Обеспечительные меры не всегда являются препятствием для вынесения решения налогового органа

Даже если арбитражный суд принял обеспечительные меры и приостановил действие решения налогового органа, налогоплательщик может столкнуться с принудительным взысканием раньше установленного срока. Чтобы этого не произошло, нужно подтвердить обстоятельства, которыми налоговая нарушила права налогоплательщика.

По результатам выездной налоговой проверки инспекция привлекла общество к ответственности. Арбитражный суд принял обеспечительные меры в виде приостановления действия данного решения. В период действия обеспечительных мер (за 2 дня до их отмены) налоговый орган принял решение о взыскании доначисленных по результатам проверки сумм налога, пени, штрафа за счет денежных средств. Общество обратилось в арбитражный суд, ссылаясь на то, что обеспечительные меры означают запрет для налогового органа каким-либо образом исполнять приостановленный акт. Поэтому срок для принудительного взыскания следует исчислять со дня, следующего за днем вступления в законную силу решения суда, которым отменяются обеспечительные меры. Налоговая не дождалась отмены и тем самым нарушила права налогоплательщика.

Суды с такой позицией не согласились и признали решение налогового органа законным. Из-за того, что общество не представило доказательств нарушения конкретных, а не предполагаемых прав, суд решил, что оспаривание обществом решения налогового органа направлено исключительно на уклонение от обязанности уплатить налог. Кроме того, на момент вынесения оспариваемого решения правомерность взыскиваемых сумм была установлена судами двух инстанций (резолютивная часть постановления апелляционной инстанции оглашена и опубликована на сайте ВАС РФ). Принятие инспекцией решения на 2 дня раньше, чем это положено по закону, не может рассматриваться как безусловное основание для его отмены.

Источник:  определение ВАС РФ от 01.07.2014 по делу № А27-11884/2013

Своевременное исправление ошибки в отчетности освободит от налоговой ответственности

Если общество самостоятельно выявило ошибку в налоговой отчетности и перечислило недостающую часть налога, оно может быть освобождено от ответственности за несвоевременную уплату.

При выплате дивидендов иностранным компаниям общество (как налоговый агент) удержало налог с доходов иностранных организаций от источников в Российской Федерации. При перечислении налога в бюджет общество допустило ошибку, в результате которой была перечислена меньшая сумма налога. Далее общество перечислило недостающую сумму, но с нарушением установленного срока оплаты. Впоследствии налоговая инспекция провела камеральную налоговую проверку расчета сумм доходов, выплаченных обществом иностранным организациям. В ходе налоговой проверки общество представило уточненный налоговый расчет, в котором исправило допущенную ошибку. По результатам проверки инспекция приняла решение о привлечении общества к ответственности и начислении пеней по ст. 123 НК РФ (невыполнение налоговым агентом обязанности по удержанию и (или) перечислению налогов).

Общество сочло, что инспекция не имела оснований для начисления пеней, поскольку у него имелась переплата по налогу на прибыль организаций. Эта переплата образовалась в более ранние периоды и превышала размер недоимки по налогу с доходов иностранных организаций. По мнению общества, инспекция должна была самостоятельно произвести зачет излишне уплаченных им сумм налога на прибыль в счет погашения недоимки по пеням. Считая свои права нарушенными, общество обратилось в арбитражный суд.

Суды трех инстанций отказали в удовлетворении требований общества и признали его ответственным по ст. 123 НК РФ. Оснований для освобождения общества от ответственности и начисления пеней суды не нашли.

Однако ВАС РФ пришел к другим выводам. Суд исходил из того, что налогоплательщики обязаны вносить изменения в налоговую декларацию (расчет) при обнаружении ошибок, которые приводят к занижению суммы налога (ст. 81 НК РФ). Если ошибки в первоначально поданной декларации не привели к занижению суммы налога, налогоплательщики вправе представить в налоговый орган уточненную налоговую декларацию. При этом плательщик может быть освобожден от налоговой ответственности (п.п. 3, 4 ст. 81 НК РФ). Это должно стимулировать налогоплательщиков на самостоятельное выявление допущенных ими искажений в налоговой отчетности.

Суд установил, что допущенная обществом ошибка в первоначально представленном расчете не повлекла неуплату налога (общество перечислило в бюджет недостающие суммы налога и представило уточненный расчет). По мнению ВАС РФ, то обстоятельство, что общество не исказило налоговую отчетность и до представления расчета уплатило налог в полном размере, свидетельствует о его добросовестном поведении. Это должно влечь освобождение его от налоговой ответственности по ст. 123 НК РФ (на основании ч. 4 ст. 81 НК РФ).

Иное толкование не отвечало бы принципу справедливости, поскольку в таком случае налоговые агенты, допустившие искажение сведений (что повлекло неполную уплату налога в бюджет), ставятся в более выгодное положение по сравнению с налоговыми агентами, которые представили достоверную информацию об удержанных суммах, но нарушили срок перечисления этих сумм в бюджет. На основании этого ВАС РФ признал решение налоговой службы недействительным.

Источник:  постановление Президиума ВАС РФ от 18.03.2014 по делу № А40-146836/12

Административные споры

Нарушитель может избежать ответственности, если ФАС России неправильно сформировала комиссию

Если комиссия по рассмотрению дела о нарушении антимонопольного законодательства создана с нарушением законодательных норм, ее решение будет признано недействительным. Соответственно нарушитель сможет избежать наложенной на него ответственности.

Банк обратился в суд с заявлением о признании недействительным решения УФАС о нарушении антимонопольного законодательства. Нарушение выразилось в несоблюдении порядка определения победителя торгов. Банк проводил закрытые торги по продаже служебного автотранспорта. Однако из опубликованного в СМИ сообщения о проведении торгов не следовало, что их участниками могут быть только специально приглашенные лица. В связи с этим заявки на участие в торгах подали случайные лица, ознакомившиеся с сообщением в газете. Победителем торгов было признано лицо, предложившее не самую высокую цену (двое участников подали заявки с большей ценой). Банк утверждал, что эти лица не получали приглашения для участия в торгах. Тем не менее УФАС посчитало, что такими действиями банк ввел участников в заблуждение. Проигравшие подали жалобы в УФАС, которое признало банк нарушившим ч. 1 ст. 17 Федерального закона от 26.07.2006 № 135-ФЗ «О защите конкуренции» (далее — Закон № 135-ФЗ). Суд первой инстанции пришел к выводу о правомерности принятого антимонопольным органом решения и отказал в удовлетворении требований банка.

Апелляция и кассация пришли к противоположному выводу. Суды посчитали, что УФАС допустило существенное нарушение порядка рассмотрения дела о нарушении антимонопольного законодательства. Согласно ч. 1 ст. 40 Закона № 135-ФЗ для рассмотрения антимонопольных дел создается соответствующая комиссия. При этом если нарушителем выступает кредитная организация, то в состав комиссии включаются представители ЦБ РФ, которые должны составлять половину членов комиссии (ч. 3 ст. 40 Закона № 135-ФЗ). Нарушение этого правила формирования комиссии является существенным. Более того, оно выступает самостоятельным и достаточным основанием для признания решения антимонопольного органа незаконным. При рассмотрении дела в состав комиссии не вошли представители ЦБ РФ.

УФАС утверждало, что участие представителей ЦБ РФ в данном случае не является обязательным, так как рассмотренное дело не относится к банковской сфере. Но суд признал этот довод несостоятельным. Суд пришел к выводу, что решение антимонопольного органа незаконно. При этом наличие в действиях банка вменяемого нарушения не имеет правового значения.

