229_istoria_lishtovannyi_mongolia_v_vost_sibiri_032

представляется благоприятная возможность возродить достояние нашего прежнего Чингис-богдо. Поэтому все ваны, гуны и дзасаки многих монгольских хошунов возвели на ханский престол светлого, как солнце, десятитысячелетнего богдо, установили девиз его правления “Многими возведенный”, во все стороны распространили (его славу). Истинно это есть исход наших монголов из темной страны и их вступление в светлый мир.

Только монголы Внутренней Монголии не привели в порядок свои мысли, мечутся туда-сюда, одураченные хитрой политикой китайцев. Почему так происходит? Разве они не слышали как в удобный момент революционеры говорили, что Юань Шикай договорился с Цинами? Сначала решили, что маньчжурские императоры будут получать престол по наследству, не будут лишь заниматься государственными делами и выходить из внутреннего дворца и будут получать от Китайского государства 4 миллиона юаней в год. Теперь же, когда великая власть в его (Юань Шикая) руках, он уничтожил монархию и дошел до того, что переселил вдовствующую императрицу из внутреннего дворца в Ихэюань, отменил дотацию в 4 миллиона юаней. Неизвестно, куда он их выкинет завтра. Очень странно, что многие монгольские добродетельные и мудрые нойоны, точно зная об этом обмане маньчжуров Юань Шикаем, собираются последовать за республикой. Если они действительно объединятся с республикой, то на монгольской земле сразу появятся китайские округа

иуезды, распоряжаться будут китайские чиновники, на прокорм будут поставлены войска; так будет осуществляться управление монголами. На целинные земли хошунов переселят китайских земледельцев, которые превратят их в пашню. Если так произойдет, то китайцы будут прибывать на монгольскую землю день ото дня,

иих станет очень много. Когда солдаты и китайцы соберутся на северных землях и в соответствии со своими старыми принципами начнут своевольно притеснять монголов, то наши монголы, очнувшись, скажут: “Станем сильным государством и отделимся от Китайской Республики”, - но будет уже поздно.

Поэтому мы хотим, чтобы знатные, мудрые и просвещен-

90

ные люди Внутренней и Внешней Монголии быстро очнулись в это важное и благоприятное время и подумали о пользе дела. Пусть их помыслы и днем и ночью будут направлены на объединение устремлений, поддержку столичного богдо-хана, упрочение своей земли, защиту своих аймаков и племен. К этому призываем” [67].

Относя, таким образом, возможность написания данной статьи под руководством или влиянием Ц.Жамцарано, не следует думать, что он не предвидел реальных трудностей на этом пути, даже после провозглашения Монголией независимости от Китая. Так, именно он в письме к В.Л.Котвичу отмечал, что правительство “несколько оптимистично смотрит на дело: ему кажется - вся Монголия с Севера до Юга, с Востока до Запада будет собрана воедино” [68].

Виной тому были серьезные внешнеполитические трудности. Даже Россия, сторонница собирания монгольских земель, бьыа связана как тайными договорами с Японией о разделе сфер влияния, так и зависимостью от европейского союза с Англией и Францией, что требовало осторожного отношения с Китаем. Но та же “Монгольш сонин бичиг” указывала и на внутренние факторы, имевшие место в Цинской империи и ведущие к фактическому ее развалу. В ответ на утверждение китайских газет о том, что борьба Монголии за независимость есть единственно результат действий России, газета писала: “Если это так, то тогда тот факт, что ныне Хулунбуйр, Тибет и Внутренняя Монголия не хотят объединяться со Срединным государством, есть тоже результат подстрекательства России? Почему это происходит? Не произошло ли это главным образом оттого, что китайское правительство проявляет ежедневное стремление отнять у Монголии право на самостоятельность?” [69].

