III. Что новый Гражданский кодекс России

получил "в наследство" от прежних кодексов?

Для гражданского права России главное значение революций 1917 и 1991 гг. состояло в том, что за каждой из них следовал кардинальный, на 180 градусов, поворот в направлении экономического развития страны. Каким же образом оказалось, что каждый раз здание нового Гражданского кодекса - основного закона, регулирующего экономику, строилось с весьма значительным использованием в качестве строительного материала гражданского законодательства прежней исторической эпохи?

Когда создавался и принимался первый российский ГК 1922 г. (а затем воспроизводившие его ГК других республик), использование для 80 - 85 процентов его содержания положений проекта Гражданского уложения Российской империи было секретом Полишинеля. Само по себе это никого не пугало, так как главной целью первого ГК было обеспечить адекватное регулирование в сохранявшемся на время нэпа рыночном секторе российской экономики <1>. Важно было лишь показать в ГК, "кто в доме хозяин", что и было сделано путем включения в Кодекс примерно двух десятков "социалистических" статей <2>.

--------------------------------

<1> Возражения, в том числе наркома юстиции, вызывала прежде всего необходимость возврата, хотя бы временного, к частнокапиталистической экономике, к рынку.

<2> См. сноску 2 на с. 328. Принципы и правила планово-командного регулирования экономики начали складываться позднее, с конца 20-х годов, и поэтому не могли повлиять на первые ГК России и других республик. Важно еще раз обратить внимание на то, что в первый советский ГК переносились не устаревшие статьи царского Свода законов гражданских, а вполне современные своей эпохе нормы проекта Гражданского уложения.

Сложнее объяснить, как эти нормы, взятые из дореволюционного законопроекта, пережили в качестве действующего права весь период плановой советской экономики и в 90-х годах составили значительную часть новых кодификаций гражданского права (Основ гражданского законодательства 1991 г., ГК 1994 - 1995 гг.), предназначенных для рыночной экономики, существенно отличающейся от той, какой она была в начале XX в.

Объяснение следует искать в своеобразном "двуединстве" советского гражданского права, в том, что на рубеже 20 - 30-х годов прошлого столетия в этой отрасли права образовались две параллельно развивающиеся и притом пересекающиеся и даже соединяющиеся области законодательства, в основном совпадавшие с разделением гражданского законодательства на общесоюзное и республиканское <1>.

--------------------------------

<1> См. раздел второй настоящей статьи.

С начала 30-х годов основным направлением развития советского гражданского права стало создание законодательства, полностью подчиняющего заключение, изменение и прекращение договоров в сфере народного хозяйства и основные условия этих договоров (предмет, количество, сроки, цена и др.) планам и другим административным актам публичной власти. В результате сложилось детальное до мелочей и абсолютно императивное общесоюзное гражданское законодательство о поставках, капитальном строительстве, перевозках грузов, расчетах и кредитовании <1>. В то же время это законодательство было примитивным с точки зрения разнообразия использовавшихся правовых форм <2> и почти не содержало положений, общих для всех регулируемых им отношений.

--------------------------------

<1> Вести речь о "законодательстве" в данном случае надо с большими оговорками, так как в основном эти отношения регулировались постановлениями федерального правительства и огромным числом нормативных актов федеральных министерств (первоначально - наркоматов) и ведомств - Госплана, Госснаба, Минфина, Госбанка и др.

<2> В "большой" экономике, в которой участвовали только государственные предприятия и кооперативные организации, использовались всего пять - семь видов так называемых хозяйственных договоров, самыми распространенными из которых были договоры поставки, подряда на капитальное строительство, перевозки грузов, расчетного счета в банке и кредитный договор.

Другая область гражданского законодательства, действовавшего в СССР, была представлена гражданскими кодексами республик, РСФСР - долгое время (до 1965 г.) ГК 1922 г. Созданный с главной целью регулирования частнокапиталистической экономики в условиях нэпа, этот Кодекс действовал 42 года, то есть больше половины срока, отпущенного Историей советскому строю, и по меньшей мере на 35 лет пережил время, на которое был рассчитан <1>.

--------------------------------

<1> Уже к концу 20-х годов частнокапиталистический оборот в стране был полностью ликвидирован.

В зависимости от их дальнейшей судьбы нормы ГК 1922 г. можно подразделить на пять групп.

К первой можно отнести нормы, которые действительно "умерли" с окончанием нэпа и связанного с ним рыночного производства и обращения товаров. В их числе оказались главным образом нормы о предпринимательских юридических лицах - об акционерных обществах, обществах с ограниченной ответственностью и др. <1>. Задолго до того, как ГК перестал действовать, почти все эти нормы были отменены.

--------------------------------

<1> В ГК 1922 г., как и в проекте Гражданского уложения, эти нормы были помещены в раздел "Обязательственное право".

Две другие группы норм ГК 1922 г. объединяет то, что они продолжали и в условиях плановой экономики "жить полнокровной жизнью", подвергаясь изменениям (как правило, в результате федеральных законов), иногда принципиальным, но сохраняя фактически и ту сферу действия, которая вытекала из закона. Во-первых, это были нормы, изначально рассчитанные на отношения, в которых главными действующими лицами были граждане (прежде всего нормы наследственного права). Во-вторых, и это весьма важно, в условиях совершенно иной экономики оказались в полной мере востребованы те нормы прежнего гражданского права, для которых была характерна высокая степень абстракции, - о сделках, о представительстве и доверенности, об исковой давности, об обязательствах из причинения вреда. Эти нормы республиканского ГК стали применяться и к тем договорным и другим отношениям, которые начали все в большей мере становиться де-факто предметом федерального законодательства.

Нормы этих двух групп становились затем основой для соответствующих норм федерального и российского гражданского законодательства при каждой его последующей кодификации (в 1961, 1964 - 1965, 1991, 1994 - 2001 гг.), разумеется, с изменениями и усовершенствованиями. Общая судьба четвертой и пятой групп норм ГК 1922 г. в условиях планово-командной социалистической экономики состояла в том, что они не столько "жили", сколько "выживали" в этих непривычных для них условиях.

Прежде всего это такие традиционные и основные для всякого гражданского права институты, как купля-продажа, имущественный наем, заем, подряд. Юридически сфера действия соответствующих норм ГК 1922 г. не менялась, но фактически сфера их применения очень существенно сократилась из-за того, что от этих институтов "отпочковались" в качестве самостоятельных и перешли в основном под эгиду федерального законодательства такие крупные плановые хозяйственные договоры, как поставка (от купли-продажи), подряд на капитальное строительство (от подряда), кредитный договор (от займа). Из договора имущественного найма выделился договор найма жилых помещений.

При последующих кодификациях эта более узкая сфера применения купли-продажи, имущественного найма (аренды), займа, подряда закреплялась и юридически, но, разумеется, в 1961 г. и в 1991 - 1995 гг. с помощью принципиально разных критериев. Фактическая же сфера применения правил об этих четырех договорах при переходе России на рубеже 90-х годов к рыночной экономике невероятно расширилась.

Наиболее любопытную для исследователя группу образуют нормы о тех институтах ГК 1922 г., которые можно назвать дремлющими. Эти нормы, пока действовал ГК 1922 г., никто не отменял и они даже были перенесены (хотя и в сильно сокращенном виде) в законы 60-х годов - Основы гражданского законодательства 1961 г., ГК 1964 г. и другие, но сфера их фактического применения резко сократилась, то есть отношения, которые должны были этими нормами регулироваться, при социализме почти исчезли. Это нормы о таких институтах гражданского права, как залог, поручительство, уступка требования и перевод долга, мена, страхование, поручение, комиссия, простое товарищество (совместная деятельность), и некоторых других. Они сохраняли определенное значение для сферы внешней торговли, где при государственной монополии могли оказаться необходимыми максимум нескольким сотням советских организаций, а во внутреннем обороте использовались лишь для определенных отношений, как правило, с участием граждан.

Но с начала 90-х годов началось возрождение этих институтов. Число норм о них в новом ГК России резко увеличилось по сравнению с ГК 1964 г. <1>, появились специальные законы о залоге, об ипотеке, о страховании. О том, что из категории дремлющих эти институты перешли в число самых необходимых, свидетельствует обширнейшая судебная практика применения законодательства о них, прежде всего применения соответствующих норм ГК, насчитывающая десятки тысяч решений, в том числе высших судебных инстанций.

--------------------------------

<1> В гражданских кодексах 1922, 1964 и 1994 г. число статей о залоге составляло соответственно 21, 11 и 25, о поручительстве (вместе с гарантией) - 15, 8 и 20 и т.д.

