!Учебный год 2024 / Лейст О

связана ни с преступлением, ни с наказанием. И наоборот, на вопрос: какой кодекс обязательно регулирует важные отношения каждого нормального жителя страны - с трудом (и то не всегда) назывался Кодекс о браке и семье.

Представление о принудительности как главном содержании права в период массовых репрессий насаждалось А. Вышинским*(118). Это представление получило широкое распространение в советской литературе. Ряд авторов утверждали, что само право носит общепринудительный характер: "Принуждение в праве в широком смысле находит свое проявление в том, что государство властно решает те или иные вопросы независимо от воли отдельного индивидуума, которая может и не совпадать с государственной волей, содержащейся в правовых нормах"*(119). Из такого же представления исходили авторы, утверждавшие, что даже наделение граждан какими-либо правами ограничивает их свободу "хотя бы уже потому, что закрепляются именно такие, а не иные права".

Представление о "принудительности" распространялось также на правовые нормы, определявшие порядок, форму совершения действий, порождающих юридический результат, хотя бы совершение этих действий и достижение юридического результата не были обязательными (заключение ряда договоров в письменной форме, предъявление исков в пределах срока исковой давности, оформление брака в органах загса, соблюдение срока подачи кассационной жалобы, необходимость сдачи экзаменов для получения водительских прав и т.п.).

Достаточно известно, что во всех государствах право всегда устанавливало порядок, форму совершения некоторых действий, влекущих юридические последствия. Несоблюдение этого порядка, формы или неполнота состава юридических фактов не порождали правового результата, но не являлись правонарушением. В случае спора по таким делам в суде или других государственных органах выносились решения об отказе в иске, об отказе принять заявление к рассмотрению и т.п.

Вдореволюционной литературе такой отказ назывался "санкция ничтожности"

ине причислялся к мерам принуждения. В советской литературе, где правовые нормы часто трактовались как "веления государства", содержание каждой из них считалось обязательным к исполнению, хотя бы речь шла об оформлении действий, которые лицо вправе совершать или не совершать по своему усмотрению. Поэтому понятие и содержание "санкции ничтожности" связывались с преувеличенным представлением о роли государственного принуждения в правовом регулировании. Указанные правом способы надлежащего оформления каких-либо действий иногда называли принуждением: "Когда субъект не может достичь желаемого результата иным способом, кроме указанного, принуждение налицо". "...Лицо, рассчитывающее получить пенсию, вынуждено сообразовывать свое поведение с закрепленными в норме права юридическими фактами, и прежде всего учитывать необходимость накопления соответствующего трудового стажа". При таком подходе право выглядело как сила, вынуждающая граждан чуть ли не на каждом шагу сообразовывать свои действия с их юридическим результатом под угрозой государственного принуждения.

Преувеличение социальной роли уголовной ответственности и принуждения было связано не только с бытовавшими политико-идеологическими установками, но

51

и с особенностями образа жизни советского общества и государственной экономики. В прежнем обществе, где все было огосударствлено, главное значение придавалось штрафной, карательной ответственности.

Часть теоретиков утверждали, что ответственность состоит лишь в применении штрафных, карательных санкций. В чем-то здесь сказались и обыденное правосознание, сводящее право в целом к уголовному праву, и недооценка роли санкций, направленных на реальное восстановление нарушенных прав. Поскольку все, даже сфера обслуживания, огосударствлялось, нередки были ситуации, когда гражданин, чьи права нарушены противоправными действиями работников государственных организаций и предприятий, получал не возмещение вреда и убытков, а сообщение о том, что на виновных наложены дисциплинарные взыскания. Еще хуже дело обстояло с ответственностью хозорганов, когда взыскание санкций за нарушение поставок и договоров хотя и считалось юридически обязательным, но производилось в пределах 10-15%, а на полученные суммы штрафов и неустоек вообще невозможно было приобрести продукцию взамен недопоставленной или некачественной.