Мысли о единении монгольских народов и размышления Ц.Жамцарано по поводу государственного устройства Монголии получат свое дальнейшее развитие уже в первых национальных периодических изданиях, выходивших под его руководством. В 1911 г. Ц.Жамцарано был направлен в Ургу в качестве сотрудника российского консульства и вскоре сделался

91

советником при правительстве богдо-гэгэна по делам образования и культуры. С весны 1912 г.начал издаваться научнопопулярный журнал “Шинэ толь” (“Новое зерцало”), его сменила газета “Нийслэл хурээний сонин бичиг” (“Столичные новости”). “Шинэ толь” пропагандировал естественнонаучные знания и освещал вопросы общественно-политической истории, в том числе отношения Монголии с Россией, Китаем и другими странами. Названия самих рубрик журнала говорят о том, что стремления Ц.Жамцарано к просветительству монгольского народа, которые он вынашивал еще в России, стали претворяться в жизнь на монгольской земле. С данной целью в “Шинэ толь” были введены рубрики “Устройство вселенной”, “О происхождении грома и молнии”, “Об органической и неорганической природе” и другие. Как отмечает исследовательница данного печатного источника Л.П.Попова, и в чем ее следует полностью поддержать, автором большей части публикаций “был, вероятно, сам Ж.Цэвзн1’ [70]. Кроме того, публиковались статьи, в которых излагалась история многих стран - Италии, Голландии, Японии, России, Болгарии и других, высказывались мысли о возможности заимствования опыта этих стран [71].

Вполне “узнаваем” Ц.Жамцарано и в тех материалах, где речь шла о независимости Монголии и вопросах власти. В No 10 журнала за 1914 г. писалось: “В одном из китайских документов Монголия называется китайской колонией. Иностранные государства называют колониями те новые земли, которые они полностью подчинили себе, куда стали переселять своих граждан и присваивать себе богатства захваченных земель. В Китае сейчас образовалась республика. И хотя там провозгласили рождение единой семьи из пяти народов, подлинные устремления заключались в том, чтобы исконные земли монголов, тибетцев, кукунорцев, хотонов заселить миллионами китайских переселенцев, захватить чужие природные богатства и превратить эти земли в свои колонии” [72]. Как видим, соответствие с идеей высказываний, приводимых нами из харбинской газеты, практически полное.

Огромное значение придавал Ц.Жамцарано сохранению

92

в народе и в будущем самостоятельном государстве буддистских воззрений и миропонимания. Он пытался сочетать эту тенденцию с просвещением и научно-техническим прогрессом. Ц.Жамцарано оценивал буддизм как “убежище национального духа”, “национальной индивидуальности и солидарности” [73]. Но несмотря на это, он занимал жесткую критическую позицию к привилегированным “отцам” церкви. В одной из своих статей Ц.Жамцарано писал: “Как же может наш владыка богдо-гэгэн пребывать в безмятежности, если он видит, как некоторые от его милосердного имени не только получают особое жалованье, награды и посты, но и нещадно обирают зависимых от них людей, превозносят только личные интересы и не заботятся о государственных” [74]. Противники объявляли Ц.Жамцарано опасным еретиком [75]. В одной из статей “Нийслэл хурээний сонин бичиг” говорилось: “Если на нашу страну нападут враги и начнется нехватка продовольствия, то шабинары и тогда останутся в стороне? Кое-кто пребывает в приятных размышлениях о том, что пока, милостью бога, на нас никто не нападает, ну а если это случится, то по каким законам вы будете спасать свою религию?”. Или в другом номере: “Если Духовное ведомство - это наше тело, то четыре аймака - это его руки и ноги, а разве может тело существовать отдельно от своих конечностей? Так и шабинары должны наравне со всеми участвовать в общественных повинностях” [76].

В связи с такой позицией мы можем с полным правом причислить Ц.Жамцарано к монгольским “обновленцам” -течению, представители которого призывали очистить религию Будды от всяческих злоупотреблений, которые происходили от верхушки ламаистской церкви. Хотя, еще раз повторяем, что Ц.Жамцарано и его единомышленники видели в буддизме одну из основ стабильности монгольского общества, подчеркивая: “...Конечно, чрезвычайно важно укреплять церковь и святое учение, но если иссякнут наши богатства, то на какие средства мы будем строить монастыри, храмы, устраивать религиозные церемонии?” [77].