Конституция и Гражданский кодекс Российской Федерации <*>

--------------------------------

<*> Стенограмма доклада на научно-практической конференции "Новый Гражданский кодекс Российской Федерации: проблемы теории и практики", посвященной пятилетию Исследовательского центра частного права при Президенте Российской Федерации, состоявшейся в Москве 13 - 14 марта 1997 г.

Я хотел бы остановиться на наиболее острых, как мне кажется, и злободневных вопросах законотворчества, связанных с созданием Гражданского кодекса и его соотношением с Конституцией России.

Во-первых, это вопрос о Конституции как акте, породившем Гражданский кодекс и, наверно, все гражданское законодательство. Проблема состоит в том, соответствует ли решение в Гражданском кодексе вопроса о гражданском законодательстве как о законодательстве, относящемся к исключительно ведению Российской Федерации, тому решению, которое есть в Конституции, либо в Конституции по этому поводу сказано нечто иное.

Практика издания в регионах, субъектах Федерации довольно обширного числа нормативных актов, содержащих нормы гражданского права, и в известной мере теория заставляют сегодня поднимать и обсуждать этот вопрос. Полемику по этому поводу мы с Ю.К. Толстым начали недавно в Санкт-Петербурге. Суть ее в том, что Юрий Кириллович вслед за Г.А. Гаджиевым полагает, что возможно существование гражданско-правовых нормативных актов или по крайней мере норм гражданского права, издаваемых субъектами Федерации. Имеется в виду, что на основании пункта "к" статьи 72 Конституции к совместному ведению Федерации и субъектов Федерации отнесено издание земельного, жилищного, водного законодательства, законодательства о лесах и т.д. В этом законодательстве вполне могут содержаться и нормы гражданского права. Без таких норм и без соответствующих актов субъектов Федерации, как считает Юрий Кириллович, не обойтись. Он видит возможность решить эту проблему без вступления в противоречие с пунктом "о" статьи 71 Конституции, которая относит гражданское законодательство к ведению Федерации, если допустить, что Конституция по-разному решает этот вопрос в отношении гражданского законодательства и в отношении гражданского права: Конституция относит к ведению Федерации гражданское законодательство, но за его пределами могут быть нормы гражданского права, которые могут создаваться субъектами Федерации.

Мне представляется, что эта аргументация не безупречна. Более того, для развития нашего государства в условиях рыночной экономики она может оказаться просто опасной. Юрий Кириллович останавливается на тех нормах Конституции, которые предусматривают издание субъектами Федерации актов в порядке совместной компетенции. Но Г.А. Гаджиев идет дальше. Он говорит, что не только на основании статьи 72, но и на основании статьи 73 Конституции, где речь идет об исключительном ведении субъектов Федерации, могут создаваться нормы гражданского права и соответственно могут издаваться гражданско-правовые по своей природе нормативные акты.

Что это практически означает? Скажем, Дума Санкт-Петербурга может издать закон о том, что купля-продажа на Некрасовском рынке совершается в порядке манципации или какого-то обрядного танца вокруг товара. Думаю, что Юрий Кириллович вряд ли бы согласился с такого рода постановкой вопроса. А между тем из его аргументации следует возможность именно такого решения.

Но в этой аргументации есть еще более опасный аспект. Нельзя рассматривать статью 71 Конституции только с точки зрения решения проблем гражданского законодательства, потому что там речь идет и об уголовном законодательстве как о предмете ведения исключительно Федерации, и о процессуальном законодательстве, и т.д. Продолжим мысль моих оппонентов, спроецируем ее на эти обе отрасли законодательства. Что получится? А получится следующее: будет уголовное законодательство, основанное на статье 71 Конституции, и уголовное право по статье 72. Поэтому можно будет спокойно в каком-то акте субъекта Федерации в области земельного или водного законодательства установить уголовную ответственность за соответствующие преступления. При этом аргументация, которая предлагается, будет выдержана полностью. Мне кажется, что юридически эта аргументация, как я уже сказал, далеко не безупречна.

Но главное заключается в другом, в том, что это путь, на который сегодня встали многие субъекты Федерации. И он находится в противоречии с курсом рыночных реформ, которым идет страна. Везде, во всем мире, во всех странах гражданский оборот в условиях рынка властно и неумолимо толкает гражданское законодательство, гражданское право, гражданско-правовое регулирование на путь сближения и, если это возможно, даже на путь полной унификации. Всякое различие здесь никогда не приносит пользу. Оно иногда бывает неизбежно, но оно никогда не бывает полезно. Это можно проверить на любых примерах, и на экономических группировках государств (на бывшем СЭВ, на ЕС), и на отдельных федеративных государствах.

Пожалуй, один из наглядных примеров - это пример США. Я имею в виду Единообразный торговый кодекс США. Иногда говорят: "Вот передовая страна с развитой до предела рыночной экономикой имеет свой торговый кодекс, а мы, двигаясь по пути к рынку, такого торгового кодекса не создаем". Но дело-то в том, что упомянутый торговый кодекс появился в США не от хорошей жизни, появился совсем не потому, что именно торговый кодекс нужен США. Он появился как тот выстраданный минимум унификации гражданского законодательства США, которого после многолетних трудов удалось достичь. Большего достичь не удается.

Там есть еще отдельные единообразные законы, но торговый кодекс - тот необходимый минимум, унификации которого удалось достичь. Он появился на свет как кодекс торговый не в силу исповедуемого дуализма частного права, а потому, что унификации в гражданском праве настоятельно требует прежде всего его коммерческая часть.

Дает ли возможность наша Конституция, пункт "о" статьи 71, считать, что только Федерация может создавать гражданское законодательство? Думаю, что дает. На мой взгляд, вообще следовало бы очень основательно заняться глубокими научными исследованиями проблем предметов ведения Федерации и субъектов Федерации. К сожалению, хотя об этом написано и сказано довольно много, остается очень много неясного.

Прежде всего, что понимается под словом "законодательство" в статье 71 и в статье 72 Конституции? Попытаемся в это слово вложить смысл, соответствующий статье 3 Гражданского кодекса или соответствующий нашему прежнему пониманию гражданского законодательства, когда мы под законодательством понимали все нормативные акты высших органов государственной власти и даже акты правительства. Думаю, что любое такого рода понимание слова "законодательство" в этих статьях Конституции ничего нам не даст. Мы будем все время наталкиваться на противоречия. Когда в этих статьях Конституции говорится о законодательстве, то имеются в виду нормативные правовые акты. Только таким образом удастся истолковать эти нормы Конституции как правила, решающие вопрос о предметах исключительного ведения Федерации или совместного ведения Федерации и субъектов Федерации.

Никто, как мне кажется, не обращал внимание на существенное различие принципиального характера, которое есть между пунктом "о" статьи 71 и пунктом "к" статьи 72 Конституции. Те отрасли законодательства, которые названы в статье 71 в пункте "о", с определенными оговорками можно рассматривать как соответствующие так называемым основным, базовым, а точнее - системообразующим отраслям права по характеру регулируемых отношений. Это гражданское, уголовное, гражданское процессуальное, уголовно-процессуальное и уголовно-исполнительное законодательство.

Те же отрасли, о которых говорится в статье 72, - это, во-первых, административное законодательство, которое, у нас до сих пор своего общего кодекса не имеет. Есть невыполненные поручения о создании административного кодекса, но самого кодекса нет и, по-видимому, не будет. А дальше речь идет либо об отпочковавшихся в свое время от гражданского права трудовом и семейном праве, либо об отраслях законодательства вообще явно комплексного характера, по содержанию преимущественно административного законодательства.

Думаю, что в этом различии и надо искать решение вопроса о том, что является предметом ведения только Федерации и что - совместного ведения Федерации и субъекта Федерации. Те отрасли законодательства, которые имеют развитую общую часть, соответствуют основным базовым отраслям права, Федерация относит к своему ведению. Те же отрасли законодательства, которые имеют преимущественно комплексный характер, Конституция относит к совместному ведению Федерации и субъекта Федерации.

Если мы допустим возможность и правомерность издания гражданско-правового законодательства на уровне субъектов Федерации, то мы столкнемся с рядом трудноразрешимых задач. В частности, как быть с такими статьями Гражданского кодекса, как статья 168, которая говорит о недействительности сделок, противоречащих закону, при этом имея в виду только федеральный закон и никакой другой. Неужели появится какая-то общая норма о недействительности сделок, противоречащих нормам гражданского права, содержащимся в актах субъектов Федерации?

