всей жизни человека столь же устойчиво, как сегодня привычка к куреву и выпивке. Необходимо четко размежевать собственно физическую культуру и так называемый зрелищный спорт — наших современных «гладиаторов XX века», которые имеют к ней столь же отдаленное отношение, как каскадеры к кинопромышленности. Это подразумевает соответствующее перераспределение материаль­ ных средств и ассигнований, имея в виду переход «зрелищного спорта» с недопустимого социального иждивенчества на самоокупа­ емость.

Сюда же, видимо, должны относиться меры, направленные на деникотинизацию и дезалкоголизацию общества, на действенный превентивный заслон против уголовно наказуемых наркотиков и на наиболее полную замену — там, где это возможно в принципе, — химических лекарственных препаратов на натуральные (лекарст­ венные травы и т. п.).

Особого внимания в такой системе мер заслуживают женщины. Первостепенное внимание — половой гигиене девочек (и мальчиков, разумеется). Комплекс мер, направленных на предотвращение бес­ порядочной половой жизни молодежи и особенно подростков, и уж тем более на предотвращение каких бы то ни было изнасилований, памятуя, что все это, вместе взятое, помимо всего прочего, ежегодно «выбивает» большой процент будущих потенциально полноценных матерей, со всеми катастрофическими для общества последствиями. Всемерное развитие службы женских консультаций с предельно льготной оплатой услуг, вплоть до символической для пациентки (но обязательно во имя эффективности). И, наконец, прямо-таки авральное насыщение рынка всем набором современных противо­ зачаточных средств, реализуемых по символическим, в буквальном смысле — по копеечным ценам за счет общественных фондов, потому что это — единственный эффективный способ минимизировать дикое варварство абортов, которые вырывают из нормального процесса воспроизводства поколений миллионы женщин и, помимо моря людских страданий, наносят, пожалуй, самый страшный удар по способности человечества к самовыживанию.

Органическое слияние физической культуры и здравоохра­ нения—вот самое радикальное социальное нововведение, которое, по нашему убеждению, способно помочь человечеству обойти гибель­ ную пропасть, возникшую на современном пути развития мировой цивилизации.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Оптимизация расселения

I

На протяжении по меньшей мере двух последних веков мировая общественная мысль бьется над проблемой: как предотвратить ка­ тастрофический для человечества процесс противоестественного

скучивания теперь уже миллиардных масс людей в крупных и сверхкрупных городах, с одной стороны, деградации и вымирания деревень — с другой. «Противоестественность» современного город­ ского образа жизни заключается в том, что в его условиях распа­ даются традиционные межличностные связи, веками и тысячелетиями державшие род людской в «естественном», ус­ тойчивом состоянии, позволяя выживать в самых, казалось бы, неблагоприятных обстоятельствах. Результатом является нарастаю­ щая лавина массовой деморализации, трагедии одиночества, нар­ комании и преступности и, в конечном счете, выморочность. С другой стороны, деревня в ее традиционном виде обречена на умирание необходимостью самообслуживания (в том числе куль­ турного), фактически принудительным характером межличностных связей, а главное — тем, что в компьютеризированном сельском хозяйстве развитых стран мира в обозримом будущем ближайших десятилетий останется лишь доля процента трудоспособного насе­ ления, да и та на фермерских усадьбах (хуторах).

Теоретический выход из положения найден в виде формулы «качественно новая система расселения людей, с преодолением противоположности и существенных различий между городом и деревней (в их современном виде)», т. е. с отсечением в поселениях нового типа всего негативного, отталкивающего, и с максимальным развитием всего привлекательного, что дают город и деревня. Но как претворить теорию в практику, когда процесс, о котором речь, идет стихийно, неуправляемо во всех странах мира, включая и нашу собственную (несмотря на хвастливые уверения былых времен в противоположном)? При этом опыт показывает, что на определенной стадии социально-экономического развития страны процесс урбанизации прекращается, точнее, приобретает сущест­ венно иной характер, весьма неточно именуемый дезурбанизацией. Традиционная деревня полностью исчезает, сменяясь малыми го­ родами с относительно высоким уровнем городского культурнобытового обслуживания плюс сетью отдельных фермерских хозяйств («хуторов», если прибегать к традиционной терминологии), свя­ занных хорошими автодорогами с ближайшими культурно-торго­ выми центрами (включая школу). Крупный город в его традиционных рамках перестает расти и даже уменьшается по численности населения, причем среди его жителей начинают все более преобладать бедные слои населения, включая нац­ меньшинства и выходцев из развивающихся стран Азии, Африки, Латинской Америки', тогда как более или менее состоятельные слои населения разъезжаются по своим особнякам в пригородах, так что в итоге получается действительно поселение нового типа — мегалополис на десяток или даже на несколько десятков миллионов человек, так или иначе привязанных к местам работы, покупок и развлечений в центре города, но это поселение, как небо от земли, далеко от предусмотренного теорией идеального. Напротив, в его условиях все социальные проблемы крупного города про­ должают нарастать и обостряться.

