Оговорка о лишении нарушившего договор должника права на реституционное требование

Иногда в договорах встречаются условия, согласно которым должник в случае нарушения обязательства лишается права требовать возврата ранее переданного им кредитору в счет выполнения договора имущества.

Согласно п. 4 ст. 453 ГК в случае расторжения договора стороны не могут требовать того, что было ими передано в счет исполнения договора до его расторжения. Очевидно, что правило распространяется только на ту ситуацию, когда обе стороны пропорционально исполнили свои встречные обязательства до расторжения договора. Если же одна из сторон к моменту расторжения не исполнила своих обязательств, то другая сторона может требовать возвращения ей того, что было ранее передано нарушителю, в размере, пропорциональном объему неисполненного. Иначе мы допустили бы абсурдную ситуацию, когда покупатель, оплативший товар и не получивший его, при расторжении договора не может потребовать возврата предоплаты. В.В. Витрянский, отмечая данную проблему, предлагает в таких ситуациях восстанавливать нарушенный имущественный баланс с помощью правил о возмещении неосновательного обогащения <1>. На возможность применения правил о неосновательном обогащении в такого рода ситуации указывается и в судебной практике. Так, в Обзоре практики рассмотрения споров, связанных с применением норм о неосновательном обогащении (п. 1), указывается, что при расторжении договора сторона не лишена права истребовать ранее исполненное, если другая сторона неосновательно обогатилась <2>. В Обзоре практики разрешения споров, связанных с договором мены (п. 13), указывается, что "сторона, передавшая товар по договору мены, не лишена права истребовать ранее исполненное после расторжения договора, если другое лицо вследствие этого неосновательно обогатилось", на основе правил о неосновательном обогащении <3>. Таким образом, в России реституционное по своей сути и признаваемое в качестве такого в праве зарубежных стран требование о возврате ранее предоставленного в случае расторжения договора облекается в форму иска о возмещении неосновательного обогащения <4>.

--------------------------------

<1> Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Книга первая. Общие положения. М., 2003. С. 660.

<2> Информационное письмо ВАС РФ от 11.01.2000 N 49.

<3> Информационное письмо ВАС РФ от 24.09.2002 N 69.

<4> Отметим, что в российской правовой доктрине под реституцией, как правило, понимается требование о возврате полученного по недействительной сделке. За рубежом же понятие реституции распространяется и на случай возврата полученного по расторгнутой сделке (Cases, Materials & Texts on Contract Law (Casebooks on the Common Law of Europe) // Beale Н., Kotz Н., Hartkamp А., Tallon D. 2002. C. 795). В настоящей работе реституционное требование мы рассматриваем в более широком смысле, включающем и возврат исполненного по расторгнутому или расторгаемому договору.

На практике встречаются договорные оговорки о том, что в случае расторжения договора по вине одной из сторон другая сторона может оставить у себя частично или полностью то, что было получено от нарушителя ранее. Например, по договору строительного подряда может быть предусмотрено, что заказчик вносит аванс в размере 10% от сметной стоимости работ. Впоследствии из-за отказа в дальнейшем финансировании договор по требованию подрядчика был расторгнут. При этом в договоре было оговорено условие, согласно которому в таком случае уплаченный заказчиком аванс остается у подрядчика. Можно ли рассматривать данную оговорку как предусматривающую неустойку или задаток с последующим применением соответствующих правил? Или речь идет о самостоятельной форме ответственности?

Допустимость такого рода оговорок основана на принципе свободы договора и, на наш взгляд, не подлежит сомнению. Также очевидно, что данная мера представляет собой меру гражданско-правовой ответственности, так как связана напрямую с нарушением договора и является последствием оного, направлена на защиту прав кредитора и представляет собой дополнительное имущественное обременение должника и вознаграждение кредитора. Такую оговорку следует считать видом гражданско-правовой ответственности, представляющим собой гибрид классической неустойки и задатка. Здесь нет двустороннего обеспечительного эффекта, как то имеет место при задатке, и нет ограничения на неденежный характер сделанного должником и утрачиваемого в случае нарушения предоставления, как то имеет место при согласовании неустойки или задатка. При этом, так же как и в случае с задатком, то, что впоследствии может потерять должник, он вносит вперед, а при надлежащем исполнении договора сделанное должником предоставление засчитывается в счет исполнения.

Как и в случае с задатком, признать такое средство защиты разновидностью неустойки вряд ли возможно даже в том случае, если то, что должник теряет в случае нарушения, является денежной суммой. В силу наличия существенной специфики речь может идти об особой форме ответственности.

При этом в любом случае правила о возможности снижения чрезмерной неустойки и о взыскании дополнительных убытков здесь следует признать применимыми по аналогии. Бесспорно, применение этих правил вызовет неизбежные трудности, так как они изначально рассчитаны исключительно на денежный характер санкции. Тем не менее ничего другого суду не остается. В случае неденежного характера санкции нужно определять рыночную стоимость утрачиваемого должником имущества и соотносить эту величину с размером убытков и иными последствиями нарушения. Что касается технологии применения ст. 333 ГК, то, как нами уже говорилось в отношении задатка, в такого рода случаях должнику следует предъявлять требование о взыскании неосновательного обогащения в части, в которой он считает санкцию чрезмерной, тем самым инициировав анализ возможности применения ст. 333 ГК. Если суд посчитает, что санкция чрезмерна, он удовлетворит иск должника в части или полностью.

Иной подход будет порождать явную несправедливость. Так, если в договоре предусмотрено, что должник теряет право на оборудование, которое он уже передал по договору, если в дальнейшем произойдет недопоставка, то не применить здесь правила о снижении санкции (ст. 333 ГК) или позволить покупателю взыскивать убытки, вызванные недопоставкой, в полном объеме сверх стоимости присвоенного означает допустить явную несправедливость и позволить попрание принципа адекватности и соразмерности наказания.

В отношении возможности сочетания данной меры защиты с требованием реального исполнения отметим следующее. По своей правовой природе лишение должника права на реституционное требование основано на расторжении договора, а соответственно носит компенсаторный характер и не может сочетаться с реальным исполнением обязательства. Поэтому если в договоре было указано, что в случае невосполнения поставщиком образовавшейся недопоставки покупатель может присвоить себе, а поставщик теряет право на возврат определенной части переданного ранее товара, то речь о том, что покупатель, пожелавший воспользоваться данной возможностью, сохранит еще и право требования допоставки товара, идти не может.

Кроме того, следует отметить, что, так как мы квалифицировали данную меру в качестве меры гражданско-правовой ответственности, она не может рассматриваться в качестве отступного или условленной наперед новации. Соответственно при нарушении договора первоначальное обязательство прекращается исключительно в случае расторжения договора (в суде или одностороннем порядке) по инициативе кредитора. Именно расторжение кредитором договора и открывает возможность применения данной санкции. Ведь не стоит забывать, что требование реституции (или возврат неосновательного обогащения, как данная мера понимается в российской правовой доктрине) является следствием расторжения. Поэтому, если кредитор сохраняет интерес в реальном исполнении и не отказывается от договора, он не может воспользоваться данной мерой. Если же он заявляет о применении соответствующего договорного условия, то тем самым он расторгает договор, так же как расторгает договор требование о взыскании компенсаторной неустойки. При этом, если право кредитора расторгнуть договор может быть осуществлено только в судебном порядке, соответствующее заявление кредитора будет иметь значение только при вступлении в силу судебного решения о расторжении. До вступления в силу судебного решения речи о лишении должника права на реституционное требование в данном случае идти не может.