Развитие предпринимательства и товарно-денежных отношений в нашей стране, перспективы становления гражданского общества и правового государства выводят на первый план те отрасли права, которые регулируют защиту и восстановление нарушенных прав граждан и других субъектов права, применение правовосстановительных, а не только карательных санкций. Не случайно именно в этой сфере обнаружились существенные недостатки и пробелы, мешающие оперативно рассматривать и решать возникающие споры, исполнять принятые решения, устранять противоправные состояния, восстанавливать нарушенные права. Иными словами - применение государственного принуждения еще не в полной мере соответствует природе и содержанию тех общественных отношений, которые оно призвано охранять и при нарушении по возможности восстанавливать.

Санкции, определяющие меры государственного принуждения за нарушения норм права, - необходимый компонент любой правовой системы, но им не принадлежит в этой системе ведущая роль, поскольку угроза принуждения и ее применение не исчерпывают содержания права. Главным в праве являются предупреждение и пресечение конфликтов, упорядочение решения споров, восстановление нарушенных прав, стабилизация с помощью юридических средств отношений, свойственных данному обществу, его социальному и политическому строю.

3. Системность

Важным качеством права является системность, т.е. такая связь правовых норм, при которой одни нормы определяют условия осуществления других правовых норм, нарушение которых, в свою очередь, должно влечь применение норм, определяющих соответствующие меры принуждения*(120).

Системность присуща уже архаическим, неразвитым правовым системам, поскольку нормы, устанавливавшие правовые статусы субъектов права,

52

учитывались при применении норм о договорах, о правонарушениях и наказаниях, а содержание норм материального права предопределяло процессуальные нормы и формы их осуществления и т.д. В архаичных правовых системах складывалось деление права на отрасли (уголовное, семейное, процессуальное, право, регулирующее отношения собственности, и др.).

Системность права возрастает по мере усложнения и дифференциации общественных отношений и расширения сферы их правового регулирования. Особенно заметна и значима она после становления развитого законодательства в гражданском обществе.

С системностью права связана специализация правовых норм. Ряд отраслей права определяет санкции и порядок их применения (уголовное и уголовноисполнительное право, уголовный и гражданский процесс), в пределах самих отраслей права в особые институты выделены нормы, предусматривающие санкции за правонарушения (институты имущественной ответственности в гражданском праве, материальной и дисциплинарной ответственности в трудовом праве и др.). В результате целый комплекс норм нередко охраняется от нарушений общей санкцией, неразрывно связанной с каждой из норм, составляющих комплекс.

Вместе с тем общий для ряда норм права характер имеют некоторые положения об условиях их применения (определения субъектов права, их правовых статусов, правила действия правовых норм во времени, в пространстве, по кругу лиц, определения видов собственности, правового режима различных видов имущества и др.). Эти общие для ряда норм положения также входят в каждую из них, что обнаруживается при логико-систематическом толковании текстов нормативно-правовых актов.

Наряду с конкретными запретами и моделями правоотношений в праве складывались нормативные обобщения, предусматривающие общие условия реализации правовых норм и входящие в их содержание. К нормативным обобщениям относятся обозначения общих условий действительности правовых норм, их действия во времени, в пространстве и по кругу лиц, определения правовых статусов различных субъектов права, их общие права, свободы и обязанности, закрепление видов собственности, правового режима различных имуществ, процедурного порядка оформления действий, имеющих юридическое значение, процессуального порядка рассмотрения и решения споров или применения наказаний, видов доказательств и их оценку и др.

Нормативные обобщения обусловливают действия правовой системы в целом. Каждая из правовых норм действует и реализуется с учетом этих нормативных обобщений, которые, в свою очередь, практически теряют силу, если не воплощаются в достаточно конкретных правовых предписаниях.

Теоретическим выражением системных связей юридически значимых элементов правовой системы является "логическая структура правовой нормы", согласно которой правовая норма состоит из трех элементов (т.е. составных частей) - гипотезы, диспозиции и санкции.

