2815.Западная философия от истоков до наших дней. Книга 3. Новое время (От Ле

Отсутствие строгой дисциплины в доминиканских монастырях юга Италии позволило ему посещать в Неаполе лекции Джамбаттиста делла Порта, магистра магии. В 1591 г. он впервые подвергся суду за ересь и занятия магией и несколько месяцев провел в тюрьме, а выйдя на свободу, вместо того, чтобы вернуться в один из монасты­ рей своей провинции, как это ему было предписано, отправился в Падую, где познакомился с Галилеем.

Вслед за тем последовало еще три судебных процесса: один в Падуе (1592) и два в Риме (1596,1597). Вконце концов он вынужден вернуться в Стило, с запретом проповедовать и принимать исповеди, а также с обязательством сделать свои сочинения более ортодоксальными.

Жажда обновления, мечты о религиозных и политических преобра­ зованиях, мессианские видения вместе с астрологическими прогнозами подтолкнули его к подготовке мятежа против Испании, который должен был знаменовать собой начало грандиозного проекта. Но в 1599 г. Кампанелла (преданный двумя участниками заговора) аресто­ ван, брошен в тюрьму и приговорен к смертной казни.

2) . С этого и начинается второй период. Как мы уже сказали, Кампанелла спасся от смерти, притворившись сумасшедшим. Он подвергся жестоким испытаниям, имевшим целью установить, не симуляция ли его болезнь. Философ прошел через них с героической твердостью. Смертную казнь заменили пожизненным заключением, которое длилось 27 лет. Вначале очень суровое, постепенно оно становилось все более терпимым, а в конце превратилось в формаль­ ное. Кампанелла мог писать книги, вести переписку и принимать посетителей.

3) . В 1626 г. король Испании повелел освободить его, но свобода оказалась недолгой, так как нунций (папский посол) повелел пере­ править мятежника в Рим, в застенки Священной канцелярии.

Но здесь судьба Кампанеллы резко меняется благодаря заступниче­ ству Урбана VIII — настолько, что в качестве места заключения он получает в свое распоряжение не больше не меньше как место в Палаццо.

Пока Кампанелла находился в заточении в Неаполе, его полити­ ческие симпатии оставались на стороне Испании, в которой он видел силу, могущую реализовать вожделенную “всеобщую рефор­ му”; но в Риме Кампанелла становится франкофилом. Поэтому когда в Неаполе был раскрыт в 1634 г. заговор против испанцев, устроенный одним из учеников Кампанеллы, философ вынужден был в Париже искать защиты у французского посла.

4) . Начиная с 1634 г. Кампанелла живет в Париже. Здесь его возносили и прославляли многие ученые и знатные мужи. Король Людовик XIII назначил ему подобающую пенсию; философ пользо­ вался также расположением могущественного Ришелье. Смерть на-

стигла его в 1639 г. Отсрочить ее приближение не смогли ни магия, ни астрологическое искусство.

Среди многочисленных работ философа следует упомянуть: “Фи­ лософия, доказанная ощущениями” (1591), “Об ощущении вещей и магии” (1604), “Защита Галилея” (1616, опубликована в 1622 г.), “Большой эпилог”{1604—1609), “Город Солнца”(1602), внушительная “Метафизика ”в 18 книгах (Кампанелла сделал целых пять редакций этой работы, до нас дошла латинская, опубликованная в 1638 г. в Париже) и огромная “Теология”в 30 книгах (1613—1624).

Проведя в заточении лучшие годы своей жизни, Кампанелла не смог создать своей школы, а когда во Франции смог получить признание, в котором прежде ему отказывали, было уже слишком поздно. Его мысль оказалась несвоевременным плодом. На интел­ лектуальной сцене господствовал Декарт, и авангард был с ним.

4.2.Природа и смысл философского познания

ипереосмысление сенсуализма Телезио

Кампанелла начал с понятия бытия Телезио, но сразу переосмыс­ лил его. Прямой контакт посредством чувств с природой оставался единственным источником познания, и, следовательно, разрыв с книжной культурой очевиден.

