229_istoria_lishtovannyi_mongolia_v_vost_sibiri_032

риализма. Когда я писал и говорил о национально-освободи- тельном движении в Монголии, ничего иного в виду не имел, ничего иного нельзя найти у меня” [38].

Таким образом, можно согласиться с исследовательницей данного вопроса И.Н.Шагдуровой, которая отмечает, что панмонгольская идея в своем развитии прошла два этапа. Первый -это “культурный панмонголизм”, получивший развитие в начале века, затем второй этап в 1919 г., когда выдвигалась идея образования Великого Монгольского государства. Для второго этапа было характерным достижение этой идеей своего наивысшего развития, что вьзвало к жизни появление панмонголь-ского движения, которое ограничилось на практике проведением вышеупомянутой конференции [39]. Определенное влияние идея панмонголизма имела и среди простого народа. По разным причинам, но, безусловно, в том числе и под влиянием этой идеи, значительная часть бурят ушла в Монголию в период гражданской войны. Та же И.Н. Шагдурова в качестве примера указывает на хождение среди хоринских бурят легенды о пророчествах некоего Барнашки, который утверждал, что “все буряты должны уйти в Монголию, причем, чем раньше, тем лучше для них, потому, что уход последних будет сопровождаться кровью, насилием, нищетой” [40]. Подобные легенды были в ходу и у других бурятских племен.

Заметим, что суждения среди простого люда о необходимости переселения на монгольские земли несли в себе известную историческую память. На протяжении зеков, в виду прозрачности границ между монгольскими княжествами, затем Цинским Китаем и Россией бурям, как и их сородичи, с другой стороны, имели возможность таких переселений. Похожая мысль содержится и у Базара Барадина в исторической драме “Великая сестрицашаманка”, появившейся в 1921 г. вслед за известной драмой “Чойжид” (первоначально “Госпожа Чойжид”). Напомним, что в этот период Б.Барадин активно поддерживал идеи, направленные на объединение монгольских племен. Поэтому не случайно, на наш взгляд, в произведении присутствуют “монгольские мотивы”. В основе драмы лежал исторический факт - поездка представителей одиннадцати ро-

80

дов хоринских бурят к Петру I в 1702-1703 гг. Как отмечает известный бурятский ученый-литературовед В.Ц.Найдаков, это было действительно очень знаменательное событие: “Сегодня трудно представить себе, как в ту пору через тысячи верст по ненаезженным дорогам, по невиданным странам, населенным неведомыми людьми, более полугода в один конец пробирается группа всадников, доезжает до столицы государства и добивается аудиенции у императора российского. Получив в марте 1703 г. Указ Петра I, в котором он полностью поддерживал их требования, осудил произвол и бесчинства служилых людей, повелел вернуть бурятам их породные земли и всячески соблюдать их интересы, та делегация возвращается домой осенью 1703 г.” [41]. А первое действие драмы завершается картиной тайного собрания в лесу, где представители бурятских родов ищут пути спасения своего народа. Предлагаются различные варианты: “пойти на поклон к царю; восстать и биться до конца; объединиться с Монголией (Е.Л.); просить помощи у китайского Богдыхана; откочевать на дальние земли, не связываясь ни с кем; опоить служилых людей, провести их; как-нибудь приспособиться, выжить, чтоб победить

ит.д.” [42].

Вобщественно-политической мысли Бурятии 1920-1923 гг. вопрос образования национальной автономии по-прежнему оставался чрезвычайно актуальным. И вновь, во многом обсуждение его связывается с “монгольским вариантом”. Известна роль Ц.Жамцарано в составлении в 1921 г. так называемой “Кяхтинской платформы” Монгольской Народной партии” или “10 принципов” (“Эрмэлээх 10 зуйл”), составленных в виде воззвания. Введение данного документа заканчивалось словами, которые очень точно определяли то состояние Монголии: “По своему развитию Монголия недалеко ушла от средневекового строя, и это должно быть учтено при проведении реформы и мероприятий по обновлению страны” [43]. А во втором пункте, где речь идет о будущем государственном устройстве, просматривается все то же известное стремление к единению монгольских народов: “...Партия, ставя своей целью объединение в дальнейшем всех монгольских племен в одно государственное целое, в настоящем стремится к освобождению Монголии из-под власти китайских милитаристов