Гипотеза определяет круг лиц, которым адресована правовая норма, а также обстоятельства (юридические факты), при наступлении которых она реализуется*(121). Диспозиция содержит само правило поведения, выраженное как

53

запрет или как определение обязанностей и прав сторон правоотношения. Санкция - указание на меры государственного принуждения за нарушение диспозиции.

Структура правовой нормы существует объективно как неразрывная связь правила поведения (диспозиция) с условиями и пределами его применения (гипотеза) и способом охраны от нарушений (санкция).

В структуре правовой нормы выражены специфические качества права, отличающие его от других социальных регуляторов. Гипотеза обозначает возможные, типичные и в случае спора доказуемые обстоятельства, при которых реализуется норма; гипотеза и диспозиция адресованы разуму и воле участников общественных отношений и рассчитаны на ситуации, когда возможен выбор различных вариантов поведения, и определяют (в диспозиции) тот вариант, который соответствует содержащейся в праве государственной воле. Наконец, санкция должна выражать способность государства принуждать к соблюдению нормы, пресекать ее нарушения, восстанавливать нарушенное право. Если гипотеза обозначает пределы (объем) действия и применения нормы, а диспозиция - способ ее регулирующего воздействия на поведение людей и общественные отношения, то в санкции выражен способ охраны правовой нормы от нарушений*(122).

Исходя из понятия системности права, взаимосвязи правовых норм, образующих единую систему, представляется спорным общераспространенное представление о гипотезе, диспозиции, санкции как о "составных частях", "элементах" правовой нормы. Такое представление противоречит правилам логики, ибо правило поведения (норма) не может изображаться как сумма правила поведения (диспозиция), условий его применения (гипотеза), последствий его нарушения (санкция). Норма права тождественна диспозиции. Что касается гипотезы и санкции, то это не составные части нормы (т.е. диспозиции), а ее атрибуты. Из такого понимания нормы права исходит, по сути дела, подавляющее большинство теоретиков при определении отраслевой принадлежности нормы, ее места в системе права (ведь только диспозиция принимается при этом в расчет; что касается санкции, то она нередко определяется нормой, относящейся к другой, чем диспозиция, отрасли права). Без гипотезы норма не может применяться, без санкции она не будет правовой. И гипотезы, и санкции, рассматриваемые в определенном аспекте, сводятся к диспозициям*(123) (правилам поведения), возлагающим конкретные юридические обязанности на государственные органы и должностных лиц (например, обязанность придавать юридическое значение только тем обстоятельствам, которые предусмотрены правом, обязанность применить к правонарушителю ту меру принуждения, которая соответствует праву)*(124). Именно этим обусловлены чисто теоретические споры о том, кому (всем или только суду) адресованы нормы-запреты (см. выше). Такие же неясности иногда возникают при толковании управомочивающих норм. Например, в одном из определений Конституционного Суда Российской Федерации говорится, что ст. 4 Закона Российской Федерации "О государственных пенсиях в Российской Федерации", устанавливающая право на пенсию для иностранных лиц и лиц без гражданства, проживающих в Российской Федерации, "адресована исключительно иностранным гражданам и лицам без гражданства, регламентирует их права в сфере пенсионного обеспечения"*(125). Столь же верно было бы суждение, что названная статья

54

адресована органам, управомоченным назначать пенсии.

Структура правовой нормы основывается на взаимосвязи, системности правовых норм. Правовые нормы неразрывно связаны между собой, в определенных аспектах выступают как правила, содержащие условия применения других норм, в иных аспектах - как санкции, применяемые в случае правонарушений. Санкция одной нормы становится диспозицией при нарушении охраняемой нормы и применении мер принуждения к правонарушителю; гипотезы тоже в определенном аспекте становятся диспозициями, указывающими, каким именно обстоятельствам следует придавать юридическое значение*(126).

