CSqPo0AqRN
.pdfГЛАВА I. СВОЕОБРАЗИЕ ЛИТЕРАТУРЫ КОЛЬСКОГО СЕВЕРА КАК РЕГИОНАЛЬНОЙ, ОБЩЕРУССКОЙ И В КОНТЕКСТЕ МИРОВОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ПРОЦЕССА
§ 1. Особенности идентичности литературы Кольского Севера
Исследуя литературу Кольского Севера, мы рассмотрим процессы мультикультурности, самоидентификации, взаимодействия литератур, как они сложились на рубеже XX–XXI века, их исторические истоки. Кольская земля – часть России, а с другой стороны, её приграничное положение свидетельствует о единстве интересов с другими странами Северной Европы. Универсальные ценности русской культуры преломляются здесь через своеобразную «северную парадигму». Самоидентификация литературы Кольского Севера как региональной складывалась на основе общерусских нравственных и эстетических ценностей, в контексте наднациональной интеграции с литературами северных стран и мировой литературой, а главное – в процессе отграничения самобытного и самодостаточного культурного пространства.
Индивидуальность и целостность литературы Кольской земли основывается на сложном сплаве различных компонентов. Огромное значение имеет региональная, северная, природная доминанта, которая образует единство с национальными реалиями, понятием национального характера, традиционным укладом жизни, художественным освоением пространства, времени, истории. Источником образов, характеризующих идентичность региональной литературы, её тематологическим каноном становится фольклор поморов и саами. Особенностью региональной литературы можно считать и интеграцию местных и приезжих писателей, в творчестве которых претворяются общие архетипы северной и национальной жизни при многообразии художественных подходов. Ещё одна важная черта – сложившиеся наднациональные литературные взаимосвязи, благодаря которым обеспечивается духовное обогащение и творческий рост местной словесности. Показателем эстетической зрелости регионального творчества является существование обширной литературной критики.
Так сложилось, что русский Север с его первозданной суровой природой и укладом жизни в восприятии современных писателей и учёных (В. Белов, Д. Балашов, Н. Рубцов, В. Маслов, Ф. Абрамов, В. Янин, Д. Лихачёв) стал хранителем фундаментальных ценностей русской культуры и основой для понимания национального характера русского народа.
Российские писатели, побывавшие на Кольском Севере в XIX – начале XX столетия, отметили у поморов черты, свойственные в идеале русскому характеру. Сергей Максимов в книге очерков «Год на Севере», из-
11
данной в середине XIX века, пишет: «Одна из главных характеристических особенностей нашего народа… быть непринуждёнными, неудержимо весёлым на радостях, неунывающим в горе и неспособным пасть глубоко перед несчастьями, какого бы рода ни были они. Ломало народ наш всякое горе, ломает оно и теперь подчас крепко больно, а всё же в нём ещё много сил, и хватит их на столько, чтобы быть поистине великим народом» [Максимов, 1987, с. 204].
Пришвин восхищался поморами, живущими у самой кромки Ледовитого океана: «Поморов принято считать цветом русской народности. Это единственный известный мне уголок России, где люди гордятся своей родиной. А гордиться есть чем! Помор диктует столичному литератору: «Край наш богатый, непочатый, самый лучший край Северный, потому что
внем богатства не тронуты!» [Пришвин, 1984, с. 261, 292]. Поморы – свободные люди, не знавшие крепостного права, телесно и душевно здоровые
вусловиях долгой морозной зимы и короткого лета. Они не тяготились судьбой, а укрепились на Севере основательно: строили поселения и становища, ловили рыбу, открывали новые земли, защищали родину от внешних врагов.
