274_p2090_D19_10481

Социокультурная солидарность

тическую реализацию – в новых нормах, шаблонах и правилах поведения. На сегодняшний день мы можем констатировать, что на уровне общественного сознания происходит серьезная трансформация социального поведения. Восприятие процессов социальной солидарности через «сплоченность», «солидарность» и «единство» – яркое тому свидетельство.

Трансформация социально-культурных и экономико-полити- ческих условий современной России ведет к изменению не только реального поведения, но и представлений людей о том, как следует себя вести в меняющихся условиях. В процессе коренных социальных изменений, разрушения старых и становления новых структур, формирования новых социальных связей становятся менее выраженными «границы» между группами, проявляется динамика групповой позиции личности. Структурированное общество или его отдельные социальные группы формируют новые социальные образования, и тем самым изменяются социальные представления.

Таким образом, используемые нами методы анализа гендерной специфики социальных представлений позволяют проследить динамику социально-культурных трансформаций, отразившуюся на различном восприятии мужчинами и женщинами происходящих перемен. Выявление причин и ключевых векторов дальнейшего развития социальных представлений и как конечного результата – социального развития в целом, позволит более детально анализировать направления развития России.

2.3.Свобода в социокультурном пространстве

Освободе человечество говорит не одну тысячу лет. Свобода может быть в мыслях и в пространстве (перемещениях, действиях и поступках). В этом весь парадокс и состоит, что в обществе свобода не может существовать по определению. Общество – это всегда правила (легитимные или традиционные), а правила – это рамки и ограничения. Поэтому, говоря о свободе, стоит говорить о переходе от одних правил к другим. Новые условия дают больше представлений о том, что люди обладают большими правами. Свобода всегда ограничивается рамками государства, соци-

161

О. А. Полюшкевич

альных институтов, семьи и т. д. Для настоящей свободы необходимо быть вне общества. Чем больше у нас прав и обязанностей, тем больше рамок, определяющих их (чем более демократично общество – тем больше прописано на бумаге прав и свобод). Например, в странах континентальной Африки прописанных юридически законов практически нет (или существуют в номинальном виде), а население живет по правилам предков, и зачастую их нормы более «демократичны», чем в так называемых «цивилизованных странах». В них действует логика выживания вида1, нет ничего противоречащего этому принципу, в отличие от стран Запада, где «политика», зачастую, ничего общего не имеет ни с «жизненной необходимостью», ни с «выживанием народа», а является лишь игрой заинтересованных элит.

Принято противопоставлять тоталитарные и демократические общества, обвиняя первые в отсутствии свободы, а вторые – в ее культивировании. Но если присмотреться, то обе эти системы отличаются лишь формой ограничения. Страны Европы, Северной и Южной Америки, Австралии и Россия живут по законам Римской империи – по законам римского права. В сфере уголовного права отличия минимальны. А в некоторых штатах США законы не менее жестокие (смертная казнь существует в 37 штатах из 482), чем во времена нацистской Германии. Вопрос существования противоположных систем возникает скорее в сфере экономических интересов – возможности или невозможности в тех или иных условиях осуществлять сделки. Правовая система в целом базируется на единых основаниях (возможны различия лишь в форме и сроках наказания, но не в поводе выдвижения обвинений).

Помимо этого, вышеперечисленные территории объединяет единая постхристианская мораль – то, что подсознательно влияет

1Если есть необходимость в определенном ритуале, то его будут проводить (независимо от того каннибалистический он или более мирный. Не стоит это оценивать с точки зрения европейской морали – она зиждется на иных принципах. В традиционных обществах нет «лишних» правил – все, что существует, объясняется необходимостью выживания.

2Смертная казнь: история и статистика [Электронный ресурс]. URL: http://www.rian.ru/spravka/20071116/88356097.html (дата обращения: 20.10.2010).

162

Социокультурная солидарность

на любого человека. Именно поэтому русскому значительно легче будет адаптироваться в Германии, США или Австралии, чем в Таджикистане; да и германское общество легче принимает у себя русских и евреев, нежели уроженцев Турции. Вопрос ментальности и восприятия незримых норм – один на христианских территориях и совсем иной на мусульманских. Он определят развитие общественного сознания и политики в целом.