Логическая структура правовой нормы имеет большое значение для совершенствования практики применения норм права. Системность права, неразрывная связь и согласованность правовых норм, "элементы" которых содержатся в разных источниках и в различных нормативных актах (или статьях, разделах закона), требуют при решении любого юридического дела тщательно изучить все те нормативно-правовые предписания*(127), которые связаны с применяемым правоположением. Громадным достоинством трехэлементной схемы как раз и является то, что эта схема побуждает практических работников к тщательному и всестороннему анализу нормативного материала во всем его объеме, к сопоставлению неразрывно связанных между собой статей нормативных актов, к выделению и сопоставлению "элементов", образующих одно правоположение, к определению условий применения правовой нормы, ее содержания, последствий ее нарушения.

4.Формальная определенность

Снормативностью права связана его формальная определенность, т.е. точное обозначение обстоятельств, порождающих правовые последствия, обозначение этих последствий, качеств, присущих участникам правоотношений, и др. Эта определенность необходима для отграничения неправомерного от правомерного, юридически значимого от юридически безразличного, для обозначения содержания прав и обязанностей участников правоотношения, а также мер принуждения, применяемых для охраны права.

Право может успешно функционировать лишь при условии бесспорности, недвусмысленности, а также доказуемости условий возникновения прав и обязанностей (возникло правоотношение или не возникло?), точности определения содержания правоотношения (что именно необходимо делать или не делать для выполнения обязанности? каковы гарантированные возможности поведения управомоченного?), ясности запретов (чего нельзя делать?) и санкций за их нарушение.

Формальная определенность правовых норм имеет разновидности. Абсолютная определенность свойственна императивным нормам (если - то); относительная определенность (от - до, или - или) присуща диспозитивным нормам права, требующим или допускающим при их реализации "усмотрение" правоприменительных органов или участников правоотношения (при наличии

55

достаточных оснований, если стороны не договорились иначе, при наличии уважительных причин и т.п.). И абсолютная, и относительная определенность правовых норм в равной мере связана с доказуемостью предусмотренных ими обстоятельств, порождающих правовые последствия.

Термин "формальная определенность" вызывал возражения по тем основаниям, что формальная определенность свойственна законодательству, но не другим формам права. К тому же формальная определенность (достоинство законодательства) порой ассоциируется с формализмом как соблюдением внешней формы в ущерб существу дела. А потому предлагалось для обозначения этого понятия использовать термин "юридическая определенность"*(128). Данное предложение осуществить не удалось. Изменения устоявшихся терминов вообще редко удавались; кроме того, суждение: "праву свойственна юридическая определенность" неудачно из-за тавтологичности. Еще важнее то исключительное значение, которое для решения юридических дел имеют и точность правовых формулировок, и формы совершения сделок, договоров, действий, порождающих юридические последствия.

Заметим, что формальная определенность (должна быть) свойственна не только праву, но и корпоративным нормам. В работе ряда современных акционерных и иных обществ нередки трудности и перебои из-за нескончаемых споров о формальной правильности тех или иных решений, принятых собранием или правлением общества: был ли кворум, соблюдены ли сроки созыва собрания и т.п. Для упорядочения деятельности таких обществ нет иного способа, как детально определить в уставных документах точные сроки (периодичность) общих собраний, порядок оповещения (почтой, по телефону и др.), правомочный кворум (2/3, 3/4 членов общества или их представителей), процедуру принятия решений, голосования, выбора членов правления и т.д.

Возражения против термина "формальная определенность" связаны с тем, что в недавнем прошлом некоторые ученые-юристы, сводившие право к текстам законов, отождествляли формальную определенность с обязательностью и даже принудительностью права. Взгляд на тексты закона как на "приказ государства" вел к выводу, что даже и закрепление законом прав граждан является велением, ограничивающим их свободу, "хотя бы уже потому, что закрепляются именно такие, а не иные права, что именно этими, а не иными правами разрешается пользоваться. Кроме того, указываются возможности и характер пользования правами"*(129).