Думаю, что надо иметь в виду еще один серьезный аргумент. Это статья 421 ГК о свободе договора. Она ограничивает свободу договора императивными нормами закона, федерального закона и иных правовых актов, под которыми понимаются указы Президента России, нормативные постановления Правительства России. Как только у субъектов Федерации появится возможность создавать свои нормы гражданского права, тем самым, по существу, будет перечеркнута статья 422. А в ней ведь заложен глубокий смысл для рыночной экономики. Есть закон, и есть то, что за пределами такого закона. Есть свобода договора, при которой стороны сами должны улаживать свои отношения, находя то, что для них наиболее удобно, выгодно, подходяще, потому что в условиях рынка в значительной мере все решается с помощью собственной инициативы.

Второй вопрос, на котором я хочу остановиться, это вопрос об имплантации норм Конституции в Гражданский кодекс.

В предыдущие годы у нас сложилась довольно жесткая практика необходимости дословного воспроизведения норм актов, вышестоящих по их юридической силе, в актах нижестоящих, но развивающих и дополняющих акты, занимающие более высокую ступеньку в иерархии нормативных актов. Если посмотреть на Основы гражданского законодательства 1961 г. и Гражданский кодекс 1964 г., то можно увидеть, как ювелирно вписаны эти Основы в Гражданский кодекс. Практически не отступая ни от одного слова, Основы воспроизведены в Гражданском кодексе 1964 г. С Конституцией 1936 г. тогда получилось уже сложнее, ее не удалось таким образом вписать ни в Основы, ни в Гражданский кодекс. Правда, говорили, что это не получилось потому, что Конституция к тому времени устарела и мы уже перешли к другому этапу развития общества. Но у нас ничего не получилось с дословным воспроизведением в ГК и новой Конституции. И дело здесь, видимо, не просто в том, что никто не позаботился о соответствии друг другу Конституции и Кодекса. Дело в другом, в том, что нормы Конституции, - это нормы другого масштаба. Они, за редким исключением, не могут быть просто так вписаны в Кодекс, который требует более детального регулирования. И то, что получилось с дословным включением норм Конституции в Гражданский кодекс, скорее надо отнести к недостаткам этой имплантации, чем к ее достоинствам. Нормы Конституции переписывали дословно там, где составители Кодекса не могли их до конца понять или истолковать.

В частности, в статьях 8 и 9 российской Конституции говорится о том, что возможны, кроме частной, государственной, муниципальной собственности, также и иные формы собственности. Кстати говоря, в двух отличных комментариях к Конституции три автора из четырех, которые комментировали эти статьи, даже не попытались объяснить, а что такое "иные формы собственности". И только И.А. Иконицкая очень осторожно сказала, что вообще-то могут быть такие формы собственности, но в этом случае субъектами права собственности являются не те субъекты, которые названы в статье 212 Гражданского кодекса, то есть не граждане, не юридические лица, не Федерация, не субъект Федерации и не муниципальное образование. Возникает вопрос - а кто? Можно сказать, что возможно существование общинной собственности. Но тогда возникает вопрос: а как субъекты такого права собственности будут участвовать в гражданском обороте? Это непонятно. Не очень понимая, как все-таки быть с этими "иными формами собственности", их так дословно и перенесли в Гражданский кодекс.

Это - не единственный случай. Сейчас в проекте раздела о наследовании третьей части ГК дословно воспроизведена фраза из Конституции о том, что "право наследования гарантируется". Сделано это потому, что перед нами встал вопрос: что это означает? Кому и что гарантируется - наследникам право на получение, приобретение наследства либо гражданам гарантируется право передать свое имущество по наследству? А ведь в зависимости от ответа на эти вопросы подходы к реализации конституционной нормы могут быть разные. В первом случае, наверно, надо развивать нормы о наследовании по закону, а во втором, - о наследовании по завещанию. Но, может быть, вообще ни то ни другое? А право наследования гарантируется как определенный правовой институт. Но тогда почему употреблено слово "гарантируется"? Кому гарантируется? Обществу? Мы эту фразу включили в ГК такой, как она есть.

Самые большие удачи Гражданского кодекса с точки зрения имплантации в него положений Конституции находятся там, где Кодекс отошел от дословного воспроизведения норм Конституции, а постарался воспроизвести ее смысл и дух. Я бы назвал два, на мой взгляд, очень крупных примера имеющихся в Гражданском кодексе норм, которые, может быть, следовало бы даже считать нормами конституционного порядка, конституционного законодательства.

Это статьи 150 и 151.

О защите нематериальных благ и о возмещении морального вреда. Гражданский кодекс вслед за Основами 1991 г. ввел общее правило об использовании средств гражданско-правовой защиты для любых личных неимущественных прав и иных нематериальных благ, если это совместимо с характером соответствующего права или блага. Когда эта статья ГК создавалась, то много спорили о том, как разграничить права и свободы, личные неимущественные права и нематериальные блага. В конце концов от такого разграничения отказались и восприняли идею, которую когда-то высказал С.Н. Братусь: если мы имеем дело с личными неимущественными правами, с нематериальными благами, то они по своей природе поддаются защите средствами гражданского права. Гражданский кодекс установил такое общее правило в нашем законодательстве. Теперь их нарушение дает возможность взыскания убытков или возмещения морального вреда.

Другое достижение, как мне кажется, тоже такого же крупного порядка. Эта статья 124 ГК, которая вместе с нормами статей 13, 16, 1069, 1070, 1071 поставила государство, субъектов Федерации, муниципальные образования, в тех случаях когда они участвуют в гражданско-правовых отношениях, на один уровень с другими участниками гражданских отношений. Мне кажется, что это нормы, которым место в Конституции. Там есть несколько норм, в частности статья 46, в которой говорится о праве граждан на обжалование решений государственных органов и должностных лиц. Есть статья 52, где говорится о компенсации в случае преступления или злоупотребления, допущенного государственной властью. В статье 53 говорится о возмещении вреда, причиненного органами государственной власти. Но такой общей нормы, какая есть в статье 16 Гражданского кодекса, в Конституции нет, хотя она является прямым выводом из положений Конституции.

Успехи, как мне кажется, достигаются тогда, когда стараются воспринять дух Конституции, а не просто переложить в текст Кодекса ее буквы.

Третий вопрос, требующий, чтобы о нем здесь сказали, это вопрос о месте Гражданского кодекса в той иерархии федеральных законов, которая установлена Конституцией.

Эта иерархическая лестница состоит из трех ступеней. Во-первых, сама Конституция. Во-вторых, федеральные конституционные законы. В-третьих, обычные федеральные законы. И хотя Гражданский кодекс принято называть экономической конституцией и это всегда льет бальзам на сердца цивилистов, но все отлично понимают, что Гражданский кодекс - это всего лишь федеральный закон, даже не федеральный конституционный закон. Он принимается простым большинством голосов, таким же простым большинством голосов может быть изменен. И даже - о ужас - отменен. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Но в статье 3 ГК есть слова о том, что гражданское законодательство состоит из настоящего Кодекса и принимаемых в соответствии с ним федеральных законов. Вот эти слова "в соответствии с ним" при принятии Кодекса вызвали сомнения: какова юридическая сила этих слов? Тем не менее они до сегодняшнего дня работают. На этих словах Кодекса были основаны, в частности, несколько вето Президента России. Они много раз учитывались Комитетом по законодательству Государственной Думы и Комитетом по конституционному законодательству и судебно-правовой реформе Совета Федерации при работе над законопроектами.

В то же время можно сказать, что эти слова вроде бы и не работают, потому что практически нет почти ни одного федерального закона, затрагивающего материю гражданско-правовых отношений, который бы не расходился с Гражданским кодексом. Начиная с одного из первых, последовавших за ГК, - Закона о банках и банковской деятельности, где одно из курьезных расхождений состоит в том, что там путаются существенные условия договора и просто важные его условия. И кончая недавним проектом Устава железных дорог, где одна из глав посвящена перевозкам в прямом смешанном сообщении, хотя Гражданский кодекс предусматривает, что смешанным перевозкам должен быть посвящен отдельный федеральный закон. И сделано это было специально для того, чтобы МПС впредь не подминало под себя другие ветви транспорта в этих смешанных перевозках. Значит, расхождения уже есть.

Как устранить или - еще лучше - предотвратить такие расхождения? Средства есть.

Можно сослаться на широкий спектр решений, закрепленных в гражданских кодексах или их проектах в других государствах - участниках СНГ. Эти слова из статьи 3 нашего ГК восприняли все Гражданские кодексы стран СНГ, а последствия нарушения этого предписания некоторые из них, в отличие от нас, предусмотрели. В частности, в Гражданском кодексе Кыргызстана прямо сказано, что в случае противоречия нормы гражданского законодательства настоящему Кодексу применяется Кодекс. Это самое жесткое решение, которое, по существу, ставит Гражданский кодекс на иерархической лестнице нормативных актов где-то на полступеньки выше обычного закона, принимаемого парламентом. Есть более мягкий вариант, предусмотренный в проекте Гражданского кодекса Украины. Он состоит в том, что если принят закон, который не соответствует Кодексу, то он вступает в действие или его нормы вступают в действие после внесения изменений в Гражданский кодекс. Этот вариант вроде бы ничему не противоречит, и он вполне мог бы содержаться и в нашем Гражданском кодексе. Но он, к сожалению, не решает дело до конца.