Иосиф Сталин в России – один из немногих лидеров, кто смог уменьшить роль религиозного вопроса в корне, тем самым сплотив общество на новом основании – гражданина Советского Союза. Так называемый «воинствующий атеизм» убрал основу для разногласий в обществе. Когда он был провозглашен в доктрине государства, то сам конфликт стал теряться. Таким образом, Сталин предложил новый путь социальной солидарности – через нивелирование религиозных догм. С приходом Б. Ельцина общество раздробилось и консолидирующая сила государства пошатнулась, моральные нормы также потеряли свою значимость (от профессиональной деятельности1 до личной жизни или общегосударственных решений). Попытка В. Путина, а потом и Д. Медведева обратиться к религии как способу сплочения общества через общечеловеческие ценности пока не принесла ожидаемого результата. Мораль всего общества – это управляемость этим обществом. Пока этот механизм не выработан.

В Португалии Антонио Салазар реализовал иной путь сплочения общества – «Бог, Родина и семья» были названы «триадой национального образования», став практически на полвека лозунгом этой страны2. В отличие от Советского Союза, религия ставилась во главу угла (вероятно, по словам очевидцев, ключевую роль в данном вопросе сыграла личная глубокая вера в Бога А. Салазара).

1Досихпороткрываются новыеиновыеделапоповоду«Оборотнейвпогонах».

2Де Магальес М. «Не маленькая страна»: о гетеротопии, инструктивных пространствах и практиках производства знания в Португалии XX века / пер. с англ. Г. Орловой // Новое литературное обозрение. 2009. № 100. [Электронный ре-

сурс]. URL: http://www.nlobooks. ru/rus/magazines/nlo/196/1641/1659/ (дата обращения: 20.10.2010).

163

О. А. Полюшкевич

Поэтому когда говорится о демократии, и тем более о свободе, которую приносит демократия, необходимо понимать, что это лишь «слово», обозначающее удобную в данный момент игру для разнообразных экономически и политически весомых сил. Слово «демократия» само по себе не отражает свободу. Когда российские войска вступили в Афганистан, в глазах мировой общественности мы предстали агрессорами, когда американские войска вошли на территорию этой страны, то они называли себя борцами за демократию. Свобода, в данном случае, была ширмой для развертывания совсем иных политических и экономических перетасовок мирового сообщества и борьба за нее – лишь форма обозначения политических решений конкретной страны.

В политической борьбе лозунг «свободы» используется разными партиями и силами. О «свободе» говорили во времена Французских революций («Свобода, равенство и братство»); о «свободе от буржуазии» говорили при формировании Советского Союза в начале ХХ века; о «свободе слова» говорили при формировании Российской Федерации в конце ХХ века; о «свободе от деспотизма» говорили во время «революции гвоздик» в Португалии в 1974 году. Иными словами, «свобода» – во-первых, это всегда аргумент на чаше весов политиков, во-вторых, она всегда конкретна в определенный исторический момент.

Хотелось бы остановиться подробнее на представлениях о свободе в России и Португалии. После падения режима Салазара прошло немногим более 35 лет, после падения Советского Союза – 20 лет. Оба режима рушились под эгидой «освобождения» от прошлого и формирования демократического «свободного» общества.

Спустя годы понятия свободы в Португалии и России несколько изменились, власть в этом вопросе сыграла далеко не последнюю роль. Данное исследование автор проводил в 2010 году, и его целью было выявление смыслового символического контекста восприятия свободы в трансформирующихся обществах, а также установление исторических и онтологических детерминант. Основной для нашей методики послужило исследование

164

О. А. Полюшкевич

витие и раскрепощение, но ни к чему не обязывает. В ответах всех участников исследования не было восприятия свободы как ответственности, свободы как обязанности. Причем свобода – это общественное состояние, не личное. Возможно, тут повлияли национальные традиции нашего народа, относительно свободы – как отсутствие контроля и жажда вольницы. Один из участников исследования, выразил эту тенденцию следующим образом:

«свобода – это когда ты делаешь то, что хочешь, и тебе за это ничего не будет». Прослеживается тенденция свободы от власти, ограничений, связей, всего того, что стоит изменить («не мешайте мне – и мне будет хорошо»).

Причем старшее поколение респондентов указывало на риски и ограниченность возможностей, их формальность и далекость от жизни простых людей: «изменение системы дало больше возможностей, хотя и риски увеличило» (Николай, 48 лет), «риск и свобода – это два слова-синонима, особенно в первые годы после переворота, да и сейчас также» (Людмила, 56 лет), «права-то у нас появились, а вот возможностей у простого народа нет, только у власти или у богатых» (Анна, 52 года). Переворот

1990–1991 годов в России не был широко подготовленным (произошел в Москве), поэтому основное население страны о нем узнало как о данности уже после его свершения. И свободу прав они восприняли и воспринимают как возможность борьбы. Послереформенные годы – это годы выживания, поэтому ощущения эйфории и счастья от полученных прав у них как не было, так и нет, появилась тревога о будущем, а не возможные планы развития.