Новое законодательство Российской Федерации отказалось от бытовавшего взгляда на права человека как на "дарования государства"*(130), строго лимитированные властью*(131).

Вместе с тем становление гражданского общества и развитие правового государства по-новому, остро ставят вопрос о качествах законов и иных нормативноправовых актов, являющихся в нашей стране основным источником (формой) права.

Альтернативой (или дополнением к) термину "формальная определенность" могло бы стать понятие "формально-логическая определенность", поскольку нормативно-правовые предписания обычно обозначают юридически значимые жизненные обстоятельства в связи с их правовой оценкой. Для решения юридической ситуации важно не только установить (и доказать), что именно

56

произошло, но и выявить правовые последствия этого ("если - то").

Иными словами, под формально-логической определенностью правовых норм (и выражающих их нормативно-правовых предписаний) понимается не только ясность (определенность, бесспорность) выражения юридических оценок, но и связь между ними ("перечисленные обстоятельства имеют юридическое значение, и их правовые последствия заключаются в следующем...").

Проблемы формальной определенности права остро и постоянно возникают в процессе становления, развития и реализации права Российской Федерации.

Необходимость формальной определенности правовых норм, содержащихся в кодексах и законах, неоднократно подчеркивалась Конституционным Судом Российской Федерации. "Формальная определенность налоговых норм, - говорится в одном из недавно принятых постановлений, - предполагает их достаточную точность, чем обеспечиваются их правильное понимание и применение. Расплывчатость налоговой нормы может привести к не согласующемуся с конституционным принципом правового государства произвольному и дискриминационному ее применению государственными органами и должностными лицами в их отношениях с налогоплательщиками и тем самым - к нарушению конституционного принципа юридического равенства и вытекающего из него требования равенства налогообложения, закрепленного пунктом 1 статьи 3 Налогового кодекса Российской Федерации, а потому предусмотренный в дефектных - с точки зрения требований юридической техники - нормах налог не может считаться законно установленным"*(132).

Под формальной определенностью правовых норм в решениях Конституционного Суда Российской Федерации понимаются четкость и понятность правовых норм, их определенность, ясность, недвусмысленность, конкретность содержания, достаточное разграничение составов правонарушений, влекущих ответственность, выделение в диспозициях норм существенных признаков конкретных правонарушений, дающих возможность дифференцировать и однозначно истолковывать составы этих правонарушений на практике.

Критерий определенности правовой нормы Конституционный Суд Российской Федерации сформулировал как конституционное требование к законодателю: "Общеправовой критерий определенности, ясности, недвусмысленности правовой нормы вытекает из конституционного принципа равенства всех перед законом и судом (статья 19, часть 1 Конституции Российской Федерации), поскольку такое равенство может быть обеспечено лишь при условии единообразного понимания и толкования нормы всеми правоприменителями. Неопределенность ее содержания, напротив, допускает возможность неограниченного усмотрения в процессе правоприменения и неизбежно ведет к произволу, а значит - к нарушению принципов равенства и верховенства закона"*(133).

В связи с формально-логической определенностью правовых норм всегда существовала проблема соотношения их абстрактности и степени конкретизированности. Чрезмерная абстрактность формулировок правовых предписаний делает неясной, не вполне определенной сферу их применения или способ реализации; конкретизация предписания до уровня регулирования отдельного, единичного отношения превращает норму в приказ, команду,

57

распоряжение, исчерпываемое исполнением.

Рене Давид справедливо замечал, что важная проблема законодательства в странах, где оно является основной формой (источником) права, состоит в таком формулировании правовых норм, которое не страдает ни излишней казуистикой, ни слишком общими формулами, непонятными без специального толкования. "Правовая норма романо-германской правовой семьи, - пишет Рене Давид, - является чем-то средним между решением спора - конкретным применением нормы - и общими принципами права. Искусство юриста в странах романо-германской правовой системы состоит в умении найти норму и сформулировать ее с учетом указанного равновесия. Нормы права не должны быть слишком общими, так как в этом случае они перестают быть достаточно надежным руководством для практики; но в то же время нормы должны быть настолько обобщенными, чтобы регулировать определенный тип отношений, а не применяться, подобно судебному решению, лишь к конкретной ситуации. Добавим, что это равновесие вовсе не обязательно должно быть одинаковым во всех отраслях права: большая конкретизация желательна в таких отраслях, как уголовное или налоговое право, где стремятся максимально сократить произвол администрации"*(134).

