Глава 2

Психоаналитическая диагностика личности

Классическая психоаналитическая теория рассматривает личность в двух разных плоскостях, каждая из которых имеет начало в мо­ дели индивидуального развития. В эпоху первоначальной теории Фрейда о влечениях была произведена попытка понять личность на основе фиксации (на какой ранней фазе раннего развития пси­ хологически застрял человек?). Позднее, с развитием эго-психо- логии, о личности стали думать как о проявлении функциониро­ вания различного рода защит (каковы типичные способы данного человека противостоять тревоге?). Второй способ понимания лич­ ности не конфликтовал с первым; он предоставлял иной набор идей и метафор для осмысления термина «тип личности» и доба­ вил к теории влечений определённые положения о том, как разви­ ваются характеристики адаптационных и защитных паттернов.

Эти два набора объяснений являются базовыми элементами моего собственного представления характерологических вариантов. Я также постараюсь показать, как модели отношений в психоанали­ зе (британская теория объектных отношений, американский меж­ личностный психоанализ, психология самости и современные идеи теории отношений) могут пролить свет на некоторые аспекты орга­ низации личности. Вместе с тем моё понимание личности обогати­ лось такими менее клинически влиятельными психодинамически­ ми концепциями, как архетипы Юнга (Jung, 1954), «персонология» Генри Мюррея (Henry Murray, напр. 1938), «теория сценариев»7 Сильвана Томкинса (Silvan Tomkins, 1995), теория «контроляовладения»8 (напр. Silberschatz, 2005) и недавние эмпирические ра­

7Англ, script theory.

8Англ, control-mastery theory.

боты, в особенности исследования привязанности, а также когни­ тивная и аффективная нейронаука.

Читатели могут заметить, что я применяю к диагностическим мероприятиям несколько различных парадигм в пределах психо­ анализа, которые могут выглядеть взаимоисключающими или про­ тиворечивыми по своей сути. Поскольку эта книга предназначена для терапевтов и поскольку я по характеру склонна больше к син­ тезу, нежели к критике или проведению различий (я разделяю та­ кую сенсибильность вместе с другими клиническими авторами, та­ кими как Фред Пайн [Fred Pine, 1985, 1990] и Лоуренс Джозефе [LawrenceJosephs, 1992]), я стараюсь избегать споров о научных или эвристических преимуществах какой-либо одной парадигмы. Я не свожу на нет ценность критической оценки конкурирующих тео­ рий. Моё решение не делать этого происходит исключительно из клинической направленности этой книги и из моего наблюдения, что большинство терапевтов ищут способ ассимилировать разноо­ бразие моделей и метафор независимо от того, являются ли эти кон­ цепции проблематичными в том или ином смысле.

Любое изменение клинической теории предлагает практикам свежий способ попытаться сообщить измученным людям о своём желании понять и помочь им. Эффективные терапевты — а я пола­ гаю, что эффективные терапевты и блестящие теоретики — это пе­ рекрывающиеся, но не идентичные множества, — кажутся мне бо­ лее склонными свободно пользоваться информацией из нескольких источников, а не привязываться идеологически к одной-двум люби­ мым теориям и техникам. Некоторые аналитики придерживаются догм, но такая позиция не обогатила нашу клиническую теорию и не придала почёта нашей сфере деятельности в глазах тех, кто ценит беспристрастность и уважает сложность и неоднозначность (срав­ ните с Goldberg, 1990а).

При работе с разными клиентами становятся актуальными раз­ личные модели: один человек стимулирует терапевта к размышле­ нию над идеями Кернберга; другой напоминает личность, описан­ ную Хорни; третий имеет фантастическую бессознательную жизнь настолько по-фрейдистски классическую, что терапевт начинает га­ дать, не зазубрил ли пациент раннюю теорию влечений, прежде чем прийти на лечение. Столороу и Артвуд (Stolorow & Artwood, 1979; Artwood & Srolorow, 1993) пролили свет на эмоциональные процес­ сы, лежащие в основе теорий личности, изучив, как центральные темы

в жизни автора теории становятся предметом фокуса в его теориях формирования личности, психопатологии и психотерапии. Таким образом, не удивительно, что у нас такое число альтернативных кон­ цепций. И даже если некоторые из них не в ладах с логикой, я гото­ ва поспорить, что феноменологически они непротиворечивы; скорее всего, они по-разному применимы к разным индивидуумам и раз­ ным типам личности.

