xuUZ2OhwVz

задумалась о будущем – с 1590-х гг. возобновились долго не

проводившиеся реставрационные работы в церковных зданиях. По мнению Д. Мак-Каллока, в XVII в. в истории Британских островов были шансы на

то, чтобы на всей их территории совершилась протестантизация церкви, но этого не произошло из-за политики Карла I Стюарта (1625–1649), из-за

гражданской войны, одним из результатов которой было и сохранение католицизма [10, p. 100–110].

Д. Мак-Каллок, оценивая строй церкви Англии, полагает, что

установленная церковь в Англии создала свой особый англиканский синтез элементов исторического католицизма, протестантизма и протестантского нонконформизма, который развился как реакция на предыдущие два компонента [10, p. 83].

Если пытаться оценивать английскую Реформацию в общебританских рамках, то, как пишет С.Дж. Эллис, Реформация Генриха VIII и Эдуарда VI смотрелась как дальнейшая централизация управления страной и поли тика культурного империализма против кельтов [10, p. 5].

Специалисты в изучении истории Англии XVI в. обсуждают также

вопрос о форме правления, существовавшей в стране в это время. Под влиянием проведения Генрихом VIII религиозных реформ совместно с парламентом в Англии появилось мнение, что форма правления в стране может быть названа «смешанной политией», при которой монарх разделяет суверенитет с парламентом. Тезис о «смешанной политии» разделял даже пресвитерианин Томас Картрайт, а до 1587 г. – сам

государственный секретарь Уильям Сесиль, так что этот подход не был исключительно пуританским. Сесиль примерно до 1587 г. полагал, что

прерогатива правителя ограничена влиянием Тайного совета, а также считал, что для проведения серьёзных политических и религиозных реформ необходимо согласие всего королевства через его представителей в парламенте [10, p. 132].

Далее же во второй половине 1580-х гг. в связи с обострением

внешнеполитической угрозы Англии со стороны католической Испании, опасений активизации английских католиков внутри страны, как считают авторы сборника, сложились условия для того, чтобы Елизавета I проявила себя как единоличная правительница государства, опираясь на прецедент. В начале февраля 1587 г. Елизавета I подписала распоряжение (warrant) о

казни Марии Стюарт, и приказала своему секретарю Уильяму Дэвисону не показывать его никому, кроме государственного секретаря Уолсингема. Узнав об этом, Уильям Сесиль, занимавший тогда пост лорда-казначея и

входивший в Тайный совет, созвал десятерых членов Тайного совета, которые решили немедленно передать это распоряжение в замок Фотерингей для приведения его в исполнение, и Мария Стюарт была казнена. Елизавета I же грозилась повесить Дэвисона, так как через него произошла «утечка информации», а действия Сесиля с остальными

70

десятью членами Тайного совета преподносила как «смесь влияния республиканизма и консилиаризма», поскольку она в вопросе о Марии Стюарт ничего конкретного этим деятелям предпринимать не приказывала. Сесиль на случай смерти Елизаветы I имел план исключить Марию Стюарт из наследования, рассмотреть с парламентом протестантские кандидатуры на престол и выбрать подходящего протестантского монарха, хотя полномочия Тайного совета со смертью монарха традиционно истекали, и Сесиль, таким образом, собирался управлять страной, опираясь на временное правительство. Этот план действий, в сущности, был реализован в ходе Славной революции 1688 г.,

но такие действия Тайного совета в Англии в это время мотивировались только необходимостью защиты протестантизма. После казни Марии Стюарт идея о «смешанной политии» в Англии «вышла из моды», и как политическая норма была восстановлена идея о существовании в стране сакральной монархии. В 1590-е гг. у Елизаветы I проявилась тенденция к

установлению личного правления.