Несмотря на то, что о русском национальном характере написано достаточно (работы Ключевского, Бердяева, Лосского, Соловьёва, Федотова, Трубецкого – и этот список не полный), мы обратимся к мнению исследователя древнерусской литературы академика Лихачёва. В наше время именно Дмитрий Сергеевич Лихачёв подчеркнул наиважнейшее значение русского Севера для понимания национальной ментальности и культуры: «Самое главное, чем Север не может не тронуть сердца каждого русского человека – это то, что он самый русский. Он не только душой русский, он русский тем, что сыграл выдающуюся роль в русской культуре» [Лихачёв, 1980, с. 24]. Лихачёв отмечает две ведущие черты русского национального характера, которые наиболее ярко воплотились на Севере России. Одна – «неискоренимое стремление к свободе личности». Он приводит пример освоения Севера, не затронутого крепостным правом, крестьянскими семьями, бежавшими в поисках свободы и счастливого Беловодского царства.
Другая черта – «это во всём доходить до крайностей, до пределов возможного» [Лихачёв, 1990, с. 4]. На Севере эта особенность русского характера помогала выживать в суровых природных условиях. Храбрость поморов, умение не сдаваться у опасной черты, оптимизм – стали легендой. Так, например, отчаянную смелость поморов, бьющихся стенка на стенку или ради куража выходящих в штормовое море, описывает Пришвин в книге очерков «За волшебным колобком».
Лихачёв отмечает и открытый характер русской культуры, « универсальной, терпимой к культурам других народов» [Там же, с. 1, 5], так русский Север экономически и исторически был связан со скандинавскими
12
странами, на Кольском полуострове издавна мирно жили саамы, русские, норвежцы, финны…
Заметим, что литература Кольского Севера, с одной стороны, отражала универсальные и традиционные ценности, присущие русскому национальному укладу жизни, характеру, ментальности, а с другой стороны, как явление региональное раскрывала своеобразие и неповторимость Мурманского берега, северной природы, местного фольклора, опыт жизни поморов и саами.
Истоком тем, идей, образов, архетипов местной литературы явился фольклор поморов Терского берега. В сказках, песнях, обрядовой поэзии отражался лад народной жизни, бытовые и эстетические представления, нравственные основания жизни. Сюжеты сказок зачастую совпадали с общерусскими, однако, неповторимость им придавали своеобразный язык и темы, характерные для Севера и Поморья: темы корабля и моря, образы незакатного солнца, морских чудищ, герои – мореходы, волшебные камни. А ещё в сказках отражался русский национальный характер и моральные представления о том, что в «мире добро и зло уравновешены, и на любое зло есть равная ему доля добра» [Пантелеева, 1998, с. 13] и что человек справится с любыми препятствиями, назначенными ему судьбой. В современной литературе Кольской земли сохраняются традиции фольклора: это и морская тематика, и моряк рыболовного, торгового, военного флота как главный персонаж литературы, изображение суровой красоты северной природы, нравственная оценка современного общества и человека.
Литература откликнулась на важные исторические и социальные перемены, затронувшие Север так же, как и всю Россию. Существует ещё одна форма идентичности, сложившаяся исторически и предполагающая экономическое, духовное родство, схожесть традиционного жизненного круга, особенностей национального характера всех, живущих на Севере. Не случайно писатели стран Баренц-региона издали совместную Антологию современной литературы «Здесь начинаются дороги» (2001), объединившую авторов 4 стран, пишущих на 8 языках, с целью «восстановлении исторически сложившихся мостов, связавших все северные народы» [«Здесь начинаются дороги», 2001, с. 7]. Таким образом, литература Кольской земли сохраняет единство с русской культурой, основывается на региональных традициях и предполагает идентификацию с миром Севера в самом широком смысле: географическом, природном, историческом, эстетическом, духовном. Важно отметить и то, что литераторам, живущим на Кольском полуострове, в целом, оказались чужды идеи мультикультурности как разрушения эстетической нормы, маргинальности, не восприняли они во всей полноте и постмодернистские тенденции, характерные для российской и европейской словесности последней четверти ХХ века, хотя процессы глобализации затронули культуру Севера.
