CSqPo0AqRN

иМаслов, она видит причину происходящего в процессах глобализации и трансгрессии.

Центром событий становится небольшой благоустроенный поселок в Финмарке, соединенный с городом шоссе.

Писательница анализирует организацию жизни в поселке на краю света и видит повторяющийся стандарт, свойственный потребительскому обществу. Стандарт проявляется через единообразие бытовой среды, которая должна быть удобна для каждого. Возле одинаковых домов – машины

иснегоходы, звонят мобильные телефоны, акцентируется сквозная постмодернистская тема искусственной медиа-реальности: телевизоры выдают рекламу и легкую ненавязчивую музыку. Люди в одинаковых домах не нуждаются в общении, погруженные в быт и окруженные «белым шумом» цивилизации. Унифицированный быт уничтожает ритуал и лад национальной жизни. Герои грызут печенье, варят сосиски, едят бутерброды. Эрставик описывает явление трансгрессии, характерное для современной глобальной цивилизации: выход за предел, за которым теряют смысл базовые ценности западной культуры, в том числе и национальные традиции, они преобразуются в моду, необязательный декор. Девятилетний Юн вместе с подружкой слушают «то ли китайскую, то ли индийскую музыку», разглядывая комиксы. Окна одного из домиков занавешены шторами, на которых « пожар в джунглях и попугаи немыслимых расцветок». В кафе у вокалистки из ансамбля прическа с массой африканских косичек, а у норвежки Вибеке густая шапка черных от природы волос и маленький кри- сталлик-пирсинг в носу. Универсальным образом, характеризующим в романе мир глобальной цивилизации, становится передвижной парк развлечений тиволи с его аттракционами-симулякрами, замещающими реальную жизнь. Это кислотных цветов надувные игрушки-зверушки, карусели, трехмерные компьютерные игры, создающие виртуальный мир, лотерея. Фальшивый двойник народного праздника, карнавала.

По мысли писательницы, живой мир замещается симулякром в силу разрыва естественных связей между всеми реалиями бытия.

Кконцу XX века характер русского человека, живущего на Севере, в творчестве европейских художников теряет свои идеальные черты. Ожидаемое светлое будущее оказалось удивительно похожим на жизнь по западным меркам. Можно предположить, что процессы глобализации сказались и на Севере, в современной цивилизации человек перестал напрямую зависеть от природы, жизнь его приобрела стандартный облик. Не то, чтобы утрачены черты национальной идентификации, скорее время и образ жизни не востребовали их в полной мере. В этом смысле интересно ироничное и одновременно лирическое стихотворение известного ирландского поэта Пола Деркана «Зина из Мурманска», написанное в середине 80-х годов. Он трижды приезжал в восьмидесятые годы в Россию, правда, в Мурманске не был никогда. Кто ему рассказал историю об интеллигент-

61

ной Зине, кто сообщил детали местной жизни – остаётся неизвестным, однако поэт психологически точно воплотил тоску современной русской женщины по мужчине с сильным северным характером, в котором неразделимы сила, доброта и духовное начало.

Зина, образованная, «живая, смешная, изящная», освоив машинопись, распределилась в Мурманск –

Это тот город, где ещё можно Отыскать мужчину её мечты Из реликтовой породы мужчин, Что живут, как жили их предки

Все эти долгие тысячи, тысячи, тысячи… Мужчину времён мезолита – в мужья ХХ века!

Зинин идеал – это сочетание крепкого помора, мужика с культурным героем, очевидны отзвуки тех образов, которые поразили в России Нексё и Грига!

Он будет ловить беломорских акул, Охотиться в тундре на белых медведей, А вечером, в рубленом доме,

Читать ей Толстого, Валентина Распутина, Чингиза Айтматова, а она тем временем Будет штопать его носки Или орудовать шилом, Прошивая валенки дратвой…

Но перевелись такие мужчины В Мурманске, как и в Москве. Не нашла она ни единого Сексуального по-мезолитски С непастеризованной кровью.