Дело в том, что мы уже привыкли довольно быстро и не очень задумываясь вносить изменения в Кодекс. Практически все те изменения, которые были внесены в ГК, страдают недостатками. Остановлюсь только на одном из них, хорошо известной истории с изменением статьи 855 - об очередности списания средств со счетов в банках.

Мне приятно читать то постановление Государственной Думы, где говорится, что и к налоговым, и к финансовым платежам применяется очередность, установленная в статье 855 ГК. Но я не могу признать, что такой разумный и резонный подход вызван исключительно отвергнутым Думой тройственным письмом Госналогслужбы, Минфина и Центрального банка. Потому что статья 855 предусматривала возможность первоочередного (до требований бюджета) списания средств в возмещение вреда и по требованиям о заработной плате только по исполнительным документам. И в таком виде статья 855 никого особенно не волновала. Тем более что даже в прежней нашей жизни никогда бюджет в подобных ситуациях не стоял на первом месте. В статьях 418 и 419 Гражданского процессуального кодекса налоги и бюджет стояли на втором месте. До них шли алименты, возмещение вреда увечным, заработная плата, авторское вознаграждение. Незадолго до выборов Дума изменила статью 855 ГК, установив, что можно списать средства на заработную плату не только по исполнительным документам, а просто придя в банк с соответствующими платежными поручениями. И оказалось, что до удовлетворения требований бюджета можно вообще все средства со счета увести. Вот тогда появилось это тройственное письмо. Аргументация в нем негодная потому, что ссылка в нем на закон об основах налоговой системы, на то, что требования по налогам удовлетворяются в первоочередном порядке, работать не должна. Если встать на такую позицию, то дальше можно в семейном кодексе написать, что в первоочередном порядке удовлетворяются требования по алиментам, а по трудовому кодексу в первоочередном порядке удовлетворять требования по заработной плате и т.д. Если источник взыскания один, если это имущество одного субъекта, то нельзя решать вопрос об очередности взыскания в разных законах. Он должен решаться в одном законе. И статья 855 ГК решила его правильно. Но неосмотрительное изменение ее породило эту проблему.

Где и как в конце концов все это решить? Может быть, в так называемом законе о законах. Там может быть принято хотя бы то решение, которое предлагается принять сейчас в проекте ГК Украины в отношении определенной группы законов: я имею в виду кодексы тех отраслей законодательства, которые соответствуют основополагающим базовым отраслям права, то есть, по существу, являются системообразующими актами, и неосторожное изменение их рассыпает всю систему. Если это сделать, то такие изменения не будут вступать в силу до тех пор, пока нормы, противоречащие соответствующему кодексу, не будут внесены в сам кодекс и в нем не будут произведены необходимые изменения.

Гражданское законодательство как предмет ведения Федерации

в прошлом и настоящем нашего Отечества <*>

--------------------------------

<*> Журнал российского права. 2003. N 11. С. 96 - 105.

Сегодня, когда Конституция РФ определенно относит гражданское законодательство к предметам исключительного ведения Российской Федерации (п. "о" ст. 71) и когда тем не менее время от времени делаются попытки ограничить эту важнейшую для Федерации сферу ее законодательства, важно выяснить и единообразно понимать, что она собой представляет и где ее границы.

Но прежде, чем перейти к этой задаче, полезно вспомнить собственный богатый опыт (не такого далекого прошлого) обсуждения и решения проблем разграничения предметов ведения федеративного государства и составляющих его субъектов в области гражданского законодательства.

I

В 1967 году Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ (тогда - Всесоюзный научно-исследовательский институт советского законодательства) подготовил и издал остававшееся до 2003 года в отечественной правовой науке единственным подробное монографическое исследование проблем соотношения федерального законодательства и законодательства входящих в федеративное государство образований. Книга эта - "Соотношение общесоюзного и республиканского законодательства" <1> - сейчас мало кому известна <2>. Отчасти это связано с ее малым тиражом (1000 экз.), но главная причина в другом: когда книга была сдана в издательство, на ней был поставлен гриф "для служебного пользования", и в продажу она не попала.

--------------------------------

<1> См.: Соотношение общесоюзного и республиканского законодательства / Под ред. И.С. Самощенко и М.Г. Кириченко. М.: Юрид. лит., 1967.

<2> В 2003 году тот же Институт подготовил обстоятельную монографию на сходную тему - "Соотношение законодательства Российской Федерации и законодательства субъектов Российской Федерации". Это интереснейшее издание под редакцией директора ИЗиСП Т.Я. Хабриевой вышло, к сожалению, тиражом всего 500 экз.

Казалось, не было причин засекречивать серьезное научное исследование, подводящее итоги в целом уже успешно завершенной к тому времени второй кодификации советского права, притом итоги, связанные именно с федеративным устройством Советского Союза - предметом постоянной гордости (далеко не во всем безосновательной) советской власти и ее идеологического ядра - коммунистической партии. Причина тем не менее была, и крылась она, естественно, в содержании проведенного учеными Института исследования.

Отправной точкой второй кодификации советского права явилось, как известно, издание Закона СССР от 11 февраля 1957 г. "Об отнесении к ведению союзных республик законодательства об устройстве судов союзных республик, принятия гражданского, уголовного и процессуальных кодексов" <1>. Этим Законом во изменение действовавшей Конституции СССР 1936 г. в ведении СССР было сохранено лишь "установление основ" названных отраслей законодательства (ст. 1). Закон был издан в разгар хрущевской "оттепели" и преследовал ряд крупных политических и экономических целей. В числе последних называли необходимость развязать инициативу союзных республик в развитии экономики, существенно расширив их права в сфере регулирования хозяйственных отношений.

--------------------------------

<1> См.: Ведомости Верховного Совета СССР. 1957. N 4. Ст. 63.

Книга, о которой идет речь, была написана отечественными юристами (в их числе был и автор этих строк) с ясным пониманием позитивности задачи - передать из центра республикам большую часть законотворческой работы в наиболее важных отраслях права. Но несмотря на искренность этого убеждения авторов, подкреплявшуюся неизбежной тогда самоцензурой, объективное исследование ими соотношения общесоюзного и республиканского законодательства на протяжении полувека существования СССР (1922 - 1967 гг.) вполне могло вызвать у читателя серьезные сомнения в целесообразности и даже в возможности такого перераспределения законодательной компетенции. В наибольшей мере с этой точки зрения оказались уязвимы части книги, посвященные "главным" отраслям законодательства - уголовному и гражданскому.

II

Когда О.Е. Кутафин, комментируя п. "о" ст. 71 действующей Конституции России, пишет, что названные в нем отрасли отечественного законодательства "традиционно едины" <1>, то в отношении гражданского законодательства это утверждение можно принять только с очень значительными оговорками.

--------------------------------

<1> Конституция Российской Федерации: Научно-практический комментарий / Под ред. Б.Н. Топорнина. М.: Юрист, 2003. С. 506.

За годы советской власти компетенция Союза ССР и союзных республик в сфере гражданского законодательства прошла в своем развитии как бы три цикла.

Первый из таких циклов, охватывавший 1923 - 1956 годы, начинался с заключения Договора об образовании СССР <1>, которым к ведению Союза было отнесено "гражданское союзное законодательство" (п. "о" ст. 1).

--------------------------------

<1> См.: Постановления Первого Съезда Советов СССР. М., 1923. С. 4 - 7.

Однако уже Конституция 1924 г. отнесла к ведению СССР только "установление основ... гражданского... законодательства Союза" (п. "п" ст. 1) <1>, предоставив, таким образом, Союзу ССР право издания лишь основных, наиболее важных, принципиальных норм гражданского законодательства. Кроме того, статья 3 Конституции устанавливала, что "суверенитет союзных республик ограничен лишь в пределах, указанных в настоящей Конституции, и лишь по предметам, отнесенным к компетенции Союза". Это означало, что все нормы Конституции, определявшие компетенцию Союза ССР, могли толковаться только ограничительно.

--------------------------------

<1> См.: Вестник ЦИК, СНК и СТО СССР. 1924. N 2. Ст. 24.

Практически сразу же после принятия Конституции 1924 г. (по историческим меркам - "на другой день") обнаружилась и одна из главных теоретических и практических проблем соотношения компетенции Федерации и ее субъектов в области законодательства - проблема конкуренции отраслевой и предметной компетенции.