На страницах изданий, курировавшихся Ц.Жамцарано, активно поднимался вопрос о власти. Общественность знако-

93

мили и с основами республиканского государственного устройства. Но все же важнейшим политическим лозунгом просветителей был призыв к ограниченной монархии. На фоне исторического развития Монголии подчеркивалась значимость органов власти, учрежденных Чингис-ханом: “Чингис богдохан обладал несравненной божественной мудростью: будучи величайшим полководцем, помимо того, обладал замечательными способностями государственного деятеля... (И он) не считал, что сможет управлять (государством) только сам и повелел создать Великий хуралдан, для чего приказал созвать образованных и мудрых людей из разных уголков страны и поручил им сообща ведать всеми основными государственными делами... Но с течением времени принципы правления, утвержденные Чингис-ханом были забыты... Создав новое независимое монгольское государство, мы вновь вызвали к жизни мудрое учение великого хана, забытое на многие века, ...создали дээд доод хурал и созвали для обсуждения дел народных представителей различных аймаков и хошунов”

[78].

Значителен вклад Ц.Жамцарано и в становление в Монголии системы просвещения и народного образования. Еще до приезда в Монголию он составил для себя план перевода и издания на монгольском языке 100 научных и научно-популярных книг. Из этого количества ему удалось перевести и издать более половины [79]. При его непосредственном участии с 1912 г. в Монголии начинает функционировать светская школа, приглашаются учителя из Сибири и уже работавшие там при консульской школе учителя и переводчики Д.А. Абашеев, Н.Т. Данчинов, Гарма Вампилова и др. (VI).

Среди учителей был и Никита Федорович Батуханов (Эрдэни Бату-хан). Уроженец с.Тараса Балаганского уезда Иркутской губернии, окончив Иркутскую учительскую семинарию, с 1914 г. (по другим данным с 1916 г.) приезжает работать в Монголию. С этого времени на многие годы его жизнь будет связана с просвещением и образованием в Монголии. Он заведовал школьным отделом при Министерстве внутренних дел. С образованием в 1924 г. самостоятельного Министерства просвещения стал его первым министром, проработав в этой должности до 1929 г. Для

94

изучения опыта образования он посетил ряд стран - СССР, Германию, Францию, Италию.

Особо следует подчеркнуть, наряду с Ц.Жамцарано, роль Э.Батухана в налаживании издательского дела в Монголии. При посещении Улан-Батора в 1927 г. Г.Цыбиков среди монгольских издательств (VII) особенно выделил издательство Министерства просвещения. Он писал в своем дневнике: “Сегодня с утра, в 9 час., пошел в Наркомпрос. Тов. Батухан снабдил меня 22 номерами правительственного (бюллетеня) “Вестника” и повел для осмотра типографии. Типография в особом здании на задах Народного университета. В нем все отделы. Управление типографии в маленькой комнатке... Затем пошли в машинное отделение. Работа идет на всех машинах. Их несколько, начиная с ручных до скоропечатающих с электрическим двигателем. Электрическая энергия добывается динамомашиной с паровым двигателем, отапливаемым керосином. Тут же литография-цинкография: видел большую печатную машину (называется обсервер-пресс). На большом валике цинковый лист, который передает (оттиски) на линолеум, а с линолеума - в печать. Обслуживают двое, один китаец, а другой монгол. Машиной заведует европеец. Далее литография. Несколько литографских камней, обслуживаемых монголами, преимущественно ламами. Интересно вообще, что в камнях, а также в типографии большинство работающих духовного звания. Это духовенство и является интеллигенцией, которая способна на работу, где требуется развитость”. И далее подчеркивается активная деятельность Э.Батухана в оснащении типографии новейшим для того времени оборудованием: “В типографии забыл упомянуть, что сюда попали: ручная машина Гамина Сюэфана (VIII), который на ней печатал агитационные листки в пользу Китая; машина маленькая Козина, советника при автономии; одна маленькая машина из дворца Богдо. Новые усовершенствованные машины приобретены исключительно т. Э.Батухановым [Е.Л.] во время поездки за границу [80].