Далее, констатировав собственные предубеждения и склонно­ сти, я предлагаю короткое, очень упрощённое резюме основных ди­ агностических моделей в психоаналитической традиции. Надеюсь, это даст терапевтам без глубокого знания психоаналитических те­ орий основу для понимания категорий, которые для аналитически подкованных терапевтов являются второй натурой.

Классическая фрейдистская теория влечений и её уклон в сторону раннего развития

Первоначальная теория личностного развития Фрейда была био­ логически обоснованной моделью, которая акцентировалась на центральном положении инстинктивных процессов и описыва­ ла человеческие существа как проходящие через правильную по­ следовательность фаз направленности внимания на зоны тела: от оральной к анальной, затем к фаллической и генитальной стадии. Фрейд полагал, что в младенчестве и раннем детстве естествен­ ные потребности человека сконцентрированы вокруг проблем вы­ живания, которые впервые проживаются в теле младенца на глу­ боко чувственном уровне и далее в детских фантазиях о рождении и смерти, а также о сексуальных связях между родителями.

Младенцы, а следовательно, и инфантильные аспекты Я, кото­ рые продолжают жить во взрослых, рассматривались как ничем не сдерживаемые искатели инстинктивного вознаграждения с некото­ рыми индивидуальными различиями в силе влечений. Правильное воспитание рассматривалось как ощутимо колеблющееся между достаточным вознаграждением для создания эмоциональной без­ опасности и удовольствия, с одной стороны, и, с другой стороны, необходимой для развития фрустрацией, которая поможет ребён­ ку в приемлемых по возрасту пределах научиться заменять прин­ цип удовольствия («Я хочу все вознаграждения, включая взаимно

противоречивые, прямо сейчас!») принципом реальности («Удов­ летворение некоторых вознаграждений проблематично, а самые лучшие стоят того, чтобы подождать»). Фрейд мало говорил о спец­ ифическом вкладе родителей в психопатологию пациентов. Но ког­ да он об этом говорил, он рассматривал ошибки родителей либо как чрезмерные вознаграждения влечений, когда ничто не стимулиро­ вало ребёнка к продвижению в развитии, либо как чрезмерную де­ привацию вознаграждений, в результате чего способность ребёнка воспринимать фрустрирующую реальность оказывалась перегру­ жена. Таким образом, воспитание заключалось в балансировании между потворством и затормаживанием — модель, несомненно вы­ зывающая интуитивный резонанс у большинства матерей и отцов.

Теория влечений постулировала, что, если ребенок чрезмерно фрустрирован или получает чрезмерные вознаграждения на ран­ ней психосексуальной стадии (говоря о взаимодействии между конституциональными потребностями ребёнка и отзывчивостью родителей), он оказывается «фиксированным» на проблемах дан­ ной стадии. Личность рассматривалась как выражение долговре­ менных эффектов этой фиксации: если взрослый мужчина облада­ ет депрессивной личностью, теория предполагает, что он испытал отсутствие внимания или чрезмерную опеку в возрасте примерно полутора лет (оральная фаза развития); если он обсессивен, счи­ талось, что проблемы были примерно между полутора и тремя го­ дами (анальная фаза); если он истеричен, он столкнулся либо с от­ вержением, либо с перевозбуждающим соблазнением, либо и с тем и с другим между тремя и шестью годами, когда интересы ребён­ ка обращаются на гениталии и сексуальность (изъясняясь ориен­ тированным на мужчин языком Фрейда, это «фаллическая» фаза, поздняя часть которой стала известна как «эдипова» фаза из-за того, что вопросы сексуального соперничества и связанные с ним фантазии, которые характеризуют эту фазу, имеют параллели с те­ мами древнегреческой истории об Эдипе). В ранние годы психо­ аналитического движения было вполне обычным слышать, что о ком-нибудь отзывались как об обладателе орального, анального или фаллического характера.

Дабы это чрезмерно упрощённое описание не выглядело со­ всем уж надуманным, стоит заметить, что эта теория не явилась в го­ товом виде плодом пылкого воображения Фрейда; повлиял на эту

теорию и поддержал её определённый объём наблюдений, собран­ ных не только Фрейдом, но и его коллегами.

В книге Вильгельма Райха «Характероанализ»9 («Character­ analysis», Wilhelm Reich, 1933) подход к диагностике личности с позиции теории влечений в самом расцвете. Хотя язык Райха для современного читателя звучит архаично, его книга полна захватыва­ ющих идей о типах личности, а изложенные в ней наблюдения мо­ гут задеть за живое сочувствующих читателей. Но в конце концов усилия по толкованию личности исключительно на основе инстин­ ктивных фиксаций вызвали разочарование; на сегодняшний день ни один знакомый мне аналитик не полагается на основанную на вле­ чениях модель фиксаций. Но всё же наша область знания сохраня­ ет сфокусированную на развитии чувствительность, которой дали ход соображения Фрейда.