В основе этой проблемы, существующей и сегодня (правда, как бы в перевернутом виде, в зеркальном отражении по сравнению с тем, что было в СССР), лежит отсутствие единого критерия, единого основания разделения предметов ведения между Федерацией и ее составляющими. В одних случаях таким предметом являются целые самостоятельные отрасли законодательства (уголовное, гражданское, гражданское процессуальное и др.) или кодифицирующие их акты (основы, кодексы), в других - определенные виды или сферы деятельности (например, внешняя торговля, денежное обращение и др.) или даже определенные виды имущества, в третьих - так называемые комплексные отрасли законодательства.

На вопрос о том, нельзя ли и за пределами "основ" издавать общесоюзные акты гражданского законодательства, опираясь, например, на общесоюзную компетенцию по "руководству внешней торговлей" или по "установлению единой денежной и кредитной системы", в научной литературе немедленно прозвучал резко отрицательный ответ. "Нельзя, - писал С.И. Раевич, - несомненно признать согласным с предписаниями (Конституции 1924 г. - А.М.) проведение в порядке союзного законодательства большинства конкретных законов в интересующей нас области: ссылка на пункты "ж", "з" и "м" (ст. 1 Конституции. - А.М.) в таком случае была бы несомненным и явным извращением смысла Конституции, так как если бы Конституция считала допустимым регулярное проведение в общесоюзном порядке гражданских кодексов, то она не ограничивала бы в этом отношении роли Союза исключительно лишь "установлением основ" <1>.

--------------------------------

<1> Раевич С.И. Компетенция Союза и союзных республик в вопросах гражданского законодательства // Советское право. 1924. N 4. С. 16.

Но еще важнее, что такую же позицию занял законодатель. В сентябре 1924 г. на сессию ЦИК был представлен проект постановления о введении в действие различных общесоюзных Основ - уголовного законодательства и других, ст. 17 которого гласила: "Впредь до утверждения ЦИК Союза ССР положения об Основах гражданского законодательства предоставить Президиуму ЦИК и СНК Союза ССР право регулирования вопросов гражданского законодательства, разрешение которых в общесоюзном порядке необходимо для развития промышленности и торговли и для обеспечения единства денежной и кредитной системы Союза ССР". Большинство выступавших либо высказались против наделения Союза ССР таким правом, рассматривая это как ущемление компетенции республик, либо заявили, что для издания такого общесоюзного законодательства необходимо изменение Конституции. Очевидно, под влиянием этих мнений проект, содержавший приведенную выше ст. 17, даже не был поставлен на голосование палат Центрального исполнительного комитета СССР.

Но реальное общесоюзное законотворчество сразу же пошло по прямо противоположному пути. Основы гражданского законодательства Союза, предусмотренные Конституцией 1924 г., так никогда и не были изданы, а советское гражданское законодательство стало создаваться и развиваться прежде всего как законодательство общесоюзное.

К концу периода 1923 - 1936 годов, по существу, не осталось таких известных законодательству имущественных отношений, которые в той или иной мере не регламентировались бы законодательством Союза ССР.

Уже в этот период были всецело регламентированы общесоюзным законодательством отношения по железнодорожным, водным и воздушным перевозкам, а также отношения органов связи и банков с клиентурой. Практически только союзным законодательством были урегулированы отношения по поставкам продукции и отношения изобретательского права, и лишь в установленных этим законодательством узких пределах они могли регламентироваться союзными республиками. В основном как союзное развивалось в этот период законодательство, определявшее правовое положение различных видов юридических лиц и правовой режим государственной собственности <1>.

--------------------------------

<1> Лишь в некоторых областях гражданского законодательства фактически сложившееся соотношение общесоюзного и республиканского законодательства соответствовало разграничению компетенции Союза ССР и союзных республик, намеченному Конституцией СССР 1924 г. В первую очередь это относится к авторскому праву, для которого в порядке общесоюзного законодательства устанавливались лишь основополагающие нормы. Отношения по найму жилых помещений также регулировались преимущественно республиканским законодательством на основе общесоюзных норм, определявших исходные принципы правового регулирования жилищных отношений.

Логическим следствием такого развития гражданского законодательства стало изменение конституционных принципов разграничения компетенции Союза ССР и союзных республик в этой области права. Постановлением ЦИК и СНК СССР от 20 июля 1936 г. "Об образовании Народного комиссариата юстиции Союза ССР" было установлено, что впредь гражданское законодательство должно быть единым для всего Союза ССР <1>. Текстуально это положение не было воспринято Конституцией 1936 г. <2>. По ней к ведению Союза ССР было отнесено издание гражданского кодекса, а не гражданского законодательства (п. "х" ст. 14). Из формулировки п. "х" ст. 14 как будто бы следовало, что союзные республики компетентны издавать любое гражданское законодательство за пределами Гражданского кодекса СССР.

--------------------------------

<1> См.: СЗ СССР. 1936. N 40. Ст. 338.

<2> См.: Известия. 1936. 6 дек.

В действительности в юридической литературе и в практике кодификационных работ сложилось представление о том, что республики обладают компетенцией в этой области лишь в той мере, в какой эта компетенция делегирована им законодательством Союза ССР. Составители проектов ГК исходили из того, что ГК СССР должен охватить всю совокупность гражданских правоотношений и что поэтому гражданско-правовые акты могут издаваться республиками только в том случае, когда в самом Гражданском кодексе СССР или в специальных законах СССР будет иметь место прямая отсылка к республиканскому законодательству.

Конечно, это радикальное конституционное решение объясняется прежде всего политическими причинами - развитием СССР как многонациональной федерации только по форме, а в действительности как государства унитарного, да к тому же в 1930 - 1950 гг. и тоталитарного. Но нельзя забывать и о вполне реальной экономической основе разрастания общесоюзной и сужения республиканской компетенции в сфере гражданского законодательства - единстве всей экономики этой огромной страны. И хотя единство общесоюзного экономического пространства создавалось во многом методами насильственного централизованного управления и планирования, но объективно оно бесспорно существовало.

В 1957 году конституционное разграничение предметов ведения Союза ССР и союзных республик в сфере гражданского законодательства как бы возвращается к своим первоисточникам: как уже говорилось, Законом от 11 февраля 1957 г. за СССР было сохранено лишь издание "основ" гражданского законодательства. Начался как будто бы второй, и внешне повторяющий прошлое, цикл развития.

Но возврата к прошлому быть уже не могло. Попытка претворить в жизнь "простенькую" схему "общесоюзной федерации - основы, а республикам - гражданские кодексы и все остальное законодательство" была несовместима с единым народным хозяйством, планируемым и управляемым из одного центра. И хотя в литературе было сразу же высказано мнение, что "отныне только Основы составляют - или, точнее, будут составлять - границы самостоятельной законодательной деятельности союзных республик в области гражданского права" <1>, в 1957 году необходимость детальной и даже исчерпывающей регламентации многих отношений в гражданском законодательстве СССР не могла вызывать сомнений. Очевидно было и то, что, каким бы широким ни было содержание будущих Основ, в них не удастся вместить все союзное гражданское законодательство и значительная его часть неизбежно окажется за их пределами.

--------------------------------

<1> Антимонов Б., Граве К. К разработке Основ гражданского законодательства СССР // Советская юстиция. 1957. N 5. С. 36.

Выход из положения был найден: за фасадом внешне сохраняющегося конституционного принципа разграничения предметов ведения Союза и его республик в области гражданского законодательства определение реального содержания этого принципа было перенесено в обычный (даже не конституционный) союзный закон - в Основы гражданского законодательства <1>. И уже в них этот конституционный принцип был наполнен совсем иным содержанием.

--------------------------------

<1> См.: Ведомости Верховного Совета СССР. 1961. N 50. Ст. 525.

Во-первых, в Основах 1961 г. была впервые законодательно предусмотрена исключительная компетенция СССР в определенной части гражданского законодательства - к его ведению было отнесено гражданское законодательство, специально регулирующее отношения по внешней торговле (ч. 3 ст. 3).

Во-вторых, в тех же Основах была впервые введена, по сути дела, конституционная категория преимущественной компетенции Союза ССР в области гражданского законодательства путем указания на отношения в этой сфере, регулируемые общесоюзным законодательством, с тем, однако, что "по этим отношениям законодательством союзных республик могут разрешаться вопросы, отнесенные к их ведению законодательством Союза ССР" (ч. 2 ст. 3).