13
Региональная литература любой страны не замыкается границами географического пространства, ей свойственно стремление в отдельном видеть воплощение универсального. Это качество региональной литературы при особых обстоятельствах позволяет ей выйти на первый план, внести новые смыслы в общечеловеческое достояние и стать частью мировой классики. Мы имеем в виду литературы Вологодской земли и Сибири, латиноамериканский роман ХХ века и великих писателей южной школы США. Фолкнер как представитель литературы американского Юга в известном интервью, данном Джин Стайн в 1956 году, раскрыл своё понимание региональной темы в контексте мировой литературы: «…Я обнаружил, что мой собственный, величиной с почтовую марку, клочок родной земли стоит того, чтобы о нём писать, что я никогда не исчерпаю этой темы и, сообщая действительному высокий общий смысл, получу свободу полностью развить способности, если таковые у меня имеются. Это открыло для меня золотую жилу, я создал собственный космос… Мне нравится думать о мире, который я создал, как о краеугольном камне вселенной и, как бы ни был мал этот камень, если его убрать, вселенная рухнет» [Фолкнер, 1985, с. 244].
14
§ 2. Тема взаимоотношений человека, природы и цивилизации – основа интеграции писателей США, Норвегии и Кольского Севера на рубеже XIX–XX века (архетип Севера)
Помимо фольклорных образов, мотивов, народных традиций, важная роль в становлении литературы Кольской земли принадлежит писателям Максимову, Пришвину, Случевскому, Немировичу-Данченко, которые открыли тему Кольского Севера в российской литературе конца XIX – начала XX века и определили основные проблемы, ключевые образы, модели и мифологемы в его изображении. Их подходы совпали с интересом к художественному образу Севера, в особенности Крайнего Севера, на рубеже XIX–XX столетия в мировой литературе. В этом смысле можно говорить о том, что благодаря созданному в поэзии, драматургии и прозе образу Севера крупнейшие писатели России и скандинавских стран обрели своеобразное духовное единство и через реалии северной жизни осознали свою идентичность. В их книгах образ Севера стал символом величественного космоса в нерасторжимом единстве природного, духовного, человеческого, эстетического начал. Рождение образа Крайнего Севера в мировой литературе рубежа веков не случайно. В противовес трагическому мироощущению декаданса многие писатели стремились найти мир, равный героическому и позитивному началу в человеке. Возможно, предчувствие конца цивилизации побуждало их вернуться к вечным истокам человеческого бытия, к природному первозданному облику мира, который сохранялся на Севере.
Действие знаменитых драм Ибсена и романов Гамсуна происходит на лоне северной природы. Писателем, открывшим поэтический образ Севера в американской литературе, был, несомненно, Джек Лондон, опубликовавший с 1900 по 1912 год цикл рассказов о Клондайке. Почти одновременно в России с конца 1880-х и по 1900-е годы выходят заметки известного поэта и путешественника Константина Случевского «По СевероЗападу России» и цикл его же стихотворений «Мурманские отголоски». А в 1908 году появляется книга очерков Михаила Пришвина «За волшебным колобком», также созданная на основе личных впечатлений от путешествия по Кольскому полуострову. Пришвин сличает страницы книг Ибсена и Гамсуна с тем, что увидел на самой дальней границе Норвегии и Русской Лапландии. Так изначально произведения русских писателей о Кольском Севере были в русле мировых тенденций, и на первый план в осознании жизни на Севере вышла проблема взаимоотношений человека, природы и цивилизации, которая не утратила своего значения, а возможно, и более остро была поставлена в литературе XX–XXI века.
15
В произведениях Лондона, Пришвина, Случевского, независимо друг от друга, Север воссоздается через величественные и вечные образы пространства и времени. Писатели наделяют поэтическим и символическим смыслом природу, воспроизводят циклы бытия, характеризуют лад человеческой жизни на Севере и особенности национальной культуры коренных северных народов, философски осмысляют явления жизни и смерти. И во всех сочинениях путешествие по Северу уподобляется античной «Одиссее», поскольку неостановимо стремление человека открывать новые земли. Грозный, сохранивший доисторические начала бытия в их первозданности, мир Крайнего Севера убеждает человека в незыблемости устоев природы и космоса, с которыми он идентифицирует и свою жизнь.
