2815.Западная философия от истоков до наших дней. Книга 3. Новое время (От Ле

К 1581 г. относятся письменные сведения о Галилее — ученике Пизанской школы. Он должен был стать врачом, но вместо этого отдается занятиям математикой под руководством Остилио Риччи, ученика математика Николо Тарталья, автора формулы для уравне­ ний третьей степени. В 1585 г. Галилей пишет на латинском языке

“Теоремы о центре тяжести твердых тел”\ в 1586 г. — “Весы”, в них очевидно влияние “божественного Архимеда”, — он не только исследует природу тел, но и просчитывает их удельный вес. “Весы” стали для Галилея “дебютом в научном мире”. Одновременно уче­ ный занимается и общегуманитарными проблемами, как о том свидетельствуют две лекции, прочитанные во Флорентийской ака­ демии в 1588 г. — “О форме, расположении и величине Ада Данте”и “Размышления о Тассо” — примерно в 1590 г. В лекциях о Данте Галилей пытается защитить гипотезу Антонио Манетги о топогра­ фии Ада. Интересен “способ защиты с целой серией геометрических проблем, решаемых Галилеем с четкостью опытного математика, прекрасно владеющего интерпретируемым текстом” (L. Geymonat). Назначенный благодаря поддержке кардинала Франческо дель Монте преподавателем математики в Пизе в 1589 г., в следующем, 1590 г., он пишет работу “О движении”, где теория impetus’а (толчка), хотя и модифицированная, еще занимает центральное положение.

7 декабря 1592 г., приглашенный на преподавательскую работу в Падую, Галилей читает вступительную лекцию. Галилей проведет здесь 18 лет (до 1610 г.): это будут самые лучшие годы его жизни. Он преподает математику, комментирует “Альмагест” Птолемея и “На­ чала” Евклида. А между 1592 и 1593 гг. пишет “Краткую инструкцию по военной архитектуре”, “Трактат о фортификациях” к “Механи­ ку” В 1597 г. появляется “Трактат о сфере, или Космография”, где Галилей излагает геометрическую систему Птолемея. Из двух его писем (первое — к Джакопо Маццони от 30 мая 1597 г., второе — к Кеплеру от 4 августа 1597 г.) узнаем, что он в это время уже принял теорию Коперника. Галилей вращается в культурных кругах Падуи

иВенеШш; среди его друзей Джованфранческо Сагредо (знатный венецианец, занимающийся проблемами оптики), фра Паоло Сарпи

ифра Фулджснцио Миканцио. В Венеции он сближается с Мариной Гамба, от брака с которой рождаются трое детей: Вирджиния, Ливия

иВинченцо. В Падуе он завязывает дружбу с последователем Арис­ тотеля Чезаре Кремонини. В 1606 г. публикует работу “Действия циркуля геометрического и военного”. В 1609 г., узнав о подзорной трубе, Галилей сам ее конструирует, совершенствует и настраивает. Свои выдающиеся астрономические открытия он излагает в “Звезд­ ном вестнике” в 1610 г., после чего эрцгерцог Козимо II Медичи назначив Галилея “экстраординарным математиком — исследовате­ лем города Пизы” — без обязанностей постоянного присутствия на

службе или занятиях — и “философом светлейшего герцога” Во Флоренции он продолжает астрономические исследования, но -при­ верженность идеям Коперника начинает приносить ему первые неприятности. Между 1613 и 1615 гг. он пишет четыре знаменитых “коперниканских письма” об отношении науки и веры: одно — своему ученику, монаху-бенедиктинцу Бенедетто Кастелли; два — монсиньору Пьеру Дини и одно — великой герцогине Христине Лотарингской. Став жертвой доноса в Священную канцелярию и обвиненный в ереси из-за приверженности учению Коперника, в 1616 г. он предстал перед судом в Риме. Затем последовал запрет на преподавание, пока Галилей не отречется от теорий, поставленных ему в вину. В результате полемики с иезуитом Горацио Грасси о природе комет рождается эссе “Пробирных дел мастер”, опублико­ ванное в 1623 г. Сформулированная в ней теория комет впоследст­ вии окажется ошибочной (Галилей утверждал, что кометы — это световые отблески на парах земного происхождения), однако в ней уже закладываются некоторые философско-методологические осно­ вания концепции Галилея.