“Письмо монсиньору Антонио Кваренго "(1607) содержит некоторые из основных программных идей Кампанеллы. “Ваше мнение обо мне, будто бы я выше Пико или равен ему, слишком лестно; я полагаю, что Вы мерите меня мерой Вашего совершенства. Я, мой господин, никогда не имел никаких особых милостей, как Пико, который был очень знатным и очень богатым человеком и имел в обилии книги и много учителей, и условия для занятий философией, и спокойную жизнь; все это позволяет наиболее плодотворно ис­ пользовать одаренный ум. Но я родился для низменной участи и, начиная с 23-летнего возраста и по настоящий день своей жизни, когда мне в сентябре исполнится 39 лет, всегда подвергался пресле­ дованиям и клевете за то, что письменно выступил 18 лет назад против Аристотеля. Вот уже восемь лет подряд я в руках недругов, и, за мудрость и за глупость, вечный Разум спасал меня семь раз от неминуемой смерти; и еще раньше я неоднократно оказывался в заточении, так что я не могу насчитать и месяца полной свободы, за исключением ссылки; я испытал невероятные пытки, самые тяжкие, страх и боль не покидают меня...”

“Вот в чем отличаются мои занятия философией от занятий Пико; я большему учусь от анатомии муравья или травы (я уже не говорю об удивительнейшей анатомии мира), чем из всех книг, написанных

“Те, кто заявляет, что неизвестно, знают они или нс знают что-либо, неправы, — пишет Кампанелла. — В действительности они с необхо­ димостью знают, что они не знают, и хотя это не прирастание знания, поскольку это — отрицание, как темнота не есть видение, но невоз­ можность видеть, однако человеческая душа тем и отличается, что она знает, что она не знает, что она воспринимает, что не видит в темноте и не слышит в тишине. Если бы она не воспринимала этого, она бы была камнем, которому все равно, освещен он или нет...” Но особенно следует обратить внимание на следующий отрывок: “Душа познает себя познанием самоприсутствия, а не объективным позна­ нием (а именно представлением объекта, который отличается от нее самой) на уровне отражения. Во-первых, безусловно верно, что мы существуем, можем, знаем и хотим, затем, во-вторых, верно, что мы есть что-то, но не все, и что мы можем познать что-то, но не все и не полностью. Когда затем от познания присутствия переходим к деталям, познанию объектов, появляется неуверенность по той причине, что душа отчуждена (мы сейчас увидим, в каком смысле) от познания себя, и объекты не раскрываются полностью и отчет­ ливо, но отчасти и неясно. И поистине мы можем, знаем и хотим другое в той мере, в какой мы можем, знаем и хотим самих себя”

Аналогия с Декартом налицо, но общий метафизический план панпсихизма у Камланеллы иной, чем у Декарта.

Само познание для Камланеллы не прерогатива человека, связан­ ная с его способностью мыслить, оно доступно всему, что наделено жизнью и душой. Действительно все вещи наделены врожденной мудростью, благодаря которой они осознают свое существование и привязаны к собственному бытию (“любят” собственное бытие). Это самопознание есть “sensus sui”, самоощущение.

Знание о другом, что отличается от него самого, это “приобре­ тенная мудрость”, т. е. та, что обретается в контакте с другими вещами. Каждая вещь изменяется другой вещью и каким-либо образом трансформируется, “отчуждается” в другой вещи. Воспри­ нимающий чувствует не тепло, но себя самого, измененного теплом, воспринимает не цвет, а, так сказать, окрашенного себя.

“Врожденное” сознание, которое всякое сущее имеет само по себе, затемняется добавочным знанием, так что самосознание (как следствие) становится как бы sensus abditus (скрытым чувством), чувством, скрытым от добавочного знания. В вещах sensus sui остается по преимуществу скрытым; в человеке оно может достичь значительного уровня осознания; в Боге оно раскрывается во всем своем совершенстве.

Нужно также отметить, что Кампанелла помимо души-духа при­ знает в человеке бестелесный и божественный разум. Это уже было у Телезио, но Кампанелла приписывает разуму роль совершенно

иную, следуя учению неоплатоников. Уподобляясь интеллигибель­ ному в вещах, разум усваивает способы и формы (вечные идеи), в соответствии с которыми их создал Бог.

В этой доктрине есть одно место, которое благодаря своей ори­ гинальности заслуживает особого рассмотрения. Познание — это одновременно утрата и приобретение; приобретение через утрату. Быть — значит знать. Знают то, что есть (п что делается). “Кто есть все, знает все; кто мал, знает малое”. Познавая, мы “отчуждаемся” от самих себя; но в этом “отчуждении” мы обретаем отличное от нас: “... поскольку стать многими другими вещами через пассивность опыта означает расширить собственное бытие, т. е. стать из одного многими, знание — божественно даже в пассивности опыта”.

А вот один из наиболее важных отрывков: “... все познающие отчуждаются от собственного бытия, как бы впадали в безумие или умирая; мы оказываемся в царстве смерти”.

Гарен точен, объясняя доктрину Кампанеллы: “Итак, познать — значит умереть, «ибо каждая смерть — переход в другое, и каждое изменение — смерть чего-то». И поскольку создание объекта — изменение, это также смерть, хотя бы частичная; наше проникнове­ ние в объект сопровождается осознанием самих себя ... внутренним чувством, благодаря которому мы не растворяемся в вещи, но остаемся сами собой. Но именно здесь происходит этот поворот от чувства к знанию, над которым бьется Кампанелла. Если в чувстве

возникает объект и — страдательно — обозначается новый предел, то это значит: умирая, мы созерцаем Бога, присутствующего во всех вещах, то Бытие, которое все это устанавливает, разрушаем негатив­ ность реальности и становимся действительно реальными. И обуче­ ние, и познание, являясь изменением в природе познаваемого, — в каком-то смысле есть смерть, и только изменение в Боге есть вечная жизнь, потому что бытие не теряется в бесконечном море бытия, но возвеличивается”.

Этот отрывок (последний из цитируемых Гареном) может быть прокомментирован и прояснен другим отрывком из “Теологии”: “Мы поистине находимся в чужой земле, оторванные от самих себя; мы страстно стремимся обрести родину, и наше место — рядом с Богом”.

4.4. Метафизика Кампанеллы: три первоосновы бытия

Знание, как его понимает Кампанелла, вскрывает структуру вещей, их “сущностность”. Всякая вещь состоит “из потенции бытия, из знания бытия, из любви к бытию”. Это “первоосновы бытия”, которые некоторым образом соответствуют трансценденталиям в средневековой онтологии.

от сотворения мира до наших дней, после того, как я научился размышлять и читать книгу творений Бога: по этому примеру я исправляю книги человеческие, произвольно и плохо скопирован­ ные. И это позволило мне с легкостью читать всех авторов и удерживать их в памяти — дар, которым наградил меня Всевышний; но что важнее — я научился оценивать их, сличая с оригиналом. Поистине Пико обладал выдающимся умом; но он был философом на основе скорее чужих слов, чем данных природы, от которой он не научился почти ничему; он осуждал астрологов за то, что они не обращались к данным опыта. И я осуждал их по молодости, но позднее увидел, что среди многих их глупостей нашла приют высо­ чайшая мудрость, и я показал в книге, посвященной этим вопросам (в “Новой м ет а ф и зи к е что аристотелевская логика нечестива; только Парменид и понимал в этом кое-что. Пико же очень мало уделял внимания морали и политике и весь отдался изучению древнееврейской религии, вопрошению книг; если бы он не умер так рано, то стал бы поистине великим мудрецом, ведь он уже собрал огромный материал, но не успел его обработать...”

“Я считаю его великим человеком скорее за то, что он должен был сделать, чем за то, что сделал. И я верю не только ему, но и любому другому уму, который засвидетельствует мне то, чему он научился в школе природы и искусства, ибо лишь они согласуются с первичной Идеей и Словом, из них они исходят; но когда люди рассуждают на основе учений, я их всех считаю одинаково беспоря­ дочными; ведь св. Августин и Лактанций спорили с сотней доказа­ тельств и мнений, а один моряк изобличил их во лжи прямым свидетельством”.

“Такой ход рассуждений принес утешение моей душе; изучив все секты и религии, какие были и есть в мире, я, как надеюсь, укрепил себя самого и других в христианских истинах и апостольских свиде­ тельствах, отстоял христианство и почти освободил его от маккиавелизма и от бесконечных сомнений, которые жалят сердца в этот темный век, когда философы и софисты, вера, безверие и суеверия правят на равных и кажутся все на одно лицо. Так что Боккаччо кажется, будто невозможно путем силлогизма различить, какой закон более верный — христианский, магометанский или иудей­ ский; и все писатели блуждают вокруг безбожия Аристотеля; и в школах ведутся сомнительные и бредовые рассуждения”.

Итак, заниматься философией означает научиться читать “книгу Бога”, творение, “de visu” — непосредственно или, лучше, как он говорит, “per tactum intrinsecum (через внутреннее осязание)”, —- внедряясь в веши.

Новое значение, которое Кампанелла придает чувственному по­ знанию, выражено в виде символа, интерпретируя который он

связывает “мудрость” (“sapienza”) со словом “вкус” (“sapore”): “от вкуса, который воспринимает наше ощущение”. Возникновение ощущения предполагает тесное взаимодействие с вещью, и вкус — это обнаружение наиболее глубинного в вещи посредством погру­ жения в нее.

Э. Гарен сумел лучше всех уловить мистическую ноту в этом рассуждении и тот новый смысл, который приобретает учение Телезио. Гарен пишет: “Теперь никогда нелишне настаивать на особом смысле слова «чувствовать», который Кампанелла не случай­ но постоянно приближал к крайней точке платоновской интуиции, а вовсе не к восприятию в духе Телезио; или, если угодно, воспри­ ятие в духе Телезио было трансформировано в термины интуитивной мудрости («интуитивная мудрость — и некое прикосновение и бо­ жественный вкус, позволяющие знать вещи без движения и разго­ вора, как сказал также Платон...»). Не случайно этот образ проис­ ходит непосредственно от мистической мусульманской традиции, от суфизма, и мы встречаем его, обозначенный теми же терминами, уже у Гундисальви, уловившего арабскую трансформацию плотиновского и платоновского «вкусового» видения”.

Итак, мы очень далеки от аристотелевской традиции с ее приори­ тетом чувств (“в разуме нет ничего, чего прежде не было в чувстве”). Чувство здесь имеет значение, отличное от того, какое оно имеет в аристотелевском эмпиризме, и представляется как проникновение и, следовательно, взаимодействие с вещью, т. е. с внутренним со­ держанием вещи как процесс самовыражения Бога (= Бога, который пишет книгу природы), божественное деяние, которое есть Бытие, равное Силе и Любви. Это не всматривание с воспроизведением образов, но проникновение во всеобщий жизненный процесс, ощу­ щение сладостности жизни вселенной (“Здесь, в мире, Бог... выра­ жает себя Словом...”). Барьер между внутренним и внешним исче­ зает, открывая измерение вещи на глубину, благодаря соучастию мы становимся тождественны Богу. Как у Роджера Бэкона, эмпиризм превращается в мистицизм.

4.3.Самопознание

Всвоих размышлениях о познании, в первой книге “Метафизи­ ки”, Кампанелла дает опровержение скептицизма, основываясь на самопознании. Нельзя не заметить удивительные аналогии со зна­ менитой работой Декарта “Рассуждение о методе”. “Рассуждение” Декарта написано в 1637 г. “Метафизика” Кампанеллы, как уже говорилось, была опубликована в Париже год спустя, но написана несколькими годами раньше.

Всякое сущее, поскольку оно существует, есть: 1) есть потенция бытия; 2) все то, что может существовать, “знает”, что оно есть; 3) и если оно знает, что оно есть, оно “любит” собственное существо­ вание. Это доказывается тем фактом, что, если бы оно не знало, что оно есть, оно не избегало бы того, что ему угрожает и его разрушает.

Три “первоосновы” равны по достоинству, рангу и происхожде­ нию: каждая из них присутствует в другой, и наоборот.

Очевидно, можно говорить также о “первоосновах небытия”, како­ выми являются “бессилие”, “незнание” и “ненависть” Названные “первоосновы” представляют собой конечное, поскольку всякое конеч­ ное — это потенция, но не всего того, что возможно; потенция бытиЯ знает, но знает не все, что можно знать; она любит и одновременно ненавидит.

Бог же — высшая Сила, высшая Мудрость, высшая Любовь. Сотворение повторяет, на разных уровнях, тройственную схему*

Речь идет о доктрине генезиса Августина, которую Кампанелла расширяет в панпсихическом смысле.

4.5. Панпсихизм и магия

Кампанелла, отталкиваясь от учения Тслезио об универсальной одушевленности мира, идет дальше, примешивая к неоплатонизму представления, рожденные его безудержной фантазией, и формули­ руя таким образом доктрину магического анимизма.

По Кампанелле, вещи разговаривают и вступают в непосредст­ венное общение. Звезда, посылая свои лучи, сообщает “свои зна­ ния”. Металлы и камни “питаются и растут, изменяя почву, на которой они родились благодаря солнцу (так, как это бывает при добавлении трав в ликер, — втягивая его в себя через сосуды), отчего алмазы растут в форме пирамид, кристаллы обретают кубическую форму...”. Есть растения, плоды которых становятся птицами.

Происходит “самозарождение” всего живого, в том числе высшие существ, потому что все — во всем и потому может происходитьиз всего.

Вот как в работе “Об ощущении вещей и магии” Кампанелла излагает свою основную идею: “Итак, весь Мир есть чувство и жизнь, и душа, и тело, статуя Всевышнего, созданная во славу Ег0 силой, разумом и любовью. Ни что не напрасно. Во имя Его великой жизни совершается столько смертей и жизней. В нас умирает хлеб, и из него возникает — млечный сок, затем он умирает и творится кровь, изчезает кровь и творится плоть, нерв, кости, дух, семя; есть различные смерти и жизни, скорби и желания; но они служат нашей жизни, и мы не скорбим об этом, а наслаждаемся. Таким образом для мира в целом все является радостью и приносит пользу, и всякд^ вещь создается для всего, и все — для Бога во славу Его”

“Все живые существа в Мире, как черви в животном, и они не думают о том, что Мир чувствует, как черви в нашем нутре, не думают о том, что мы чувствуем, и о том, что наша душа больше их души и они не одушевлены всеобщей блаженной мировой душой, но каждый имеет собственную, как черви в нас, которые не пользу­ ются нашим разумом и душой, но имеют собственный дух.

Человек — эпилог Мира, его почитатель, он хочет познать Бога, своего Творца. Мир — это статуя, образ, живой Храм Бога, стены Храма расписаны Его понятиями, украшены живыми статуями, простыми на небе и сложными и слабыми на земле, и все они движутся к Нему”.

“Блажен, кто читает в этой книге и узнает, что все существует от Бога, а не по своему собственному капризу, и обучается божествен­ ному искусству правления, вследствие чего становится похожим на Бога, согласным с Ним в том, что каждая вещь хороша и зло относительно, он — маскирует то, что представляет для Творца веселую комедию, и про себя наслаждается, восхищается, читает, воспевает бесконечного, бессмертного Бога, Первую Силу, Первое Знание и Первую Любовь, откуда происходят всякая сила, всякое знание и всякая любовь, и они есть, сохраняются и меняются в соответствии с целями всеобщей души, которая учится от Создателя и чувствует искусство Создателя, заключенное в вещах, и этим всякое сущее движимо к великой цели, до тех пор, пока каждая вещь не станет сама собой и не покажет любой другой вещи красоты вечной Идеи”.

Что Касается собственно искусства магии, Кампанелла различает три формы его: 1) божественную, 2) природную и 3) демоническую.

Первая — это та, которую Бог дает пророкам и святым. Последняя — искусство злых духов и осуждается Кампанеллой. Вторая, природная — это “практическое искусство, которое поль­

зуется активными и пассивными свойствами природных вещей для получения удивительных и необычных эффектов, причина и способ получения которых по большей части неизвестны”. Кампанелла расширяет природную магию до панмагизма, включая в нее все виды искусств, приписывая ей все находки и открытия, как, например, изобретение печати, пороха и т. д. Ораторы и поэты включаются в число Магов: “это вторые маги”. Но, заключает Кампанелла, “самое болыДо^ магическое действие человека — это дать людям законы”.

4.6. “Город Солнца”

Теперь мы в состоянии понять “Город Солнца ” и его значение. Это сумма мечтаний Кампанеллы о реформе мира и об освобожде­ нии от зла, которое его угнетает, не без помощи мощных инстру-

“Город Солнца ” Кампанеллы выражает одновременно идею духовного об­ новления, магии и астрологии. Число колец городских стен равно количе­ ству планет, а Город построен таким образом, чтобыудерживать бла^0_ приятные импульсы, исходящие от неба (согласно магико-герметическоц традиции, Солнце — видимый Бог, символ Разума)