, по Хабермасу, есть аутентичное выражение субъективных переживаний).

Отличительной особенностью цивилизации является неоправданно раз­ росшаяся инструментализация рационального коммуникативного поведе­ ния людей. Названный процесс находит свое воплощение в «колонизации» «жизненного мира» «системным миром». Под первым — «жизненным ми­ ром» (этот термин позаимствован из феноменологической социологии) — ученый имеет в виду непосредственные акты понимания и взаимодействия людей. Второй — «системный мир» (термин, используемый в теории сис­ тем) — это мир анонимных, безличных инструментальных отношений, свя­ занных с рынком и государством. Все острые проблемы современной жиз­ ни, считает ученый, вызываются разрастанием «системного мира» за счет «жизненного мира».

В соответствии с франкфуртскими традициями Хабермас разрабатыва­ ет рецепты избавления общества от его социальных болезней. И один такой рецепт: поставить с помощью прогрессивных социальных и политических сил барьер на пути «системного мира». Это можно сделать, в частности, по­ средством широких и открытых демократических дискуссий, увеличения пространства взаимопонимания и усиления межличностной и межгруппо­ вой координации коммуникативного поведения.

Своими критическими обличительными сочинениями франкфуртцы (Т. Адорно, Г Маркузе и др.) существенно повлияли на стиль социологиче­ ских исследований, который у многих более поздних авторов (постструкту­ рализм) становится все менее строго научным, аналитическим и тяготеет к метафористике, приобретая нередко характер благопристойных инвектив.

ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКАЯ

СОЦИОЛОГИЯ

Феноменологическую социологию часто называют нетрадиционной, или альтернативной, в связи с ее критическим отношением ко всей социологии, сформировавшейся на основе общенаучной субъект-объектной парадигмы. Эта социология возникает в 60-70-е годы XX столетия на базе получившей в начале века распространение феноменологической философии. Основа­ телем последней принято считать немецкого ученого Э. ГУССЕРЛЯ (18591938), философско-теоретические положения которого и легли в основание феноменологической социологии1. Поэтому анализ последней органически сопряжен с уяснением учения Э. Гуссерля.

Главной задачей, которую предстоит решить ученому-философу, считал Гуссерль, является происхождение человеческого знания. Другими слова­ ми, ученый должен прежде всего ответить на вопрос: откуда, каким образом люди приобретают знания о мире. При ответе на этот фундаментальный во­ прос, продолжает свои рассуждения Э. Гуссерль, необходимо избавиться от всевозможных искажений, порождаемых предвзятым мнением, сущест­ вующими научными теориями, историческими наслоениями и культурной трансформацией. В целом совокупность приемов «освобождения знания», выявление его некоего чистого ядра, истины, по Гуссерлю, «естественного отношения» к миру в феноменологической философии называется «фено­ менологической редукцией», или «эпохе» («эпоше»). В действительности такой подход означает свойственный субъективно-идеалистической фило­ софии взгляд на знание не как на отражение реальности, а как на ее конст­ руирование. Знание, восприятие, опыт, считают Гуссерль и его единомыш­ ленники, — не что иное, как субъективно созданная конструкция, в форме которой предстает перед человеком действительность.

1В работе Гуссерля «Философия как точная наука» встречаются авторские разъ­ яснения, позволяющие понять происхождение самого понятия «феноменология». В отличие от естествознания, изучающего не имеющие смысла сами по себе «объек­ ты», гуманитарные дисциплины, в частности психология, исследуют «феномены» — например, человеческие переживания, изначально заключающие моменты субъек­ тивности (сознания, психики). Таким образом, феноменология имеет дело с миром знания, с субъективной реальностью.

Второе важное положение Гуссерля связано с учением о «жизненном мире». Феноменологическая редукция — этот своеобразный ход человече­ ской мысли в «обратном направлении» от научного знания к «естественным», донаучным, исходным значениям — заканчивается человеческими представ­ лениями, для которых характерны интуитивная достоверность, «анонимная» субъективность, целостность, не имеющая, однако, четкого строения, не­ определенная по структуре. В совокупности такого рода знания, представ­ ления и образуют «жизненный мир». Он органично включается в человече­ скую практику, в поведение и деятельность людей.

И если первое положение связано в большей мере с гносеологией, то вто­ рое — с социальной жизнью. Именно оно становится исходным в феномено­ логической социологии. Ибо обращение к «жизненному миру» есть не что иное, как обращение к «глубинной» социальной реальности, которая непод­ властна научному познанию и в отношении которой можно говорить только о «понимании».

Понимающая социология, возникновение которой связано с именем австро-американского философа и социолога А. ШЮЦА (Шютца) (1899— 1959), развилась из этих положений Гуссерля.

Шюц считал, что проблема «понимания», поставленная В. Дильтеем и М. Вебером, является в высшей степени плодотворной. Но свою адекват­ ную и действительно полную разработку она получила лишь в трудах Гус­ серля и именно в связи с учением о «жизненном мире» (Lebens Welt), пости­ гаемом не столько научными методами, сколько субъективным конструиро­ ванием, непременными элементами которого, т. е. самого «жизненного ми­ ра», является «переживание субъектом действительности».

Свою «понимающую социологию» Шюц противопоставляет «традицион­ ной социологии». Последняя исходит из предположения, что общество — это реальность, доступная рефлексии (познанию). «Традиционная социо­ логия» не ставит вопроса: как возможно общество? «Понимающая социо­ логия» делает этот вопрос центральным в своем исследовании социальной жизни. Смысл рассуждений Шюца при этом примерно следующий.

Обозначенный Гуссерлем «жизненный мир» есть на самом деле пережи­ ваемый субъектом поток явлений. Не все переживаемые субъектом явле­ ния имеют для него «значение», не все они осмыслены, отрефлексированы. Осмысляются в гуссерлианской интерпретации, т. е. понимаются главным образом прошлые явления, вошедшие уже в субъективный опыт, но не на­ стоящие, не актуальные. Кроме того, само «осмысление» («понимание») проходит две ступени: низшую и высшую. На низшем уровне происходит возникновение значимых элементов опыта, на более высоком уровне обра­ зуются устойчивые конфигурации значений, основой которых выступают интенциональные акты. Конституирование значений в «понимающей со­ циологии» Шюца является весьма существенным моментом.

Другим существенным моментом выступает учение об интерсубъектив­ ности жизненного мира. Суть этого учения состоит в том, что объективность социальной действительности — особого рода, отличная от объективности природы, и именно — рождающаяся в отношении «Я» к другому «Я». При­ чем само это отношение определено опять-таки сознанием («переживани­ ем») «Я». То есть другое «Я» — не что иное, как «переживание», «осозна­ ние» «Я» другого «Я».

Третьим важным моментом «понимающей социологии» Шюца является учение об «интенциональности» понимающего действия. Ученый пишет, в частности: всякое понимание направлено на то, что имеет значение. Такая направленность «понимания» и в более широком плане — действий субъек­ та и означает интенциональность.

Само «понимающее действие» Шюц подразделяет на два вида: один — не имеющий своей целью коммуникацию и другой — совершаемый с целью коммуникации. Примером первого может служить «рубка дерева». Скажем, я наблюдаю за другим субъектом, занятым заготовкой дров. Примером вто­ рого является «беседа» между двумя субъектами: «Я» и «другим Я». Истин­ ное понимание смысла действий субъекта, по Шюцу, заключается в осозна­ нии субъективных значений действий для этого «другого Я».

Наряду с этим типом понимания — «истинным пониманием» — сущест­ вуют еще два других типа: понимание как самоинтерпретация и понимание типизирующее. Одно (понимание как самоинтерпретация) означает интер­ претацию собственных переживаний в терминах собственного контекста значений. Иными словами, субъект переносит как бы собственный опыт на поведение и действия другого субъекта, отождествляет последнего со сво­ им «Я». Другое понимание — осуществляется либо в форме «обыденной ти­ пизации», либо в форме «научной типизации». Схема здесь, однако, одна: подведение «понимания» либо под системы представлений, типичных для обыденной жизни, либо — под системы научных категорий.

Итак, в основе социального действия лежит понимание. Более того, По Шюцу, действие и понимание — одно и то же. Понимание — форма субъек­ тивной (человеческой) активности. То же относится и к объяснению. «Жиз­ ненный мир» — это мир смыслов, а смыслы создаются людьми. Соответст­ венно, социальный порядок есть не что иное, как система смыслов. Люди живут и действуют на основе «естественной установки», что мир каждого есть вместе с тем мир другого (принцип интерсубъективности жизненного мира). На этом принципе и зиждется типизация — создание общих для всех смысловых связей, а также идеализация — подразумеваемые «и-так-далее» и «я-могу-это-снова» (формулы Гуссерля).

Различая социальное действие и поступок (социальное действие есть процесс, в котором нечто осуществляется, а поступок является результа­