Молодые люди говорили о возможностях и перспективах, а также о сложности реализации свободы в современных условиях:

«нет контроля как в советское время – это дает шанс для лучшей жизни» (Юлия, 23 года), «свобода – это когда тебе никто ничего не указывает» (Екатерина, 19 лет), «свобода – это независимость финансовая и правовая» (Виктор, 30 лет), «свобода – это возможности социального развития и личного успеха»

(Олег, 33 года). Свои ответы они сравнивают с прошлым, базируясь на мнениях и оценках либо родителей, либо учебников, и выделяют перспективы и способы использования ее в личном плане.

166

Социокультурная солидарность

Свобода для португальцев – это, прежде всего, индивидуальные возможности, личный уровень, хотя указывают на народные права – интересы личности превалируют, над интересами общества. Несколько участников исследования говорили о том,

что «свобода – это возможность реализовать в жизни свои же-

лания». Прослеживается тенденция свободы для того, чтобы изменить свою жизнь и общество в целом («не мешайте мне – и всем будет хорошо»).

Старшее поколение португальцев свободу оценивает как

«возможность для развития всего общества» (Фернандо, 58 лет), «свобода – это права на лучшую жизнь» (Паола, 56 лет), «свобода – это идеалы людей, воплощенные в жизнь» (Антонио, 60 лет). Для этой группы людей свобода и особенно борьба за нее – это символ их молодости, символ успеха, энергии и счастья. Возможно, поэтому так отличаются характеристики с аналогичной российской выборкой.

Молодое поколение португальцев иначе воспринимает свободу, чем молодые люди из России, они в большей степени воспринимают её как «возможность отдохнуть» (Мария, 18 лет), «возможность быть собой» (Луция, 24 года), «возможность самовыразиться» (Николо, 26 лет). В ответах они не упоминали о прошлой истории – они живут либо настоящим, либо будущим. Представления о событиях почти полувековой истории Португалии у них практически отсутствуют. Молодые участники исследования отмечали, что о некоторых событиях они слышат впервые (от более старших участников исследования).

Тут проявляется менталитет маленьких стран, где есть ограничения по пространственному перемещению, поэтому переселение за территорию страны, дальние странствия наиболее тонко чувствуются и воспринимаются не только старшими поколениями, но и их потомками (путешествия Магеллана и Васко да Гама, открытие Бразилии и других бывших колоний Португалии гораздо более значимы и воспроизводятся в общественном сознании, чем история ХХ века внутри страны). Подтверждением тому может служить восприятие свободы как географического передвижения, новой территории, а не внутреннего состояния («свобода – это возможность находиться там, где ты хочешь быть, а не

167

О. А. Полюшкевич

там, где должен» (Лукаш, 28 лет), «свобода – это личные возможности изменить свое место проживания» (Моника, 27 лет).

Россия же испокон веков обладала большими территориями, перемещение по которым не откладывалось в народной памяти (из Москвы и до Владивостока, из Мурманска до Иркутска) – это могла быть личная история человека или рода, но не всего народа. Поэтому пространственные перемещения для россиян не являются символом свободы.

Хотелось бы остановиться еще на одном моменте свободы – свободе мысли. Чем жестче диктатура власти, тем проблема свободы мысли более актуальна. Современная Европа – это сытая Европа. В сытой Европе отсутствует свободомыслие. Когда идет жесткое давление, появляется инакомыслие, а инакомыслие сродни свободомыслию, что развивает институты взаимодействия и гражданское общество.

Парадоксальность ситуации в том, что когда люди борются за свободу – свободы мысли у них больше, чем тогда, когда они добились свободы. Это подтверждают данные и российской, и португальской выборки. Более старшие поколения говорят о сво-

ей молодости как о времени «перемен и сумасшедших решений» (Оливейро, 57 лет), «времени изменения жизни народа» (Матильда, 51 год), «нового мира – в новой стране» (Максим, 49 лет), «желания изменить мир, открыть мир заново» (Ольга, 46 лет).

Времени, когда свобода была буквально осязаема, престала быть теоретическим словом, а стала сугубо практическим. Современное общество, считают они, обладает большими правами, но оно не такое свободное и вольнодумное, как в 1974 году в Португалии или в 1990 году в России.