Хуже всего, что наша страна, соперничая фасадом с развитыми странами мира, тылами своими мало чем отличается от развива­ ющихся. Процесс урбанизации идет здесь полным ходом, как в Мехико, Сан-Паулу, Каире, Калькутте или Шанхае. Деградация деревень — такая же и даже еще более трагичная, чем в зарубежной Азии, Африке и Латинской Америке. Условия реализованной утопии казарменного социализма лишают этот процесс даже тех слабых сдерживающих рычагов, которые дает рыночное хозяйство развива­ ющихся стран. Примитивное деревенское жилье не жаль покидать, потому что за его порогом нет никакой собственности, приковыва­ ющей обычно к земле главу семейства и одного из его наследников. В городе надо лишь любыми правдами и неправдами заполучить жилье, к тому же большей частью даровое, а искусственно созданных вакансий —в том числе заведомых синекур, если не для тебя, то для твоих детей — хоть пруд пруди. Если бы процесс вообще никак не регулировался, то, надо полагать, по скоплению населения в крупных городах, и прежде всего в столицах республик, а особенно в Москве, мы бы за считанные годы обогнали все Калькутты и шанхаи мира. Естественно, с катастрофическими последствиями для народного хозяйства и социальных отношений. Но процесс регулируется. В стране казарменного социализма, понятно, казар­ менными же методами (поскольку других просто не существует) — полицейским «видом на жительство», пропиской, неслыханной в странах с иными рычагами регулирования расселения, вызывающей всеобщее возмущение.

И вот в этих условиях все более настойчиво предлагается радикальное социальное нововведение: отмена прописки. Очень гу­ манная мера, продвигающая нас еще на один шаг от варварства к цивилизации. Давайте посмотрим на это проектируемое нововве­ дение, как на своего рода полигон для прогнозного оценивания его вероятных последствий. Что вырисовывается даже на уровне самых предварительных, сугубо качественных оценок?

Из открытой печати мы знаем, что масштабы неудовлетворен­ ности своим трудом и бытом десятков миллионов людей в стране — колоссальные. Сообщалось, что ежегодно меняет место работы, а нередко и жительства около 25 млн человек — каждый пятый из работающих (см.: Правда. 19S4. 13 мая). Собственно, до недавних забастовок это была, по сути, единственно практически возможная форма протеста против условий труда и быта, борьбы за их улуч­ шение. Заметим, что результативность этой борьбы в подавляющем большинстве случаев близка к нулевой, потому что новые места работы и жительства ничем от старых не отличаются, да и чем могут отличаться? Поэтому, в частности, несколько миллионов из упомянутых «перебежчиков» в тот же год возвращались, так сказать,- в первобытное состояние, а еще несколько миллионов —на протя­ жении ряда последующих лет.

Заметим также, что «перебежчикам» почти во всех случаях перемены места работы приходилось заново строить отношения с

людьми, а в условиях патриархально-авторитарных связей это — главное, от чего зависит благополучие работника. Так что тут, как в азартной игре, почти всегда человек многое теряет в тщетной надежде выиграть побольше. А уж в случае перемены к тому же еще и места жительства «перебежчику» приходится сталкиваться с фантастическими трудностями «выписки» и «про­ писки».

Заметим, наконец, что притягательность нового места работы и жительства лавинообразно возрастает от деревни к селу-райцен­ тру, от села —к малому городу, от малого —к среднему, к круп­ ному и, наконец, к сверхкрупному. Притягательность не абстрак­ тная, не просто престижная (хотя и этот момент присутствует), а очень конкретно выраженная, прежде всего связанная с перс­ пективами получения благоустроенного жилья, менее тяжелой и более доходной работы, возможности получения прод- и промто­ варов первой необходимости без тягостных, порою на сутки и более, поездок за всем этим в ближайший, а то и очень отдаленный город, наконец, не последнее, а порою первое по важности — перспективы обучения детей в городской школе, менее ущербной по сравнению с сельской, а затем в вузе, попасть в который из городской школы намного легче, чем из сельской. С заманчивой

ивполне реальной надеждой попасть на высокооплачиваемую синекуру, что в деревне трудноосуществимо.

Прибавим ко всему сказанному многие миллионы полных сил

иэнергии молодых людей из южных республик, которые, опираясь на высокодоходные хозяйства родителей, снабжающих страну фрук­ тами и цветами по монопольно сверхвысоким ценам, очень хотели бы реализовать потенции своей личности в крупном городе, но, конечно же, не за станком (и тем более не на заводском конвейере), не за рулем чужого автомобиля и не на открытой ветрам и дождям стройке.

Посмотрим, как действуют все перечисленные центростремитель­

ные силы (в смысле стремления в районные, областные, рес­ публиканские центры и в Москву) при существующих условиях, казалось бы, жесточайшей прописки. Используем метод включенного наблюдения и сошлемся на собственный жизненный опыт москвича, коща-то жителя окраины (в километре от бывшей границы города и в целых четырех километрах от Кремля), а ныне —на том же месте —почти в центре огромного стремительно складывающегося мегалополиса.

Уход на пенсию рабочих промышленности и сферы обслуживания с «передвижкой» их потомства через каналы средней и высшей школы на синекуры в учреждениях управления и науки (уточним, что дети служащих поступают точно так же, так что социальная справедливость здесь полностью торжествует) вызывает появление искусственно созданных сотен тысяч «вакансий», без заполнения которых городское хозяйство и промышленность не могут нормально функционировать. Попытки заткнуть эту прореху с помощью «лимитчиков» потерпели полный провал (хотя упорно продолжаются

в различных формах), потому что «лимитчики», не говоря уже об их потомстве, как правило, переходят на синекуры уже после нескольких лет «отработки» на действительно нужных рабочих ме­ стах, даже не дожидаясь выхода на пенсию, — и сотни тысяч «ва­ кансий» так и остаются «черной дырой», в которую грозит рухнуть столица нашей родины.

Попытаемся представить себе, как будет действовать механизм социальных перемещений, если убрать последний рычаг регулирования — «прописку». В город безусловно хлынет поток «за­ полнителей вакансий». Жилищные трудности их не испугают: люди старшего поколения еще помнят времена, когда в комнате барака размещалось три-четыре семьи из расчета один квадратный метр на человека, спали в два «этажа» — на полу (вповалку), на кроватях, диванах и сомкнутых стульях (по двое, по трое), питались за столом по очереди; да и сегодня в квартирах, куда нагрянули «гости столицы» — родственники и знакомые из сел и малых городов, — в точности такая же привычная картина. Закрепившись на «вакансии», «иногородний» прежде всего двинется в райисполком «выбивать» даровую или хотя бы кооперативную квартиру. И ему «дадут» ее вне очереди, как это происходит сегодня повсюду, потому что без станочника, шофера, строителя городу — смерть, а без служащего и тем более без пенсионера, даже если он полвека мыкается в коммуналке, можно и обойтись. А «выбив» квартиру, он тут же перебежит на синекуру, и все начнется сначала в нарастающих масштабах.

Но и это еще не все. Сегодня мы знаем, что параллельно с государственной экономикой бурно развивается едва ли не той же мощности «теневая экономика», где, конечно, работа сопряжена с некоторым риском и грозит некоторыми (не особенно серьезными) неприятностями, но зато гораздо доходнее, чем на самых высоко­ оплачиваемых местах за станком, за рулем и на стройке. А парал­ лельно с фактически ненаказуемой «параллельной» экономикой нога в ногу идет организованная преступность, формально строго нака­ зуемая, но фактически — не так, чтобы очень уж строго. И вот мы видим в городе Москве (а также во всех без исключения других городах страны) — при строжайшем режиме «прописки»! — мягко говоря, не одну тысячу молодых и не очень молодых людей, которые годами живут припеваючи, хотя и нигде не работают, не учатся, безо всякой «прописки». Думаю, что в Москве их число вполне сопоставимо с населением областного города средней величины (мы говорим здесь только о месяцами и годами проживающих, не считая нескольких миллионов ежедневно наезжающих, «крутящихся» по магазинам и отъезжающих).