Деятельность Ц.Жамцарано, Э.Батухана и им подобных сразу же замечалась и по достоинству оценивалась свидетелями

95

со стороны. Например, в это же время, что и Г.Цыбиков, побывал в Монголии и Н.К.Рерих с супругой и сыном Юрием. Ю.Н.Рерих писал: “За последние годы большие перемены произошли в духовной жизни монголов. В Улан-Баторе издается ежедневная газета на монгольском языке, а недавно на прилавках появились учебники для средних школ. За всем этим стоит неустанная деятельность ученого секретаря Монгольского Научного комитета доктора Ц.Жамцарано [Е.Л.]. Если принять во внимание скромные возможности местной типографии, то изданы эти учебники весьма неплохо. В стране постоянно растет спрос на книги, помогающие монгольской молодежи познавать окружающий мир. Приятно отметить, это разбуженное стремление к знанию народа. Нация, соединяющая в себе отвагу потомственных наездников со стремлением овладеть сокровищами культуры, имеет большое будущее. Культурный подъем переживает и провинция”

[81].

Если продолжить речь об Э.Батухане, то монгольский период его жизни требует также дальнейшего изучения. Безусловно, он сыграл весьма значительную роль в развитии послереволюционной монгольской культуры. Необходимые для этого задатки характера

иуровень образованности обнаружил еще И.М.Майский, экспедицию которого сопровождал Э. Батухан. Он характеризовал его как “опытного и интеллигентного переводчика, чрезвычайно полезного члена экспедиции” [82]. Более известен период жизни Э.Батухана уже в Советском Союзе. В 1934 г. он окончил в Ленинграде Институт истории, философии и лингвистики, написал ряд учебников для монгольских школ и популярных книг (“Всеобщая история”, “Страноведение Азии”, “Всеобщая география”, “Монгольский язык” и др.). Работал доцентом и профессором кафедры монгольской филологии в Восточном институте в Ленинграде. Сохранился рассказ известного монгольского ученого и писателя Ц-Дамдинсурэна о времени ареста Э.Батухана. “Осенью 1937 г. отдыхал в Крыму, здесь встретил Эрдэни Батухана. Оказывается, он отдькал вместе с Элдэв Очиром (бывшим секретарем ЦК МНРП). Мы стали встречаться

ивместе проводить время. Однажды ночью пришли вооруженные люди и увели Батуха-

96

на...” [83]. Умер он в 1948 г. [84] (IX).

В автономный период Монголии здесь трудились и другие представители Бурятии: Д.Цыренов, советник Министерства иностранных дел Монголии, доктора С.Цыбыктаров и С.Жабон, участники научно-естественных экспедиций В. Рабданов, Ц.Бадмажапов и др. [85].

Значительный резонанс испытало монгольское общество от российских революций в феврале и октябре 1917 г. Резонанс этот передался через русских поселенцев. К конце 1916 г. их здесь насчитывалось около 5 тыс. человек, из них: в Ургинском районе - 2 тыс., в Монгольской Кяхте - 500, в Ван-хурэнском и ДзаинШабинском районах - по 250, в Улясутайском - 1 тыс., в Кобдоском и Улангомском - 800, в Хатхыле - примерно 220 человек [86].

Как известно, уже до этого в Монголии жили многие участники революционного движения в России, сосланные в Восточную Сибирь или отбывшие уже наказание. Длительное время проживали

вМонголии М.И.Кучеренко, Я.Х.Фрейман, Я.В.Гембаржевский и др. В марте 1917 г. общее собрание колонистов в Урге избрало “Исполнительный комитет российских граждан, живущих в Урге”

всоставе 13 человек. Д.П.Першин, управляющий Монголбанком и вошедший в данный комитет, дал своим коллегам по новой организации краткие характеристики. Среди них С.Цыбыктарову (председатель комитета) и Н.Ф.Батуханову: “Цыбыктаров - человек спокойный и уравновешенный; Батуханов - молодой горячий человек, крайний левый (X) - митинговый оратор” [87].