И Джек Лондон, и Михаил Пришвин принципиально важным считают правдивость и точность в изображении северной природы. Лондон изображает Север как явление универсальное. Современный человек, живущий за Полярным Кругом, узнает родовые черты северной природы в описаниях Аляски, Клондайка, Юкона. Это бескрайние снежные просторы, «водные пространства», «мрак черных декабрьских ночей», «день очень холодный, пронизывающий осенний ветер», и одновременно, «солнце на золотых лиственницах и осинах», «сверкающая рябь на реке», «воздух звонкий, он словно искрится, и ты чувствуешь, как с каждым глотком этого воздуха у тебя жизненных сил прибывает» [Лондон, 1986; London, 1982].
Похожие описания мы найдём и в книге Пришвина. Писатель точно прокладывает маршрут своего путешествия по Кольскому Северу, указывает названия селений, становищ, факторий, объясняет детали быта лопарей и поморов и, подобно Лондону, восхищается неповторимыми формами жизни северной природы. Для него это «светлая прозрачность и тишина», «прозрачная, легкая невесомая вода, холодная, как лед», «день не настоящий, а какой-то хрустальный», «загадочная солнечная ночь», «солнце, сверкающее слишком ярко, но холодно и остро» [Пришвин, 1984, с. 148, 151, 161, 176, 215, 218–219]. И Пришвин, и Лондон отмечают четкость линий, ясность и свежесть красок, холодное, почти космическое сияние северного мира. Вселенский холод и его художественное воплощение не являются аллегорией смерти, но характеристикой опасного и прекрасного мира. Тема Севера объединяет творчество этих разных писателей и, более того, придаёт повествовательным приёмам стилистическое единство.
Этот образ первозданно чистой и суровой природы позднее повторится в поэзии Владимира Семёнова, Виктора Тимофеева, Владимира Смирнова, Октябрины Вороновой, в морских рассказах Бориса Блинова, свидетельствуя о непрерывности традиции, о каноне в изображении Севера, который востребован и современной словесностью.
Первенство в создании мифологемы пространства Кольского Севера, на наш взгляд, принадлежит замечательному поэту Константину Случев-
16
скому, который в конце XIX века посетил Кольский полуостров и создал сборник стихотворений «Мурманские отголоски».
Поэта поразили невиданные прежде масштабы окружающего пространства. Он восклицает: «Какие здесь всему великие размеры!» Привычные измерения не подходят для описания «гранитных палат», которые «тысячеверстною воздвиглися стеной». Он многократно усиливает эпитеты, сравнения, включает архаическую лексику, чтобы передать величавый размах открывшейся картины, где «глубь морских пучин так страшно холодна», а в ней кипит «могучий бой под великими волнами». Для поэта разительны контрасты дня и ночи, тепла и холода, гранита скалы и выросшей на ней «пигмейки-сосенки» [Случевский, 1984, с. 148, 151, 161, 176, 215, 218–219].