Преимущественная компетенция Союза ССР в области гражданского законодательства была определена в ч. 2 ст. 3 Основ весьма широко и притом двумя различными способами. Одни из отношений, которые должны быть регламентированы общесоюзным законодательством, были прямо названы в ст. 3; для выявления же других необходимо было обратиться к нормам, к которым отсылала ст. 3, - к Конституции СССР и другим статьям Основ.

Первую группу составили отношения: а) по поставкам продукции; б) по капитальному строительству; в) по государственным закупкам сельскохозяйственной продукции у колхозов и совхозов; г) организаций железнодорожного, морского, речного, воздушного, трубопроводного транспорта с клиентурой и между собой; д) организаций связи с клиентурой и между собой; е) кредитных учреждений с клиентурой и между собой; ж) по государственному страхованию; з) возникающие в связи с открытиями, изобретениями и рационализаторскими предложениями.

Что касается второй группы отношений, то было очевидно, что Конституция относила к ведению СССР гражданское законодательство о правах иностранцев (п. "ц" ст. 14). Несколько более сложным путем можно было прийти к выводу, что в соответствии с п. "а" ст. 14 Конституции СССР в порядке общесоюзного законодательства могут регулироваться любые имущественные и личные неимущественные отношения в случаях, когда необходимость их регламентации вытекала из заключенных Союзом ССР международных договоров и соглашений. Конституция СССР предоставляла Союзу ССР и ряд других прав.

Еще дальше пошли в этом отношении сами Основы 1961 г. при определении "других отношений, регулирование которых отнесено Основами к ведению СССР". В тексте разных статей Основ содержалось около 30 норм, отсылавших к общесоюзному законодательству или даже к определенным актам этого законодательства (Положениям о поставках, Положению об открытиях, изобретениях и рационализаторских предложениях и др.).

Но все эти положения Основ 1961 г., далеко выйдя за конституционные рамки, предписанные в 1957 году, тем не менее не создавали достаточного оправдания для фактически сложившейся к 60-м гг. весьма широкой компетенции общесоюзной федерации в области гражданского законодательства. В связи с этим уместно привести собственные слова того времени: "Ясно видя достоинства самого метода преимущественной компетенции Союза ССР, нельзя в то же время не замечать и явных недостатков того, как эта компетенция в настоящее время сформулирована в Основах. Главный из них - явная неполнота круга отношений, регулирование которых предоставлено Основами Союзу ССР (здесь и далее выделено мной. - А.М.). Прежде всего обращает на себя внимание то, что среди отношений, предусмотренных в ч. 2 ст. 3 Основ, названы почти исключительно отношения, регулируемые нормами обязательственного права. Между тем... уже в конце 20-х - начале 30-х гг. совершенно оправданно сложилась тенденция к регламентации преимущественно в порядке общесоюзного законодательства правового положения государственных юридических лиц, правового режима основных средств государственных органов и ряда других отношений. Эта тенденция свойственна и текущему гражданскому законодательству, но она не находит опоры в ст. 3 Основ. Кроме того, есть и ряд отношений, регламентируемых нормами обязательственного права, которые, не будучи упомянуты в Основах, тем не менее регулируются в настоящее время в основном или даже полностью общесоюзным законодательством. Мы имеем в виду имущественные отношения между социалистическими организациями, связанные со снабжением электроэнергией, газом и водой, с выполнением научно-исследовательских и конструкторских работ, с капитальным ремонтом основных средств, и некоторые другие.

Таким образом, очевидно, что предусмотренный Основами круг отношений, регулирование которых составляет преимущественную компетенцию Союза ССР, нуждается в настоящее время в уточнении и прежде всего в расширении" <1>.

--------------------------------

<1> Соотношение общесоюзного и республиканского законодательства. С. 210 - 211.

Сделано этого не было, но жизнь пошла своим чередом - отношения, регулировавшиеся общесоюзным законодательством, продолжали им регулироваться, хотя формально и не охватывались преимущественной компетенцией Союза, и круг таких отношений постепенно даже стал расширяться.

III

Резонно задать вопрос: можно ли говорить о непрестанно расширявшейся или даже всеобъемлющей компетенции нашей бывшей общесоюзной федерации в области гражданского законодательства, если на всем протяжении советской истории издание гражданских кодексов составляло исключительную прерогативу союзных республик?

Действительно, даже к 1961 году многие нормы первых советских ГК сохраняли свое значение (прежде всего о гражданах, о сделках, исковой давности, общие положения об обязательствах и договорах и др.), хотя и действовали для важнейших конкретных видов отношений с многочисленными изъятиями, установленными общесоюзным законодательством.

Дело, однако, в другом. О гражданских кодексах союзных республик довоенного времени практически невозможно говорить как о результатах свободного выражения подлинной законотворческой воли представительных органов этих республик.

Еще в 1922 году при принятии ГК РСФСР выступил представитель Украины, который от имени делегации предложил сессии "поручить Президиуму ВЦИК обратиться к правительствам договорных советских республик с дружественным предложением о проведении кодексов, принятых 4-й сессией ВЦИК, также и в их республиках". Предложение было единогласно принято.

По образцу ГК РСФСР 1922 г. лишь с незначительными от него отступлениями были вскоре приняты новые гражданские кодексы в УССР (1923), Армянской ССР (1923), Грузинской ССР (1923). Высшие законодательные органы БССР и Азербайджанской ССР первоначально, в 1923 году, просто ввели на территории своих республик Гражданский кодекс РСФСР. Позднее и в этих республиках были изданы свои ГК: в БССР - в 1927, а в Азербайджанской ССР - в 1923 и затем в 1927 году. ГК Азербайджанской ССР отличался наибольшим своеобразием. В этот Кодекс, изданный в 1923 году, были включены разделы о брачном, семейном и опекунском праве, а в Кодекс 1927 г. - раздел об авторском праве.

В Узбекской ССР и Туркменской ССР также был введен в действие ГК РСФСР. Впоследствии каждая из этих республик внесла в него ряд изменений и дополнений. В Узбекской ССР с 1929 года, а в Туркменской ССР с 1939 года Кодекс стал называться Кодексом данной республики.

После выделения Таджикской ССР из состава Узбекской ССР, а Казахской ССР и Киргизской ССР из состава РСФСР на территории всех трех вновь образованных союзных республик по решению их высших органов власти продолжал действовать ГК РСФСР 1922 г. <1>. На территории Литовской, Латвийской и Эстонской ССР, принятых в Союз ССР в 1940 году, по просьбе правительств этих республик Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 ноября 1940 г. было разрешено временное применение ГК РСФСР <2>.

--------------------------------

<1> См. подробнее: Бахчисарайцев Х.Э. К истории гражданских кодексов советских социалистических республик. М., 1948. С. 20 - 23.

<2> См.: Сборник законов СССР и указов Президиума Верховного Совета СССР (1938 г. - ноябрь 1958 г.). М.: Госюриздат, 1959. С. 31 - 32.

Таким образом, деление предметов ведения между Союзом ССР и союзными республиками в области гражданского законодательства и даже само фактическое существование в этой сфере не только общесоюзного, но и республиканского законодательства не служат доказательствами отсутствия единства содержания законодательства республик. Советское гражданское законодательство и в его "республиканской" части уже в 20 - 50-е гг. XX века было фактически в очень высокой степени унифицированным.

Во время второй кодификации гражданского законодательства (конец 50-х - начало 60-х гг.) процесс унификации ГК республик повторился с еще большей упорядоченностью и жесткостью.

Во-первых, в каждом из новых ГК дословно воспроизводился текст 129 статей Основ гражданского законодательства 1961 г., что уже делало эти кодексы на одну треть абсолютно идентичными. Во-вторых, все союзные республики брали за основу проектов своих ГК проект Гражданского кодекса РСФСР как подготовленный наиболее авторитетными цивилистами страны. В-третьих, в аппарате Президиума Верховного Совета СССР по проекту ГК каждой республики было проведено обстоятельное консультирование с участием ведущих специалистов России. При этом за эталон принимался обсужденный первым проект ГК РСФСР, а кодексы других республик уже примерялись на эту "колодку". Итог известен: принятые союзными республиками в первой половине 60-х гг. гражданские кодексы хотя и имели некоторые отличия друг от друга, но в целом были похожи, как братья-близнецы.

IV

Третий цикл в развитии проблемы соотношения общесоюзного (федерального) гражданского законодательства и законодательства союзных республик в этой области начался на рубеже 80 - 90-х годов и стал одним из заметных проявлений распада Союза ССР как государства.

Все ускорявшийся переход к рыночной экономике сделал остро необходимым создание адекватного ей гражданского законодательства, и эта необходимость естественно вылилась в замену прежних Основ (1961 г.) новыми Основами гражданского законодательства Союза ССР и республик, принятыми Верховным Советом СССР 31 мая 1991 г. <1>.