Поколения, чья молодость пришлась уже на «новую страну» (как в России, так и в Португалии), говорят о том, свобода – это

«личное ощущение» (Марина, 24 года), «свобода общества – это абстрактность, личностная свобода – это реальность» (Антонина, 21 год), «люди имеют одинаковые права, но возможности у всех разные, поэтому свобода разная у всех» (Тереза, 25 лет), «я знаю, какие у меня есть права и обязанности, но я не чувствую себя свободным в обществе, я могу быть только лично свободен, когда откажусь от соблюдения его норм и правил» (Жулио, 29

168

Социокультурная солидарность

лет). То, к чему стремились многие в пору своей молодости, оказалось не такое «прекрасное далеко», как ожидалось.

При анализе символического пространства категории «власть» удалось выявить следующее. В российской выборке до-

минируют триады: «Деньги (42 %) – Народные (39 %) – Забирает (36 %)», «Управление (38 %) – Полное (33 %) – Выжимает (40 %)», «Воровство (20 %) – Повсеместное (28 %) – Обедняет

(24 %)». В португальской выборке, доминируют иные триады:

«Деньги (36 %) – Большие (35 %) – Получают (35 %)», «Законы (40 %) – Общественные (42 %) – Регулируют (35 %)», «Право (24 %) – Строго (23 %) – Контролирует (30 %)».

Как видно, власть у россиян воспринимается негативно: она

ворует, забирает, обедняет, выжимает – власть это тот орган,

который контролирует и забирает, но ничего не дает взамен. И у молодого поколения, и у более старшего власть воспринимается одинаково негативно. Ярко прослеживается разграничение народа и власти (мы и они). В представлении рядового жителя России – власть эксплуатирует народ, отстаивает свои интересы, а не народные. Не государство во главе с президентом работает для народа, а народ работает на государство. Отношение к власти как к чужой подтверждается и уровнем коррупции: народ платит власти «дань». В известной степени указанное отношение выгодно и психологически: всегда есть на кого свалить вину за плохую жизнь. На сегодняшний день народ не знает своей власти, а власть своего народа. Это два мира, существующих параллельно. Возможно, в этом коренится причина нынешнего разброда в политике страны.

Португальцы воспринимают власть как законный орган, при-

званный регулировать их жизнь, соблюдать законы и права гра-

ждан. Эту тенденцию можно объяснить тем, что хотя 35 лет назад в Португалии изменился социальный строй, а с 1986 года она входит в Евросоюз, но восприятие власти как «знающего» и «умеющего инструмента» глубоко сидит в подсознании. Власть, пусть это далекий (никто из респондентов не отмечал ее близость, понятность или тем более – доступность), но все же орган, «инструмент» заботы о народе.

169

О. А. Полюшкевич

В португальском обществе молодые и пожилые люди не одинаково воспринимают власть. Для молодого поколения власть – это «деньги и социальное положение» (Лукаш, 28 лет), «это возможность добиться своих целей» (Андреш, 30 лет), «это воз-

можности» (Луция, 24 года), то есть во власти они видят инструмент личного и социального успеха. Для более старшего поколения власть – это «гарант стабильности» (Фернандо, 58 лет), «регулирование жизни нарда» (Педро, 46 лет), «правовой инсти-

тут» (Томас, 42 года). Старшее поколение оценивает власть с позиции социального развития, пришедшего еще из салазаровской эпохи, хотя и не всегда это сами осознают. По свидетельство очевидцев, А. Салазар требовал исполнения своих распоряжений. «Я знаю, чего хочу и куда иду, – говорил диктатор. – Время от времени я информирую страну о своих решениях и предположениях. Граждане могут предположения обсуждать и присылать свои возражения, но моим приказам они обязаны подчиняться»1.

Приказы Сталина вообще никогда не обсуждались, также как и партии: «Партия сказала «надо» – комсомол ответил «есть!»

Установки, заложенные в детстве, остаются на всю жизнь. Прошло уже больше четверти века, а оценка власти среди тех, кто застал тот период, осталась такой же.

Зависимость людей от социальных институтов, от других людей, от субъективных или объективных возможностей и шансов на социальный успех, признание формирует удовлетворенность жизнью. Анализ составляющих зависимости показывает, что в России в наибольшей степени улучшение жизни людей зависит, по их мнению, от близких родственников (59 % положительных ответов), от общероссийской власти (63 %) и районной или городской (58 %). В Португалии считают, что улучшение жизни зависит от общепортугальской власти (79 %), от районной или городской власти (66 %) и от начальника на работе (60 %).

1 Антонов М. От лжекапитализма к тоталитаризму // Мир в XXI веке и судьбы России. М. : Альта-Принт, 2008. 346 с.

170