Проблема абстрактного и конкретного нередко возникает при осуществлении конституционных норм.

Вдействующей Конституции Российской Федерации содержатся положения, для реализации которых требуется принятие дополнительных законов. Таково, в частности, право гражданина на замену военной службы альтернативной гражданской службой в случаях, предусмотренных ч. 3 ст. 59 Конституции. До тех пор, пока соответствующий федеральный закон, предусмотренный той же статьей, не принят, названное право осуществить невозможно; поэтому Конституция в данном случае имеет прямое действие лишь по отношению к органам законодательной власти, которым надлежит принять соответствующий закон, а также к органам правосудия, оправдывавшим тех, кто отказывается от военной службы по основаниям, указанным в ст. 59 Конституции.

Вюридической литературе давно и неоднократно отмечалась неосуществимость ряда конституционных положений без принятия нормативных актов, детализирующих эти положения до той степени абстрактности, которая способна воплотиться в конкретных правоотношениях*(135). Однако правоведение, насколько известно, еще не пыталось определить, что собой представляют с позиций теории права конституционные положения, которые, по замыслу законодателя, направлены на правовое регулирование, но не могут быть реализованы в правовой системе, так как они еще не получили в текущем законодательстве развития и конкретизации, необходимой для их практического воплощения в общественных отношениях и правопорядке. Бытующие наименования их "нормами-принципами", "в известном или определенном смысле специфическими нормами особого рода" лишь подтверждают, что правовые нормы в соответствующих текстах законов еще не воплощены.

Втеоретическом плане эта проблема усложняется тем, что в последние годы

вучебной и научной литературе распространилось противопоставление права и закона, основанное на предположении, что право (мера свободы) всегда хорошо и

58

справедливо, а закон (текст нормативного акта) нередко бывает несправедливым и плохим. Однако многолетняя неосуществимость ч. 3 ст. 59 Конституции Российской Федерации являет яркий пример прямо противоположного соотношения, когда не только хорошему и справедливому закону не соответствует осуществимое право, но

ив общественной жизни из-за этого возникают правовые конфликты и аномалии. Получилось так, что текст закона, призванного выразить право, снимающее социальное напряжение (проблема военной службы лиц, убеждения которых противоречат такой службе, остра в любом обществе), содержит лишь обещание создать такое право и потому не снимает, а, наоборот, усиливает социальную напряженность, порождая трудности в работе военкоматов, жалобы и протесты призывников и их родителей, усложняя деятельность прокуратуры и органов правосудия.

Разумеется, лучше всего было бы, если бы каждый закон с самого начала был законом прямого действия, состоял из правовых предписаний, не требующих развития и конкретизации в других нормативно-правовых актах. Тогда перед правоведением практически могла бы и не возникнуть проблема различий и противоречий между нашими правом и законом. Такие различия, однако, объективны и проявляются в ряде противоречий, недостаточное внимание к которым может существенно препятствовать претворению закона в жизнь.

