xuUZ2OhwVz

РАЗДЕЛ II. АКТУАЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ ВСЕОБЩЕЙ И ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСТОРИИ

SECTION II. ACTUAL QUESTIONS OF GENERAL (WORLD)

AND RUSSIAN HISTORY

УДК 271.2-9(470.21) ББК 86.372.24-63

Ю.П. Бардилева

Мурманский арктический государственный университет г. Мурманск, Россия

ПРИХОДСКОЕ ДУХОВЕНСТВО И ВЕРУЮЩИЕ КОЛЬСКОГО СЕВЕРА В ПЕРИОД СЕВЕРНОЙ ОБЛАСТИ (1918–1920 гг.)

Аннотация. Статья посвящена истории приходов Кольского Севера в период Северной области, проблемам деятельности священников и верующих в условиях Гражданской войны.

Ключевые слова. Приходское духовенство, верующие, Кольский Север, Северная область.

Y.P. Bardileva

Murmansk Arctic State University

Murmansk, Russia

PARISH CLERGY AND BELIEVERS OF THE KOLA NORTH IN THE SEVERNAYA OBLAST’S PERIOD (1918–1920)

Abstract. The article is devoted to the history of the Kola North parishes in the Severnaya oblast’s period, to the problems of activity of priests and believers in the circumstance of Civil War.

Key words. Parish clergy, believers, Kola North, Severnaya oblast.

В начале марта 1918 г. в г. Мурманске высадились десанты английских, французских и американских интервентов. С этого момента и вплоть до конца февраля 1920 г. распространение действия «церковной» политики советской власти на Кольском полуострове прекратилось. Ко времени прихода интервентов в области государственно-церковных

отношений на Кольской земле было сделано немногое: ликвидированы священники на флоте и в армии, большинство из которых, как, например, протоиерей Павел Воронов, нашли себе место в разных приходах края и впоследствии были законоучителями при школах и училищах [14].

Положение северных приходов Кольского полуострова в рассматриваемый период было весьма сложным, особенно в приграничных

50

с Финляндией и Норвегией районах. 13 апреля 1918 г. в докладе

инструктора пограничной охраны о состоянии пограничных постов Западного Мурмана указывалось, что жители выселка Варлаам, находящегося в 12 верстах от финляндской границы, сообщали о том, что представители «…финляндской Белой Гвардии… не пропускают никого как из России в Финляндию, так и обратно… У большинства жителей настроение тревожное» [1, л. 3].

Виюле 1918 г. духовной консисторией обращалось внимание на затруднительное положение Пазрецкого прихода, который лишился прежних средств к существованию и прихожан («...лопари рассеялись»). На это были веские причины. Ещё в апреле 1918 г. в докладах пограничной службы Западного Мурмана сообщалось, что норвежцами среди лопарей Борисоглебского погоста ведется усиленная пропаганда о присоединении этого края со всеми промысловыми территориями к Норвегии (в особенности интересующим Пазрецким водопадом, который можно было использовать для строительства лесопильного завода и разработки руды) [1, л. 3 об; 27]. Однако, месяцем ранее жители погоста, которых тревожил вопрос о передаче ряда земель Кольского Севера по советско-

финляндскому договору Финляндии на сходе вынесли однозначный приговор по поводу территориальной принадлежности своей местности – «…единогласно постановлено остаться только частью России» [27].

К концу весны 1918 г. ситуация в Пазреке для духовенства и верующих и вовсе стала невыносима. В докладе М. Андреева начальнику военно-регистрационного бюро при штабе Союзного Военного Совета от

25 мая 1918 г. указывалось, что колонист Печенги Ларион Кемов сообщил, что находившиеся в Борисоглебском погосте финские белогвардейцы у церквей поломали замки, в церквях разбросали по полу все книги и ризы, видимо, искали денег. Кресты на могилах, которые «…хороши были с живописью расстреляны, у старинной церкви (Пр. Трифона) выломано окно» [1, л. 45, 45 об]. Разорению подверглись и дома священника и

псаломщика: были взломаны замки их квартир, в помещении все было разбросано по полу. Разбросали и порвали книги в школьной библиотеке, ограбили Мурманскую пароходную гостиницу и ряд лопарских домов и амбаров. После такого мародерства они скрылись на территории Норвегии.

Норвежские соседи тоже не отличались в этот период щепетильностью в отношении православного населения Мурманского берега. Пользуясь слабостью власти, неопределенностью политической ситуации в регионе, они пытались скорее воспользоваться моментом для обогащения за счет русского и лопарского населения Кольского Севера. Куда девались теплые добрососедские отношения времен о. Ионафана и о. Константина Щеколдина!

Виюльском докладе того же 1918 г. начальнику военно-

регистрационного бюро сообщалось, что в Борисоглебском погосте

51

имущество расхищалось норвежцами, «…некоторые норвежцы разгуливали по церкви с папиросами в зубах», «…в церкви книги, евангелия и ризы валяются на полу, кружка для сбора пожертвований вся разбита, масло из лампад разлито по полу» [1, л. 65].

В1919 г. Пазрецкий причт из-за большой нужды был командирован

из Пазреки в другие приходы. Не в лучшем состоянии пребывал и Китовский приход [27; 15].

Вавгусте 1918 г. священником Н.Н. Гусевым была подана жалоба в Тетринскую волостную земскую управу о краже несколькими злоумышленниками «из молодежи» картофеля с пяти грядок. Священник призвал сельское общество и управу «…принять меры по отысканию и вразумлению грабителей и бесчинников и… навсегда пресечь в обществе грабежи, уличные безобразия и беспорядки от хулиганов – тайных большевиков» [13; 4].

Частые перемещения священников и диаконов из одних приходов Архангельской епархии в другие в период Гражданской войны стали обычным делом. С одной стороны, это объяснялось желанием самого духовенства, хотевшего покинуть разоренные приходы, где практически не оставалось верующих и достойных условий существования, с другой – стремлением епархиальных властей рукоположить диаконов в священники

иотправить их в пустующие приходы по просьбам мирян. К сожалению, несмотря на желание сохранить за собой церкви и причты, из-за

собственного бедственного положения прихожане подчас становились причиной закрытия приходов. Благочинный Александровского благочиния Василий Мартынов 30 марта 1919 г. сообщил в Архангельский Епархиальный Совет, что прихожане Гавриловского прихода не могут содержать на свои средства его причт, вследствие чего половина из них (колонисты становищ Шельпино, Захребетное, Трящино) приписалась к Рындскому приходу, а другая половина (колонисты становища Гаврилово

иколонии Голицыно) просили приписать их к ближайшему к ним Териберскому приходу. Гавриловский приход был временно закрыт [8].

Но уже 1 октября 1919 г. ситуация в Гаврилово изменилась – диакон Алексей Копылов из Соломбальского собора Архангельска был направлен по собственному прошению в Николаевскую церковь этого становища. Протоиерей Соломбальского прихода не очень хотел отпускать диакона, считая, что «…собор с уходом его без сомнения потеряет в отношении красоты, стройности и торжественности отправляемого в соборе богослужения». Опасения настоятеля можно понять – из его храма были мобилизованы в армию два псаломщика, так что священник оставался без нужного помощника. Протоиерей Димитрий рекомендовал его как способного к священническим обязанностям: «…как вышедший из народа, он знает простой народ, и, можно надеяться, всегда будет близок к нему». Настоятель отмечал, что несмотря на малообразованность (обучался

52

некоторое время в Онежском городском училище) он хорошо знал церковный устав и церковное пение, обладал сильным басом, любовью к труду, был твердым и решительным по характеру [9].

При назначении священников в приходы епископ Павел (с 1917 г. он был Пинежским епископом, викарием Архангельской епархии, а в 1917–1920 гг. временно управляющим Архангельской епархией, хотя до 1921 г. официально ее главой был владыка Нафанаил) [28] и епископ

Нафанаил учитывали интересы и прихожан, и духовенства. Иногда они полностью совпадали и по взаимному интересу, и по времени. Так, в 1919 г. прихожане Рындского прихода Александровского уезда отправили преосвященному Нафанаилу прошение, в котором указали, что их прежний священник (Иванов) вышел за штат, псаломщика в приходе нет уже более двух лет. Фактически приход остался без причта, и это, учитывая, что «…по всему Вост. Мурману на 500 верст остался один священник в Териберке». Прихожане писали, что в трудных условиях жизни на Мурмане оставаться «…еще и без церковного утешения никак нельзя». Верующие просили отправить к ним священника и псаломщика, обещали предоставить им теплые дома, жалованье, и даже возможную дополнительную «подработку» в должности бухгалтера и секретаря в местном кооперативе.

В это же время диакон Спасо-Введенской церкви г. Архангельска

Николай Шешенин просил направить его в Рындский приход, посвятив в священнический сан. Благочинный протоирей М. Легатов отзывался об о. Николае как о человеке весьма хорошего поведения, исполнительного по службе и, несмотря на невысокий уровень образования (не закончил последний класс духовного училища), хорошо разбиравшегося в богословии. 15 сентября 1919 г. он был посвящен в сан священника и назначен в Рындский приход. Вся оставшаяся его жизнь с этого момента оказалась связана с Мурманским краем [10].

С другой стороны, некоторые представители духовенства, напротив, покидали Кольский Север. Например, диакон Кольского Собора Иоанн Костылев по собственному прошению в августе 1919 г. был переведен на более низкую должность псаломщика в Спасо-Введенскую церковь г.

Архангельска, откуда через полмесяца отправится Николай Шешенин в Рынду [11].

Бедственное положение священников и монашествующих подчас подталкивало их мысли о снятии сана и поиске нового для себя занятия.

Так, благочинный Александровского благочиния Василий Мартынов в январе 1919 г. докладывал в Архангельский Епархиальный Совет, что псаломщик упомянутого выше Рындского прихода, Александр Перовский написал прошение об увольнении его от должности, мотивировав свое решение тем, что обязанности по псаломщической службе мешают его домашним делам (23.10.1918). Прошение было подписано, псаломщик стал

53

милиционером в Рынде. Священник Павел Иванович Васильев из Кандалакшского прихода указывал в своем рапорте в ноябре 1918 г., что он: «…человек слишком слабый, маловерный и неспособный, как показала моя четырехгодинная служба в сем сане, для того, чтобы считаться пастырем… Решение мое снять сан бесповоротно, а посему могущие быть увещевания и вразумления – бесполезны» [12; 4].

Нешуточные споры разгорелись вокруг прошения крестьян селения Черная река (в других источниках Черная речка) Керетской волости Ковдского прихода Кемского уезда об открытии у них самостоятельного прихода. В июле 1918 г. священник Логоварацкого прихода Кемского уезда Александр Попов сообщил епископу Архангельскому Нафанаилу, что совершает в Ковдской церкви богослужения, ведет в ней метрические книги, что готов оставить свой приход и учительскую должность в Карелии, где условия для жизни стали совсем невозможными. Обратился священник к владыке после того, как граждане Черной реки попросили его стать штатным священнослужителем в их приходе и пообещали приличное вознаграждения и квартиру. Кстати, прихожане просили выделить из Ковдского прихода самостоятельный Чернорецкий, мотивируя это тем, что на железной дороге умирает много людей, а потому некому их там отпевать. Однако мнение епархиальных властей было иным. Благочинный III Кемского благочиния дал отрицательную характеристику священнику,

заявив, что карельские иереи «беленцы» (видимо, белое духовенство) не могут совершать богослужения. О. Александр был возмущен таким заявлением и выдвинул встречное предложение духовным властям – если они не назначат его священником в Черную реку, то пусть снимут с него сан священника, хотя бы и вопреки его собственному желанию. 23 февраля 1919 г. граждане Черной реки вступились за священника. В своем письме они отмечали, что благодаря о. Александру они «…каждый праздник слушали богослужения в своем храме и живую проповедь пастыря… Устраивались им крестные ходы по сему и всякая духовная треба исполнялась аккуратно с молитвенным настроением». Верующие сообщали, что священник Попов вел вполне достойный образ жизни, преподавал в школе Закон Божий, даже будучи больным ходил исповедовать нуждающихся, «…табака не курит, в карты не играет», жил «…одиноким отшельником, в разлуке с семьей». В результате епархиальные власти разрешили ему поселиться в Черной реке (если Ковдский приход будет не против). До окончательного решения вопроса он числился заштатным священником [5].

Пока одни священники поддерживали в верующих религиозное чувство, другие толкали их к отказу от веры. Так, исполняющий должность начальника милиции 4 участка Александровского уезда И.А. Филиппов сообщал в июле 1919 г. мировому судье П.Ф. Пьянкову, что прибыв в Умбу, вместо прежних мирных жителей встретил здесь «…почти

54

поголовно (за небольшим исключением) все население горячо сочувствующее Советской власти». Он отмечал, заражение большевистскими идеями «…произошло от сильной агитации с корыстной целью для себя местного священника (уже бывшего арестованным Союзниками 1 августа 1918 года и теперь почему-то на свободе) Анатолия

Попова, псаломщика Ивана Коковина и мест. крестьян… в числе 12 человек» [2; 19].

А ведь в ведомостях Воскресенского Умбского прихода на рубеже столетий об отце Анатолии сообщали, что он исполняет пастырский долг усердно, поведения весьма хорошего, да и в проповеднической деятельности был отмечен в числе лучших! Позднее, в середине 1920-х гг. он

снимет с себя сан.

Несмотря на поддержку Церковью решений власти, последняя все же иногда опасалась каких-либо непредвиденных ситуаций, например, при

передаче причтовых земель земским управам.

Неслучайно, видимо, из Александровской земской управы 19 ноября 1919 г. в Понойскую волостную земскую управу пришло указание, в

котором требовалось незамедлительное проведение в жизнь постановления от 4 апреля сего года и отмечалось, что, если «...при исполнении сего

встретятся какие либо препятствия и затруднения, требующие для устранения их содействия сей управы, то сообщите в чем они заключаются. – Быть может, необходима высылка (силы – неразборчиво. – Ю.Б.)... или денежных средств» [22]. Однако духовенство не стремилось к

конфликтам с властью – напротив, всячески ее поддерживал.

В это непростое время для всей Архангельской епархии правящий архиерей, епископ Павел, посещал отдаленные приходы Кольского Севера.

Так, газета «Мурманский вестник» сообщала, что 3 августа 1919 г. Преосвященный Павел посетил г. Мурманск, отслужил Всенощную службу, а 4 августа – литургию в городском храме. На вечернем богослужении присутствовали 6 священников и 3 диакона. После литургии настоятель Никольской церкви г. Мурманска протоиерей Павел Воронов произнес проповедь. Епископ обратился к верующим и духовенству «…с наставлением о хранении веры Христовой и добродетельной жизни». Владыка выразил удовлетворение результатами обозрения религиозной жизни Кольского Севера, отмечал, что на протяжении всего путешествия по Кольской земле, население встречало его весьма радушно. Помимо Мурманска епископ посетил Колу и Александровск [24, с. 91].

В прессе Кольского края высказывались опасения о возможности распространения большевистских идей и мероприятий на территории Северной области. Так, на страницах «Мурманского вестника» писали: «…Большевизм не в состоянии опровергнуть ни одной черты в

55

христианских заповедях и стремится их уничтожить… В России случилось двойное богохульство: чужеродных правителей и части одичавшего и озверевшего народа… Эти несчастные русские… вернулись к первородному греху, продали своего Бога и Спасителя, продали родину и государство свое… на новое распятие народа русского на кресте…». А жители Княжой губы (Кольский полуостров) еще раньше, в 1918 г.,

высказывались, что «...пребывание в нашем крае союзных войск является крайне необходимым, так как только они могут спасти нас от финско- германского нападения...» [24, с. 93; 25; 26]. В истории этого местечка в

период Северной области есть трагичная страница, которая связана с так называемой Княжегубской трагедией. 8 октября 1919 г. здесь были расстреляны 17 княжегубцев, в том числе подросток-партизан, 2 крестьянина из северокарельских деревень и 2 финских красногвардейца.

В течение долгого времени роль Церкви в данной трагедии оценивалась как антигуманная, контрреволюционная – отмечалось, что наряду с белогвардейцами в вынесении смертного приговора участвовал и местный священник Богданов [23]. Однако есть несколько причин, чтобы

не согласиться с такой трактовкой.

Во-первых, канонически ни один священник не может участвовать в

вынесении приговора, обрекающего на смерть. Единственное, чем может ограничиваться его участие при вынесении смертного приговора, так это исповедью и причащением приговоренных к казни, если они выразят свое согласие на это.

Во-вторых, в деле «по поводу ареста граждан за пособничество

врагу», хранящемся в Национальном архиве Республики Карелия ничего не говорится о прямом участии или присутствии священника во время расстрела [3]. Он обвинялся в заявлении в следственную комиссию

Мурманского ревкома в том, что в момент восстания крестьян Княжой губы 30 сентября 1918 г. по собственной инициативе выступил с речами и

убедил крестьян сложить все оружие у церкви. После этого Богданов вскинул над колокольней белый флаг и в деревню вошел карательный отряд подполковника Судакова, а после был произведен расстрел (командир партизанского отряда Поспелов, написавший об этом, указывает 27 человек в числе расстрелянных). Обвинить священника можно лишь в том, что он надеялся на урегулирование отношений мирным путем после сдачи на милость победителя.

В-третьих, есть весьма интересный документ, подтверждающий

невиновность священника Богданова. Это протокол № 12 общего собрания жителей Княжой губы от 21 апреля 1920 г. На нем рассматривался вопрос об освобождении ряда односельчан, арестованных 3 апреля 1920 г. по обвинению в эксплуатации чужого труда, сотрудничестве с белыми и союзническими войсками и в выступлениях против советской власти,

56

среди которых упоминается и священник Богданов. Решение собрания явно свидетельствует об их невиновности: «...мы находим, что вышеупомянутые граждане... за все время пребывания белых местных и союзнических банд не выступали ни открыто, ни тайно, не замечены в пропаганде против советской власти... Если и были какие неправильные действия с их стороны, то [их] мы объясняем тем, что... под угрозой

уничтожения всей деревни полковником Судаковым... они и сделали некоторые ошибки... Мы, граждане и гражданки, пострадавшие от белых банд в лице своих мужей и сыновей, находим вышеупомянутых лиц...

совершенно невиновными». На этом собрании присутствовало около 80 человек [7], и думается, что, перенеся гибель собственных близких, они не

стали бы оправдывать виновных.

В 1940 г. антирелигиозник-пропагандист из Ленинграда Н.

Бронницкий отмечал, что захват интервентами Мурманского края был встречен «…попами, монахами и сектантами-проповедниками с большой

радостью… Подвизавшийся в Мурманске в период интервенции некий протоиерей Соколов [возможно речь идет о Павле Воронове, т.к. ни в каких документах упоминания священника Соколова нет] добился ареста

ряда революционных рабочих…». Любопытно, что Н. Бронницкий обвинил православных священников даже в том, что они в мурманской церкви проводили совместные богослужения с католиками, лютеранами и баптистами. Действительно, в утвержденных планах строительства в г. Мурманске (1919 г.) предполагалось отведение участков для возведения церкви и костела для переселенцев с линии железной дороги. Но дело до этого не дошло. В «Мурманском вестнике» (22 марта 1919 г.) упоминалось

лишь о том, что для католиков Мурманского района все религиозные обряды исполняет падре Эозо Рэмо в итальянском госпитале в Коле и падре Брадлей в доме общества молодых христиан (рядом с французской миссией, неподалеку от английского консульства) в г. Мурманске. В отличие от протестантских течений эти католические миссии почти не вызывали опасений со стороны православного духовенства – практически все их прихожане были из числа иностранцев (интервентов), прозелитистских настроений у них и их священников на тот момент не наблюдалось [20; 21].

Более настороженное отношение в рядах православного духовенства было по отношению к протестантским проповедникам. Так, в январе 1919 г.

священник Кильдинского прихода Диомидов сообщал благочинному, что в районе его прихода появились баптисты, которые приехали из южных губерний России еще в годы строительства Мурманской железной дороги. Благочинный 1-го благочиния Александровского округа Василий

Мартынов в начале 1919 г. также сообщал в Епархиальный Архангельский Миссионерский Совет о распространении баптизма в данном приходе, в особенности на железнодорожных станциях «Имандра» и «Оленья», и о

57

том, что в Мурманске действует общество евангельских христиан. В ответ на такие сообщения с мест Епархиальным Архангельским Миссионерским Советом (журнал заседаний, 18 февраля – 3 марта 1919 г.) священникам были даны рекомендации как бороться с распространением чуждых православию учений: призывы всем причтам приходов, расположенных вдоль Мурманской железной дороги, внимательно относиться к религиозным нуждам населения, не оставлять их без своего пастырского надзора и наставления в деле веры и доброй жизни, следить за перемещениями сектантских проповедников, раздавать книги и брошюры о православной вере местным жителям [16].

Однако, несмотря на настороженное отношение к новым для Кольского Севера религиозным течениям, православное духовенство венчало всех христиан, вступавших в брак, о чем свидетельствуют, например, метрические книги Никольской церкви г. Мурманска [20; 21;

18].

Кстати, до апреля 1918 г. метрические книги по мурманской церкви подписаны двумя бывшими «морскими» священниками, служившими на транспортном судне «Ксения» и линкоре «Чесма» – о. Алексеем Иваницким и протоиереем Павлом Вороновым. С мая 1918 г. – только П. Вороновым. В мае – июне 1919 г. постоянного священника в Никольской церкви г. Мурманска не было, метрические книги вел протоиерей Пазрецкого

прихода Назарий Синцов. Протоиерей Павел Иванович Воронов отбыл в отпуск, в Крым, вероятно в Таврическую губернию, где ранее он был священником. Вплоть до 20 мая 1919 г. должен был продолжаться его

отпуск, однако и по истечении его о. Павел не вернулся в г. Мурманск. Дальнейшая судьба его неизвестна. В мурманской церкви в конце августа 1919 г. начал службу священник Николай Хрисанфович Азлов из Китовского Владимирского прихода. При Мурманском приходе с сентября 1919 г. числился еще заштатный священник Николай Григорьевич Кузнецов. К 1920 г. в этом приходе в качестве православных прихожан называлось 2 500 человек из почти 8 тысяч жителей города [17; 6; 18].

Возвращение большевиков в Архангельск и восстановление советской власти на Кольском полуострове в феврале 1920 г. означало и возврат к советской антирелигиозной политике, реализации мероприятий по закрытию храмов и внедрению атеистических идей в массы.

Источники и литература:

1.Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 40311 (Мурманский военно-контрольный пункт). Оп. 1. Д. 6. Л. 3, 3 об, 45, 45 об, 65.

2.РГВА. Ф. 40311. Оп. 1. Д. 22. Л. 192.

3.Национальный архив Республики Карелия (НА РК). Ф. П-14 (Истпарт

58

комиссия). Оп. 1. Д. 6/185. Л. 2.

4.Государственный архив Архангельской области (ГААО). Ф. 29 (Архангельская Духовная Консистория). Оп. 1. Д. 1369. Л. 1–1 об.

5.ГААО. Ф. 29. Оп. 1. Т. 2. Д. 1407. Л. 1, 2, 9, 12, 15–15 об.

6.ГААО. Ф. 1025 (Канцелярия епископа Архангельского и Холмогорского

(1682–1923)). Оп. 5. Д. 1262. Л. 236.

7.ГААО. Ф. Р-286 (Отдел управления Архангельского губернского исполнительного комитета). Оп. 1. Д. 513. Л. 134–135.

8.ГААО. Ф. Р-5300 (Архангельский епархиальный совет Временного Правительства Северной Области). Оп. 2. Д. 16. Л. 1–3.

9.ГААО. Ф. Р-5300. Оп. 2. Д. 22. Л. 2, 3, 6.

10.ГААО. Ф. Р-5300. Оп. 2. Д. 35. Л. 1–3, 8.

11.ГААО. Ф. Р-5300. Оп. 2. Д. 68. Л. 1.

12.ГААО. Ф. Р-5300. Оп. 2. Д. 109. Л. 1, 2.

13.Государственный архив Мурманской области. г. Мурманск (ГАМО). Ф. И-3 (Тетринское волостное правление Александровского уезда Архангельской губернии). Оп. 1. Д. 63. Л. 37.

14.ГАМО. Ф. И-17 (Первое Кольское (Александровское) благочиние). Оп. 1.

Д. 330. Л. 16об.

15.ГАМО. Ф. И-17. Оп. 1. Д. 340. Л. 3–6 об.

16.ГАМО. Ф. И-17. Оп. 1. Д. 341. Л. 1–6 об.

17.ГАМО. Ф. И-17. Оп. 1. Д. 355. Л. 3 об, 8 об – 11.

18.ГАМО. Ф. И-38 (Свято-Николаевская церковь при флотской роте Кольской базы, г. Мурманск). Оп. 1. Д. 6. 1 об – 29, 43–55, 94 об – 110.

19.ГАМО. Ф. И-73 (2-е Кольское благочиние Архангельской епархии). Оп. 1.

Д. 9. Л. 114 об – 115.

20.ГАМО. Ф. Р-45 (Управление г. Мурманска Северной Области Временного

(контрреволюционного) правительства, г. Мурманск). Оп. 1. Д. 14. Л. 56.

21.ГАМО. Ф. Р-45. Оп. 1. Д. 15. Л. 37, 37 об.

22.ГАМО. Ф. Р-76 (Понойский волостной совет рабочих, крестьянских,

красноармейских и рыбацких депутатов и его исполком, с. Поной). Оп. 1. Д.

18.Л. 8.

23.ГАМО. Ф. Р-996 (Киселев Алексей Алексеевич – действительный член

Академии педагогических и социальных наук Российской Федерации, доктор исторических наук, профессор кафедры Отечественной истории Мурманского государственного педагогического университета, Почетный гражданин г. Мурманска). Оп. 1. Д. 277. Л. 21–23.

24.Бардилева Ю.П. Русская Православная Церковь на Кольском Севере в первой половине ХХ века. Мурманск: МГГУ, 2015. 253 с.

25.Береснев Н. Партизаны Княжегубья // Кандалакшский коммунист. 1987.

30апреля. С. 3.

26.Большевизм – богохулен и безнравственен // Мурманский вестник. 1919.

23августа. С. 1.

27.Из жизни наших приходов на окраине Севера // Архангельские епархиальные ведомости. 1918. 2 (15) июля. С. 3.

59