Смеясь над мечтами Зины, Деркан описывает её ежедневные занятия и «труды» её начальника:

Ведёт переписку начальника Беломорского пароходства, На Коминтерна, дом 18,

Пока тот занят с четвёртой женой Ежевечерним обрядом: телевизор и любодеяние.

Поэт рассматривает русский Север как стандартную часть мировой цивилизации:

Всё одинаково на просторах От Мурманска до Батуми, От Новосибирска до Шемахи…

62

Он завершает размышления об утрате северного лада жизни, национальной идентичности раздумьями Зины о том, что

Скоро вымрут акулы, вымрут медведи – И женщины вымрут тоже, Очень скоро женщин не будет.

И уже за полночь в Мурманске она спрашивает: «Неужели я последняя живая женщина в мире?» [Деркан, 1998, с. 102].

Поиски героев с «непастеризованной кровью», живущих в гармонии с природой и совестью, едва ли не важнейшие в современной северной российской и норвежской литературе. Не случайно, персонажи из книг Виталия Маслова готовы отказаться от личного блага, чтобы возродить родную деревню, а главный герой романа Эрленда Лу «Допплер» бросает престижную работу и даже семью и остаётся в лесу. Однако, эти поступки не более, чем единичные попытки выживания, сохранения собственной идентичности в глобальном мире. Возникает своеобразное противостояние агрессивной цивилизации и первозданной природы, где человек интуитивно выбирает суровые пространства в противовес уютному быту. И речь уже не идёт о могучих порывах освоить огромный мир, как это было у древних викингов, или воплотить красивую мечту о свободе и счастье, к чему стремились жители Кольского Севера первых послереволюционных лет. И западные писатели, к сожалению, всё меньше интересуются жизнью «загадочной русской души».

Размышления северных писателей над вопросами сохранения идентичности, поиски ими духовного родства при сохранении образов и архетипов, характерных для региональной литературы, соседствуют с исследованием процессов глобализации, мультикультурализма и маргинального героя. Заметим, что для литературы северных стран в меньшей степени характерны постмодернистские произведения в чистом виде, вне реального содержания. В творчестве многих авторов современности, включая Виталия Маслова, Октябрину Воронову, Эрленда Лу, Ханну Эрставик, узнаваемы северные топосы, черты национального характера живущих на Севере людей. Литература Кольского Севера России и других северных стран остаётся живым процессом, отражающим изменчивый и одновременно стабильный в своих основах мир.

63

§4. Совместные издания писателей Баренц-региона. Концепции инаковости, разнообразия, границы, идентичности, наднационального единства

Перевод литературы в эпоху глобализации означает не только желание познакомиться с новыми авторами и чужой культурой, а стремление к поиску идентичности всех, живущих на Севере. В этом смысле беспрецедентно издание в 2001 году антологии писателей Баренц-региона «Здесь начинаются дороги», объединившей творчество поэтов и прозаиков четырёх государств и переведённой на семь языков (русский, шведский, финский, норвежский, северосаамский, торнедальский финский и ненецкий). Руководитель проекта Герда Хелена Линдскуг отмечала, что литераторы каждого региона самостоятельно отбирали произведения в сборник. Тем интереснее наблюдение редактора Валерия Лемесова о том, что книга получилась целостной, поскольку писателей объединила мысль, что «Север – край, где вечный зов корней сильнее любых политических границ». И он добавляет, что эта книга предполагает поиски «дорог, которые пролегли между людьми, между культурами, между современностью и традицией». [Лемесов, 2001, с. 5–6]. Заметим, что речь идёт и о понимании роли литературы как хранительницы духовного, нравственного, эстетического содержания культуры каждого этноса и идентичности всех, живущих на Севере.

Прежде всего, в книге возникает общая модель северного мира – в его основе образ северной природы и повторяющийся цикл жизни космоса, людей, зверей, отражённый в фольклоре. Шведская писательница Дага Нюберг в стихотворении «О, Север мой!» выразила суть жизни на Севере через образный строй, знакомый каждому:

О, Север мой, хрустальный цельный мир, где шествуют по кругу солнца, луны… Лось и медведь, и человек, и сиг,

вьюрки, пеструшки – все идут по кругу…

Здесь тянутся друг к другу за спасеньем, здесь понимают лишь язык любви.