В Шотландии единоличное правление монарха отстаивал Яков VI, выступавший против идей смешанного правления и народного суверенитета, которые в это время стал пропагандировать с тактическими целями иезуит Роберт Парсонс, надеясь, что распространение в Англии этих идей помешает Якову VI вступить на английский престол. Ставший английским королем Яков I после 1603 г. повёл пропаганду

патриархальных форм правления, объяснял право монарха и епископов на власть божественным происхождением этого установления, не подлежащим обсуждению. Таким образом, если при Генрихе VIII и поначалу в правление Елизаветы I, хотя монархия рассматривалась концептуально как сакральная, с разрешения монарха парламент и Тайный совет могли обсуждать важнейшие государственные вопросы, впоследствии, после казни Марии Стюарт, Елизавета I вернулась к отстаиванию права на единоличную власть, при которой парламент действовал лишь по воле монарха [10, p. 135–137]. Как отмечает

Г. Уолкер, мощное влияние на историческое сознание в Англии оказала распространившаяся в начале Реформации идея о том, что Англия – это империя, что нашло выражение в попытках англичан осмыслить и документировать свою национальную идентичность и привело к развитию историописания на местном и региональном уровне, одним из лучших образцов которого можно считать «Описание Лондона» (1598) Джона Стоу

[10, p. 165].

П. Коллинсон считает, что в XVI в. на уровне церковного прихода

происходило формирование гражданского самосознания и даже своего рода патриотизма. Становлению нации способствовали также становление литературного языка и формировавшееся протестантское чувство религиозной общности [10, p. 222–223].

71

Среди историков, отмечает П. Коллинсон, к настоящему времени общепризнанно, что к концу XVI в. английская нация была

протестантской, по крайней мере, в том смысле, что она уже не была католической, и вся официальная риторика этого времени в Англии была антикатолической, появилось чувство «избранной нации» по примеру библейского Израиля. Шотландские протестанты тоже претендовали на статус избранной нации, и, если Англия была Израилем, то пресвитерианская Шотландия претендовала на то, чтобы быть Иудеей – меньшей по территории, но более чистой в религиозном отношении [10, p.

225].

В течение XVI в., отмечает Дж. Гай, увеличивалось количество переводов античных авторов на английский язык, и к 1590-м гг. даже

возник коммерческий рынок в потреблении этой литературы, поэтому потенциальные возможности для распространения республиканских идей продолжали расширяться. К 1603 г. все важнейшие античные тексты,

которые несли в себе идеи республиканизма и конституционализма в античной мысли, были доступны в переводе на английский язык. Конкретное влияние этих идей на политическое сознание в Англии начала XVII в. измерить трудно, но можно предполагать, что включение

республиканских произведений в образовательные программы способствовало у англичан формированию качеств гражданина, интереса к политике. Юристы общего права стали отстаивать позицию, что в управлении государством нет вопросов, которые не могли бы обсуждаться, все больше внимания уделяли вопросам о собственности. Из античной литературы была также воспринята идея свободы и прав граждан, подданных. Как считает Дж. Гай, в Англии чтение с детства классической античной литературы сыграло свою роль в происхождении революции – идея республиканизма не казалась тому, кто был начитан в античной литературе, чем-то невозможным [10, p. 138–140].

Таким образом, по оценке британских историков, ко времени на рубеже XVI–XVII вв. Англия стала протестантской страной. Церковь

Англии, пережив сложный период, связанный с материальными потерями, сохранив епископальный строй управления, стала вновь претендовать на усиление своего влияния в обществе, проявив также стремление к установлению своей доктринальной идентичности.

Источники и литература:

1.Aveling J.C.H. The English Clergy, Catholic and Protestant, in the 16th and 17th Centuries // Rome and the Anglicans: Historical and Doctrinal Aspects of Anglo- Roman-Catholic Relations. Berlin; New York, 1982.

2.Calderwood D. History of the Church of Scotland by Mr. D. Calderwood / Ed. T. Thomson. Wodrow Society, 1842–1849. Vol. V.

3.Collinson P. Elizabethan Essays. London, 1994.

72

4.Grell O.P. Calvinist Exiles in Tudor and Stuart England. Aldershot, 1996.

5.MacCaffrey W. Elizabeth I. London, 1993.

6.Muller R.A. Perkins’ “A Golden Chaine”: Predestinarian System or Schematized Ordo Salutatis // Sixteenth Century Journal. 1978. № 9. P. 68–81.

7.Parker K.L., Carlson E.J. “Practical Divinity”: The Works and Life of Revd. Richard Greenham. Aldershot, 1998.

8.Powicke F.M. The Reformation in England. London and New York, 1941.

9.Primus J.H. Richard Greenham: Portrait of an Elizabethan Pastor. Macon, Ga.: Mercer University Press, 1998.

10.The Sixteenth Century 1485–1603 / Ed. by P. Collinson. Oxford, 2002.

11.Southgate W.M. John Jewel and the Problem of Doctrinal Authority. Cambridge (Mass.), 1962.

12.The Work of William Perkins / Breward I. (Ed.). Courtenay Library of Reformation Classics. Vol. III. Abingdon, 1970.

13.Workman H.B. John Wyclif. A Study of the English Medieval Church. Vol. I–II. Oxford, 1926.

73

УДК 327(470.21-04):94 ББК 63.3(2)6-6

М.Б. Ильичева

Мурманский арктический государственный университет г. Мурманск, Россия

МУРМАНСКАЯ ОБЛАСТЬ В МЕЖДУНАРОДНЫХ СВЯЗЯХ РОССИИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ ХХ ВЕКА:

РЕГИОНАЛЬНЫЙ УРОВЕНЬ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ ГОСУДАРСТВА

Аннотация. В статье рассматривается эволюция внешней политики

СССР/России второй половины ХХ века в её региональном аспекте. В центре внимания автора – отношения Мурманской области и Норвегии, которые анализируются с точки зрения особенностей региональной политики и соотношения интересов центра и периферии на международной арене. Определено место Мурманской области в системе внешнеполитических связей России со странами Северной Европы и основные характеристики сотрудничества с Норвегией на разных этапах истории.

Ключевые слова. Внешняя политика СССР/России, международные отношения на Севере Европы, региональный уровень внешней политики, Мурманская область, российско-норвежские отношения.

M.B. Ilicheva

Murmansk Arctic State University

Murmansk, Russia

MURMANSK REGION IN INTERNATIONAL RELATIONS OF RUSSIA IN THE SECOND HALF OF THE 20th CENTURY: THE REGIONAL LEVEL OF FOREIGN POLICY

Abstract. In the article it is considered the evolution of the foreign policy of the USSR/Russia in the second half of the 20th c. in its regional aspects. The author’s attention is paid to the relations of the Murmansk Region and Norway, which are analysed to define the characteristics of the regional level of the policy and the balance of interests of the central government and periphery in the international arena. It is also stated the place of the Murmansk Region in the system of international contacts of Russia with the Nordic countries, as well as main features of its cooperation with Norway at different stages of history.

Key words. Foreign policy, international relations in the North of Europe, regional level of the foreign policy, the Murmansk Region, the Russian-Norwegian relations.

Отношения России с соседями на Европейском Севере, в Арктической зоне, на протяжении ХХ в. развивались внешне спокойно,

несмотря на некоторые сложности и различия в политических позициях. После Второй мировой войны в регионе, как и в целом на международной

74

арене, сложился новый баланс сил. К концу столетия определился ещё один фактор развития международной жизни, значимость которого трудно переоценить – регионализация. Северная Европа стала одним из регионов, где пересекались интересы разных стран.

Вотношениях России и североевропейских стран заметны наиболее характерные особенности российской внешней политики в послевоенный период. При этом выделяются два этапа: первый охватывает весьма долгий период 1950–1980-х гг., второй начинается с 1990-х. Лучше всего

иллюстрируют международную ситуацию в северной части Европейского континента отношения СССР, а позднее России, и Норвегии.

Впервые послевоенные десятилетия, когда определялись политические ориентиры, взаимные контакты почти не развивались. Лишь визит главы норвежского правительства Э. Герхардсена в Москву в 1955 г. стал началом нового этапа в отношениях двух стран. С этого момента начинает формироваться правовая основа для расширения политических и экономических контактов, намечаются точки соприкосновения, позволившие столь различным государствам поддерживать взаимовыгодные отношения. Тогда же и определилась в двухсторонних связях стран особая роль Мурманской области, имеющей непосредственную границу с Королевством Норвегия. Здесь, в районе Кольского полуострова и Баренцева моря, оказались сконцентрированы и экономические интересы скандинавского соседа.

Часть соглашений, подписанных во второй половине 1950-х гг., касалась непосредственно нашего региона. К началу 1960-х были

урегулированы основные вопросы отношений двух стран и намечены перспективы конкретного сотрудничества в целом ряде областей. В 1960-х

гг. состоялся обмен визитами на высшем уровне, что позволило создать условия для стабильного развития отношений. В этот период Мурманская область становится регионом, где оказались возможны непосредственные контакты граждан двух государств. Здесь же осуществлялась значительная часть конкретных начинаний в области двухсторонних связей.

На Кольском Севере в это время сложились хорошие возможности для сотрудничества на местном уровне. При этом условия, в которых развивались приграничные связи в Мурманской области, в 1960–1980-е гг.,

как и ранее, определялись Москвой. Мурманск был полностью подчинен в этих вопросах столице и не мог без соответствующих санкций произвести даже обмен делегациями [2, л. 1]. Москва координировала каждое событие,

каждый шаг в отношениях с зарубежными странами на местах.

Тем не менее, область всё чаще оказывалась вовлечённой в политические планы столицы и привлекала внимание правительства. Уже

в

1960-е гг. обычным явлением стали визиты норвежских

75

договоренности, достигнутые в то время Советским Союзом и Норвегией, касались государственных интересов на Крайнем Севере и, в частности, на Кольском полуострове.

Взаимовыгодное сотрудничество между соседями воплотилось в ряде конкретных проектов. К ним относится, например, строительство в 1963 г. Борисоглебской ГЭС для совместного использования водных ресурсов реки Паз [4].

Не столь масштабная, как в постсоветское время, приграничная торговля всё же росла и отличалась стабильностью. Как показывают архивные материалы, мысль о расширении прямых торговых контактов между Северной Норвегией и Мурманской областью была весьма популярна среди деловых кругов и политиков региона. На её выгодность указывали многие руководители советских делегаций, посетивших Норвегию [6, с. 40].

Региональные контакты 1960–1980-х гг. осуществлялись по двум

каналам: через областное отделение Общества дружбы «СССР – Норвегия» и по линии Северного Калотта – международной региональной организации североевропейских стран, в которой с 1963 г. Советская

Арктика была представлена Мурманской областью. На местном уровне эти контакты были на удивление широки – об этом свидетельствует периодическая печать того времени. Обмен делегациями постепенно нарастал. Здесь и визиты мэров городов северных провинций Норвегии (1963), и поездки руководителей Мурманской области к соседям по приглашению губернских властей Финнмарка (1970, 1971), и обмен делегациями журналистов, архитекторов (1974), работников просвещения, преподавателей университетов, ученых, студентов и школьников.

Постепенно в советско-норвежских связях того времени

определились несколько основных направлений.

Первое из них – контакты рыбаков и представителей рыбопромысловой промышленности. Посещение Мурманска включалось в программу официальных визитов делегаций Комитета норвежского Стортинга по вопросам мореходства и рыболовства (1963), министерства рыболовства Норвегии (1974, 1982). Сотрудничество ученых, работающих в этой сфере, выстраивалось на солидной правовой основе, становилось регулярным. Активно развивались и контакты представителей флотов двух стран.

Второе важное направление в развитии региональных связей охватывало сферы образования, науки, культуры, спорта, социальной работы, здравоохранения. Здесь контакты были исключительно разнообразны и включали множество интересных мероприятий, которые становились заметным явлением в культурной и общественной жизни области. Постепенно география таких связей расширялась, важным центром контактов стал Печенгский район и Никель. Здесь с 1972 г. стало

76

активно действовать Общество советско-норвежской дружбы, а Никель и

Киркенес – два приграничных города – стали побратимами.

Интерес норвежцев к жизни коренного населения Кольского полуострова определил третью линию в отношениях СССР и Норвегии этого времени – саамскую. В программу визитов норвежских саамов на

Мурманскую землю обязательно включалось посещение села Ловозеро – «столицы» кольских саамов, Опытной оленеводческой станции в Лопарской, Кольского зверосовхоза, оленеводческого совхоза «Тундра».

Особой темой в отношениях наших народов стала тема совместной борьбы против фашизма в годы Второй мировой войны.

Региональные контакты через Общество дружбы всё же были ограничены и развивались лишь в культурной и научной сферах. В самой Норвегии это Общество не было достаточно авторитетным, его деятельность воспринималась скептически и вызывала подозрения. В 1960-е гг. дело доходило до обвинения в шпионаже, а газеты Северной

Норвегии публиковали статьи, не способствующие популярности Общества [1, л. 97]. В

1965 г. в Стортинге даже был поднят вопрос о законности деятельности этой организации.

И Норвегия, и СССР старались показать в этих отношениях свои лучшие стороны, далеко не всегда доверяя друг другу, обе стороны не избежали политизации в таких контактах. Однако постепенно в СССР

отказались от грубого сравнения «двух миров» и противопоставления их друг другу, и с 1970-х гг. в мурманских газетах стали появляться отзывы и

мнения самих норвежцев, побывавших в нашей области. Одним из самых сильных неизменно становилось знакомство с Мурманском, размах городского строительства, многоэтажные дома на сопках. Чрезвычайно притягательны для норвежцев и особенности советской социальной политики в Заполярье, северные льготы и гарантии, социальные условия жизни на Крайнем Севере. Интерес к ним был настолько велик, что представители общественных организаций Мурманской области несколько раз выезжали в Северную Норвегию для чтения лекций по этой теме. Доходило до курьезов. Так, в начале февраля 1981 г. «Полярная правда» сообщила читателям, что группа туристок из Хаммерфеста по возвращении домой обратилась к местным властям с требованием предоставить им некоторые из льгот, которыми пользуются мурманчанки

[2, л. 21, 22].

В целом региональные контакты Мурманской области и Норвегии в 1960–1980-х гг. имели характер четко отлаженной, хорошо

сбалансированной и строго контролируемой деятельности и обменов в определенных сферах.

Интересно, что, несмотря на явное идеологическое противостояние, образ соседей в изображении мурманских журналистов всегда был

77

достаточно позитивным. Они отмечали такие черты норвежского национального характера, как трудолюбие, организованность, спокойствие, уравновешенность, мужество, готовность к преодолению опасности, любовь к морю [5]. Подчеркивалось, что «норвежский народ

пронес через века нравственную чистоту и благородство, дал миру великолепные образцы интернациональной солидарности, человеколюбия, мужества и отваги» [3].

На рубеже 1970–1980-х гг. новое ухудшение международного климата затронуло и российско-норвежские отношения. Лишь начавшаяся

в СССР перестройка создала условия для качественного изменения в этой сфере.