Случевский находит образ – мифологему для художественного изображения северного пространства, в его представлении Кольский Север – это дикий первозданный мир, в котором демиург только искал формы и прообразы мироздания. Здесь сходятся основания живой и неживой природы, как будто создатель еще не был уверен в своих намерениях и, играя массами и пространствами, придавал скалам облик «чудодейных дворцов», а отражениям «форму лиц», бросал на полдороге «исковерканные пласты», сыпал «блеск по отмелям и лудам» [Там же, с. 78]. Случевский ищет соответствия северной природе в известных ему картинах. Он вспоминает Альпы: «Тою же яркостью красок / в Альпах, на крайних высях / кучки гвоздики алеют / в вечных, великих снегах» [Там же, с. 81–82]. Однако ему это сравнение кажется поверхностным, поскольку отличий больше, и он признает, что мир Кольского Севера уникален. Единственно равным увиденному становится для Случевского образ античной теогонии. В нагромождении скал поэт рассмотрел античную «эпопею или драму жизни каменных пород» [Там же, с. 79]. Битву титанов и гигантов он вспоминает, когда наблюдает разыгравшихся в непогоду китов: «Сколько их! Кругом мелькают / будто темные щиты / Неких витязей подводных. / Волны – витязей шеломы, / бури рев – их голоса!» [Там же, с. 76–77]. Величественная статика гранитных скал, небеса и море как незыблемая рама бытия и одновременно неостановимое движение нарождающихся форм заставляют поэта размышлять о природе жизни и смерти, о необычности их проявлений. Так образ Севера в литературе Кольской земли соотносится с древнейшими, античными и библейскими истоками мировой цивилизации и обретает философское осмысление. Трудно найти в современной литературе аналогию поэтическому видению Случевского, может быть, некоторые образы романа В. Пикуля «Реквием по каравану PQ-17» достигают такой же величественной силы, когда он изображает грандиозные морские сражения времён Великой Отечественной войны.
И у Пришвина северная природа обладает вневременным, абсолютным смыслом, не доступным человеческому пониманию: «Вероятно, такой
17
день был после потопа, когда только начала сбывать вода. Вся эта грешная земля там, внизу, залита водой... Наш ковчег скользит в тишине. Чувство нереальности рождается из ощущения светлой прозрачности и тишины». Незакатное солнце объединяет ясное небо и чистую светлую воду в единое целое. Автор-рассказчик околдован грезами: «Близится время волшебных видений в стране полуночного солнца... Что я сейчас вижу – это все сон...
Звери вышли из леса, рыбы из воды. Месяц прислонился у березы. Зазвенели струны кантеле. Запел человек. Пел дела времен минувших, пел вещей происхожденье». Герой-путешественник очерков Пришвина не только ощущает, что время останавливается, но и чувствует, как «происходит таинственное переселение человека за тысячелетия назад». Лопари не могут назвать автору ни число, ни месяц, ни год, «только улыбаются виновато. Не знают. Мир останавливается» [Пришвин, 1984, с. 219–220, 240].
Из масштабов и характеристик северного пространства и времени рождаются основные философские и поэтические образы – символы, универсально воплощающие явление Севера. Центральный символ рассказов о Клондайке – Белое Безмолвие характеризует понятие Бога, вечности, судьбы, жизни, смерти, бессмертия. Белое Безмолвие – сквозной образ многих рассказов Лондона, являясь судьбоносным для героев, получает развернутую характеристику в рассказе с таким же названием. Белое Безмолвие – абсолютное выражение могущества природы.
Центральным образом-символом пришвинских очерков «За волшебным колобком» становится фантастический и одновременно реальный образ белой ночи, одна из глав книги так и называется «Солнечные ночи». Пришвин воссоздает сказочный мир Лапландии, страны детства, где «невиданные цветы, звери и птицы, умные, добрые» [Там же, с. 213]. Околдованный белой ночью, автор воспринимает и природные реалии как сказочные. Так, северные березы напоминают ему яблони, а поросшие мхом камни – древние могильные плиты. Незакатное солнце стирает границы времени, создает ощущение неостановимости жизни. Это природа торопится за короткий срок северного лета пройти все циклы развития. Мощное движение природной жизни, полярный день, неутомимое солнце ломают ритмы человеческого бытия, и автор, путая день с ночью, чувствует себя «то взвинченным, то усталым». Еще одной характеристикой белой ночи становится образ тишины. Тишина «гробовая». Во многих местах леса впервые ступает нога человека. Безмолвие навевает мысли о смерти, и автор недаром вспоминает образы Дантова «Ада». Закат солнца рождает «мертвые красные круги на воде», внезапный крик птицы – «предупреждение о беспощадности рока» [Там же, с. 217, 242]. Однако, тишина, пустынность, причастность человека к изначальным ритмам жизни заставляют его тосковать о высоком предназначении. В безмолвии белой ночи, считает герой, «ожидаешь такую же светлую, чистую правду». Призрачность светлой ночи, обострение чувств вызывают тягу к полету, и вот уже автор «не слышит
18
звуков, ноги и тело, вероятно, идут, а сам он где-то порхает». Где тот «гигантский человек, который восстал бы, зажег пустыню... но мы слабые, ничтожные комочки. И такая тоска в природе по этому гигантскому человеку!» [Пришвин, 1984, с. 247].