Нет слов для смертной северной тоски, для тени от земной наклонной оси,

для ночи белой и сполохов чуда [Нюберг, 2001, с. 37].

Северян объединяет и отношение к природе: она и родная земля, и безбрежное холодное пространство. Об этом проза Свена Локко и стихи Виктора Тимофеева, Владимира Сорокажердьева, Ниило Раухала, Йорма Этто. О беззащитности природы перед напором цивилизации чаще пишут ненецкие и саамские авторы. Цивилизация опасна ещё и тем, что порожда-

64

ет бездуховность и агрессивность, вот почему общей для многих народов становится трагическая тема последней войны. Вместе с этой темой входят в литературу писателей разных стран и размышления о нравственных и духовных основах жизни. Во многих рассказах прослеживается мысль о ценности родной культуры и языка, о безграничном одиночестве человека без корней, поэтому так много интересных деталей из жизни и быта каждой страны, каждого народа. Подборки литературных текстов разных стран рисуют и национальный характер каждого народа. Возникает общее понятие мужественного закалённого северного характера, однако его сдержанность видимая, поскольку жизнь в условиях первозданной природы переполняет человека эмоциями, стремлением отдать себя, разрушить круг одиночества, поэтому так много рассказов о любви. И ещё чувствуется интерес к другой стране и культуре, так, например, портреты русских представлены глазами шведов и финнов.

Северный мир в этой книге обладает своеобразными ясно очерченными границами, которые связаны с укладом жизни каждого этноса, и внутренней открытостью, обращённостью народов друг к другу в поисках взаимопонимания и духовного родства.

Сборник «Здесь начинаются дороги» стал завершением поисков культурного сотрудничества, которые проводились литераторами разных стран с 90-х годов XX века. Именно в это время обсуждалось издание книг с параллельными текстами на двух языках, были осуществлены и конкретные проекты: это книга стихотворений Октябрины Вороновой «Ялла» («Жизнь») на саамском и русском языках и роман Свена Локко «Финны на Мурмане» – на русском и финском. Однако и Воронова, и Локко – двуязычные авторы, а значит, они могли самостоятельно определить соответствие перевода писательскому замыслу.

Иная ситуация возникла в проекте по взаимному переводу книг «Подводные луды» финского поэта Мартти Хюненена и «Звонаря зрачок» мурманского автора Николая Колычева, которые работали по подстрочнику. Была издана книга стихотворений Колычева в переводе Хюненена, стихи же финского поэта в переводе на русский сохранились только в отдельных публикациях. Основная проблема перевода, считает Колычев, связана с «разницей в менталитетах» и поясняет: «Мартти пишет нерифмованным стихом, я же придерживаюсь традиционного русского стихосложения. Оно привычно не только мне, но и большинству наших читателей… Поэтому мои переводы зарифмованы» [Колычева, 2011, с. 31]. Вера Леонидовна Колычева, исследователь творчества поэта, сравнив переводы и подстрочники, полагает, что «можно сохранить оригинальную образную систему, причём на концептуальном уровне», однако универсальную мысль о «скоротечности человеческой жизни» каждый автор выражает разными, но близкими национальному менталитету архетипическими понятиями. У Хюненена – это «образ Большого Победителя», У Колычева –

65

образ поля. И эти реалии, несомненно, нуждаются в пояснении читателям переводов. В. Колычева обращает внимание и на несхожесть ритмического рисунка, эмоциональной выразительности поэзии названных авторов и делает вывод относительно перевода стихотворения Хюненена «Будь готова, душа» и всего проекта: «Хорошее получилось стихотворение. Вот только кого в нём больше: Хюненена или Колычева» [Колычева, 2011, с. 32–35].

Отмечает межкультурные различия в переводах норвежской прозы на русский язык и Ольга Иннокентьевна Яныгина. Она акцентирует внимание на «несоразмерно большей эмоциональности в переводном тексте по сравнению с оригиналом на норвежском языке» [Яныгина, 2011, с. 83], факты свидетельствуют о характерных проблемах в переводах любой литературы.

Проект издания книг, объединяющих писателей Баренц-региона, оказался плодотворным, и в 2008 году появляется сборник прозы норвежских и российских писателей «Граница. Рассказы Баренцева региона». Его авторы – жители севера Норвегии, Петрозаводска и Мурманска. В антологии «Здесь начинаются дороги» именитые писатели каждой страны представляли национальную литературу, поэтому универсальный образ Севера рождался из общности видения природы, мира, человека и отражался в разнообразии жанров и подходов. «Границы…» – то сборник рассказов, в основном, житейских историй, в которых на первый план выходят восприятие героями межнациональных отношений, истории своего народа, собственной идентичности, поиски родства и различия с другими этносами. Как отмечает в предисловии к изданию Марит Бьёркенг, мультикультурность «отражается в текстах – вдруг проявляются финские и саамские черты, унаследованные писателями, творящими на норвежском и на русском» [Бьёркенг, 2011, с. 7–8].

Вообще понятия границы и пограничья (border, borderlands) чаще всего используются в теории мультикультурализма и писателями мейнстрима. В понимании культурного пограничья на второй план уходят географический, политический и социальный смыслы, а наиважнейшей характеристикой становится этническая, расовая, нравственная, гендерная, психологическая, историческая инаковость. Причём речь идёт не столько о столкновении различных культурных канонов, а о множественности подходов, о возможности их смешения (mixed), гибридности (hybridity), наведения мостов (bridges), а значит, о толерантности, понимании, принятии чужого мира или враждебности ему. Герой мультикультурной прозы оказывается в ситуации выбора индивидуальной системы ценностей, поскольку в глобальном мире традиционный лад жизни разрушается. В сборнике «Границы…» обсуждаются современные проблемы жизни на Севере.

Одна из них – ломка стереотипов в восприятии друг друга норвежцами и русскими. В рассказе «Ветер» его автор Ингер Хенриксен показывает эти стереотипы глазами норвежца: Красная площадь, Россия – быв-

66

ший Советский Союз, советские вожди, «самый красивый в мире гимн», некогда « могущественная империя, богатая ресурсами и культурой» [Хенриксен, 2011, с. 10–11], хоккей и даже мурманский «Алёша» с вечным огнём. Однако, реальные проблемы далеки от шаблонного восприятия. Например, особенности межнациональных браков (Лиллиан Страндли «По шкале от одного до десяти», Ингерборг Арвола «Внезапная оттепель). Разница менталитета, психологии, привычек приводит героев к враждебности,

аих союзы к разрушению. Социальная напряжённость рождается из представлений норвежек о том, что русские женщины охотятся не только за местными мужчинами, но ищут обеспеченной жизни, не прилагая усилий,

аещё они легко рожают детей и в этом смысле – под угрозой «чистота норвежской нации». Во многих рассказах норвежских авторов обсуждаются вопросы сохранения саамского этноса, его языка и культуры («Мешок Атле» Агнес Хеда, «Чужой язык» Марит Р. Мадсен). Особая тема – интерпретация событий второй мировой войны глазами норвежцев и россиян. Заметим, что позиции скорее сближаются, чем расходятся. В рассказах норвежцев и русских война – это история спасения советского солдата норвежской девушкой, любовь, ребёнок, неизбежное расставание навсегда и желание внуков найти родных на чужой стороне (Вильфрид Ингила «Остров вне одиночества», «Судьба-судьбинушка» Олега Леконцева). Звучит тема расплаты во времена холодной войны норвежского партизана за помощь русским («Мальчик, который ненавидел переправляться на пароме» Вигдис Вованг).

Есть два произведения, в которых действительность предстаёт как трагическая и одновременно гротескная, и это выводит повествование на уровень философского осмысления жизни. В рассказе «На границе» (Александр Улай Корснес) вполне мирная тема – рыбалки, да вот только незадачливый рыбак в азарте поймать сёмгу оказывается на середине пограничной реки, и его расстреливают солдаты норвежского и русского отрядов. «Его приятели, рыбаки и солдаты удивлённо наблюдают за тем, как он медленно плывёт вниз по стремнине со своим самым большим уловом, словно гордый предводитель викингов в своём последнем походе вдоль Границы, выплывая из устья по направлению к морю» [Корснес, 2011, с. 149]. Образ границы расширяется и становится чертой между известным и запредельным, между жизнью и смертью.

Ав рассказе Дмитрия Ищенко «Антиутопия “Баренц 2033”» автор доводит до абсурда тенденции враждебности и агрессии, как если бы в Баренцевом регионе разгорелись военные действия.

Книга, несомненно, отражает самые наболевшие проблемы жизни на Севере Европы, её отличает публицистический пафос, но в то же время и некоторая художественная неоднородность, поскольку не все писатели – профессионалы, для кого-то это дебют в литературе. Поставленные вопросы не имеют однозначных ответов, прочитывается желание искать взаимо-

67

понимание, особенно если ты живёшь на границе стран, культур, эпох. В этом смысле характерен финал, пусть даже наивный, рассказа «Чужой язык». Собираются дальние родственники большой семьи, которые одновременно говорят на финском, норвежском, саамском языках, пытаются понять друг друга, и единственно доступным средством общения становится «язык сердца».

Обратим внимание и на то, что в книге отсутствует традиционный образ первозданной величавой природы, объединяющий писателей северных стран, взамен – урбанистическая среда с некоторыми реалиями и деталями местной экзотики (морошковое варенье, медведь, олени, саамская рубашка, фьорды). Пожалуй, не ярко выражен, за редким исключением, суровый северный характер. Романтическое мировидение героев, стремление к высокой цели уступает решению повседневных практических задач. Однако погружённость в быт не означает измельчания героя, просто поиски корней, языка общения, традиций изображаются авторами натуралистически. Реалии обыденной жизни становятся характеристикой истории, народа, его культуры. Может быть, соотнесение жизни с повседневностью свидетельствует об утрате канонического начала в литературе Севера – космической, природной модели жизни, характерной для книг писателей разных стран и эпох. И в самом деле, можно отметить сюжетное, идейнохудожественное сходство рассказов «Границы…» с психологическими романами и новеллами, например, мультикультурных американских писателей: Эми Тан, Джамейки Кинкейд, Ха Цзына, Джеффри Евгенидиса.

68

ГЛАВА IV. ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА

Знаменитый французский литературовед Фредерик Брюнетьер, создавая теорию литературной критики, писал: «Сделать полный критический разбор произведения – это значит, его оценить, классифицировать, объяснить». А назначение литературной критики он видел, в первую очередь, в том, чтобы «среди противоречивых или противоборствующих течений в литературе или искусстве данной эпохи распознать то, которому принадлежит будущее» [Брюнетьер, 1987, с. 97, 107]. Следовательно, литературная критика появляется там, где литературный процесс приобрёл зрелость, созданы произведения разных жанров, существует история литературы, возможность прогнозов её дальнейшего развития. Позиция Брюнетьера поддерживается и современными исследователями, в частности известный литературовед В.Е. Хализев также считает, что литературная критика «оценивает художественное произведение и обосновывает своё суждение» [Хализев, 2002, с. 152–154]. Важная задача литературной критики, рассматривающей произведения местных писателей, – создание единой картины развития региональной литературы, осмысление её своеобразия и идентичности, включение местной литературы в литературное движение России, Баренцева региона, соотнесение её с мировыми литературными процессами. Заметим, что региональная литература – не означает провинциальная или интересная узкому кругу читателей, поскольку любая местная литература отражает явления жизни универсально.

Книга доцента (в дальнейшем – профессора) Мурманского государственного педагогического института Вениамина Наумовича Шейнкера «Кольский край в литературе» (1962) стала первым литературно-критиче- ским исследованием. Это хрестоматия, которая содержит художественные произведения российских и зарубежных писателей о Кольском Севере. Каждая глава книги включает литературно-биографический очерк и отрывок или целый текст того или иного автора. Во всех очерках, написанных Шейнкером, помимо информации, есть важные наблюдения над стилем писателя, размышления о темах и идейном содержании сочинения. Книга концептуальна, по мнению автора, «если собрать произведения о Заполярье, написанные за последние сто лет, то получится удивительное полотно, на котором будет запечатлено превращение дикого края, где прозябали забитые саами и нищие рыбаки-поморы, в индустриальный социалистический Мурманск» [Шейнкер, 1962, с. 4]. Этой концепции отвечает и композиция хрестоматии, в которой материал размещается в порядке хронологии, а каждая глава отражает новый шаг в процессе освоения Севера. Заметим, что среди авторов хрестоматии имена Горького, Пришвина, Катаева, Паустовского, Симонова, Андерсена-Нексё. В.Н. Шейнкер пишет, что в эту хрестоматию не включены произведения местных авторов, «поскольку сейчас в биографию литературной жизни нашей области вписываются ещё

69

только начальные строки». Однако важно отметить, что исследователь заочно объединяет пишущих о Кольской земле знаменитых писателей и местных литераторов. Это свидетельствует и о преемственности традиций, и

осуществовании единого литературного процесса, сближающего писателей разных творческих позиций и дарования.

Позднее, в 80-е годы, целостную, концептуальную, исторически обусловленную картину развития литературы на Кольском Севере предложит профессор кафедры литературы Людмила Тимофеевна Пантелеева. Прежде всего, Л.Т. Пантелеева, опираясь на работы Д.С. Лихачёва и В.Л. Янина, рассматривает «Русский Север как целостный и уникальный регион, имеющий особую ценность для отечественной и мировой культуры» [Пантелеева, 1988, с. 7]. В дальнейшем, исследуя поморский и саамский фольклор, Л.Т. Пантелеева анализирует устное творчество и в русле общей традиции, и акцентируя внимание на местном колорите, неповторимой интонации, образности, лексическом богатстве («С любовью к родному краю», 1988, «Храни огонь родного очага», 1993). Книга «Храни огонь родного очага», написанная совместно с Э.К. Лявданским, стала «первым опытом монографического исследования фольклора и литературы Кольской земли» [Пантелеева, Лявданский, 1993, с. 112]. Эти издания предназначены учителю, поэтому их сквозная тема – воспитание любви к родному краю, как пишет исследователь, «они помогают ощутить трепетную любовь к родной земле».

Однако, главный труд Л.Т. Пантелеевой – двухтомная хрестоматия «Литература Кольской земли» (2004), созданная при сотрудничестве с Т.П. Агаповой, Л.Ф. Ждановой, Л.Д. Шаховой, О.Д. Родченко. Это истори- ко-литературное издание, обладающее идейно – художественным единством и стройной концепцией, по замыслу авторов, региональная литература – неотъемлемая часть великой русской культуры. В книге каждая глава

отворчестве писателя сопровождается глубоким литературоведческим исследованием и комментарием. Для Пантелеевой истоки и фундамент региональной литературы – в самобытном саамском и поморском фольклоре, который предопределил особенности образности, мифотворчества, изображения человека и мира здесь, на Севере. Неудивительно, что главы, посвящённые саамским мифам и сказкам, продолжены анализом творчества саамских писателей XX века, поскольку жизненный и эстетический опыт последних складывается на основе мифотворчества.

Особо рассматривает Пантелеева творчество литераторов конца XIX – начала XX века, так как книги и очерки С.В. Максимова, К.К. Случевского, В.Б. Шергина, М.М. Пришвина, А.М. Горького – это не просто путевые заметки и наблюдения, в них раскрывается неповторимый уклад жизни на Севере, создаётся модель северного мира, а характер поморов рассматривается как нормативный для русского человека. В этих произведениях возникает не раз воспроизведённая в дальнейшем модель взаимо-

70