710
.pdfНовикова, как директора института. Новикова, авторов письма, в составе которых был и Бредюк, а он в то время был секретарем партийного бюро института, приглашали в райком для разбирательства. Конфликт был в райкоме потушен. Но для Новикова этот конфликт, видимо, не прошел даром. Спустя примерно год, как это часто бывает, у него произошел инфаркт. Новиков после этого долго болел. А после выхода на работу, он периодически опять подолгу был на больничных листах. В конце концов, окончательно не оправившись, он и умер. Дело же, как мне представляется, состояло в следующем. Алексей Емельянович, хотя и был избран член-корреспондентом Академии Наук, ученой степени не имел. Молодые, амбициозные руководители лабораторий, к этому времени уже имеющие ученые степени, воспользовались этим и в конфликтной ситуации, возникшей между ними и директором института по какому-то второстепенному вопросу, обвинили его в некомпетентности.
Предложенные мною решения по новому лабораторному корпусу Ученый совет Института одобрил. Осталось за малым: получить лимит на проектирование и деньги на эти цели.
По существующему в то время порядку, в качестве проектной организации по заказу СибЦНИИСа мог выступать только Сибгипротранс. Но он был сильно загружен плановыми работами, и своего согласия на выполнение работ по проектированию лабораторного корпуса СибЦНИИСа не давал. Возможно, это было связано еще и с тем, что опыта проектирования научных учреждений у него не было. А без согласия Сибгипротранса, получить в министерстве лимит на проектирование нового лабораторного корпуса, да еще и по техническому заданию, не утверждённому Главным техническим управлением Министерства, было практически неразрешимой задачей.
Помогли друзья. У меня в Новосибирском отделении ГИПРОНИИ, ещё в тот период, когда я работал в УКСе СО РАН, сложились, по совместной работе на объектах академии, отличные отношения с главными инженерами проектов этого института. Именно к ним я и обратился за советом и за помощью.
– Иди к Касаткину. У него не хватает объемов на план, и он ищет сторонние заказы, – посоветовали мне мои друзья.
11
Вит Семенович Касаткин в тот период был директором проектного института ГИПРОНИИ. Мы были с ним хорошо знакомы по периоду моей работы в УКСе Сибирского Отделения Академии Наук. С Касаткиым найти общий язык оказалось делом не сложным. Заключили договор. Чтобы реализовать представившуюся возможность, надо было в срочном порядке, в сроки, предусмотренные этим договором, подготовить техническое задание на проектные работы. Это мы сделали силами нашего проектного бюро, практически вдвоем с Н.М. Скребковой. Неля Михайловна – молодой специалист, окончившая строительный институт в Казани, была принята Новиковым в СибЦИИС именно в этот период, и была направлена на работу ко мне в ПКБ. Утвердив техническое задание на проектирование у Новикова А.Е., я его срочно передал в ГИПРОНИИ. И к концу года у меня на руках уже был проект лабораторного корпуса, в рабочих чертежах, разработанный проектной организацией, специализированной на проектировании научных учреждений. Нашелся и путь изыскания средств на оплату этих проектных работ.
По этому вопросу не пришлось даже обращаться в головной институт и в Главное техническое управление. Деньги мы нашли за счет взыскания арендной платы с соседних с нами предприятий за использование ими нашего железнодорожного пути.
И хотя мы не входили в Сибирское Отделение СО РАН, в подчинении которого находилось ГИПРОНИИ, Советское отделение строительного банка, в нарушение существующих в то время правил, оплату этих проектных работ пропустило. Видимо это произошло потому, что Стройбанк детально не разобрался и принял СибЦНИИС тоже за институт Сибирского Отделения наряду с другими такими же институтами, строящимися в одном и том же Советском районе. Этому способствовало и то, что в этом же районе находилось и отделение Стройбанка.
Успешное решение, казалось бы, неразрешимых проблем проектирования лабораторного корпуса института и оплаты этих проектных работ, произвело, как мне представляется, большое впечатление на Новикова А.Е. В ноябре 1963 г. он своим приказом перевел меня на должность своего заместителя по общим вопросам, уволив при этом Огольцова Т.И., занимавшего эту должность.
Надо полагать, Министерство транспортного строительства имело определенные виды на использование СибЦНИИСа в деле
12
научного обеспечения предполагавшегося строительства дорог в Сибири и принимало срочные меры по оснащению создаваемого им института строительной техникой. Один за другим в институт прибывали платформы со строительной техникой. Прибыл автомобильный кран, экскаватор-бульдозер, гусеничный трактор, ав- томобиль-самосвал, бортовая грузовая машина. Надо было срочно решать проблему строительства гаража для содержания всей этой техники. Институт же пока располагал гаражом, крайне малой вместимости – всего на один бокс, в котором мог поместиться только один автобус. Не устраивал этот гараж и по высоте. В нем нельзя было поместить кран.
Не был укомплектован и штат сотрудников для обслуживания такого большого парка машин. В институте работал всего один шофер. И внешне выглядел этот шофер очень молодо, почти подростком. Но, как потом оказалось, это впечатление было ошибочным. Он оказался шофером высокого класса. Как говорят, был мастер на все руки. Он мог отлично работать и на экскаваторе, и на кране, и на бульдозере. Это был Виктор Смойличенко.
Итак, на первый план у нас вышла проблема строительства большого гаража.
Ко времени, к которому относятся описываемые события, строительство Новосибирской гидроэлектростанции было уже закончено. Строители станции ушли, оставив на территории района, примыкающей в прошлом к площадке строительства, горы строительных отходов. Тут были и плиты, и железобетонные балки и больших размеров бетонные блоки, непонятного назначения, горы камня и щебня. Все это было бессистемно разбросано вдоль железнодорожной ветки, построенной ранее к строящимся объектам станции и непосредственно на самой ветке. Я несколько раз обошел этот клад неликвидных строительных материалов, мысленно прикидывая в уме, как его можно было бы использовать на строительстве гаража. Но как это сделать на законных основаниях, не привлекая внимания со стороны и главное хозяина этих материалов? И я пошел на хитрость. Мне было совершенно очевидно, что весь этот строительный хлам портит внешний вид района, где началось строительство жилого посёлка и затрудняет работы по его благоустройству. И я напечатал
13
письмо, от имени райкомхоза, в наш адрес с просьбой, как к организации, располагающей автомобильным краном, оказать содействие району в работах по его благоустройству. В письме нам предлагалось собрать и вывезти на отвал оставшиеся от строительства гидростанции неликвидный строительный мусор. Письмо я подписал у Алиева, заведующего райкомхозом, который хорошо меня знал еще по моей работе в Управлении благоустройства Горисполкома.
Имея в кармане такое письмо на бланке райкомхоза, да ещё с гербовой печатью, мы без каких-либо опасений организовали сбор и вывоз на территорию института нужного нам строительного лома. Работа эта отняла у меня много времени – несколько месяцев.
Каждый день, если не было дождя, мы: я, Смойличенко, принятый в гараж на работу механиком по ремонту моторов, демобилизованный танкист Михайлов Егор Матвеевич, штукатурмаляр кореец Ким-Бен-Су и еще кто-нибудь из рабочих, на бортовой машине и с краном, выезжали, как на рыбалку, с территории института на сбор материалов для строительства гаража. К зиме вся площадка у гаража с северной его стороны была завалена железобетонными деталями.
Стены гаража я решил, используя опыт Агаркова, о чем я писал ранее, собрать из шлакобетонных блоков.
В сентябре начался отопительный сезон. В расположенной в подвале здания института котельной, у дверей бункера для шлака, мы установили лабораторную бетономешалку. Кочегарам, а их работало по три человека в смену, вменили в обязанность, за отдельную доплату, изготовлять шлакоблоки. Для их формовки в мастерских филиала были изготовлены специальные удобные в обращении разборные формы. Шлакоблоки мы формовали из извлекаемого из топок котлов шлака, с добавкой песка и цемента. Изготовленные и складируемые в тепле у котлов шлакоблоки быстро набирали прочность. К весне у стены здания института с дворовой его стороны уже стоял высокий штабель готовых к использованию шлакоблоков.
Не обошлось и без происшествий. Бредюка Г.П. секретаря партийного бюро института, вызывали в Райком партии по доносу о том, что в котельной нашего института свила гнездо секта баптистов. Пришлось разбираться с этим делом. Как выяснилось,
14
действительно, работники нашей котельной исповедовали религию баптизма. Что где-то в поселке Матвеевка был молельный дом, который посещали и наши кочегары. Но было также установлено, что в нашем коллективе никакой противоправной деятельности кочегары не вели. Религиозной и иной пропаганды тоже не вели. А поскольку работниками они были хорошими, и по работе никаких претензий к ним не было, их всех и оставили в покое. Однако этот случай в какой-то мере характеризует ту обстановку, которую переживал наш народ в тот период, и как неоднозначно относились к ней наши люди. Запомнился мне один эпизод, относящийся именно к этому времени.
Возвращаясь к себе в кабинет на свое рабочее место, я в приемной Новикова чуть не столкнулся с Луниной Т.Н. заведовавшей в то время первым отделом нашего института. Лунина, как ошпаренная, вся в слезах, выскочила из кабинета директора, и весь внешний вид её выражал глубокую растерянность.
Я зашел в кабинет директора. Алексей Емельянович нервно ходил вдоль стены за столом, и вид его выражал тоже крайнее возбуждение. Большое толстое стекло, лежавшее на столе и соответствующее ему по размеру, было разбито. Видимо, от удара по нему кулаком. Новиков был очень крупного телосложения, и кулаки у него были, надо полагать, тяжелыми.
Какой разговор произошел между Новиковым и Луниной мне не известен. Но предполагаю, что он имел отношение к делу кочегаров. Известно, что и Новиков А.Е. и Лунина Т.Н. какое-то время вместе работали на строительстве Новосибирского оперного театра. Из разных источников известно также и то, что на этом строительстве была какая-то крупная авария и что практически весь инженерно-технический персонал, принимавший участие в этом строительстве, был арестован. И, как писала в своих воспоминаниях, опубликованных, кажется, в «Навигаторе», жительница нашего Академгородка, доктор наук и дочь главного инженера строительства театра, были расстреляны. Видимо, между всеми этими явлениями имелась какая-то связь, которую ни Новиков, ни Лунина раскрывать не могли, или не хотели.
Таисия Николаевна Лунина по внешнему виду была женщиной лет 40. Была одинокой, имела больную взрослую дочь. Возможно, из-за занимаемой в институте должности, сотрудники института относились к ней неприязненно, а Новиков, по взгляду со
15
стороны, просто с ненавистью. Однако, при всей сложности с обеспечением жильём, Таисии Николаевне была выделена отдельная однокомнатная квартира в благоустроенном, принадлежащем институту кирпичном доме.
Суходом на пенсию, Лунина неоднократно меняла свою квартиру, переезжая при этом, то в Академгородок, то в город, то снова в поселок ОбьГЭС.
По моей рекомендации в том же1963 г. в институт на работу
вПКБ института был принят Николай Тимофеевич Смородинов. Он до этого работал в УКСе СОРАН и оказался там в этот период, как и я, в подвешенном состоянии. Николай Тимофеевич был очень хорошим специалистом-проектировщиком. Специалистом старой закваски. У нас с ним сложилось полное взаимопонимание. Мы понимали друг друга с полуслова.
Я привел его на площадку перед гаражом, показал ему завезенные материалы и высказал свои соображения, как их пустить в дело. Николай Тимофеевич все это воплотил в рабочем чертеже.
Снаступлением теплых весенних дней 1964 г. мы развернули работы.
Экскаватором выкопали глубокие траншеи под фундаменты стен. Уложили туда железобетонные отходы, собранные вдоль нашего железнодорожного пути, проходящего за территорией завода опор и свай, выброшенные последним, как брак в процессе отладки технологии производства. Дополнили это другими железобетонным отходами, и все это залили бетонным раствором. В результате получился хороший надежный фундамент для стен.
Стены гаража мы сложили из шлакоблоков, которые мы всю зиму изготовляли в котельной.
Строительство гаража продолжалось все лето.
Заодно построили вблизи гаража и мойку для машин с отстойником для грязной воды.
Время текло стремительно.
В институте наряду с укреплением его материальной базы усиливался и его научно-производственный потенциал. Открылось еще одно направление исследований и разработок – совершенствование конструкций и технологии строительства опор контактной сети строящихся дорог. Была создана лаборатория такого
16
направления. Руководителем этой лаборатории был назначен опытный производственник Пангаев Владимир Александрович.
Перспективно мыслящий Алексей Емельянович отправил в Москву (в целевую аспирантуру при отделении фундаментов головного института) принятого на работу в институт выпускника Новосибирского водного института Эдуарда Александровича Аблогина. Туда же в аспирантуру был направлен и Виктор Яковлевич Ткаченко. В этот же период, коллектив научных сотрудников института пополнился и специалистами в области бетона и железобетонных конструкций. Из Сибирского строительного института на работу в СибЦНИИС перешли: канд. техн. наук Косолапов Александр Васильевич и Галина Ивановна Кичигина.
Востальном весь коллектив института был молодежным, дружным, комсомольским. Работать в этом коллективе было интересно, легко и приятно. Часто устраивались молодежные вечера. В институте была хорошая художественная самодеятельность. Припоминается, как лихо исполняла танец маленьких лебедей четверка парней – молодых инженеров из лабораторий института. Отлично играл на аккордеоне молодой инженер лаборатории тоннелей Юрий Николаевич Третьяков. Выпускалась отличная остроумная, красочно оформленная, стенная газета. В коллективе было несколько отличных поэтов. Остроумные стихотворения собственного сочинения читал Е.О. Гадилёв. Не уступал ему в мастерстве сочинять стихи и Ю.С. Палькин.
Влетний период на ближайшем к институту участке берега Обского водохранилища комсомольцы института устроили палаточный лагерь. Днем из лагеря ходили в институт на работу, ночь проводили в палатках и у костра. Пели песни. За счет профкома приобрели несколько лодок. Ловили рыбу, удочками и сетями.
Вдоль берега у палаток из досок был сооружен длинный стол для общего ужина.
Мои ребята: Коля и приехавший из Красного Брода его двоюродный брат Женя, сын Машиной сестры Оли, тоже поставили
влагере свою палатку.
Устройство палаточного лагеря на берегу Обского водохранилища в летний период стало входить в традицию. Однако про-
17
существовала это начинание всего два года и закончилось трагическим происшествием.
Винститут на должность главного механика был принят выпускник Казанского авиационного института молодой инженер, фамилию которого, к сожалению, я забыл. Он приехал в Новосибирск вместе с женой, после защиты ею кандидатской диссертации и получения назначение в один из институтов Сибирского Отделения. По существовавшему положению им в Академгородке была представлена квартира.
Инженер, поступив к нам на работу, стал активным членом палаточного лагеря. Более того, приобрел фабричную моторную лодку с подвесным мотором. Иногда, по настоянию жены, он не оставался на ночь в лагере, а уплывал на лодке домой. В один из вечеров, домой он не доехал. А его лодка на следующий день была обнаружена на водохранилище, без хозяина. Решили, что он утонул. Искали его долго. Милиция не могла разобраться, в чьей зоне произошла трагедия. Не вдаваясь в подробности, этот трагический случай и послужил причиной ликвидации палаточного лагеря на берегу Обского водохранилища.
Ворганизации отдыха сотрудников в период летних отпусков выручило то обстоятельство, что в тот период сотрудники СибЦНИИСа, как работники Министерства Транспортного Строительства, объединенные с работниками Министерства Путей Сообщений в один общий профсоюз, пользовались льготами железнодорожников. Была возможность один раз в год пользоваться бесплатным проездом железнодорожным транспортом в любой конец страны в плацкартном вагоне. Поэтому, как правило, начиная с 1962 г., свой отпуск сотрудники филиала стали проводить на юге, чаще всего в Сочи. Мы, я имею в виду нашу семью, были тому не исключение.
В1962 г. профсоюзная организация головного института, ЦНИИСа, арендовала на два года часть территории кемпинга на берегу Черного моря вблизи г. Сочи. На этой территории были установлены большие армейские палатки. Путевки для отдыха в таких палатках на территории кемпинга распространялись и в СибЦНИИСе. Дважды нам удавалось по таким путевкам вывозить наших детей на Сочинское солнышко. Первый раз мы отдыхали в этом кемпинге в 1962 г. По просьбе сестры Маша реши-
18
лась взять с собой, кроме наших детей, ещё и Женю, Колиного ровесника, сына Оли. У него было что-то не в порядке с сердцем. По просьбе Оли, Маша его консультировала у своих коллег, врачей клиники Мешалкина, и вот в завершение решилась взять его с собой на море, для поправки. Как потом оказалось, поездка на море для Жени пошла на пользу. Работа сердца нормализовалась до устойчивого состояния, и все пороки исчезли.
Наша палатка в кемпинге была установлена под огромным деревом шелковицы. Ребята, как мартышки, прыгая с ветки на ветку, собирали и тут же съедали крупные ягоды этого дерева. И Сережа, тогда еще маленький, не отставал от них. Лица ребят, вокруг рта были черными от несмываемого сока ягоды шелковицы.
Я в то время увлекался киносъемкой. У меня была любительская кинокамера «Турист». Сохранились киноленты того времени. Цветные.
Изготовление цветного кинофильма в то время было титаническим трудом. Требовало знаний, сноровки, усердия. Чего стоило только одно проявление цветной обратимой кинопленки! В связи с этим, нельзя не отметить, как за короткое последнее время поразительно шагнул прогресс в этой отрасли. Особенно, с внедрением цифровой видеотехники.
В умении организации отдыха молодежный коллектив института проявлял чудеса изобретательности. Была организована небольшая группа спортсменов-велосипедистов. Как мне помнится,
внее входили Степанов, Цернант, Половинкин, Кузнецов, Казаков и еще кто то. Они в период летнего отпуска на поезде с велосипедами в багаже добирались до Москвы, потом садились на велосипеды и далее отправлялись в путешествие, уже вращая педали. Так
втечение нескольких отпусков они объехали всю Прибалтику, Западную Украину, Кавказ и Черноморское побережье.
Уменя возникало даже подозрение, что некоторые молодые сотрудники института использовали время служебных командировок на удаленные объекты строительства в качестве способа продления летнего отпуска. Основанием для таких подозрений служило то обстоятельство, что некоторым из них в процессе таких командировок удавалось решать даже свои семейные проблемы.
Несмотря на принимаемые правительством меры, в том числе и освоение целины, продовольственное обеспечение в стране бы-
19
ло низким, а если говорить честно, то – плохим. Мяса ни в магазинах, ни на рынке не было. В столовых, в том числе и в нашей институтской столовой, были введены рыбные дни. Народ выживал за счет картошки. Предприятиям опять, как во время войны, отводились земельные участки для посадки картофеля.
Вначале, мы, сотрудники института, осуществляли посадку картошки на своей, институтской территории. Однако скоро участка земельной территории филиала за железнодорожной линией в пределах границ территории филиала уже стало не хватать. Захватили, без специального на то разрешения, свободный участок земли за оградой территории института с его западной стороны.
Нашей семье достался участок за этой оградой, рядом с участком, отведенным для семьи Рощупкина Д.В. Жена Дмитрия Васильевича Дора Николаевна, имела сельскохозяйственную профессию. Она окончила сельскохозяйственный техникум и поэтому семейными работами по выращиванию картофеля и овощей командовала тут она. Рощупкины осуществляли посадку картофеля ровными рядками, с малым промежутком между гнездами в ряду, но с большим промежутком между рядами. Как показал практический опыт, обрабатывать посадки, осуществлённые таким способом, намного удобнее. Мы же, обычно, осуществляли посадку неудобным для обработки, но рекомендуемым Лысенко, квадратно-гнездовым способом. Поэтому безоговорочно переняли Рощупкинский способ и посадки и обработки.
За территорией склада института, с южной его стороны, построили капитальный погреб для потребностей столовой. Туда же привозили и там распределяли между сотрудниками картофель и капусту, оптом приобретенную в Морском совхозе, с которым у нас сложились дружеские отношения. Позже, когда в погребе уже отпала необходимость, его использовали как помещение для проведения в нем научных экспериментов.
Коллектив института часто выезжал на поля этого совхоза для оказания помощи в работах, требующих ручного труда. Работали дружно, охотно, с шутками. Совхоз работой коллектива был доволен, и в качестве поощрения привозил на поле для угощения сотрудников института несколько бидонов со сливками. По этому поводу в институтской стенной газете была помещена очень
20