ивозрождению уничто-

81

женного государственного бытия” [44]. В этой связи интересна оценка вышеизложенных взглядов, высказанная в журнале “Народы Дальнего Востока” No 1 - органе Дальневосточного секретариата Коминтерна - в статье “Монгольская народно-революционная партия”. Касаясь результатов I съезда монгольских революционеров, наряду с общей положительной оценкой происшедших мероприятий, в статье все же отмечалось, что “эти идеи и стремления еще в значительной мере проникнуты национализмом (Е.Л.) и смутными представлениями о человеческом богатстве и т.п. [45].

Выше мы отмечали, что в сложной дальневосточной ситуации ряду бурятских политических деятелей Бурятия виделась своеобразным “островком” или, как писал Э.-Д.Ринчино “нашим Брестом”. Известный же бурятский и тибетский религиозный и общественный деятель Агван Доржиев летом 1921 г. выдвигает еще более интересную идею создания колоссального в территориальном отношении “буфера”. Являясь Представителем Тибетского правительства в РСФСР, он пишет в наркоматы иностранных дел и по делам национальностей: “Земли, населенные монгольскими племенами - Прибайкалье, Забайкалье, Монголия - оказались в положении буфера между главными политическими факторами на Дальнем Востоке - Россией, Японией и Китаем, а если присоединить еще и Тибет, объединенный с монголами многообразными связями, то получится громадный центральноазиатский буфер, разъединяющий кроме названных держав еще и Англию. Вполне понятно все значение этого буфера, усиливаемое еще особенностями его природы, и в связи с ходом событий на Дальнем Востоке он сделался в настоящее время одной из центральных осей в мировой политике” [46]. От данной констатации А.Доржиев затем переходит к мысли о необходимости включиться в дело широкомасштабной помощи Монголии и Тибету по формированию национальных кадров самой различной направленности - политической, общественной, педагогической, промышленной, технической, торговой и т.п. Он отмечает: “Таким образом на первый план выдвигается перед монголами особо ударная задача подготовки указанных практических деятелей. При этом особое внимание необходимо обратить на то, что успех поли-

82

тической работы среди темных масс населения Монголии и Тибета будет зависеть главным образом от того, на сколько окажется возможным улучшить его материальное положение и направить названные страны на путь культурного прогресса. Поэтому с самого начала главные старания придется направить к подготовке не столько политических работников, известное количество которых уже выдвинула сама жизнь, сколько образованных деятелей...” [47].

В самой Бурятии между тем разворачивается острая идейно-политическая борьба между “старой” и “новой” интеллигенцией. Те, кто в течение длительного времени начинали и разрабатывали пути государственного устройства Бурятии, обвинялись в “буржуазном национализме” и подвергались критике. Наступает период, когда уже на монгольской территорией собираются кадры “старой” бурятской интеллигенции, которые на протяжении фактически десятилетия будут играть заметную роль

вобщественно-политической жизни Монголии.

Итем не менее, несмотря на критику в адрес “буржуазных националистов” и образование в 1923 г. Бурят-Монгольской АССР, идея единства монгольских народов продолжала занимать определенное место в теоретических установках руководителей новой автономии. В этой связи небезынтересно привести выдержки из выступлений председателя Совнаркома Бурят-монгольской АССР М.Н.Ербанова и наркома просвещения Б.Б-Барадина на Первом Великом хуралдане Монгольской Народной Республики в ноябре 1924 г., на что обратил внимание проф. Б.Б.Батуев в своей статье о Б. Барадине. Обрисовав задачи дальнейшего развития монгольской революции собственными усилиями, уделив особое внимание развитию просвещения, установлению истинно народной формы государственного правления, М.Н.Ербанов завершил свое краткое выступление словами: “Вы, коренные монголы, братья наши, укрепили за собой свое право, образовали независимое государство, стали опорой и надеждой монгольских племен, ваше Ургинское правительство стало центром, куда направлены наши взоры и чаяния. Я уверен, что вы направите свою деятельность к объединению всех монгольских племен и окажете поддержку и помощь в деле раскрепощения всех малых и

83

угнетенных народностей Азии. Да здравствует свободный монгольский народ! Да здравствует объединение всех монгольских племен и счастливое их будущее!” [48]. В таком же духе выступил и Б.Барадин.