В 1623 г. на папский престол взошел под именем Урбана III кардинал Маттео Барберини, друг Галилея, оказывавший поддержку ему и Кампанелле. С возродившейся надеждой Галилей пишет

“Диалог о двух главнейших системах мира " Несмотря на предосто­ рожности автора, не составляло большого труда понять, что новое сочинение активно защищает учение Коперника. В 1633 г. Галилей вновь подвергся суду, был осужден и принужден к клятвенному отречению. Пожизненное заключение ему сразу же заменили на ссылку, вначале в поместье его друга Асканио Пикколомини, архи­ епископа Сиены, который обращался с ним крайне уважительно, а впоследствии в его дом в Арчетри, где он не мог ни с кем встречаться

иничего писать, не получив предварительно на то разрешения.

Вуединении Галилей пишет свою наиболее оригинальную и выдаю­ щуюся работу "Рассуждения и математические доказательства по поводу двух новых наук ", которые появятся в Лейдене в 1638 г. Позже Лагранж Напишет: “Динамика — наука, полностью обязанная уче­ ным новой эпохи. Галилей стал ее крестным отцом... сделал первый важный Шаг, открыв, таким образом, дорогу, новую и просторную, развитию механики как науки”. Утешением Галилею в Арчетри было

присутствие, в течение небольшого периода времени, дочери — монахини Марии Челесты (в миру Вирджинии). Она умерла 2 апреля 1634 г. в возрасте 33 лет. В письме к брату своей невестки Джери Боккинери, служащему канцелярии правительства эрцгерцога, Га­ лилей писал: “... безграничная печаль и меланхолия, абсолютная потеря аппетита, я ненавистен сам себе и постоянно слышу, как моя дорогая Дочурка зовет меня”. Об отношениях Галилея с дочерью,

Весной 1609 г. Галилей узнает, что “некий Фьямминго сконстру­ ировал прибор, благодаря которому наблюдаемые объекты, хотя и очень удаленные от глаз наблюдателя, были четко видны, как если бы находились на близком расстоянии”. Вскоре он получает под­ тверждение этому в известии из Парижа, от своего бывшего ученика Джакопо Бадовере, “и это стало причиной, подтолкнувшей меня полностью отдаться поискам средств, с помощью которых я бы смог изобрести подобный инструмент”. Галилей изготавливает трубу из свинца, к концам которой он прикрепляет две линзы, “обе с одной стороны плоские, а с другой одна — выпуклая, а другая — вогнутая; приблизив глаз к вогнутой линзе, я заметил, что предметы значи­ тельно увеличены и кажутся ближе — в три раза ближе и в девять раз больше, чем они представляются нам, когда мы смотрим на них невооруженным глазом. После этого я изготовил другую трубу, более точную, которая увеличивала предметы в шестьдесят раз”. Наконец, пишет Галилей, “не жалея труда и средств, я сконструировал столь превосходный инструмент, что с его помощью наблюдаемые пред­ меты представляются в тысячу раз более крупными и более чем в тридцать раз ближе, чем если смотреть на них невооруженным глазом. Сколько и каковы преимущества, предоставляемые этим инструментом как на земле, так и на море, излишне перечислять”. 25 августа 1609 года Галилей представляет правительству Венеции этот аппарат как свое изобретение. Произведенное впечатление было столь сильным, что Галилею было предложено увеличение годового жалования от 500 до 1000 флоринов и сделано предложение о возобновлении контракта на преподавание, срок действия которо­ го истекал в следующем году.

Как заметил Васко Ронки, изобретение подзорной трубы гол­ ландцами или, еще раньше, итальянцами, или вторичное ее создание Галилеем сами по себе не представляют ничего исключительного. Что действительно интересно, так это то, что Галилей ввел подзор­ ную трубу в научный обиход, использовав ее как инструмент для научных исследований, как средствоусиления наших чувств. “Наиболь­ ший интерес в этой истории (с подзорной трубой) — не в медленном и, если хотите, заурядном сотрудничестве умельцев, без особых усилий предоставивших в распоряжение человечества новый ин­ струмент, но в логичном процессе изменения менталитета научного мира, который сначала знать не хотел об этом новшестве, а кончил тем, что признал в нем настоящее сокровище, превратив в один из мощных ресурсов познания мира” (В. Ронки). Философия средне­ вековья Не знала линз для очков: они будут изучены позже Фран­ ческо Мавроликом, но лишь Джамбаттиста делла Порта своей “Естественной магией” (1589) сделал линзы предметом не только ремесленников, но и философии. Как Порта, так и Кеплер (в работе

“Добавления к Вителлию”, 1604) “пронищ рядом с додзорной тру­ бой, даже написали кое-что, из чего можно заключить, что они почти открыли, но так и не сконструировали ее”. Линзам не доверяли, думали, что они “обманывают”, преобладало мденде, что данных нам Богом глаз достаточно, чтобы видеть, и нет необходимости в “усовершенствованиях”. Кроме того, существовало глубокое пред­ убеждение со стороны академических и церковных кругов по отно­ шению к механическим искусствам. Еще долго выражение “низкий механик” будет расцениваться как оскорбление. 28 августа 1609 г., т. е. четыре дня спустя после презентации подзорной трубы Галиле­ ем дожу Леонардо Донато, Порта написал из Неаполя письмо Федерико Чези, основателю академии Линчеи: “Что касается секрета трубы, то это надувательство, все взято из моей книги «О рефрак­ ции», и я опишу его, и если Ваше Превосходительство захочет, чтобы она была сделана, то к Вашему удовольствию это будет исполнено”.

Величие Галилея, кроме прочего, заключается в преодолении эпистемологических барьеров, перекрывавших дорогу последующим исследованиям. Военных не смутило новшество, но просвещенная публика отказала в доверии подзорной трубе. Так, например, гово­ рили, что получаемые с ее помощью образы малоубедительны. Галилей же уверяет Маттео Кароцио, что он испытывал свой теле­ скоп “сто тысяч раз на сотне тысяч звезд и различных предметах”. Наблюдение этих “различных предметов, — пишет Geymonat, — убеждало в точности инструмента; наблюдение звезд — доказатель­ ство его важности”. И, что важно, поверил в его научную ценность как решающего орудия в борьбе систем Птолемея и Коперника; поверил “в инструмент, рожденный в среде «механиков», совершен­ ствуемый только практическим путем, отчасти принятый в военных кругах, но неизвестный, или даже презираемый академической и официальной наукой” (Паоло Росси). Друг Галилея Кремонини, последователь Аристотеля из Падуи, не захотел даже взглянуть на трубу (“восхищение стеклами совсем заморочило мне голову; хватит, я не хочу больше ничего об этом знать”). Но Галилей навел трубу на небо, что нам покажется обыкновенным действием, разумным и нормальным, но в те времена это было равносильно тому, как если бы в наши дни известный врач-клиницист стал использовать пиявки для лечения воспаления легких: для большей части ученых это было “неразумно”. И когда Галилей увидел горы и долины на Луне, он сразу понял, что теперь возможно решительное беспрецедентное наступление против перипатетиков. Галилей превратил подзорную трубу из предмета, не имеющего никакого научного значения, в решающий элемент знания. В его руках, или, скорее, в познаватель­ ных проектах она обретает качественно иное значение. В отличие от Кеплера, Галилей верил (хотя для кого-то и неразумно) в подзорную

трубу. Он видел в ней средство увеличения возможностей челове­ ческих глаз: “Даже звезды, которые обычно недоступны нашему зрению из-за их малых размеров и слабости нашего зрения, можно увидеть с помощью этого инструмента”. И еще: “Мы бы хотели...

сделать наши глаза мерилом всех светил, так что если мы не видим какие-либо светящиеся объекты, то не следует ли сказать, что свет от них не доходит до нас? А может, эти звезды видят орлы или рыси, а нашему слабому зрению они остаются недоступны?” Не достаточ­ но смотреть, “следует смотреть глазами, хотящими видеть, которые верят в то, что видят, и которые верят, что видят вещи, наделенные смыслом” (В. Ронки).

6.3. “Звездный вестник” и подтверждение системы Коперника

12 марта 1610 г. Галилей издает в Венеции “Звездный вестник”. В начале работы он пишет: “Велико значение вопросов, предлагае­ мых мной в этом кратком трактате вниманию и изучению исследо­ вателей природы. Велико как по исключительности самого материала, так и по его новизне, поскольку ранее эти вопросы никогда не поднимались, а также из-за инструмента, благодаря которому рассматриваемые предметы впервые открылись нашему взору”. Темы, поднимаемые Галилеем в трактате, следующие: 1) до­ бавление к множеству неподвижных звезд, видных и невооружен­ ным глазом, “других многочисленных звезд, никогда ранее не замечаемых”. Итак, вселенная становится больше; 2) “с увереннос­ тью, происходящей от чувственного опыта, можно утверждать, что Луна имеет поверхность не ровную и гладкую, а шероховатую и, как поверхность Земли, имеет возвышения, глубокие долины и извилис­ тые тропы”. И это важная информация, поскольку она разрушает представление о различии между земными и небесными телами, которое служило незыблемой основой космологии Аристотеля— Птолемея; 3) Галактика — “не что иное, как масса многочисленных звезд, рассеянных в виде скоплений; и в какую сторону ни напра­ вить подзорную трубу, сразу открывается огромное количество звезд...”. На основе этого наблюдения Галилей утверждает, что разрешены “с наглядной силой все споры, которые в течение веков мучили философа, и мы освобождены от многословных дискуссий”; 4) “кроме того (что самое удивительное), звезды, именуемые до сегодняшнего дня астрономами «туманностями», являются скопле­ ниями маленьких звезд, рассеянных удивительным образом”; 5) но самое важное в “Звездном вестнике” Галилея — открытие спутников Юпитера (которые в честь Козимо II Медичи он назвал “медицейскими звездами”), в возможности “обнаружить четыре планеты,

никогда ранее, от основания мира до наших дней, не видимые, открыть и изучить их расположение и наблюдаемое в течение двух последних месяцев перемещение и поведение”. Это открытие давало Галилею уменьшенную модель вселенной Коперника в небе.

Но одновременно с подтверждением теории Коперника рушилась концепция мира Аристотеля—Птолемея. Оказалось, что нет никакой разницы в природе Земли и Луны. Среди звезд по крайней мере Луна не обладает характеристикой “абсолютного совершенства”, припи­ сываемой ей традицией. Однако не очевидна ли подввдсность Земли, если она имеет природу, схожую с природой Луны? Образ вселенной не только расширяется благодаря включению галактик, туманностей и звезд, но и изменяется: подлунный мир не отличается от лунного. Наблюдение неподвижных звезд позволяет нам сказать, что они гораздо более удалены от планет, а не находятся сразу за Сатурном, как это утверждала традиция. Юпитер вместе со своими спутниками давал уменьшенную модель системы Коперника.

Итак, завершается соревнование двух теорий: системы Птолемея (с неподвижной Землей в центре и вращающимся Солнцем) и системы Коперника (где Земля вращается вокруг Солнца). В “Звезд­ ном вестнике” Галилей приводит доказательства против первой системы в поддержку второй: каждое доказательство подтверждает теорию Коперника и разрушает концепцию Птолемея. Незадолго до отъезда из Падуи и в самом начале жизни во Флоренции (сентябрь 1611 г.) Галилей проводит важные наблюдения, призванные укре­ пить доктрину Коперника и одновременно разрушить теории Пто­ лемея. Он отмечает трехкорпусный облик Сатурна (имеется в виду кольцо Сатурна, не различимое с помощью подзорной трубы Гали­ лея), открывает фазы Венеры и обнаруживает пятна на Солнце. И Венера имеет фазы, подобно Луне: это “чувственный опыт”, объяснимый теорией Коперника и необъяснимый в свете теории Аристотеля и Птолемея. “Мы... убедились в том, что все планеты получают свет от Солнца, являясь по своей природе темными”. Кроме того, Галилей “уверен, что неподвижные звезды сами по себе полны света и не нуждаются в солнечной иррадиации, которая, к тому же, Бог знает, доходит ли в такую даль”. В письме к Федерико Чези от 12 мая 1612 г. Галилей по поводу солнечных пятен утверж­ дает, что это “высший и последний приговор псевдофилософии” Вопреки мнению Аристотеля, изменения происходят и на Солнце. И Галилей в связи с этим выражает сомнение, что перипатетикам удастся спасти и сохранить “неизменность небес”. В действитель­ ности перипатетики изобретут “воображение”, сегодня мы бы ска­ зали: гипотезу “ad hoc” как защиту обреченной системы Птолемея. Так, например, иезуит Христофор Шейнер станет объяснять пятна на Солнце как скопления звезд, вращающихся перед ним. Эта

гипотеза выносила причины солнечных пятен за пределы Солнца, оставляя его, таким образом, неподвижным и “совершенным”. Но Галилей обратил внимание на то, что для пятен характерна нерегу­ лярность образования и исчезновения и что они бесформенны и поэтому не обладают характеристиками, свойственными системам звезд.

Другой иезуит, отец Клавий (Христофор Клау) — преподаватель математики в Римском Коллегиуме — с целью спасти “совершенст­ во” Луны изобрел гипотезу, согласно которой горы и долины, наблюдаемые Галилеем на поверхности Луны, покрыты кристалли­ ческой субстанцией, прозрачной и идеально сферической. Так, в Противовес “фактологическим” атакам Галилея на теорию Птоле­ мея, Клавий повел “теоретическую” контратаку (логически возмож­ ную, но методологически неверную: потому что, препятствуя вскрытию ошибок в одной теории, она мешает продвижению лучших теорий и, следовательно, прогрессу науки), с целью восстановить старую теорию. Галилей отвечает Клавию: “Действительно, вообра­ жение прекрасно... Однако его недостаток в том, что оно не дока­ зывает и не может быть доказано”. В то время дополнительная теория Клавия действительно не могла быть проверена эмпирически (сегодня это возможно). Как можно было доказать существование кристаллической сферы, окружающей Луну? Или что она располо­ жена, как горы и долины? Реальность в том, что “осуществленная Галилеем научная революция основывается не только на новой информации, заключенной в его открытиях, она — в новой методо­ логической зрелости” (L. Geymonat). Во всяком случае, спор между системами Коперника и Аристотеля—Птолемея решен в пользу первой. “Теория Коперника, — пишет Томас Кун, — предполагала, что планеты схожи с Землей, что Венера должна иметь фазы и что Вселенная намного больше, чем предполагалось раньше. В резуль­ тате, когда через шестьдесят лет после его смерти с помощью телескопа неожиданно обнаружили горы на Луне, фазы Венеры и огромное число звезд, о существовании которых прежде и не подо­ зревали, На новую теорию обратили внимание ученые, особенно неастрономы”. Тем самым Галилей бросил вызов церкви. Среди немногих, кто решился открыто защитить его, был Кампанелла.

6.4. Эпистемологические корни разногласий между Галилеем и церковью

Коперник утверждал, что “все сферы вращаются вокруг Солнца как центра, и поэтому центр Вселенной — вокруг Солнца”. Он думал, что это истинное представление о вселенной. Но во введении

к работе “О вращениях” лютеранин Андрей Осиандер (1498—1552) утверждал: нет необходимости, чтобы эти гипотезы были верны­ ми или даже правдоподобными, достаточно одного: чтобы они предложили расчеты, соответствующие наблюдению” И Птолемей, теория которого приходила в столкновение с физикой Аристотеля, утверждал, что его гипотезы связаны с “математическими расчета­ ми”. Для Осиандера, как и для Птолемея, астрономические теории были только инструментами, предназначенными быстро прогнози­ ровать движения небесных тел. Против инструменталистскойинтер­ претации теории Коперника, данной Осиандером, резко выступает в “Пире на пепле” Джордано Бруно: Коперник не только “матема­ тик, который предполагает”, но и “физик, доказывающий движение Земли”; и добавляет, что анонимное введение Осиандера “присо­ единено” к работе Коперника “каким-то невежественным и само­ надеянным ослом”. И для Кеплера “гипотезы Коперника не только не ошибочны относительно природы, но, наоборот, наиболее со­ звучны ей. Природа любит простоту и единство”, и Копернику удалось “не только ...доказать прошлые движения, восходящие к далекой древности, но и будущие, если не определеннейшим обра­ зом, то по крайней мере в более надежной манере, чем это делал Птолемей и др.”.

Защита реалистской концепции (согласно которой система Ко­ перника давала истинное описание реальности и не была собранием инструментов для расчетов, прогнозов или усовершенствования календаря) не могла не показаться опасной для тех, кто — католики или протестанты — принимал Библию буквально и не допускал мысли о возможной в ней ошибке. В “Книге Екклесиаста” говорит­ ся, что “земля пребывает во веки” и что “восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит”(I, 4—5); а в “Книге Иисуса Навина” читаем, что Иисус приказывает Солнцу остановиться (10, 13). Эти фрагменты Священного Писания Лютер, Кальвин и Меланхтон использовали как аргументы против теории Коперника. Лютер в одной из своих “Застольных бесед” (1539) писал: “Народ развесил уши перед грошовым астрологом, пытав­ шимся доказать, что это Земля вращается, а не небеса с небесным сводом, Солнце и Луна. <...> Этот безумец хочет перевернуть всю астрономическую науку; в Священном Писании говорится, что Иисус Навин приказал Солнцу остановиться, а не Земле”. В ком­ ментарии к “Бытию” Кальвин цитирует начальный стих Псалма 92: “Вселенная тверда, не подвигнется” и задает вопрос: “Кто решится противопоставить авторитет Коперника авторитету Священного Пи­ сания?” Меланхтон, ученик Лютера, через шесть лет после смерти Коперника пишет: “Глаза свидетельствуют, что небеса осуществля­ ют круговое вращение за двадцать четыре часа. Но некоторые из