Сколько бы автора этих строк ни уверяли, что такого быть не может в природе, ему достаточно выглянуть во двор, чтобы увидеть там теплым вечером несколько десятков скучающих молодых людей явно немосковского происхождения, которые часами коротают свое продолжительное свободное время, привычно сбившись в группки или просто сидя на корточках. Несколько десятков в одном зау­

рядном московском дворе! Сколько же их в тысячах и тысячах таких же московских дворов?

Механизм прибытия их в Москву никакой тайны не составляет. В жилом районе, о котором речь, — сплошь коммуналки 20-х годов с комнатами по 20—25 кв. м., где вполне могут спать вповалку десятка два пришельцев в каждой. В комнате, как правило, «прописана» старушка-пенсионерка или алкаш, годами безнаказанно не платящий никакой квартплаты. Цены на сдаваемые квартиры в Москве составляют астрономические суммы и продолжают расти. Понятно, что такие суммы ни пенсионеру, ни алкашу не кажутся пренебрежительно малыми. При всем при том ни один из отдыха­ ющих вечером во дворе заведомо не трудился днем ни за станком, ни за рулем, ни на стройке, ни даже за письменным столом. Но ведь не для того же он приехал в Москву, чтобы днем спать вповалку, а вечером — месяцами! — сидеть на корточках во дворе. Это с успехом можно проделывать и рядом с родительским домом. Так от каких же трудов отдыхает утомившийся? Это секрет полишинеля: о его «трудах» мы читаем в газетных сводках, где сообщается о спекуляции, скупках — продажах, рэкете, квартирных кражах и пр.

И это, повторяем, при строжайшем режиме «прописки». Что же произойдет, если убрать этот последний рычаг регулирования? Ясно, что растущая волна «теневой экономики» и неразрывно связанной с ней преступности превратится в самое настоящее цунами, с которым мы обычно сталкиваемся после непродуманных массовых амнистий уголовников.

Так выглядят последствия предлагаемого нововведения, если «взвесить» их заблаговременно.

Означает ли это, что надо сохранять «прописку» навечно? Нет, как мы видели, это довольно слабое и к тому же позорное, постыдное оружие. Его нетрудно обойти мздой, кому надо, или просто плюнуть на него, так как сегодня, в отличие от времен не очень давних, нет больше угрозы прихода милиционера и увода «непрописанного» в места не столь отдаленные. Но все же некоторую сдерживающую роль оно играет, поэтому было бы неразумно отказываться от него совсем, заведомо зная, что это лишь ухудшит и без того плохое положение дел. Нет, к отмене позорной «прописки» надо как следует подготовиться, нормализовать в городах положение с трудовыми ресурсами, торговлей и общественным порядком, привести в действие экономические рычаги (поиск места работы плюс реальная, а не вздорно-утопическая квартплата) и заменить этими эффективными экономическими рычагами неэффективные административные.

В том числе и «прописку».

II

Отчаянное положение с рабочей силой на стройках (по некоторым данным, там пустовало едва ли не каждое шестое место, т. е. по стране в целом недоставало многих сотен тысяч строителей) и не менее отчаянное положение миллионов молодых семей, не имеющих

как на эксперимент экс пост факто, как на полигон прогнозного обоснования подобных нововведений — с учетом на будущее.

Начнем с того, что авторы проекта нововведения приняли во внимание лишь одну сторону сложной комплексной проблемы дефицита жилья, а именно — нехватку рабочей силы на стройках. Однако общеизвестно, что имеется еще несколько сторон, в общем и целом сводящихся к дефициту все той же рабочей силы, но уже не на собственно стройках, а во всей инфраструктуре строительной индустрии, а также в смежных отраслях, без которых не может нормально развиваться жилищное строительство. Это, во-первых, промышленность строительных материалов, начиная с лесоповала и песчано-каменных карьеров и кончая кирпичными заводами и комбинатами стройдеталей. Это, во-вторых, заводы, производящие металлоконструкции и компоненты оборудования домов (от лифтов до мебели включительно). Это, в-третьих, водители транспортных средств, без четкой работы которых любая стройка парализована. Это, в-четвертых, работники общественного питания и других отрас­ лей сферы обслуживания, без которых строители —не работники. Наверное, этот перечень можно продолжить. Следовательно, если уж снимать с основной работы будущих строителей, то надо снимать в дополнение к ним и будущих лесорубов, рабочих стройпромышленности, рабочих предприятий, обслуживающих жилищное строительство, шоферов, поваров, учителей, воспитательниц, врачей (специально для детей строителей). Выдержит ли экономика страны перемещения подобных масштабов? Наверное, с этого вопроса надо было начинать разработку концепции МЖК.