Упомянув о Чингис-хане и его государстве, о последующей истории Монголии, он отметил, что “...наши халха-монголы образовали Народное правительство и после долгого застоя начали строительство своей государственности” и пожелал плодотворной работы “по объединению всех монгольских племен” [49].

В целом соглашаясь с Б.Б.Батуевьм в том, что по таким единичным высказываниям трудно делать далеко идущие обобщающие выводы о взглядах этих и других деятелей по перспективам дальнейшего исторического развития монголоязычных народов в новых условиях, все же отметим реальное присутствие в то время в теоретическом багаже общественной мысли уже Советской Бурятии прежних взглядов, в том числе и “старых” автономистов, на возможное государственное устройство монгольских народов.

3.3. Участие сибиряков в общественно-политической жизни Монголии

На протяжении веков Восточная Сибирь являлась своего рода “мостом”, который связывал Россию и Монголию. Селенгинск, Кяхта, Верхнеудинск, Иркутск сыграли важную роль на этапе первоначальных контактов русских и монголов. Через Восточную Сибирь происходило взаимовлияние и взаимопроникновение культур этих народов. Поэтому не является случайным и то, что выходцы из России, в большинстве своем сибиряки, оставили заметный след в жизни монгольского общества. В значительной степени данная проблема связана с историей русской колонии в Монголии.

Процесс “собирания” русской колонии в Монголии был протяженным во времени и разнопричинным. На основе уже имеющихся исследований вполне явственно выделяется несколько этапов в процессе формирования и развития колонии.

84

Первый этап фактически начинается с 60-х гг. XIX в., когда, согласно Пекинскому договору 1860 г. в Урге в 1861 г. было открыто консульство России. Заметим, что речь идет о начале формирования так называемой постоянной колонии, ибо проникновение бурятских

ирусских поселенцев на монгольскую территорию происходило

иранее в силу “прозрачности” границ между Россией и Цинской империей. Наиболее значительная русская колония в Монголии находилась в Урге - политическом и религиозном центре страны. Первые купцы приехали сюда вместе с консулом Я.П. Шишмаревым - инициатором многих полезных дел в Урге, который прослужил в консульстве почти 50 лет.

Сибирская торговая экспедиция (1910г.) отмечала в отчете, что русские в Урге “не имеют особого квартала, хотя размещены приблизительно кучкой..., ничтожно их здесь влияние, так плохо они устроились”. И далее: “...разбросанная, разрозненная, конкурирующая в грошовых счетах между собой, не имеющая общественных идеалов и задач, влачит русская колония жалкое существование, не создав... не только господствующего, влиятельного положения, но сколько-нибудь заметного, отличительного характера” [50].

На наш взгляд, специалисты из торговой экспедиции явно переусердствовали в своих критических оценках. Каким же образом колония могла заиметь “общественные идеалы и задачи” и, тем более, приобрести “господствующее, влиятельное положение”, если в самом российском общественном мнении монгольский вопрос выглядел крайне противоречивым, а шаги государственной власти в отношении Монголии были слабо очерчены и нерешительны [51]. Разумеется, причины такой нерешительности заключались в той ситуации, в которой оказалась сама Россия при проведении дальневосточной политики. Другим препятствием активизации русских поселенцев в Монголии являлся жесткий контроль со стороны маньчжурских властей. И все же с началом XX в. постепенно влияние русских колонистов возрастает.