Кним относится прежде всего противоречие между абстрактностью отдельных предписаний закона, лаконично определяющего основные принципы правового регулирования определенной сферы общественной жизни, и конкретностью этой сферы, многообразием и индивидуальной неповторимостью составляющих ее жизненных ситуаций и отношений. Данное противоречие нередко требует такой конкретизации общих положений закона в подзаконном нормотворчестве, которая, не сужая сферу действия закона и вполне соответствуя его принципам, содержала бы формально-определенные нормы, отражающие типические черты соответствующих ситуаций и отношений и устанавливающие (в общей форме) достаточно конкретные способы их регулирования юридическими средствами в полном соответствии с целями закона. Нерешенность этого противоречия делает закон практически неосуществимым (при чрезмерной абстрактности содержащихся в нем положений), либо ограничивает сферу его действия (при чересчур детальном, дробном регулировании соответствующих отношений подзаконными актами), либо может даже вести к искажению целей и смысла закона (при подмене закона лавиной ведомственных инструкций, противоречащих замыслу законодателя).

В современной учебной и научной литературе часто порицаются и высмеиваются "казуистические нормы" права Древнего мира и Средних веков.

"Казуистическими" называют нормы, условия применения которых и содержание возникающих правоотношений понятийно определялись не в общей форме ("кража"), а применительно к разным случаям - отдельно "кража поросенка", "кража свиньи", "кража жеребенка", "кража ночью", "кража днем", "кража со взломом"

ит.д. Эти нормы исторически создавались в результате решения судами конкретных дел ("казусов") и имели силу прецедента.

В современной литературе существование таких норм объясняется

59

отсталостью, недостатком юридического мышления (а то и неспособностью к абстрактному мышлению) в эпоху Древнего мира и Средних веков. Соответственно, казуистическим нормам старых времен противопоставляются общие, абстрактные формулировки современного законодательства. "Абстрактная гипотеза, - говорится в учебнике, - определяет условия применения нормы общими, родовыми признаками, казуистическая - частными, специальными. Будучи исторически первичной, казуистическая гипотеза в настоящее время практически исчезла из нормотворчества. Ее недостатки очевидны: ее употребление ведет к чрезмерному увеличению числа норм и одновременно не дает возможности добиться полноты юридических определений. Сколько бы ни предусматривалось отдельных случаев, всегда найдется еще один, казуистической гипотезой не предусмотренный. Абстрактная же форма охватывает все возможные случаи, не называя конкретно ни одного из них"*(136).

Внешнюю убедительность таким рассуждениям придают ссылки на средневековые нормы о краже отдельно - поросенка, отдельно - винограда, отдельно - жеребца. Редко упоминается, что эти нормы были нормамипрецедентами, складывавшимися от случая к случаю в судебной практике Древнего мира и Средних веков.

Не говорится и о том, что усилия судей и правоведов тех времен были направлены на конкретизацию запретов и дифференциацию наказаний за разные виды преступлений и других правонарушений. Такая конкретизация всегда чрезвычайно важна для развития права.

Давно признано, что запреты должны быть описаны максимально точно как составы правонарушений, а наказания определены в соответствии со степенью общественной вредности или опасности последних. Именно поэтому в "Салической правде", откуда обычно берутся смешные примеры "казуистических норм", определяются разные наказания за, примерно, 25 видов убийств: убийства свободного франка, свободной женщины, ребенка, священника, графа, римлянина (или королевского сотрапезника, или землевладельца, или обязанного платить подати), убийство раба, человекоубийство скопищем, убийство в походе и т.д. Усилия средневековых юристов, формулировавших эти казуистические нормы, были направлены на учет объективной стороны преступлений (скопищем, в походе), на повышенную охрану жизни женщин, детей, представителей привилегированных сословий и др.*(137)

Процитированные выше рекомендации современных юристов повышать абстрактность гипотез правовых норм способны оказать законодателю дурную услугу.

Изучение истории права и законодательства не подтверждает нередко провозглашаемой закономерности развития правовых понятий и норм от конкретных к абстрактным, от казуистических к общим. Напротив. Зачастую происходит противоположный процесс. Если "Салическая правда" различала примерно 25 видов убийств, влекущих разные наказания, то в современном Уголовном кодексе Российской Федерации определены различные наказания за более чем 40 видов убийств и других деяний, повлекших смерть людей (с учетом квалифицирующих обстоятельств, входящих в состав преступления, обозначенных в статьях, частях

60