Начав весьма активно свою деятельность, уже в июле, как отмечает Е.М.Даревская, Исполнительный комитет “медленно умирал”. “Наиболее активные его члены уехали из Урги: Цыбыктаров - в отпуск на 8 месяцев, Батуханов на каникулы и т.д. Комитет резко изменил курс, стал заискивать перед консулом, колония готовилась заменить комитет Советом общественного самоуправления” [88].

Монголы воспринимали российские события через политическую борьбу русской колонии. Д.Першин писал в связи с этим: “Интересно отметить, что отзвуки всего происходящего

97

среди русских в Урге доходят до ушей монголов, которые чутко прислушиваются ко всему и комментируют на разные лады все совершающееся в России и в колонии” [89]. С Октябрьской революцией в России и последовавшей гражданской войной произойдет новый всплеск активности россиян в Монголии. Во многом на это повлияют события в Восточной Сибири, деятельность Центросибири (XI).

С момента начала Монгольской революции в 1921 г. мы выделяем начало третьего этапа в процессе деятельности “сибирского контингента” в Монголии. Естественным образом Сибирь явилась главным связующим звеном в планах РКП(б) и Коминтерна относительно предстоящей революции в Монголии. Можно в известной мере согласиться с одним из исследователей данного вопроса, что “их (планов • Е.Л.) венцом можно считать победу народной революции в Монголии в 1921 г., история которой до сих пор таит в себе много неизвестного” [90]. Однако следующий за этим вывод выглядит, на наш взгляд, несколько поспешным и категоричным:

“...конкретный план борьбы за независимую и народную Монголию, проект ее государственного устройства и организации высших органов государственного управления были разработаны в Омске, являвшемся в то время столицей советской Сибири, председателем Сибревкома И.Н. Смирновым и членом Реввоенсовета 5-й армии, уполномоченным Коминтерна Б.З.Шумяцким. Они же выбрали время для открытого выступления революционных сил, а также отдали командованию частей 5-й армии и руководству Монгольской народно-революционной партии директивы о начале боевых действий” [91].

Основанием для оценки о поспешности и категоричности данного вывода могут служить два положения. Во-первых, монополия Омска на “экспорт” революции в Монголию должна быть поделена и с другими сибирскими центрами, в частности, с Иркутском, а во-вторых, и это, наверное, более важно, далеко еще не все ясно с расстановкой собственно монгольских сил. Если “подталкивание” революции со стороны РКП(б) и Коминтерна очевидно, но дальнейшее изучение источников и

98

архивных материалов все же необходимо, то вопрос о “готовности” монгольской стороны требует более серьезного внимания.

С наибольшей наглядностью, на наш взгляд, различия среди монгольского руководства в подходах к вопросам революционного процесса проявились в ходе конфликта “Ринчино-Рыскулов”. Следует отметить, что Монгольская революция 1921 г. была явлением неоднозначным и сложным. С одной стороны, она отразила традиционные стремления монголов к суверенитету и независимости на основе идей панмонголизма и антикитайского национально-освободительного движения 1911-1912 гг., а с другой, как отмечает один из исследователей, “показала двойственность советской политики (противоречия между революционноклассовыми и государственно-дипломатическими принципами), выявив в руководстве Коминтерна и НКИДа как сторонников активной советизации Монголии, так и ее противников, рассматривавших Монголию в контексте ценностей китайской революции и советско-китайских отношений” [92].

Вэтой связи можно отметить достаточно сложный путь эволюции советского руководства в монгольской политике, куда можно включить тройственную систему и автономию (1920-1922),

атакже признание полного юридического суверенитета Китая (1923-1924). Несомненно, что подобный компромисс объяснялся перспективами китайской революции, а через нее и мировой революции.

Всамой Монголии, где наличествовали силы различной ориентации во взглядах на будущность своего государства, во многом переломным стал 1924 год. В мае месяце скончался Богдо-гэгэн, а в августе состоялся III съезд МНРП, на котором развернулась острая борьба по проблемам социально-экономического развития между сторонниками некапиталистического пути и его противниками. Именно в дни работы съезда был репрессирован С.Данзан, один из ведущих руководителей партии и государства и главный противник левого экстремизма.

К этому времени среди монгольского руководства весьма

99