--------------------------------

<1> См.: Ведомости Верховного Совета СССР. 1991. N 26. Ст. 733.

Нетрудно заметить то многое новое, что было внесено в Основы 1991 г., как и нетрудно проследить их очевидную преемственность прежним Основам 1961 г. - одному из самых удачных кодификационных актов гражданского права советского периода. Но в чем новые Основы уже в одной из первых же статей кардинально расходились с прежними, это в разграничении предметов ведения общесоюзной федерации и республик в области гражданского законодательства. Осуществились самые "смелые" и наивные представления о федеративном государстве авторов Конституции 1924 г.

Под жестким давлением делегаций союзных республик создатели проекта Основ 1991 г. вынуждены были ограничить круг отношений, впредь регулируемых общесоюзным законодательством, весьма коротким и замкнутым перечнем (п. 2 ст. 2). Кроме отношений транспорта (за исключением автомобильного и речного), систем связи и информации и единой энергетической системы с клиентурой, патентного права и коллизионных норм (п. п. 4 - 7 п. 2 ст. 2), в этот перечень регулируемых законодательством СССР отношений вошли только:

"1) общие начала правового положения граждан и юридических лиц и принадлежащего им имущества, выпуска и обращения ценных бумаг, обращения валютных ценностей, взаимоотношений банков с клиентурой и между собой, заключения и исполнения внешнеэкономических сделок;

2) правовое положение общесоюзной государственной собственности и отношения, связанные с ее использованием во внешней торговле и иной внешнеэкономической деятельности;

3) договорные и иные обязательства, связанные с предпринимательской деятельностью, осуществляемой на территории двух или нескольких республик, а также порядок и условия размещения заказов на производство товаров и выполнение работ для общесоюзных нужд".

Если бы к распаду СССР не привели политические причины, то серьезная попытка привести регулирование экономики страны в соответствие с этими "предначертаниями" Основ постепенно привела бы к ликвидации единства отечественного экономического организма и к развалу страны уже по причинам экономического характера. Ведь то, что было установлено в ст. 2 Основ 1991 г., в лучшем случае годилось для слабенькой конфедерации!

Как известно, Основы 1991 г. как общесоюзный закон в действие так никогда и не вступили, а их ст. 2 не действовала даже в России и Казахстане, временно введших этот закон в действие на своих территориях.

V

Стоило ли так долго рассказывать о нашем прошлом, тем более по вопросу, интересному (по крайней мере, на первый взгляд) сравнительно узкому кругу специалистов? Наверное, все-таки стоило. Из прошлого надо извлекать уроки.

Хорошо известно, что Советский Союз, хотя и имел вполне реальные основания для того, чтобы быть подлинной федерацией, в действительности был скорее государством, управляемым из одного центра, а составлявшие его союзные республики были больше похожи на крупные административно-территориальные единицы. Необходимым условием поддержания декорума федеративного устройства было формальное предоставление союзным республикам значительных полномочий в сфере законодательства, в том числе гражданского. Конституции СССР 1924 и 1977 гг. исправно делали это.

Но реальная жизнь развивалась в другом направлении. Чем прочнее становилась экономика страны, тем большее место в гражданском законодательстве занимало общесоюзное, то есть федеральное законодательство. Оно регулировало едва ли не все равноправные имущественные отношения в сфере хозяйственной деятельности. Но и там, где гражданское законодательство было отдано союзным республикам, где оно касалось далеко не только хозяйства, оно было унифицировано в весьма высокой степени.

На всем протяжении существования СССР процесс создания в нем единого гражданского законодательства развивался в одном направлении, и угроза такому развитию возникла только тогда, когда возникла угроза самому существованию Союза ССР как государства.

В России, политические основы существования которой в качестве федерации не столь уж значительны, этот урок прошлого был учтен в полной мере. Провозгласив в статье 8 (ч. 1) в качестве конституционного принципа гарантию "единства экономического пространства страны", свободное перемещение "товаров, услуг и финансовых средств", Конституция России сделала из этого точный юридический вывод при решении одной из самых сложных проблем прошлого. Впервые в истории Российского государства было закреплено на конституционном уровне единство и единообразие всего гражданского законодательства страны (п. "о" ст. 71).

В этом отношении новая Россия продвинулась намного дальше не только прежних советских конституций (из которых наиболее радикальная в этом вопросе Конституция 1936 г. все-таки относила к ведению Союза принятие только гражданского кодекса), но и кодификационных планов Российской империи, ибо авторы проекта российского Гражданского уложения все-таки исходили из того, что после его издания "местные гражданские законы губерний Царства Польского и Прибалтийских должны остаться в силе..." <1>.

--------------------------------

<1> Гражданское уложение. Проект высочайше утвержденной Редакционной комиссии по составлению Гражданского уложения (с объяснениями, извлеченными из трудов Редакционной комиссии) / Под ред. И.М. Тютрюмова. СПб., 1910. Т. I. С. IV.

Опередила Россия в данном случае и многие другие федеративные государства, на столетия раньше нее вступившие на путь рыночной экономики, но давшие возможность своим федеративным образованиям (штатам, землям, провинциям и т.п.) законодательствовать в области гражданского права. Одни из таких государств постепенно свели это право субъектов федерации к не имеющей практического значения остаточной компетенции (Германия), другие были вынуждены унифицировать свое гражданское законодательство с помощью длительного и не всегда эффективного создания федеральных модельных законов, принимаемых затем субъектами федерации не обязательно без изменений (США).

Глубоко лежащие экономические причины исключительного ведения Федерации в сфере гражданского законодательства хорошо видны из закрепления за ней же исключительного права устанавливать "правовые основы единого рынка", определять только федеральными законами и иными нормативными актами "финансовое, валютное, кредитное, таможенное регулирование", осуществлять денежную эмиссию и определять "основы ценовой политики" (п. "ж" ст. 71 Конституции России). Два этих разных по отраслевой правовой принадлежности предмета ведения Федерации - гражданское законодательство (п. "о" ст. 71) и основные по экономическому содержанию подотрасли административного законодательства (п. "ж" ст. 71) - в действительности очень тесно связаны по цели - гарантировать единство экономического пространства страны. С этой точки зрения, как и с точки зрения практического взаимодействия, связь гражданского законодательства с названными подотраслями административного законодательства гораздо теснее, чем, скажем, связь между отраслями законодательства, перечисленными в одном и том же п. "о" ст. 71 Конституции.

Практический же результат, который предполагается достичь отнесением гражданского законодательства к исключительному ведению Российской Федерации, состоит в том, что "конституционные принципы свободы экономической деятельности и свободного перемещения товаров, услуг и финансовых средств предполагают наличие подлежащих гарантий стабильности, предсказуемости и надежности гражданского оборота..." <1>. Вряд ли надо доказывать, что эти гарантии превратились бы в ничто, если бы возможность законодательствовать в сфере гражданского права была бы предоставлена каждому из субъектов Федерации.

--------------------------------

<1> Постановление Конституционного Суда РФ от 21 апреля 2003 г. N 6-П "По делу о проверке конституционности положений пунктов 1 и 2 статьи 167 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан О.М. Мариничевой, А.В. Немировской, З.А. Скляновой, Р.М. Скляновой и В.М. Ширяева" // СЗ РФ. 2003. N 17. Ст. 1657.

VI

В тех главных и многочисленных случаях, когда ведение предметами, названными в п. "о" ст. 71 Конституции России, требует принятия законов, исключительность полномочий Федерации состоит в том, что, "реализуя принадлежащие ему по предметам ведения Российской Федерации полномочия, федеральный законодатель в предусмотренных Конституцией Российской Федерации пределах самостоятельно определяет содержание положения... закона..." <1>. Хотя это принципиальное высказывание Конституционного Суда сделано в связи с уголовным законом, нет причин не относить его в равной мере и к закону гражданскому <2>.

--------------------------------

<1> Постановление Конституционного Суда РФ от 19 марта 2003 г. N 3-П "По делу о проверке конституционности положений Уголовного кодекса Российской Федерации, регламентирующих правовые последствия судимости лица, неоднократности и рецидива преступлений, а также пунктов 1 - 8 Постановления Государственной Думы от 26 мая 2000 года "Об объявлении амнистии в связи с 55-летием Победы в Великой Отечественной войне 1941 - 1945 годов" в связи с запросом Останкинского межмуниципального (районного) суда города Москвы и жалобами ряда граждан" // СЗ РФ. 2003. N 14. Ст. 1302.