Совершенно новый этап в отношениях двух стран начинается в 1990-е гг. – теперь Россия на основе новой внешнеполитической линии, нацеленной на реальное сотрудничество, самостоятельно действовала на международной арене. Именно в это время стало ясно, что Северо-Запад

России играет в ней особую роль. Сотрудничество с Северной Норвегией, таким образом, получило развитие в связи с появлением новых факторов, влияющих на региональные отношения. Важнейшими из них стали обретение Мурманской областью определенной самостоятельности в международной деятельности и создание Баренцева Евро-Арктического

Региона.

Расширение и конкретизация сотрудничества между Россией и Норвегией в 1990-е гг. стали заметны, прежде всего, в северных областях –

там, где два государства непосредственно соседствовали. Здесь росли прямые контакты между региональными политическими и властными структурами, представителями бизнеса, саамскими организациями, между простыми людьми. Начало меняться восприятие народами друг друга. Вопросы региональной политики стали привлекать внимание местных властей. Наконец, определились и стали доступны для обсуждения общие для двух стран проблемы.

Норвежское правительство сделало сотрудничество с Россией, прежде всего на Северо-Западе, одним из основополагающих направлений

своей внешней политики. Мурманская область стала активным участником трансграничного сотрудничества, избрав в качестве главных партнеров норвежские провинции Финнмарк и Тромс. Приоритетными направлениями в работе «мурманского коридора» стали вопросы коммуникаций и инфраструктуры, проекты, направленные на создание совместных предприятий, международное профилирование и активизацию финансовых интересов, на привлечение внимания к региону. Наиболее успешным было сотрудничество в области экологии, в сфере ядерной безопасности, в энергетике и промышленности. Именно экономическая составляющая стала самой яркой характеристикой в отношениях России и Норвегии в 1990-е гг.

78

Важной составляющей регионального сотрудничества на новом этапе стали социальные проекты. В этой сфере начали активно действовать зарубежные благотворительные и религиозные организации, государственные и общественные фонды. К целевым областям сотрудничества были отнесены здравоохранение и социальная работа; гендерное равноправие; развитие демократических институтов и гражданского общества.

В основу всего сотрудничества был положен принцип обмена опытом, обмена идеями. При таком подходе главной целью сотрудничества становится разработка ответственных стратегий социальной политики и социального развития для российских регионов, подготовка российских участников к самостоятельному решению социальных проблем своей страны, развитие российского социального капитала.

Таким образом, на протяжении второй половины ХХ в. Мурманская

область продемонстрировала весь спектр отношений России с Норвегией – от советского варианта региональной политики до весьма широкой самостоятельности эпохи новой России. Она стала своего рода зеркалом, в котором отражаются все достижения сотрудничества и все трудности и препятствия на этом пути. На советском этапе российско-норвежских

отношений региональная политика Мурманска в отношении соседа отличалась всем набором характеристика, свойственных советской политике вообще: главными из них были жесткая идеологизация, узость и несамостоятельность. Но и в эти времена область сумела сохранить и поддерживать хотя бы минимальные экономические связи с норвежской стороной, а главное – осуществлять человеческие контакты в области культуры, образования, науки, спорта.

Когда наступил новый этап в российской внешней политике, именно эти наработки позволили Мурманской области развернуть широкую деятельность по развитию сотрудничества с Норвегией. Её региональная политика стала более самостоятельной, а сама область стала центром притяжения важнейших политических сил, особой геополитической зоной, местом, где пересекаются «региональный» и «государственный» уровни отношений стран-соседей, площадкой, где «большая политика» облекается

в конкретные формы регионального сотрудничества двух народов.

Источники и литература:

1.Государственный архив Мурманской области (ГАМО). Ф. 142 (Мурманский городской Совет народных депутатов (1926–1993)). Оп. 2. Д. 1315. Л. 97.

2.ГАМО. Ф. Р-142. Оп. 2. Д. 1515. Л. 1, 21, 22.

3.Полярная правда. 1973. 25 апреля.

4.Полярная правда. 1973. 15 ноября.

5.Полярная правда. 1981. 17 февраля.

79