Что получилось при игнорировании только что поставленного вопроса? Получилось, что МЖК оказался «посаженным» на лимитные фонды общего жилого строительства и не мог не «съедать» какую-то часть стройматериалов, самосвалов и т. д., предназначен­ ных для сооружения домов, запланированных вовсе не для МЖК. Кроме того, «эмжековцы» опирались на готовую городскую инфра­ структуру, вовсе на них не рассчитанную. В результате стал на­ растать протест против того, что МЖК «крадет» жилплощадь у очередников. И сколько «эмжековцы» ни уверяли, что без них стройматериалы так и останутся на складах, самосвалам некуда будет возить панели и дома так и останутся непостроенными, — эти аргументы, при всей их видимой справедливости, разбивались о стену совершенно иной логики: «мы» двадцать лет стоим в очереди на жилье, а «вы» хотите за два года построить себе квартиры из «наших» стройматериалов. Пришлось идти на далеко идущие ком­ промиссы и отдавать значительную часть построенной жилплощади очередникам, но и это не предотвратило резкого сокращения пер­ воначальных планов развертывания сети МЖК, что в корне подор­ вало наметившуюся динамику «эмжековского» движения.

Далее, возникли вопросы чисто технологического свойства, приобретшие характер антагонистических противоречий. Для любого «эмжековца», что бы он ни говорил, важно одно — побыстрее по­ лучить квартиру. Сделать это можно только методом поточно­

панельного строительства возможно более крупных масштабов (же­ лательно на пустыре, чтобы не тратить сил на разрушение старого жилья и, главное, не отдавать части «своего» жилья жителям сне­ сенных домов). Но для поточного строительства нужно не так уж много рабочих — и монтажников, и отделочников. Как правило, те и другие уже имеют высокую квалификацию и квартиру. Зачем им новички-«эмжековцы»? Казалось, выход был найден в направ­ лении движения МЖК в центры крупных городов, где необходима реконструкция старых зданий, требующая большое количество рабочих рук разной квалификации, вплоть до нулевой. Попробовали этот путь. Он тут же натолкнулся на ожесточенное сопротивление старожилов центра, среди которых немало заслуженных людей, с чьим мнением приходится считаться на всех уровнях, вплоть до правительственного. Старожилы не против реконструкции, но ка­ тегорически настаивают на возвращении в «родные» места, а это сразу делает бессмысленной всю операцию с привлечением МЖК. Это —еще один удар, в корне подорвавший начальный рывок движения МЖК.

Далее, обнаружилось, что сужающиеся масштабы движения МЖК входят в кричащее противоречие с лавинообразно растущим числом желающих получить свое жилье этим единственно доступным им образом. В итоге возникли и стали быстро развиваться все более ужесточавшиеся процедуры отбора в МЖК, быстро переросшие в произвол, в самое настоящее издевательство над людьми, когда бессовестная эксплуатация дарового труда отчаянно нуждающихся в жш(ье людей (плюс различные идиотические требования к «бой­ цам», борющимся за право стать членом стройбригады МЖК) за­ вершалась передачей построенного ими жилья в распоряжение ме­ стных властей. Это, конечно, дискредитировало движение МЖК самым скандальным образом.

Наконец, крайне противоречивым оказался первый компонент аббревиатуры МЖК. Что такое «молодежный»? Для собственно молодежи, т. е. молодых людей 14—18 лет, вопрос о собственном жилье, как правило, еще не актуален. Да и для квазимолодежи 18—20 лет (кстати, вполне взрослых людей, которым доверяется оружие и право обзаводиться семьей) этот вопрос в подавляющем большинстве случаев, т. е. в армии либо в училищах, на первых курсах вузов и т. п., остается далеко не на первом плане. Он стремительно актуализируется к середине третьего десятка лет жизни молодого человека, и эта актуальность продолжает нарастать с каждым годом. Где же возрастная граница «молодежного»? В 28 лет «комсомольского возраста»? Или в 33 года возраста «молодого специалиста»? Или в 35 лет, когда перестают принимать в очную аспирантуру? Или в 39—40 лет, когда рабочего или служащего все еще по разным причинам жульнически причисляют к «молодым»? Но сегодня — масса случаев, когда семьей (чаще всего второй или даже третьей по счету) обзаводятся на пятом десятке лет или еще позже. Для таких людей, ничем не отличающихся от тридцатилетних, проблема жилья — отчаяннее отчаянного. Да и