Источник:  постановление ФАС Волго-Вятского округа от 10.07.2014 по делу № А43-20304/2013 .

ПРЕЦЕДЕНТЫ МЕСЯЦА

Прецедент месяца

ВАС РФ указал, что если требования истца основаны на тех же обстоятельствах и по сумме равны требованиям, уже рассмотренным в другом деле, повторное рассмотрение таких требований недопустимо (постановление Президиума ВАС РФ от 11.03.2014 по делу № А56-60481/2012).

Суть дела

Между обществом и федеральным агентством были заключены договоры аренды в отношении двух судов без экипажей. Суд′а более 12 лет находились во владении и пользовании общества. За это время общество установило на них дорогостоящее дополнительное оборудование. По условиям договоров произведенные арендатором отделимые улучшения являются его собственностью. В дальнейшем суда были выставлены на торги для передачи их в частную собственность. Общество стало победителем торгов и выкупило оба судна.

Агентство обратилось в арбитражный суд с иском о взыскании задолженности по арендной плате (за период от момента окончания договора аренды и до даты продажи судов). В свою очередь общество-арендатор предъявило встречный иск о взыскании с агентства неосновательного обогащения в размере стоимости произведенных отделимых улучшений.

Позиция суда первой инстанции: наличие отделимых улучшений нужно подтверждать документально

Суд первой инстанции занял позицию федерального агентства и отклонил встречные требования общества. Суд исходил из того, что если арендатор продолжает пользоваться имуществом после истечения срока договора при отсутствии возражений со стороны арендодателя, договор считается возобновленным на неопределенный срок (п. 2 ст. 621 ГК РФ). Ответчик не представил доказательств возврата арендованного имущества после окончания срока действия договоров аренды. Соответственно суд сделал вывод, что договоры были возобновлены на неопределенный срок. Исходя из этого, суд постановил взыскать с общества задолженность по арендной плате и неустойку.

При этом встречные требования арендатора суд отклонил. Общество утверждало, что при проведении торгов суда были оценены и проданы с учетом стоимости отделимых улучшений, произведенных им в период нахождении судов в аренде. Агентство должно было вернуть обществу неосновательно приобретенное имущество в качестве неосновательного обогащения (п. 1 ст. 1102 ГК РФ).

Однако, по мнению суда, общество не представило доказательств того, что судно было продано вместе с принадлежащим обществу дополнительным оборудованием. Данные о таком оборудовании не указаны ни в документации на суд′а, ни в отчете оценщика. Более того, арендатор не оспаривал положения договоров купли-продажи судов.

Позиция судов по новому делу: стоимость отделимых улучшений нужно возместить, даже если они остались в собственности арендатора

Общество обратилось в тот же суд с новым иском, только на этот раз был изменен предмет иска. Теперь оно требовало не возврата неосновательного обогащения, а возмещения убытков. По мнению общества, агентство вело себя противоправно, так как дало задание на предпродажную оценку судов без выделения стоимости дополнительного оборудования (при этом агентство знало о наличии такого оборудования). Соответственно общество понесло убытки при покупке судов по завышенной стоимости.

В суд общество представило документальные доказательства осуществленных расходов на установку оборудования. Кроме того, было представлено заключение независимого эксперта, характеризующее спорное оборудование как отделимые улучшения. При этом общество сослалось на п. 1 ст. 623 Гражданского кодекса РФ, согласно которому отделимые улучшения являются собственностью арендатора, если иное не предусмотрено договором аренды.

Суд установил, что при выдаче технического задания на оценку судов при их подготовке к приватизации, условие об исключении из продажной стоимости судов принадлежащего обществу спорного оборудования (отделимых улучшений) не включалось. Оценка рыночной стоимости судов производилась экспертами с выездом и осмотром объектов оценки по месту их нахождения исходя из предположения об отсутствии на момент оценки правопритязаний третьих лиц. Доказательства демонтажа и вывоза с судов на момент оценки какого-либо оборудования не были представлены.

Суд принял во внимание и то, что ответчик не представил обоснованных возражений относительно перечня оборудования и размера заявленных исковых требований.

Также суд пришел к выводу, что факт приобретения судов обществом не исключает нарушения его прав как собственника отделимых улучшений. Соответственно общество вправе заявить требования о компенсации стоимости спорного оборудования в порядке ст. ст. 15, 393 ГК РФ (обязанность должника возместить убытки).

Исходя из этого, суд первой инстанции удовлетворил требования общества. Суды апелляционной и кассационной инстанций также поддержали позицию суда.

Позиция ВАС РФ: требования, основанные на идентичных обстоятельствах, тождественны независимо от их правовой квалификации

ВАС РФ не согласился с нижестоящими судами. Суд исходил из того, что предметом иска стало взыскание денежных средств, затраченных на отделимые улучшения судов. При этом суд уже отказал обществу в получении спорных сумм (при отклонении встречных требований по ранее разрешенному делу). Вышестоящий суд пришел к выводу, что требования по обоим делам представляют одну и ту же величину и основаны на одних и тех же фактических обстоятельствах (установка за счет собственных средств отделимых улучшений на судах до перехода к обществу права собственности на эти суда). Несмотря на то, что предметы двух исков сформулированы по-разному (в одном случае это взыскание неосновательного обогащения, а в другом – убытков), по сути, эти требования тождественны. Соответственно ранее разрешенные дела будут иметь преюдициальный характер при рассмотрении аналогичных требований. Доводы истца о наличии дополнительных документальных доказательств и нетождественности заявленных требований были признаны несостоятельными.

На основании этого вышестоящий суд прекратил производство по делу.

ИНТЕРВЬЮ

«В России адвокатское удостоверение — это хуже, чем судимость»

О том, зачем бизнес создает офшоры за рубежом, почему можно заплатить налог через представителя и об уровне подготовки адвокатов рассказал Сергей Геннадьевич Пепеляев, к. ю. н., управляющий партнер компании «Пепеляев групп»

БИОГРАФИЯ  — Управляющий партнер компании «Пепеляев групп».  — Более 20 лет углубленно занимается вопросами налогообложения компаний и граждан, а также проблемами инвестиционной деятельности, судопроизводства.  — По приглашению Госдумы, Администрации Президента РФ, Минфина России и других ведомств неоднократно принимал участие в разработке законопроектов, в частности Налогового кодекса РФ, Закона об Олимпийских играх, о трансфертных ценах и др.  — Является автором более 200 статей, а также учебников, книг по вопросам налогообложения, финансов, бюджета, арбитражного процесса, природопользования, интеллектуальной собственности.  — Кандидат юридических наук, преподает в МГУ и МГИМО. Является главным редактором научно-практического журнала «Налоговед».  — С 2013 года входит в совет Федеральной палаты адвокатов.  — Является членом Попечительского Совета Фонда содействия Музеям Кремля. Федеральной палатой адвокатов РФ награжден медалью «За заслуги в защите прав и свобод граждан», серебряной медалью имени Ф. Н. Плевако.

— Сергей Геннадьевич, добрый день! Я хочу сразу построить мостик к интервью с известной Вам С. А. Герасименко, с которой мы разговаривали два месяца назад, и начать с вопроса о том, как развивается налоговое право. Вы довольны результатами развития? Есть ли научные школы? Что вообще происходит, на Ваш взгляд?