Эхом первоначальной модели влечений отзывается современ­ ная тенденция психодинамических практиков размышлять в терми­ нах процессов созревания и понимать психопатологию в терминах задержки или конфликта в конкретной фазе. Усилия современных исследователей психоанализа по переосмыслению всей концепции стандартных стадий развития (см. Lichtenberg, 2004; D. N. Stern, 2000) вдохнули энтузиазм в создание менее линейных, менее уни­ фицирующих моделей. Но эти новые способы мышления сосуще­ ствуют с общими тенденциями рассматривать проблемы пациентов в рамках некой прерванной задачи в процессе развития, естествен­ ный источник которой рассматривается как определённая фаза ран­ него детства.

В 1950-х и 1960-х годах Эрик Эриксон (Erik Erikson) перефор­ мулировал психосексуальные стадии в соответствии с межличност­ ными и внутрипсихическими задачами каждой фазы, что привлек­ ло большое внимание. Хотя работа Эриксона (напр. Erikson, 1950) обычно рассматривается в традиции эго-психологии, его теория ста­ дий развития отражает многие предположения модели влечений Фрейда. Одним из наиболее привлекательных дополнений Эрик­ сона к фрейдистской теории стало переименование стадий в попыт­ ке модифицировать биологизм Фрейда. Оральную фазу стали по­ нимать как состояние тотальной зависимости, в которой на кону стоит установление базового доверия (или недостатка доверия).

9 Райх В. Характероанализ /Под ред. А. В. Россохина. — М.: Республика, 1998.

Анальная фаза была представлена через основной процесс обрете­ ния автономности (а при неудачном её прохождении — стыда или сомнений). Базисная задача этой фазы, должно быть, заключается в овладении физиологическими функциями (приучение к туалету), как подчёркивал Фрейд, но также включает в себя широкий диапа­ зон вопросов, которые относятся к обучению ребёнка самоконтро­ лю и усвоению ожиданий, налагаемых семьёй и обществом. Эдипова фаза рассматривалась как критически важный период для разви­ тия чувства базовой эффективности («инициатива против вины») и ощущения удовольствия от идентификации с объектами любви.

Эриксон, испытавший влияние такого жизненного опыта как жизнь в индейском племени хопи, распространил идею фаз разви­ тия и задач на весь жизненный путь человека и на другие культу­ ры. В 1950-х годах Гарри Стэк Салливан (Harry Stack Sullivan, напр. 1953) предложил ещё одну теорию стадий (предсказуемых «эпох» детства), которая вместо удовлетворения влечений выделяла комму­ никативные достижения, такие как речь и игра. Подобно Эриксону, он полагал, что личность продолжает развиваться и меняться далеко за пределами первых шести с небольшим лет — возраст, который рас­ сматривался Фрейдом как основа становления взрослой личности.

Работы Маргарет Малер (Margaret Mahler; напр. Mahler, 1968, 1972а, 1972b; Mahler, Pine, Bergman, 1975) по подфазам процесса се­ парации-индивидуализации — задачи, которая достигает своей ре­ ализации примерно к трёхлетнему возрасту, — стали следующим шагом в осмыслении элементов, важных для формирования лич­ ностной структуры. Её теория фактически является теорией объ­ ектных отношений, но неявным образом присутствующие в ней положения о фиксациях обязаны своим существованием модели развития Фрейда. Малер покончила с фрейдистскими оральной и анальной стадиями и взглянула на движение младенца из состоя­ ния относительной неосознанности касательно окружающих (аути­ стическая фаза, длящаяся около 6 недель) к состоянию симбиотиче­ ской связи (которое длится в течение следующих приблизительно двух лет — этот период сам по себе разделяется на фазы «вылупле­ ния», «практики», «сближения» и «движения к константности вос­ приятия объекта») и далее к состоянию относительной психологи­ ческой сепарации и индивидуализации.

Другие клинически значимые наблюдения развития возникли благодаря британским аналитикам. Мелани Кляйн (Melaine Klein,

1946) писала10 о переходе с «параноидно-шизоидной позиции» к «де­ прессивной позиции» у младенца. Будучи в первой, ребенок ещё не полностью осознаёт сепарированность других людей, в то время как во второй он приходит к пониманию, что человек, осуществляющий уход за ним, находится вне его контроля и имеет самостоятельный разум. Томас Огден (Thomas Ogden, 1989) позже постулировал бо­ лее раннюю в развитии стадию «аутистично-прилегающую пози­ цию», «преимущественно сенсорную, досимволическую эру субъек­ тивного опыта, в которой наиболее примитивная форма понимания генерируется на основе организации сенсорных впечатлений, особен­ но с поверхности кожи» (с. 4). Помимо того, что он рассматривал эти позиции как последовательно всё более зрелые стадии развития, он подчёркивал, насколько нам необходимо осознать, что все мы в каж­ дое мгновение перемещаемся между ними туда-сюда.

Терапевты встретили эти положения с готовностью. Благодаря постфрейдистским теориям стадий они обрели новые возможности понять, как «застревали» их пациенты, и могли анализировать сби­ вавшие с толку сдвиги в состояниях Я. Теперь они могли предлагать своим самокритичным клиентам интерпретации и гипотезы, кото­ рые шли дальше догадок касательно слишком раннего или позднего отлучения от груди, слишком жёсткого или, наоборот, небрежного приучения к туалету, совращения или отвержения во время эдипо­ вой фазы. Вместо этого они могли поинтересоваться у пациентов, отражали ли их затруднения семейные процессы, которые мешали им чувствовать безопасность, автономность или удовольствие в их идентификациях (Эриксон); или предполагать, что судьба препод­ несла им детство, лишённое критически важного доподросткового «приятеля» (Салливан); или заметить, что госпитализация матери пациента, когда тому было два года, нарушила нормальный для того возраста и необходимый для оптимальной сепарации процесс сбли­ жения (Малер); или высказать наблюдение, что в этот момент паци­ ент чувствует примитивный ужас, поскольку терапевт прервал его мыслительные процессы (Огден).

Совсем недавно Питер Фонаги (Peter Fonagy) с коллегами (на­ пример, Fonagy, Gergely, Jurist & Target, 2002; Fonagy & Target, 1996) предложили модель развития зрелого чувства Я и чувства реально­

10 Кляйн М. Заметки о некоторых шизоидных механизмах // Кляйн М., Айзекс С.,

Райвери Дж., Хайманн П. Развитие в психоанализе. — М.: Академический проект, 2001.

сти, которое характеризуется способностью «ментализировать» мо­ тивы других людей. Процесс ментализации похож на то, что филосо­ фы назвали «теорией разума» и что Кляйн называла депрессивной позицией — на осознание отдельных субъективных жизней окружа­ ющих. Он привёл наблюдение, что дети в возрасте приблизитель­ но двух лет переходят от более раннего состояния «психической эквивалентности», в котором внутренний мир и внешняя реаль­ ность равны, к «воображаемому»11, в котором внутренний мир от­ делён от внешнего, но не обусловлен принципами реальности (эра воображаемых друзей), а в возрасте четырёх или пяти лет они до­ стигают способности к ментализации и рефлексивной деятельно­ сти, когда два режима интегрируются и фантазия явно отличает­ ся от действительности. Об этих представлениях я более подробно буду говорить в главе 3 в контексте пограничной личностной ор­ ганизации.

Для терапевтов эти модели были не просто интересны с науч­ ной точки зрения; они давали возможность помочь людям понять себя и найти сострадание к себе самим — в противоположность обычным внутренним объяснениям наших наименее понятных ка­ честв, которые все мы генерируем: «Я плохой», «Я урод», «Я лени­ вый и недисциплинированный», «Просто я сам по себе бракован­ ный», «Я опасен» и т. д.). Помимо того, клиницисты теперь могли лучше поддерживать собственное психическое состояние, когда сталкивались с непонятными в ином случае ответами на предпри­ нятые попытки понимания и помощи. Например, внезапная вер­ бальная атака клиента в адрес терапевта могла рассматриваться как временное отступление в параноидно-шизоидную позицию.

Многие современные комментаторы заметили, что наша склонность толковать проблемы в терминах развития чересчур редуктивна и имеет спорные клинические и эмпирические доказа­ тельства. Л. Мэйс (L. Mayes, 2001), например, замечает, что «карты, которые ориентируют нас на ландшафте раннего развития, доволь­ но полезны, но их не стоит воспринимать буквально». Другие ука­ зывали на иные паттерны психологического развития в незападных культурах (напр. Bucci, 2002; Roland, 2003). Учитывая, что разви­ тие — это динамический, постоянно меняющий направление про­ цесс, современные психологи по раннему развитию (напр. Fischer &

1 1 Англ, pretend mode от pretend — притворный, воображаемый, мнимый.