одиночкам «среднего возраста» жилье необходимо. Что же, отсекать их от МЖК как «перезрелых»? Но ведь альтернативы — никакой. Вопиющая социальная несправедливость.

А додумал ли кто-нибудь, как будет выглядеть возрастная структура МЖК через пять лет, через десять, через двадцать? Наверное, не подумали, потому что были предложения создавать целые «города молодежи». Но ведь это же жуткая антиутопия: город 20-летних, город 40-летних, город 60-летних... Правда, на­ верное, жизнь возьмет свое: смены квартир, «выписывание» к себе бабушек и дедушек, выезд на другое место жительства с оставлением квартиры своему подросшему потомству и т. д. Однако, при всем том, заранее брать курс на «дом престарелых» — это чревато всеми муками старения возрастной структуры любого общества, в том числе и «эмжековского».

Наверное, перечень противоречий и тупиков движения МЖК в его современном виде можно продолжить. Но, на наш взгляд, и сказанного достаточно для вывода: в настоящем виде движение это бесперспективно и в лучшем случае, по разным конъюнктурным соображениям, будет продолжать «чуть теплиться», как во второй половине 80-х годов. Такой вывод трудно опровергнуть, ибо он подтверждается не теоретическими выкладками, а тем, что реально получилось из весьма много обещавшего социального движения первой половины 80-х годов.

Какую же реальную альтернативу можно предложить движению МЖК, если как следует оценить его уже свершившиеся последствия, взять на вооружение все конструктивное и исключить оказавшееся заведомо нежизнеспособным?

Ill

Если говорить о системе социальных нововведений по части оптимизации расселения, то начинать, видимо, нужно с оптимизации производственной структуры, с ликвидации накопившихся в ней чудовищных диспропорций. Развитие каждого населенного пункта — от хутора до мегалополиса — должно опираться на адекватную социально-экономическую градообразующую основу. Неразумно «подстраивать» целый большой город к заводу-гиганту: опыт пока­ зывает, что ничего хорошего из этого не получается. Но неразумно наваливать на один город множество социальных функций: он и трижды столичный, и полииндустриальный, и гигантски-научный, и сверхгигантски-университетский, и кошмарно-базарный, и мегатуристский, и прочая. Опыт показывает, что города при такой чудовищной нагрузке начинают страдать «водянкой» и «одышкой», чудовищно жиреют, сплошь покрываются тромбами, сгибаются и распластываются под собственной тяжестью с перспективой мучительной (для их жителей) агонии в обозримом будущем. И только когда имеется достаточно ясное представление, для чего, во имя каких социальных функций строится, перестраивается или сохраняется тот или иной населенный пункт любого масштаба, можно говорить о характере застройки.

Понятно, при таком подходе необходима научно (в том числе и прогнозно) обоснованная концепция расселения на общегосударственнном, региональном и локальном уровнях. Можно дискутировать о степени научной обоснованности существующих генеральных планов и схем расселения, но то, что прогнозное обоснование во всех без исключения случаях равно нулю, — истина прискорбная и бесспорная. Между тем долгосрочные прогнозы архитектурно-градостроительного характера относятся к наислож­ нейшим, поскольку здесь временной горизонт отодвигается с привы­ чных 15—20 до 50—100 лет (невозможно рассчитывать капстроительство на меньший срок), а прогнозный фон за это время неизбежно претерпит существенные изменения. Отчасти поэтому градостроители во всем мире, не исключая отечественных, норовят свернуть на линию наименьшего сопротивления, как бы «абст­ рагируясь» от обстановки, в которой их сооружениям стоять через 20—50—100 лет. И именно поэтому прогнозное обоснование строительных проектов, генпланов развития населенных пунктов и схем расселения разного масштаба, не являясь само по себе никаким нововведением (поскольку платонически признается всеми), оказы­ вается на деле радикальнейшим нововведением, так как кардинально меняет, если можно так выразиться, философию градостроительства.

Первый принцип, который напрашивается сам собой при подоб­ ном подходе, — это принцип пешеходной доступности мест работ, покупок и развлечений, включая доступ к отдыху на лоне природы, о котором мы уже упоминали применительно к проблематике «аль­ тернативной цивилизации».

Второй принцип — органическое соединение преимуществ традиционного сельского и современного городского образов жизни. С преимуществами последнего все более или менее понятно: под­ разумеваются достаточно высокий уровень благоустройства жилья (все коммунальные удобства жилого фонда города) плюс столь же высокий уровень культурно-бытового обслуживания (на уровне комплекса бытовых и культурных учреждений городского жилого района). Сложнее с первым, поскольку все еще крепки предрас­ судки относительно «одичалости», «идиотизма» деревенской жизни. Конечно, такие характеристики имеют под собой определенные основания и должны преодолеваться. Но деревня и даже хутор — это не только «идиотизм», это в принципе, в идеале — еще и оптимальная экология (гармоничное сосуществование человека и природы с минимизацией всех видов загрязнения окружающей природной среды), а также оптимальная этология (гармоничное сосуществование людей с минимизацией отчуждения, одиночества, отклоняющегося поведения). Речь идет, по существу, о такой досуговой, бытовой и даже, возможно, политической кооперации ряда семей, живущих по соседству, когда создается своего рода комплексный «клуб по интересам», стимулирующий существенное повышение качества жизни людей. То, что это реально возможно, показывает опыт развитых стран мира, где значительная часть населения (в отдельных случаях до 80—90%) ведет именно такой

образ жизни. В наших отечественных условиях к нему приближа­ ется часть населения небольших научных городков или ана­ логичных поселений. К сожалению, в силу нашей неодолимой гигантомании, они, как правило, быстро вырождаются в обычные средние города со всеми их недостатками. Но выдвинутый выше принцип остается реальным и дает надежный ориентир развития градостроительства на перспективу.

Третий принцип — оптимальность самого расселения, с более или менее равномерным размещением населенных пунктов разного масштаба таким образом, чтобы исключалось скучивание населения на одном полюсе и «опустынивание» огромных пространств, иде­ альных для жилья, на другом; чтобы исключался хищнический захват плодородных сельскохозяйственных земель под застройку и коммуникации, тогда как разного рода «неудобья», представля­ ющие живописнейшую для жилья местность, остаются пустошами; наконец, чтобы исключалась необходимость нерациональных (осо­ бенно встречных) перевозок грузов и пассажиров. То, как организо­ вано социальное пространство подавляющего большинства наших областей и районов, может служить своего рода «эталоном антиоптимальности»: до трети и более населения (в Московской области даже чуть ли не две трети) скучено в центре, который быстро расширяется, подминая под асфальт плодороднейшие угодья, а вокруг — «белые пятна» полнейшего запустения площадью в десятки, а на востоке страны й в сотни квадратных километров. «Минимизация антиоптимальности» — так мы назвали бы курс, который надлежит положить в основу работы над генеральными схемами расселения, и это явилось бы, по нашему убеждению, крупнейшим социальным нововведением при сложившихся ус­ ловиях.

Остается пояснить, что предлагаемые преодоление уко­ ренившихся тенденций урбанизации и радикальный переход на рельсы дезурбанизации вовсе не означают призыва к ломке име­ ющегося жилого фонда в городах и сельской местности страны. Напротив, разум подсказывает необходимость заботливого сохра­ нения того, что имеется, без нерациональных «снесений» жилфонда в городах показухи ради и, конечно же, без огульного шельмования сельских населенных пунктов «бесперспективными», с обречением их на скорое и мучительное вымирание. Речь идет о другом, о переходе, наконец, от пустых слов к реальному делу в нашей чисто декларативной пока что политике «ограничения роста крупных городов» путем рационализации их социально-экономической гра­ дообразующей базы; о культурно-бытовой «самодостаточности» жилых районов и даже (на соответствующем уровне) микрорайонов среднего и тем более крупного города, чтобы ослабить нагрузку на городские коммуникации и повысить качество жизни людей; о «подтягивании» благоустройства сельских поселений до уровня уже достигнутого в развитых странах мира.

Все это в совокупности и есть, на наш взгляд, оптимизация расселения.