Таким образом, на первые годы XX в. приходится начало второго этапа в истории развития частицы российского общества на монгольской земле. Именно в начале века происхо-

85

дит и значительный рост русской колонии. К сожалению, вопрос о ее численности в динамике специально не ставился

вмонголоведной литературе. Есаул Тонких, посетив Монголию

в1909 г., привел в отчете сведения, согласно которым всего в Монголии русских насчитывалось 500-600 человек, из них 300 - постоянные жители Урги. И.М.Майский в 1919 г. определил русскую колонию в 3 тыс. Японец Ошима в том же году насчитал 1500 граждан России (из них 500 евреев) [52]. Е.М. Даревская приводит также приблизительные цифры, относящиеся ко времени русско-японской войны и революции 1905-1907 гг.: примерно

300-400 человек [53].

Русские, как и их будущие советские последователи, обслуживали производства, где требовалась достаточная квалификация при работе с паром и электричеством. Они работали на предприятиях зарождавшейся монгольской обрабатывающей промышленности. Пожалуй, это было одним из основных отличий их от китайцев, японцев, европейцев и американцев, которые, главным образом, занимались скупкой, перепродажей монгольского сырья и торговлей привозным товаром. Если говорить о деятельности в этой сфере русских предпринимателей, то и здесь их уровень в чайном бизнесе, в организации заготовок скота и шерсти, в целом в торговле был чрезвычайно высок.

Известия о русско-японской войне и о событиях революции 1905-1907 гг. в России доходят до колонистов, а через них и до монголов. Хотя, как отмечает Е.М. Даревская, служащий Ургйиского отделения Русско-Китайского банка М.М.Осокин написал редактору газеты “Байкал” И.А. Игумнову, что “нас ничем не прошибешь” [54], скорее всего речь шла о торговой части русской колонии. Существовало достаточно каналов, по которым сведения проникали в Монголию. Только официально, по заграничным паспортам и билетам, в 1906-1907 гг. в Монголию выехало 678 человек [55]. Но в несколько раз большее количество сибиряков “посещали” Монголию нелегально. Причиной служили повседневные естественные связи жителей пограничной полосы Сибири с Монголией (особенно в районе Кяхты - Троицкосавска), которые “выезжали в Монголию для

86

торговли, на охоту, ловлю рыбы, рубку леса, на пастбища и сенокосы, на прииски и другие отхожие промыслы, лечиться на минеральные источники, на прогулки и т.п. К русским жителям Монголии - сибирякам приезжали из Сибири по делам и в гости родственники, друзья, знакомые” [56].

Существовала и обратная связь с монгольской стороны. Монголы часто бывали в России, прежде всего в Кяхте и Троицкосавске. Е.М.Даревская отмечает, что, например, за 1905-1907 гг. монгольскими возчиками было поставлено в Кяхту 67 тыс. возов сена, 47 тыс. возов дров, в обоих направлениях прошли десятки торговых караванов. За эти же годы 326 монголов посетило Кяхтинский музей [57]. Имеются данные и о том, что монголы пребывали в России и более длительное время, доезжая до Иркутска [58].

Революционные события в Прибайкалье и Забайкалье, известия о деятельности Красноярского и Верхнеудинского Советов рабочих рабочих депутатов оказали определенное влияние и на политическую обстановку в самой Монголии. выступления аратов как во Внутренней, так и во Внешней Монголии приобретают антифеодальную направленность. Они вошли в историю под названием “дугуйланское движение”, когда араты создавали свои хошунные органы самоуправления - ардын дугуйлан (“народный круг”). С 1905 г. этим движением были охвачены значительные территории Монголии. Одним из известных его руководителей был народный герой Монголии Аюши (1858-1938). Происходили и городские выступления. Как отмечает Л.П.Попова, в !907 и в 1912 гг. в Урге вспыхивали бунты городской бедноты и низшего ламства [59]. Из феодальных деятелей - борцов против маньчжуров - наиболее известны тайджи Тогтохо в Восточной Монголии и лама Дамби-Джанцан (Джа-лама) в Западной Монголии (III).