— В отличие от гражданского налоговое право очень молодое. Причем в досоветсткое время наше налоговое право развивалось очень неплохо. Например, подоходный налог появился в Российской империи в 1916 году, в тот же период, что и в других европейских странах. Весь советский период по идеологическим причинам оно не развивалось как чуждое социалистическому обществу, не говоря уже про коммунистическое. Дело дошло даже до практических шагов. Так, в 1962 году был принят закон о поэтапной отмене налога на доходы рабочих и служащих. Это неизбежно сказывалось и на науке. Я являюсь выпускником кафедры конституционного права, где было 7 докторов наук. В то же время во всем Советском Союзе по финансовому праву было всего 4 доктора наук. По-моему, все понятно. Конечно, когда грянула перестройка, специалистов не было. И не было времени, чтобы что-то изучать. Я помню, как один из тогдашних руководителей Госналогслужбы признавался, что самый первый налоговый закон 1991 года «Об основах налоговой системы» был написан за одну ночь. Потом появились маленькие законы (об НДС было 10–12 статей, кажется), оказавшиеся на удивление работоспособными. А потом, конечно, если смотреть из сегодняшнего дня, произошел прорыв…

— А кто этот прорыв обеспечивает? Меня интересует, вообще кто-нибудь смотрит, что там у немцев по аналогичному вопросу, у голландцев или у французов?

— Вы знаете, мы же не отстаем в институтах (по их набору). Наше налоговое право такое же, как и зарубежное. А по качеству формулировок и т. п., конечно, есть гигантская проблема. У налогового законодательства нет единого хозяина. Есть Минфин с департаментом налоговой политики, который делает планомерную работу. Но если посмотрите законопроектную работу, то увидите, что к январю 2014 года, когда можно было отмечать 15 лет Налоговому кодексу РФ, ситуация была такой: было принято 336 законов о его изменениях, то есть по 22–23 закона в год. Большинство этих изменений — депутатская инициатива. Причем, если Правительство внесло законопроект на 2 страницы, то ко второму чтению он вырастает до 20 страниц, куда закладывается все, что только есть в лоббистком загашнике. Самый свежий пример — закон от 5 мая 2014 года. Это самый лаконичный закон на моей памяти: слово «доходы» решено поменять на «расходы». Даже если это признать опечаткой, то в советское время такое сложно было даже предположить. В этом сейчас самая большая проблема, а не в том, что никто не отслеживает западные институты. Посмотрите, например, законопроект о контролируемых зарубежных компаниях, конечном бенефициаре и т. п., который сейчас обсуждается. Все эти институты находят применение в зарубежном праве.

— Что значит «отслеживается»? Вы хотите сказать, что где-то там в недрах Минфина сидят гениальные люди, прекрасно понимающие, что к чему. Но сидят они тихо-тихо. Может, не такие они и гениальные?

— Я не могу ничего плохого сказать про тех, кто работает в Минфине, или в ФНС. Сейчас туда пришли молодые толковые ребята, стремящиеся разобраться и наладить работу. Но такого коллектива научно-ориентированных людей, который был до недавнего времени в ВАС РФ, там, конечно, нет. И, безусловно, правильно показывать, что вопрос проработан, что власть придержащие его обдумывали и обсуждали.

— Какие из последних событий в налоговом праве Вы считаете знаковыми?

— Хочу особо отметить законопроект о контролируемых иностранных компаниях, который сейчас активно обсуждается на всех уровнях, включая Президента. Там три больших вопроса. Первый — контролируемая иностранная компания, когда прибыль, полученная ею, может присоединяться к прибыли российской материнской компании и облагаться российскими налогами.

— А в чем интерес? Фискальный? Имеется в виду привлечь дополнительные средства в казну? Но ведь это мало когда будет работать? Мне казалось, большинство офшоров создаются физическими лицами, а бизнес их создает редко…

— Это совершенно неправильный посыл. Бизнес создавал и создает офшоры довольно активно, причем целью уже давно является не только налоговая оптимизация, а вывод предприятия в нейтральную юрисдикцию, чтобы его кредиторы понимали, что у них есть шанс на объективный суд. Это общемировая тенденция. Вкладывая инвестиции, все понимают, что и с немцами, создавшими предприятие в Германии по германскому праву, будет очень непросто судиться, и с англичанами в Англии, и т. п. А тут офшор — нейтральная юрисдикция… По существу же вопрос в том, что финансовый результат дочки вменяется материнской компании. Даже если он получен за рубежом и обложен иностранными налогами. Работать можно где угодно, а денежки в российскую казну!

— И как узнать, что у российской компании есть зарубежная дочка в офшоре?

— Сейчас идет активный процесс утрясания всяких деталей, которые пока лучше не обсуждать, чтобы никого не запутать. Там и вопрос, как определить контролируемое лицо, и мн. др. Давайте лучше рассмотрим второй вопрос — о конечном бенефициаре. Мало кто это заметил в законопроекте, но, на мой взгляд, в нем создаются предпосылки для того, чтобы в будущем привлекать к ответственности и физических лиц (конечных акционеров). При большом желании можно попытаться вменить этот доход физическому лицу—акционеру — с угрозой применения ст. 198 УК РФ. Такое толкование закона возможно. Третий важный момент в законопроекте — налоговое резидентство юридических лиц. Оно означает, что в данной стране надо платить налог со всей прибыли, полученной где бы то ни было. У нас до сих пор работает простой принцип, при котором резидентство определяется по месту государственной регистрации юридического лица.

— А за рубежом что? Контроль?

— Да, есть еще несколько подходов. Например, из какой страны осуществляется эффективный контроль за юридическим лицом.

— Но нашим налоговым органам вряд ли будет интересно рассматривать ситуации, когда российское юридическое лицо находится под контролем, например, австрийского инвестора…

— Совершенно верно. Но это задача австрийских налоговых органов. А наши налоговые органы могут получить возможность считать российскими юридическими лицами тех, которые созданы в офшорах, не платят там налоги, но полностью контролируются из России и всю деятельность тоже фактически осуществляют только в нашей стране (объем деловых операций — в России, заседания совета директоров — в России, генеральный директор находится в России, бухгалтерская документация — в России и т. п.).

— Ведь это потребует серьезных доказательств, исследования таких вопросов, и налоговым органам придется непросто по сравнению с тем, что сейчас: проверил, где зарегистрировано юридическое лицо, и признаешь его налогоплательщиком… В этой связи следующий вопрос: каков сейчас профессиональный уровень налоговиков, вырос ли он? По некоторым делам, рассмотренным Президиумом ВАС РФ, я видел довольно качественную работу налоговых органов, где они грамотно раскручивали схемы, придуманные недобросовестными налогоплательщиками. Не знаю, уж сами они или спецслужбы им какие помогали, но читать было приятно…

— Могу сказать, что ситуация складывается довольно неравномерно. Уровень профессионализма работников центрального аппарата ФНС довольно высок. Туда пришли свежие кадры. Этому помог, кстати говоря, кризис 2008 года, когда на госслужбу пришли многие юристы из коммерческого сектора, из консалтинга. Там есть люди, которые просто увлечены, владеют иностранными языками и т. п. Неплохой уровень подготовки налоговых инспекций по крупнейшим налогоплательщикам. Там тоже аккумулируется лейб-гвардия. Но на местах ничего не поменялось. Как в известном некрасовском стихотворении: «В столицах шум, гремят витии, Кипит словесная война, А там, во глубине России, — Там вековая тишина…». Мы сталкиваемся с такой ситуацией, например: предпринимателю замораживают счета в связи с непредставлением декларации, мы представляем бумагу со штампиком, что декларация уже сдана, а нам говорят: «Ой, а нам еще не поступила бумага из секретариата…». Я думаю, ну, так проверьте. Вам трубку снять да узнать, а у людей счета заморожены. Или другой пример. Если на вас с супругой оформлен земельный участок, то земельный налог может быть выписан каждому в долях. Так попробуйте заплатить налог за свою жену...

— О, Сергей Геннадьевич! Это Вы мне наступаете на больную мозоль… Недавно я даже не удержался и выступил на Президиуме ВАС РФ с идеей о том, что пора перестать понимать норму о том, что каждый обязан самостоятельно платить налоги и сборы таким образом, будто налог не может быть уплачен через представителя. Пришлось объяснять это представителям Минфина, которые отказываются брать госпошлину, например. Ужасающий формализм.

— Да, конечно. Эта норма означает всего лишь то, что нельзя перекладывать налог на другое лицо. Самостоятельно — это значит «за свой счет». Но если налог заплачен представителем и ему эти его издержки возмещены представляемым, то с этим вообще не может быть никаких проблем. Я об этом написал в учебнике почти 20 лет назад, еще в 1995 году. И с тех пор ничего практически не изменилось.

— Если такой примитивный вопрос 20 лет не решается, это повод впасть в пессимизм…

— Я думаю, что не стоит. Просто сейчас существуют довольно резкие контрасты: с одной стороны, мы осилили сложнейшие вопросы вроде трансфертного ценообразования. Но, с другой — до сих пор остаются какие-то блохи, которых мы никак не можем выловить…

— Ну, хорошо. Вот Вы рассказываете про налоговые на местах. Я общался тут с юристами в регионах. Говорят, невозможно выиграть дело в арбитражном суде против налоговой. Это так?

— Увы, такая тенденция наблюдается даже в Москве. И судьи говорят про это чуть ли не прямым текстом. Расскажу одно из своих последних дел. Компания производит и реализует продукцию массового спроса, поставляет дистрибьютерам без аванса, но страхует риск непоступления оплаты. По правилам бухучета, когда мы отгрузили продукцию, мы уже показываем реализацию, и потенциальную выручку мы должны учесть при налогообложении. Предположим, один из дистрибьютеров не исполнил обязательство, наступил страховой случай и страховая компания заплатила за него. Возникает вопрос — должны ли мы с этой страховой выплаты заплатить налог второй раз? Совершенно очевидно, что нет. Но в законе прописана следующая фраза: «в налогооблагаемую базу включаются страховые выплаты». И точка. Две инстанции мы уже проиграли, с мотивировкой: «В законе же написано…».

— Очень похожая проблема есть и в гражданском праве. Бывает два требования к разным лицам, но оба нельзя удовлетворять. Какие-то такие ситуации мы смогли решить в разъяснениях по банкротству. Например, если у лица есть требование о реституции к стороне по недействительной сделке (в денежной форме, так как вещь уже продана третьему лицу) и требование о виндикации к данному третьему лицу, то оба требования, рассматриваемые, как мы понимаем, в самостоятельных процессах могут быть удовлетворены судом, но не могут быть исполнены вместе. Нам пришлось идти на ограничительное толкование закона и фактически обессиливать действие того исполнительного листа из двух, который будет исполняться позднее. Мне кажется, Вы рассказали очень похожую ситуацию в налоговом праве.

— Я и говорю: мы должны поступать как правоведы, а не как буквоеды.

— Знаю, что Вы активно публикуетесь и проводите позицию о необходимости взыскания судебных расходов. Могу со своей стороны сказать, что уже сколько лет арбитражная система борется с сверхвысокой нагрузкой, сколько уже предлагалось разных мер, начиная с повышения госпошлины, которая сейчас в нашей стране одна из самых низких в мире... Но практически все меры, которые мы хотели провести через законодателя, были отклонены. А судебные расходы — это наш собственный инструмент. Взыскивая расходы, особенно если делать это неуклонно и принципиально, мы объясняем заведомо неправой стороне, что она поплатится за свое упрямство рублем. Особенно этот вопрос был болезненный в отношениях с налоговыми органами, чье руководство занимало такую позицию: мало ли что решил Президиум ВАС РФ по конкретному делу. Все аналогичные дела все равно оспаривать во всех инстанциях. Как только ни боролись с этой практикой: проводили совместные совещания, жаловались в Правительство, били в набат на конференциях, взывали к здравому смыслу… Ничего не помогало. Помогла только жесткая позиция о том, что все судебные расходы подлежат взысканию с налогового органа. В полном объеме. И тут — как рукой сняло. Был момент (я имею в виду надзор), когда налоговый состав, будучи самым перегруженным в Высшем арбитражном суде РФ, остался фактически без работы: нагрузка упала более чем в два раза и больше не возвращалась на прежний уровень.

— Все дело в том, что Вы рассматриваете судебные расходы как способ снижения судебной нагрузки, а я смотрю на них еще и как на один из способов дисциплинирования чиновников.

Хотя главную функцию расходов мы вообще забыли: это возмещение потерь лица, обратившегося за защитой…

Практика развивается довольно бурно, но не ровно. Очень велико судейское усмотрение. Как однажды сказала одна очень уважаемая судья в Москве: «Вот мне, судье с 30-летним стажем, государство считает справедливым платить такую-то зарплату. Вот ее-то я и положу в основу расчетов». И хотите-не хотите, а такая идеология сидит в головах. Хотя в этих расходах и аренда офиса, и риски оплаты персонала в отсутствие клиентов, и мн. др.

— А как Вам такая идеология, которой я, возможно, руководствовался бы, будь я судьей. Если я вижу однозначное дело, в котором неправая сторона упирается, то я взыскиваю расходы в полном размере и наказываю ее за упрямство. Если все не так очевидно, — например, спор идет о добросовестности приобретателя, в котором суд устанавливает, что тот «должен был знать» о чем-то, то есть вменяет тому в вину незнание об обстоятельствах, имеющих значение для дела, — здесь подойти к возмещению расходов гуманнее.

— Такой же вопрос рассматривался в Президиуме ВАС РФ два раза. Первый раз, в 2013 году, докладчиком была С. М. Петрова. Дело было пустячное, но налоговая упиралась. А потом она в части судебных расходов сказала: «Зачем же их взыскивать в таком высоком размере, дело-то мелкое?» А ей тройка судей возразила, мол, раз дело пустяковое, то и не надо было упираться. Тем более, была уже обширная практика. Президиум тогда не поддержал такую логику, а судья Петрова писала по нему особое мнение. Такая позиция известна. Американцам она нравится. А в этом году уже было постановление Президиума, где эта позиция восторжествовала. И она правильная!

— Пребывая в Америке, я узнал, что там в судах каждый месяц проходят встречи с адвокатами, которые рассказывают, что им не нравится в судопроизводстве. Обсуждают они не дела и не материальное право, а организацию работы. Пристав грубо себя повел, документы не вовремя передаются, стоит ввести такое-то усовершенствование работы и т. п. Тем более, учитывая, что никакого процессуального кодекса в США нет и в помине, все процессуальные правила устанавливаются судьями (кажется, Верховным судом, но не это главное). Как Вам такая практика?

— Нужно учитывать совершенно разное отношение к адвокатам в двух системах. В Америке адвокат — это орган правозащиты. Без него немыслим никакой процесс. У нас адвокат — это помеха и для суда, и для прокурора, и т. п. У меня один знакомый очень хлестко ответил на вопрос о том, почему в России бывших адвокатов не пускают в судьи. Мол, в России адвокатское удостоверение — это хуже, чем судимость в данном отношении. Есть, конечно, проблема наличия большого количества адвокатов. Их в России 70 тысяч. И состав очень неоднородный. Я — член совета адвокатской палаты Московской области. И раз в месяц, когда проходят заседания палаты, я вижу, рассматривая жалобы на адвокатов, каков уровень работы и как часто отдельные представители адвокатуры дискредитируют профессию, и как иногда попустительски относятся к нарушениям органы адвокатского сообщества. К глубокому сожалению.

— Да, чистить свои ряды надо самостоятельно. А как Вам такая практика, о которой я узнал из разговора с Романом Ходыкиным в прошлом месяце? Он сказал, что его обязанности как солиситора перед судом превалируют над его обязанностями перед клиентом. И врать суду он не имеет права. Иначе лишится профессии. Я тогда заметил Роману, что большинство наших адвокатов наверняка будет против такого же подхода в России. Теперь хочу проверить. Как Вы к этому относитесь?

— Когда я читаю нашим молодым юристам в компании адаптационный курс о том, как вести дела в суде, один из тезисов таков: врать ни в коем случае нельзя. Врать опасно. Это ложка дегтя, которая может все испортить. Даже с циничной точки зрения — можно все потерять, если тебя поймают на каком-то мелком вранье. Более того, это ведь было у нас написано в правилах присяжной адвокатуры 1913 года. То есть в России этой идее никак не меньше 100 лет! Это правило не реализуется в дисциплинарной практике, вот и все.

— Ну что ж, Сергей Геннадьевич, большое спасибо за разговор. Мне было очень приятно, что Вы пришли, захватив три последних номера, и я вижу, что они были Вами просмотрены. Для меня это оценка делом, а не словом. Благодарю и желаю удачи.

Беседовал Андрей Владимирович Егоров, главный редактор «АП».

ЮРИСТ КОМПАНИИ

Договор выкупного лизинга. Правила игры от ВАС РФ

Андрей Владимирович Егоров  к. ю. н., руководитель аппарата —администратор ВАС РФ, и. о. заведующего кафедрой РШЧП, главный редактор журнала «Арбитражная практика»

• Почему выкупной лизинг схож с договором кредитования

• Каков смысл сальдирования обязательств в лизинге

• Как определить стоимость предмета лизинга при досрочном расторжении договора

Одним из самых значимых документов, принятых Пленумом ВАС РФ в 2014 году, стало постановление от 14.03.2014 № 17 «Об отдельных вопросах, связанных с договором выкупного лизинга» (далее — Постановление № 17). Основные положения данного документа нуждаются в комментарии. Прежде всего, необходимо объяснить, почему документ ВАС РФ посвящен не просто лизингу, а одной его разновидности — выкупному лизингу. Дело в том, что понятие лизинга довольно размытое. Дословно лизинг — это аренда. Но в русском языке лизингом называется только финансовая аренда, и добавление слова «финансовая» существенно меняет ситуацию, позволяет не применять к лизингу многие классические решения, свойственные обыкновенной аренде.

Вместе с тем в деловом обороте существуют конструкции, которые стороны называют «оперативный лизинг». Эти конструкции, как правило, не несут в себе никаких элементов финансирования и поэтому сводятся к классической аренде (возмездное пользование вещью на определенный срок, как правило, меньший, чем период полезного использования вещи). Использование сторонами в таких договорах термина «лизинг» может преследовать цель получения налоговых преимуществ, которые, как известно, имеются у договора лизинга, но отсутствуют у аренды. Вопрос о том, не должны ли налоговые органы отказывать в квалификации договора оперативного лизинга как договора лизинга, мы оставляем за пределами нашего рассмотрения, хотя и предполагаем, что могли бы. В любом случае Пленум ВАС РФ уделил внимание только той разновидности лизинга, которая наиболее распространена в отечественном обороте, — выкупному лизингу.

При выкупном лизинге квалифицирующим его признаком является приобретение предмета лизинга в собственность лизингополучателя по завершении всей лизинговой операции. Не столь принципиально, как это происходит по условиям договора:

• при внесении сполна всех периодических платежей;

• при внесении дополнительной выкупной цены (п. 1 Постановления № 17).

В части выкупной цены постановление содержит два варианта: либо обязанность выкупа предмета лизинга лизингополучателем заранее предусмотрена договором лизинга (в этом случае размер выкупной цены не важен для отнесения договора к выкупному лизингу), либо договором предусмотрено право лизингополучателя приобрести предмет лизинга по символической цене (в практике встречаются примеры — 1 руб., 10 руб., 1000 руб. и т. п.). В последнем случае главное, что лизингополучатель вправе выкупить предмет лизинга по символической цене не в любое время, а только при условии внесения всех согласованных сторонами периодических платежей.

Таким образом, под определение договора выкупного лизинга не попадают такие договоры, в которых арендатор вправе приобрести предмет аренды в любое время в ходе действия договора по рыночной цене.

Финансирование является квалифицирующим признаком лизинга

ВАС РФ подчеркивает, что по общему правилу в договоре выкупного лизинга имущественный интерес лизингодателя заключается в размещении и последующем возврате с прибылью денежных средств, а имущественный интерес лизингополучателя — в приобретении предмета лизинга в собственность за счет средств, предоставленных лизингодателем, и при его содействии (п. 2 Постановления № 17).

Таким образом, из двух составляющих лизинга (финансирование и аренда) ВАС РФ недвусмысленно выбрал финансирование и поместил его во главу угла¹. Именно через призму того, что в лизинге определяющим является финансирование лизингодателем лизингополучателя, рассматриваются все остальные проблемы лизинга в указанном разъяснении ВАС РФ. И только с учетом данной определяющей правовой идеи могут разрешаться иные вопросы, не нашедшие прямого решения в названном постановлении Пленума.

Правовые последствия, к которым приводит договор лизинга, после принятия данной позиции начинают напоминать ситуацию, которая складывается при выдаче банком целевого займа под залог того имущества, которое приобретается на средства данного займа.

Лизинг рассматривается в указанных разъяснениях как одна из форм кредитования, при которой кредитор не выдает заемщику деньги, на которые тот сам купит конкретную вещь и передаст ее в залог кредитору, а вкладывает эти деньги сам в указанную вещь и передает их заемщику вместе с ней (как бы внутри ее). Выглядит это все как передача вещи, хотя реально это передача сокрытых в вещи денег.

Это позволяет применять к лизингу большинство наработок, применяющихся в кредитной (прежде всего, в банковской) сфере.

Как правило, у лизингодателя нет предмета лизинга, его только предстоит приобрести по желанию лизингополучателя, который нашел этот товар у продавца, изготовителя и т. п. При этом лизингополучатель в каких-то случаях согласовывает существенные условия приобретения предмета с этим третьим лицом (качество товара, размер цены). Таким образом, личность контрагента и содержание договора, заключаемого с ним, для лизингодателя предопределены.

Поскольку лизингодатель приобретает товар по заявке лизингополучателя, не имея собственного поля для усмотрения, его хозяйственный интерес состоит в том, чтобы получить от лизингополучателя (по меньшей мере) собственные затраты на приобретение товара. Это называется принципом окупаемости затрат лизингодателя на приобретение предмета лизинга. И этот принцип — ключевой для договора лизинга. Разумеется, наряду с возмещением понесенных затрат интерес лизингодателя сводится к необходимости извлечения прибыли. Эта прибыль для него, точно так же, как для займодавца, заключается в процентной ставке, которую он получает от лизингополучателя на предоставленную в распоряжение последнего сумму финансирования.

Аналогия с кредитованием помогает при решении многих прикладных проблем. Например, если между лизингодателем и лизингополучателем имеется несколько договоров лизинга, то возникает вопрос, могут ли стороны предусмотреть, что право собственности на предмет лизинга не переходит к лизингополучателю до тех пор, пока им не будет полностью оплачен не только этот, но и другой предмет лизинга. По-видимому, исходя из свободы договора, такая конструкция возможна. Точно так же, как она возможна в случае с кредитом на приобретение определенных вещей. Стороны договора залога могут предусмотреть, что обязательства заемщика будут обеспечены не только той вещью, которую он приобретает на кредитные средства, но и иным его имуществом, в том числе тем, которое он пробрел на средства иного кредита.

Следующий вопрос — может ли лизингополучатель приобрести право собственности на предмет лизинга, если он погасил все периодические платежи, но не рассчитался по неустойкам за просрочку их уплаты? Очевидно, что по общему правилу — нет. Аналогично право залога обеспечивает все обязательства должника и не прекращается, если он погасил только основной долг, а неустойку по-прежнему должен.

Отличия банкротства лизингодателя от банкротства кредитора по договору займа на текущий момент

	Кредитование	Лизинг
Предмет обеспечения	Включается в конкурсную массу	Не включается в конкурсную массу
Продажа имущества	Происходит в рамках дела о банкротстве	Происходит вне рамок дела о банкротстве
Состав конкурсной массы	Права требования к должнику, а не предмет обеспечения	Предмет лизинга

Режим лизинга приравнивается к режиму кредита в случае банкротства лизингодателя

Экономическое тождество лизинга и кредитования объясняет также наличие довольно крупного авансового платежа в договорах лизинга, который по своим размерам значительно превышает остальные платежи. В виде авансового платежа имеет место стимулирование кредитором заемщика к вложению части собственных средств в приобретаемый для заемщика предмет. Точно так же происходит в банковской сфере, в которой банк, за редкими исключениями, не выдает кредит в размере 100% стоимости вещи, которую хочет приобрести заемщик на кредитные средства, а только 70–80% от нее.

Сходство лизинга и кредитования под залог обостряет проблему фактически неравной правовой защиты, которую имеет кредитор в данных конструкциях. Если в конструкции кредитования кредитор имеет положение залогодержателя (ослабленное по сравнению с положением собственника), то в конструкции лизинга кредитор (лизингодатель) — собственник. Что это означает в случае банкротства?

Во-первых, при банкротстве должника предмет обеспечения включается в его конкурсную массу при займе под залог и не включается при лизинге. Это означает, что лизингодатель не делится с прочими кредиторами 20 или 30% от продажной цены предмета лизинга; сама эта продажа производится вне рамок дела о банкротстве, поскольку лизингодатель может потребовать выдачи имущества из конкурсной массы как его собственник. Наконец, лизингодатель получает за счет этого имущества преимущественно перед другими кредиторами не только основной долг, но и суммы любых санкций (при займе под залог ситуация складывается иначе согласно разъяснениям ВАС РФ в постановлении от 23.07.2009 № 58).

Во-вторых, при банкротстве кредитора в первом случае (при займе) в его конкурсную массу входят права требования к должнику, а не сам предмет обеспечения; именно они продаются с торгов, но стоят при этом дорого, потому что они обеспечены залогом. При банкротстве лизингодателя, напротив, остающийся во владении лизингополучателя предмет лизинга входит в конкурсную массу и, следовательно, конкурсный управляющий лизингодателя всеми правдами и неправдами стремится к тому, чтобы забрать его у лизингополучателя и продать с торгов. При этом возможные убытки лизингополучателя и требования к конкурсной массе конкурсного управляющего не смущают: чем больше будет собрана конкурсная масса, тем более высокое вознаграждение получит управляющий, а кому именно будут распределены деньги из ее состава, для него не так важно.

Чаще всего при лизинге банкротство лизингодателя приводило к следующим затруднениям для лизингополучателя. После внесения всех повременных платежей лизингополучатель стремился заплатить выкупную цену и получить право собственности на предмет лизинга. Однако часто согласно условиям договоров лизинга для этого требовалось либо подписать акт приема-передачи выкупленного имущества, либо даже заключить договор купли-продажи. Ни на то, ни на другое конкурсный управляющий не давал своего согласия, и ситуация для лизингополучателя становилась патовой.

Из двух описанных выше ситуаций банкротства должника и кредитора ВАС РФ предложил решение только для второй — банкротства лизингодателя. И это решение не формальное, а по существу приравнивающее режим лизинга к режиму кредита. Приобретение лизингодателем права собственности на предмет лизинга служит для него обеспечением обязательств лизингополучателя по уплате установленных договором платежей, а также гарантией возврата вложенного. По смыслу ст. 329 ГК РФ упомянутое обеспечение прекращается при внесении лизингополучателем всех договорных платежей, в том числе в случаях, когда лизингодатель находится в процессе банкротства либо он уклоняется от оформления передаточного акта, договора купли-продажи и прочих документов (п. 2 Постановления № 17).

Отсутствие решения в постановлении Пленума первой ситуации — банкротства лизингополучателя — не означает, что суды не могут применять мотивировку изложенного выше подхода, а именно признание собственности лизингодателя всего лишь обеспечительной конструкцией. Отсюда остается один шаг до того, чтобы признать, что эта собственность может быть ограничена таким образом, чтобы включать предмет лизинга в конкурсную массу лизингополучателя по аналогии с предметом залога при банкротстве залогодателя². Надеемся, что судебная практика его сделает в обозримом будущем.

Судебная практика уже приравняла лизинг к кредиту при банкротстве и в ином отношении. Требования о лизинговых платежах за периоды, пока идет дело о банкротстве лизингополучателя, более не признаются текущими. Они были бы таковыми, если бы лизинг был разновидностью аренды. Однако поскольку господствующим является кредитное понимание лизинга, на эти платежи смотрят как на возмещение суммы кредита и процентов. Понятно, что ни сумму долга, ни проценты как текущие платежи при банкротстве должника займодавец получить не может. Соответствующее разъяснение по поводу периодических выплат и сальдо взаимных обязательств по договору лизинга попало в п. 3 постановления Пленума ВАС РФ от 06.06.2014 № 37 «О внесении изменений в постановления Пленума Высшего арбитражного суда Российской Федерации по вопросам, связанным с текущими платежами».

Особенности расчетов при расторжении договора лизинга

По смыслу кредитной теории, положенной в основу Постановления № 17, в случае расторжения договора лизинга при неполной выплате лизинговых платежей должен происходить заключительный (компенсационный) платеж. В зависимости от обстоятельств, он производится в пользу лизингодателя или лизингополучателя, имея в виду основной интерес лизингодателя, направленный на возврат предоставленного кредитования и согласованных процентов за фактическое время пользования кредитом. В числе обстоятельств учитываются: оставшаяся непогашенной сумма основного кредита, убытки лизингодателя, проценты, приходящиеся на время пользования финансированием, рыночная стоимость предмета лизинга и то, какой из сторон он достается (п. 3 Постановления № 17).

Расторжение договора выкупного лизинга, в том числе по причине допущенной лизингополучателем просрочки уплаты лизинговых платежей, не должно влечь за собой получение лизингодателем таких благ, которые поставили бы его в лучшее имущественное положение, чем то, в котором он находился бы при выполнении лизингополучателем договора в соответствии с его условиями (п. п. 3 и 4 ст. 1 ГК РФ).

В то же время расторжение договора выкупного лизинга по причине допущенной лизингополучателем просрочки в оплате не должно приводить к освобождению лизингополучателя от обязанности по возврату финансирования, полученного от лизингодателя, внесения платы за финансирование и возмещения причиненных лизингодателю убытков (ст. 15 ГК РФ), а также иных предусмотренных законом или договором санкций.

Далее необходимо проиллюстрировать сказанное в общем виде на конкретных примерах.

Пример первый. Сумма кредита 1 млн. Вещь куплена за 1,3 млн (300 тыс. добавил лизингополучатель). Процентная ставка 20 % годовых (то есть в год 200 тыс.). Срок договора 10 лет. Лизинговый платеж — 1 раз в год в размере одной десятой от суммы кредита (100 тыс.) и процентов, приходящихся на оставшуюся сумму кредита в каждом году (то есть в первом году 200 тыс., во втором 180, в третьем 160 и т. д.).

Через 5 лет погашено 500 тыс. кредита и все начисленные проценты лизингополучатель больше платить не может. Вещь стоит 700 тыс. Она возвращается лизингодателю. Следовательно, последний должен выплатить лизингополучателю 200 тыс. выгоды, получаемой помимо правовой цели договора.

Такое решение закреплено в п. 3.3 Постановления № 17: «Если внесенные лизингополучателем лизингодателю платежи (за исключением авансового) в совокупности со стоимостью возвращенного предмета лизинга превышают доказанную лизингодателем сумму предоставленного лизингополучателю финансирования, платы за названное финансирование за время до фактического возврата этого финансирования, а также убытков и иных санкций, предусмотренных законом или договором, лизингополучатель вправе взыскать с лизингодателя соответствующую разницу».

Пример второй. Те же условия, что и в первом примере, но вещь стоит 200 тыс. В этом случае лизингополучатель должен доплатить 300 тыс., несмотря на то, что никакого «пользования» предметом лизинга больше нет.

Эта идея передается в п. 3.2 Постановления № 17 в следующей формулировке: «Если полученные лизингодателем от лизингополучателя платежи (за исключением авансового) в совокупности со стоимостью возвращенного ему предмета лизинга меньше доказанной лизингодателем суммы предоставленного лизингополучателю финансирования, платы за названное финансирование за время до фактического возврата этого финансирования, а также убытков лизингодателя и иных санкций, установленных законом или договором, лизингодатель вправе взыскать с лизингополучателя соответствующую разницу».

Одна из составных частей обязательства лизингополучателя — плата за финансирование, предоставленное ему (аналог процентов при займе). Через весь п. 3 Постановления № 17 проводится идея о том, что проценты за будущее время, когда лизингополучатель уже возвратил финансирование, начислению не подлежат. Этим лизинг не отличается от кредитования, где аналогичное ограничительное толкование «причитающихся процентов» дано в п. 5 информационного письма Президиума ВАС РФ от 13.09.2011 № 147 «Обзор судебной практики разрешения споров, связанных с применением положений Гражданского кодекса Российской Федерации о кредитном договоре».

Однако в отличие от кредитных договоров не во всех договорах лизинга процентная ставка выделена отдельно. Это могло привести к затруднениям при дисконтировании будущих процентов в лизинге. Поэтому в п. 3.5 Постановления № 17 подсказана формула, по которой можно высчитать, какова величина фактической процентной ставки, установленной лизингодателем при предоставлении финансирования лизингополучателю. Возможно, в будущем, во избежание сложных расчетов и ненужных споров, стороны прямо будут прописывать размер процентной ставки в договорах лизинга.

Судебной защите подлежит сальдированное обязательство

Одним из самых главных достижений Постановления № 17 является закрепление так называемой «сальдо-теории». Эта теория говорит о том, что после сопоставления судом взаимных обязательств сторон высчитывается одно, сальдированное обязательство. Именно оно и подлежит судебной защите. Например, лизингодатель предъявляет иск о взыскании просроченных лизинговых платежей и отобрании предмета лизинга. Если лизингополучатель предъявляет встречный иск, полагая, что при удовлетворении всех требований лизингодателя сальдо взаимных обязательств будет складываться в пользу лизингодателя, то все относительно просто. Особенно если нет споров по поводу того, какова стоимость возвращаемого предмета лизинга. Однако если встречный иск не предъявлен, возникает вопрос — вправе ли суд удовлетворять оба требования истца? Как если бы при кредитовании под залог займодавец предъявлял иск о взыскании оставшейся суммы долга, например, 200, и отобрании предмета залога, а суд видел бы, что этот предмет стоит 1000. По-видимому, не вправе. Но что делать суду в этом случае? Без встречного иска он не может взыскать никакие суммы с истца. Возможно, в рассмотренном примере «наименьшее зло» состоит в том, чтобы удовлетворять только требование об отобрании предмета лизинга и отказывать в иске о взыскании задолженности по лизинговым платежам.

Примерно в таком ключе высказался Президиум ВАС РФ в постановлении от 13.11.2012 № 8141/12 . В этом деле оба требования лизингодателя были разнесены во времени. Сначала лизингодатель предъявил требование о взыскании просроченных периодических платежей (в деле о банкротстве лизингополучателя), выиграл это дело, а затем предъявил требование об отобрании предмета лизинга (исключении его из конкурсной массы). Президиум сказал, что теоретически последнее требование могло быть удовлетворено, но в этом случае первоначальная сумма долга, включенная в реестр требований кредиторов, подлежала корректировке. Налицо первый опыт сальдо-теории в практике Президиума ВАС РФ, за полтора года до принятия Постановления № 17.

Конечно, если бы в аналогичной ситуации мы не столкнулись с банкротством лизингополучателя, в ходе которого суд может самостоятельно исправить реестр требований кредиторов, то могла образоваться непростая процессуальная проблема. В приведенном выше примере, когда задолженность равна 200, а вещь (предмет лизинга) стоит 1000, мы нашли решение в том, чтобы отказать в иске о взыскании 200. Но как быть, если сначала будет предъявлено только одно требование — на 200. Ведь суд не может отказать в его удовлетворении? Но если так, то как должен поступить суд, рассматривающий дело об отобрании вещи? Если суд удовлетворит и второе требование, то истец добьется того, чего не смог бы добиться, если бы заявил оба требования одновременно. Это не очень хороший результат, способствующий легкому обходу правил закона. В такой ситуации, думается, имеет смысл отказывать лизингодателю во втором иске. Понимая такую возможность, лизингодатели должны заявлять оба требования одновременно.

Тем не менее в остальных более простых случаях, например, когда не требуется производить никакого взыскания с истца по основному иску, теория сальдо позволяет отказать в иске, учитывая возражения ответчика. Предположим, что лизингодатель, получивший предмет лизинга, просит взыскать еще и просроченные лизинговые платежи, а суд видит, что с учетом стоимости предмета лизинга этот лизингодатель еще должен уплатить некую сумму лизингополучателю, тогда в иске должно быть отказано без каких-либо встречных исков со стороны лизингополучателя. Подобным образом поступил Президиум ВАС РФ в постановлении от 06.12.2011 № 9860/11 . В данном деле лизингополучатель, возвративший предмет лизинга, потребовал от лизингодателя возвращения ему части денежных средств («части выкупной цены»). Президиум, установив, что полученные от лизингополучателя платежи (авансовый и периодические) не покрывают убытков лизингодателя (то есть нарушен принцип окупаемости), в иске отказал (никаких встречных исков предъявлено не было).

В конструкции сальдо не идет речь и о зачете встречных требований, как могло бы показаться. В результате сальдирования получается, что нет двух требований, которых гипотетически можно было бы зачитывать. Есть одно требование в ту или другую сторону. Это весьма важно также с точки зрения минимизации рисков банкротства любой из сторон договора лизинга. Если бы речь шла о зачете, возможность которого существенно ограничена российской судебной практикой, имело бы место существенное ограничение интересов участников оборота.

Лизингодатель может просить обратить взыскание на собственное имущество

Стоимость предмета лизинга активно участвует при определении сальдо взаимных обязательств. И здесь участников оборота подстерегает одно очень серьезное затруднение. В обычной ситуации кредитования под залог все привыкли к тому, что истец заявляет, как правило, два требования — о взыскании долга и об обращении взыскания на заложенное имущество. И суд удовлетворяет оба эти требования. При этом истец не получит несправедливого обогащения за счет того, что акцессорный характер требования об обращении взыскания на предмет залога проводится в нормах исполнительного производства. Судебный пристав-исполнитель понимает, что если взыскан долг 200, и он уплачен ответчиком, то предмет залога и не потребуется продавать: исполнительное производство окончится фактическим исполнением. И напротив, если при продаже предмета залога будет выручена сумма 1000, а долг взыскан всего в размере 200, то остаток будет передан залогодателю. И что важно в сравнении с лизингом (!) — для получения этого остатка должник (собственник заложенного имущества) не должен будет заявлять никаких требований в исковом порядке. Все произойдет и так, по правилам исполнительного производства³.

К сожалению, в лизинге никаких таких специальных правил нет. И поэтому длительное время на стадии разработки Постановления № 17 пытались придумать конструкцию, которая позволила бы наиболее адекватно сочетать встречные интересы лизингодателя и лизингополучателя. Прорабатывался вариант с наделением лизингополучателя правом удержания вещи до тех пор, пока ему не будет выдана сумма его интереса в этой вещи (то есть часть выручки при ее продаже, которая останется ему после покрытия всех требований лизингодателя). Этот вариант встретил резкую критику лизинговых компаний при публичном обсуждении проекта на заседании Президиума ВАС РФ. В конечном итоге его не поддержали, но и иного варианта тоже не предложили.

Наверное, в такой ситуации судам целесообразно исходить из того, что иск о передаче предмета лизинга лизингодателю по общему правилу следует удовлетворять, имея в виду, что после того, как вещь будет продана, часть ее выручки лизингодатель должен будет отдать. При его отказе лизингополучатель сможет предъявить к нему иск. И лишь в каких-то крайних случаях, когда часть стоимости предмета лизинга, на которую может претендовать лизингодатель (например, 200), явно несоразмерна остатку его стоимости (например, 10 тыс.), можно думать об отказе в иске. Но в этом случае надо дать лизингодателю какой-то другой способ защиты. Иск об обращении взыскания на это имущество мог бы с успехом выполнить вспомогательную функцию в этом случае. Конечно, с формальной точки зрения лизингодатель будет просить обратить взыскание на собственное имущество. Это непривычно. Но, к сожалению, конструкция лизинга настолько запутана и спорна, так что на это отступление от привычной модели, в которой обращается взыскание на чужое имущество, можно было бы закрыть глаза.

Конечно, проще ситуация, когда лизингодатель и лизингополучатель не спорят по поводу того, какова стоимость возвращаемого предмета лизинга. В этом случае суд сразу решает вопрос, не откладывая на потом: долг 200, стоимость предмета 1000, удовлетворить иск лизингодателя о возврате предмета лизинга и встречное требование лизингополучателя к нему на 800. На этом спор закрыт. Но, увы, так редко бывает на практике.

Идея о том, чтобы в судебном порядке присуждать в пользу лизингодателя обращение взыскания на предмет лизинга, хороша еще и вот в каком ключе. ВАС РФ говорит о двух вариантах выявления стоимости предмета лизинга: о его реальной продаже и об оценке. Наиболее опасной из двух является оценка, ведь она может быть очень вероятностной, а порой даже ошибочной. И тогда может получиться так: лизингополучатель убедит суд в том, что предмет стоит 1000, суд взыщет с лизингодателя 800 (при сумме долга лизингополучателя в 200), а потом окажется, что предмет лизингодатель не сможет продать дороже 500. Налицо прямые убытки в размере 300. Таким образом, там, где можно обойтись без оценки, необходимо обходиться без нее.

Оптимальный вариант — предусматривать в договорах лизинга правила честной продажи предмета лизинга (как правило, на торгах, в том числе электронных). В пункте 4 Постановления № 17 ВАС РФ подсказывает этот путь, устанавливая, что стоимость возвращенного предмета лизинга определяется по его состоянию на момент перехода к лизингодателю риска случайной гибели или случайной порчи предмета лизинга (по общему правилу ст. 669 ГК РФ — при возврате предмета лизинга лизингодателю) исходя из суммы, вырученной лизингодателем от продажи предмета лизинга в разумный срок после получения предмета лизинга, или в срок, предусмотренный соглашением лизингодателя и лизингополучателя.

Из этой формулировки мы видим, что риск ухудшения состояния предмета лизинга после его передачи лизингодателю несет последний, а риск ценовых колебаний в пределах разумного срока, необходимого для его продажи, — лизингополучатель. Конкретизацию того, что имеется в виду под разумным сроком, должны определять стороны и, наверное, прямо в договоре лизинга.

На тот случай, если лизингодатель попытается злоупотреблять (продаст предмет по прямому договору купли-продажи без проведения торгов какой-нибудь своей аффилированной структуре и т. п.), в Постановлении № 17 установлены меры защиты лизингополучателя. В очередной раз можно подчеркнуть, что они точно такие же, как и средства защиты залогодателя от злоупоутреблений со стороны залогодержателя. Лизингополучатель может доказать, что при определении цены продажи предмета лизинга лизингодатель действовал недобросовестно или неразумно, что привело к занижению стоимости предмета лизинга при расчете сальдо взаимных обязательств сторон. В таком случае суду при расчете сальдо взаимных обязательств необходимо руководствоваться, в частности, признанным надлежащим доказательством отчетом оценщика.

Таковы наиболее актуальные вопросы лизинга на сегодняшний день. Конечно, Постановление Пленума ВАС РФ № 17 содержит большее число вопросов, раскрыть которые в одной статье довольно затруднительно. Оно же породит новую практику, по которой тоже возникнет много вопросов у читателей. О них еще предстоит поговорить в будущем.

¹ Подробнее о финансовой природе лизинга см.: Егоров А. В. Лизинг: аренда или финансирование? // Вестник ВАС РФ. 2012. № 3. С. 36–60. ² Подробнее про обеспечительную собственность см.: Егоров А.В. Залог vs. обеспечительная передача права: нужна ли обороту конкуренция? // Актуальные проблемы частного права: сборник статей / Отв. ред. Б. М. Гонгало, В. Ем. М.: Статут, 2014. С. 78—127. ³ См.: Егоров А. В. Зачет при банкротстве: российское право и мировые тенденции // Закон. 2011. № 8. С.1–20; Он же. Германская модель зачета в приложении к российским реалиям // Вестник ВАС РФ. 2014. № 3. С. 4–24.