Типологические схождения, свойственные произведениям Лондона, Пришвина, Случевского, обусловлены общественно – историческими и литературными причинами, а также единым источником – архетипом Севера. На рубеже XIX–XX столетия появляется наднациональный образ Севера, который становится и каноном, и источником развития северной темы в мировой литературе.
19
§3. Образ человека, живущего на Севере,
вконтексте региональной и национальной идентичности
Человек, живущий на Севере – еще один магистральный и собирательный образ, концентрирующий мифологический, природный, психологический, национальный смысл. Не только в литературе, но и в обыденной жизни существует понятие «северного характера». Это явление в произведениях Ибсена, Гамсуна, Максимова, Пришвина и даже Лондона приобрело ярко выраженные типологические черты, а с другой стороны, стало основой для осмысления национальной идентичности.
В конце XIX века, размышляя о судьбе Норвегии и об утрате национальной идентичности в условиях буржуазной цивилизации, Ибсен пишет о характере современного норвежца и устойчивости традиций, его сформировавших. Большинство его героев – в поисках смысла жизни, они и реалисты, и романтики, стремящиеся прочитать божественные законы судьбы (Пер Гюнт, Сольнес, Брандт, фру Алвинг). Их идеализм, по Ибсену, вызван и условиями жизни на Севере, среди грандиозных ландшафтов первозданной природы. Не случайно место действия его пьес – это впечатляющие пейзажи Норвегии: горы, ледники, холодное море, фьорды. Герои Ибсена и в жизни, и в смерти неотделимы от природы. В их судьбе запечатлён философский и эстетический смысл. Скитания пастора Бранда среди ледников или смерть Боркмана в одиночестве на вершине заснеженной горы напоминают о шекспировских и шиллеровских драматургических традициях. Картины суровой северной природы подчеркивают дуализм ибсеновских героев: возвышенность души человека, близкой космосу, и её приземлённость, связанную с необходимостью выживать в трудных условиях. Этим обусловлена и протестантская прямолинейность, строгость характеров его персонажей. По мысли Ибсена, именно в суровых условиях Севера и формируется сильный характер норвежца, способный преодолевать трудности. Мать Бранда замечает, что твёрдость воли у сына проявилась в детстве, когда он замерзал, как сосулька, но не жаловался. Поэтически возвышенные картины первозданной природы вызывают в душах людей искреннее религиозное чувство, однако идеалист бывает часто нетерпим к человеческим слабостям. Так Брандт в достижении великой цели жертвует женой и ребёнком, которым он дорог. Стремясь к власти, Боркман разбивает сердца двух преданных ему женщин.
Суровая природа в одних героях пробуждает энергию жизни (Бранд, Боркман, Нора), а другие – не выдерживают ежедневной борьбы и умирают (Агнес, Освальд). Северный характер в его норвежском ибсеновском варианте включает множество компонентов: силу воли и романтические импульсы, идеализм и практичность, твёрдость и чувствительность. Следование жёсткой моральной догме заставляет героев отказываться от радостей жизни, и это приводит к трагедии (такова судьба капитана Алвинга).
20