Особую роль в распространении российского влияния в Монголии играла русская литература, а также периодические издания, выписываемые русским жителям. Исследователи отмечают, что среди оппозиционных изданий в Монголии в свое время “побывал” и знаменитый герценовский “Колокол”, поступавший морским путем через Китай [60]. В свою очередь,

87

монголы интересовались тем, что пишут в русских газетах. Близилось время появления в Монголии своей национальной прессы, в создании которой ведущая роль будет принадлежать известному бурятскому ученому и общественному деятелю Ц.Жамцарано (Ж.Цэвэн). Но прежде следует заметить, периодические издания на монгольском языке все же существовали, хотя были, мягко говоря, немногочисленны, а выпуск их кратковременен. Речь идет о газете “Монгол угийн бодорол” (“Монгольская мысль”) и журнале “Монгол ер угийн сэтгуул” (“Монгольское слово”) (IV). Нельзя не отметить еще одно монголоязычное периодическое издание, журнал-газету “Монголын сонин бичиг” (“Монгольские новости”). Если два первых издания выходили по инициативе манчьжуро-китайской администрации, то “Монголын сонин бичиг” издавалась с 1909 г. в Харбине по российской инициативе при управлении КВЖД (V). Как утверждает проф. Ш.Б.Чимитдоржиев, толчком к появлению газеты послужило издание японцами во Внутренней Монголии газеты и учебников на монгольском языке [61]. В связи с появлением нового издания харбинский “Вестник Азии” писал, что газета ставит своей целью “поднятие культурного уровня монголов и распространения среди них правильных сведений о России и ее мирных культурно-экономических интересах на Дальнем Востоке,

...содействие укреплению и развитию торгово-экономических связей Монголии с Сибирью, Забайкальем и прилегающей к Монголии полосой КВЖД” [62]. О популярности газеты среди монго.)1ьских князей говорил и известный монголист, проф. В.Л.Котвич [63], несмотря на то, что встречались неточности в переводе и ошибки в монгольском написании [64]. Очевидно, что сотрудничество монголов в такого рода периодических изданиях, даже выходивших по инициативе китайской или российской администраций, имело очень важное значение для развития монгольской общественной мысли. К примеру, в харбинской газете работали и сотрудничали Хайсан-гун (редактор), Бадрахбатор, Д.Бодо и другие. Л.П.Попова пишет, что в работе редакции принимал участие и Ц.Жамцарано [65]. В этой связи можно предположить, что во многих материалах газеты при-

88

сутствуют мысли, высказываемые Ц. Жамцарано еще до приезда в Монголию. Мы говорим о предположении, так как иногда установить авторство бывает весьма затруднительно, по причине того, что помимо использования псевдонимов, в изданиях того времени частыми были так называемые редакционные статьи и различного рода рубрики, в которых явно прослеживалась коллективная мысль. Одну из подобных статей из рубрики “Размышления” приводит в своей работе В.Л. Успенский. На наш взгляд, в ней присутствует историко-просветительский стиль Ц.Жамцарано. Сам Ц. Жамцарано писал: “Еще после первой русской революции, приблизительно около 1906-1907 гг., зародилась у меня мысль заняться популяризацией научных знаний среди монгольских племен. С 1911-1912 гг. начинается моя культурно-просветительная работа в Монголии, в Урге” [66].

В статье угадываются высказывания Ц.Жамцарано по единению монгольских племен с историческим обоснованием такого единения. В качестве подкрепления данного предположения необходимо привести полный текст статьи.

“В древности Чинтис богдо-хан подчинил нашу северную Монгольскую страну. Возникло великое государство, в котором ханы из поколения в поколение передавали друг другу свой престол. Впоследствии в Срединном государстве возвысились маньчжуры и основали государство Дай Цин. Милосердие владыки Канси было таким же великим, как у Неба. Поэтому монголы обрадовались и по своей собственной воле вошли в состав государства Цин. Династия Цин поддерживала с монголами родственные отношения, была очень милостивой. В последние годы маньчжуры забыли о своем происхождении, по пожеланию китайских чиновников учредили на монгольской земле китайские официальные органы и так стали управлять монголами. Какие бы дела не случались, все решалось несправедливо, наших монголов подавляли силой. Если указать только на это, то будет не все. Поэтому у монголов появилась мысль о самостоятельности.

Ныне революционеры, свергнув с престола маньчжурского императора, решили учредить республику. В этот период

89