<2> В связи с этим, в частности, представляет интерес, как, по мнению Конституционного Суда, должны определяться пределы усмотрения федерального законодателя, правомочного в соответствии с Конституцией РФ (ч. 2 ст. 8, ч. 1 ст. 35, ч. 1 ст. 45, п. п. "в", "д" и "о" ст. 71, ч. 1 ст. 76) регулировать "права собственности, включая объем и границы правомочий по владению, пользованию и распоряжению", а также определение оснований и порядка "приобретения права собственности, его перехода и утраты". Однако содержание данного регулирования, как следует из ст. ст. 1, 2, 15 (ч. 4), 17 (ч. ч. 1 и 2), 18, 19, 34 (ч. 1) и 35 (ч. ч. 2 и 3) Конституции РФ, законодатель не может определять произвольно: отношения собственности в Российской Федерации должны регламентироваться в соответствии с принципами правового государства, на основе юридического равенства и справедливости (см.: Постановление Конституционного Суда РФ от 20 июля 1999 г. N 12-П "По делу о проверке конституционности Федерального закона от 15 апреля 1998 года "О культурных ценностях, перемещенных в Союз ССР в результате Второй мировой войны и находящихся на территории Российской Федерации" // СЗ РФ. 1999. N 30. Ст. 3989). Важно подчеркнуть, что, называя ограничения, которые связывают федерального законодателя при регулировании отношений собственности, Конституционный Суд хотя и перечисляет многочисленные нормы права, но все эти нормы - только положения российской Конституции, стоящей в иерархии нормативных актов над всеми ординарными федеральными законами.

Более того, соответствующий принцип должен быть проведен в жизнь и в отношении подзаконных гражданско-правовых актов федеральных органов либо содержащихся в их подзаконных актах гражданско-правовых норм. Разница лишь в том, что издающий подзаконный нормативный акт орган должен при этом действовать не только в пределах Конституции России, но и в соответствии с другими федеральными законами. Напротив, законодательство субъектов Федерации не может служить при издании таких актов ограничительным фактором, если только из федерального закона не вытекает иное.

Разумеется, исключительное ведение Российской Федерации в сфере гражданского законодательства исключает для субъектов Федерации возможность издавать в области гражданского права не только свои законы, но и свои иные нормативно-правовые акты. Этот очевидный, на наш взгляд, вывод следует не только из существа исключительности компетенции Федерации в сфере гражданского законодательства, но и из прямых указаний федерального закона (п. п. 3 - 7 ст. 3 ГК) относительно того, что положения этого законодательства могут развиваться и конкретизироваться лишь подзаконными правовыми актами федерального уровня.

Представляется неверным и в определенной мере даже опасным мнение о том, что "поскольку Конституция Российской Федерации (статья 71, пункт "о") к предмету ведения Российской Федерации относит гражданское законодательство, именно законодательство, а не все нормативно-правовые акты в сфере гражданского права, и поскольку при этом федеральный законодатель допускает, что по своей природе гражданско-правовые отношения могут регулироваться не только посредством закона, но и с помощью подзаконных нормативно-правовых актов, то отсюда следует, что в данной сфере нормативно-правового регулирования субъекты Российской Федерации также могут принимать соответствующие нормативные правовые акты" <1>. Опасность различного, противоречивого, отвечающего лишь местным интересам законодательного регулирования отношений гражданского права, на предотвращение которой направлен запрет субъектам Федерации законодательствовать в этой области, возросла бы многократно, если бы за ними было признано право регулировать эти же самые отношения своими подзаконными нормативными актами.

--------------------------------

<1> См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 4 марта 1997 г. N 4-П "По делу о проверке конституционности статьи 3 Федерального закона от 18 июля 1995 года "О рекламе" (Особое мнение одного из судей Конституционного Суда) // СЗ РФ. 1997. N 11. Ст. 1372.

VII

Среди многочисленных теоретических и практических проблем, рождаемых важнейшим для федеративного государства институтом разграничения компетенции по правовому регулированию общественных отношений между самой федерацией и ее субъектами, наиболее сложной остается проблема конкуренции отраслевой и предметной законодательной компетенции.

При ее решении надо, на наш взгляд, исходить из того бесспорного факта, что в числе предметов ведения, распределяемых конституциями (и наша Конституция в этом отношении не исключение) между федерацией и ее субъектами, имеются, с одной стороны, отрасли законодательства, представляющие собой выражение в форме закона основного содержания соответствующих отраслей права (так называемых самостоятельных отраслей права), а с другой - отношения, определяемые лишь их содержанием, только их привязкой к определенному предмету регулирования, будь то определенный вид деятельности, определенный вид имущества, статус определенных субъектов и т.д.

Как совершенно справедливо отмечал превосходный отечественный цивилист В.А. Рахмилович, "...в основание обособления и выделения гражданского права и гражданского законодательства в самостоятельную отрасль системы права и соответственно законодательства положен метод регулирования общественных отношений..." <1>. Содержательное же существо этих отношений определяется в общей форме, не исчерпывающим образом ("имущественные и связанные с ними личные неимущественные отношения"), и поэтому служить ограничительным признаком гражданского законодательства само по себе не может.

--------------------------------

<1> Соотношение законодательства Российской Федерации и законодательства субъектов Российской Федерации. М., 2003. С. 293.

Напротив, когда в числе предметов ведения Федерации или ее субъектов в Конституции России называются "расцепляющиеся материалы" или "деятельность в космосе" (п. "и" ст. 71) либо "общие вопросы воспитания" (п. "е" ст. 72) и т.п., то очевидно, что не имеются в виду общественные отношения, для регулирования которых используется свой особый метод регулирования. Между тем очевидно другое: для регулирования таких отношений могут в принципе использоваться разные методы правового регулирования и, следовательно, разные самостоятельные отрасли законодательства.

В тех случаях, когда предмет ведения, определяемый через отношения определенной отрасли права, и предмет ведения, определяемый только содержанием регулируемых отношений, оказываются по разные стороны линии, разграничивающей компетенцию федерации и ее субъектов, тогда и возникает проблема конкуренции отраслевой и предметной законодательной компетенции.

Безоговорочный приоритет в подобных ситуациях отраслевой законодательной компетенции не должен вызывать сомнений. Попытка противоположного решения проблемы применительно, например, к уголовному или процессуальным отраслям права сразу же делает очевидной абсурдность такого решения.

Положение не меняется тогда, когда Конституция России в качестве предметов ведения указывает на так называемые комплексные отрасли законодательства - жилищное, земельное, лесное, водное и др. (п. "к" ст. 72). В действительности в этих случаях речь идет о комплексах норм права, объединяемых только содержанием регулируемых этими нормами отношений, но не особыми методами их регулирования. В актах, объединяющих такие нормы в отчетливо выраженные комплексы (особенно в соответствующих кодексах), ясно видны и могут быть выделены нормы главным образом административного, гражданского, реже - процессуального, трудового законодательства. Названные в статье 72 Конституции России комплексные отрасли законодательства не исчерпывают их число. Именно комплексность разноотраслевых норм позволяет образовывать и другие отрасли законодательства, в том числе и по предметам ведения, названным в Конституции, - космическое, ядерное, информационное и т.п. Имеются (и давно) и комплексные отрасли законодательства, значительно более определенные по содержанию и устойчивые в развитии, чем названные в ст. 72 российской Конституции, - такие как морское, воздушное и некоторые другие.

Предлагаемый вывод о приоритете отраслевой компетенции над предметной, в том числе и тогда, когда предмет ведения представляет собой комплекс правовых норм, основывается и на практике Конституционного Суда РФ, каждый раз определяющего отраслевую принадлежность норм, входящих в состав такого комплекса <1>. Но как только из комплекса правовых норм (комплексной отрасли законодательства, комплексного нормативного акта) вычленяются составляющие комплекс разноотраслевые правовые нормы, решение вопроса о предмете ведения возможно только такое, какое установлено в Конституции России для соответствующих самостоятельных отраслей законодательства.

--------------------------------

<1> См., например: Постановление Конституционного Суда РФ от 4 марта 1997 г. N 4-П "По делу о конституционности статьи 3 Федерального закона от 18 июля 1995 года "О рекламе"; Определение Конституционного Суда РФ от 6 июля 2000 г. "Об отказе в принятии к рассмотрению запроса Волгоградской областной Думы о проверке конституционности пункта 1 и абзаца второго пункта 3 Указа Президента Российской Федерации от 24 декабря 1993 года N 2287 "О приведении земельного законодательства Российской Федерации в соответствие с Конституцией Российской Федерации" (документ опубликован не был); Определение Конституционного Суда РФ от 4 октября 2001 г. N 248-О "Об отказе в принятии к рассмотрению запроса Сахалинского областного суда о проверке конституционности пункта 1 статьи 4 Федерального закона "Об актах гражданского состояния" // ВКС РФ. 2002. N 3.

Создание Гражданского кодекса России: