Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

книги / Образ инженера XXI века социальная оценка техники и устойчивое развитие

..pdf
Скачиваний:
4
Добавлен:
12.11.2023
Размер:
1.89 Mб
Скачать

11.Neukirch Mario. Konflikte um den Ausbau der Stromnetze. Status und Entwicklung heterogener Protestkonstellationen. – Stuttgarter Beiträge zur Organisationsund Innovationssoziologie 2014-01.

12.Neukirch Mario. Mehr Netzausbau mit weniger Kohle? Zwei ökologische Perspektiven auf Korridor D // Zeitschrift für Politische Ökologie. – 2015. – 141. – 132–135.

13.Neukirch Mario. Protests against German Electricity Grid Extension as a New Social Movement? A journey into the Areas of Conflict // Energy, Sustainability and Society. – 2016. – 6: 4.

14.Nielsen, Henry/Nielsen, Keld/Petersen, Flemming / Siggaard, Hans, 1999: Risoe and the attempts to introduce nuclear power into Denmark // Centaurus. – 1999. – Vol. 41. – 64–92.

15.Petermann Thomas. Einführung: Technikfolgen-Abschät- zung – Konstituierung und Ausdifferenzierung eines Leitbilds // Bröchler, Stephan/ Simonis, Georg/ Sundermann, Karsten, 1999: Handbuch Technikfolgen-Abschätzung. Berlin: edition sigma, 1999.

16.Rammert Werner. Technikgenese. Stand und Perspektiven der Sozialforschung zum Entstehungszusammenhang neuer Technolo-

gien // Kölner Zeitschrift für Soziologie und Sozialpsychologie. – 1988. – 42. – S. 728–746.

17.Raven Rob/ Van der Vleuten Eric. Lock-in and Change: Distributed Generation in Denmark in a long-term Perspective. Energy Policy Bd. 34. – 2006. – 18. – S. 3739–3748.

18.Rip, Arie/Belt van den, Henk. Constructive Techlology Assessment: Influencing Technological Development // Journal für Entwicklungspolitik. – 1986. – 3. – S. 24–40.

19.Ropohl Günter. Ethik und Technikbewertung. Frankfurt /

M, 1996.

20.Roth, Roland/Rucht, Dieter (Hrsg.): Die sozialen Bewegungen in Deutschland seit 1945. – Frankfurt/New York: Campus Verlag.

21.Schomberg, Rene von. A vision of responsible innovation // R. Owen, M. – 2013.

22.Heintz and J. Bessant (Hrsg.): Responsible Innovation. – London: John Wiley, forthcoming.

111

Н.К. Оконская

(Пермский национальный исследовательский политехнический университет, Пермь)

ЭТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ СОВРЕМЕННОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНЖЕНЕРА В РУСЛЕ ПРОБЛЕМЫ УСТОЙЧИВОГО РАЗВИТИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

Системный принцип познания устойчивого развития технической составляющей культуры современного человечества позволяет обосновать сущность проблем в экономике любой страны как проблем именно человеческих, а не технических. Кризисы разной степени общности получают новое объяснение своей неизбежности: производство способностей оказывается не восполненным культурными потребностями субъекта производства. Духовное производство, то есть производство идеальных продуктов, знаний в единстве с навыками и умениями, есть главный источник преодоления неизбежности опасных кризисов, в том числе экологических и политических. Так, образование способно коренным образом изменить традиции и обычаи, укрепляющие устойчивость всех производительных сил.

Ключевые слова: технизация, общезначимость технизации, устойчивое развитие, этика, мораль, автономность морали, робоэтика, рациональность, экзистенциальный смысл.

Мы – человечество! – перешли на новый уровень деятельности: технический. И один из главных показателей технизации – это именно общезначимость. Если мораль оказывается разрушенной в той или иной точке общественных отношений (инженеризобретатель, техник-конструктор, директор, потребитель, т.д.), то при современных технологиях все общество может стать жертвой морального релятивизма. Мораль как защитная грань от зла удерживает человечество на уровне вершины всех достижений, не давая рухнуть на несколько поколений назад.

К примеру, робоэтика – это идея моральной защиты от опасностей, связанных с наисложнейшими техническими средствами и технологиями.

112

Робоэтика – это не этика машин или роботов. Она не вырабатывает нормы этического взаимодействия (то есть соблюден главный принцип морали – ее автономность, а не гетерономность). Робот не рассматривается как самостоятельный мыслящий субъект, субъективность остается в качестве главного морального выбора самого человека. Речь идет об ответственности разработчиков. Робоэтика описывает социальные, моральные

июридические аспекты внедрения роботов в нашу жизнь. В январе 2004 года в Италии в г. Сан-Ремо роботехники и философы впервые встретились на первом международном симпозиуме по робоэтике. С этого времени термин «робоэтика» имеет официальный статус. В 2010 году Научный инженерный совет Великобритании выдал свою версию принципов робототехники для разработчиков, основными положениями стали следующие принципы:

1.Роботы – это многофункциональный инструмент (так был закреплен перевод робототехники в социально-культурную сферу из промышленно-военного комплекса).

2.Юридическую ответственность за роботов и их ошибки несут люди (и разработчики, и пользователи).

3.«Машинная» природа роботов должна быть очевидна

ипрозрачна: люди должны понимать, что перед ними искусственно созданный объект [см. 2, с. 8].

Последний принцип воспринимается нами как самый важный, так как это линия преодоления мифологических страхов перед «нашествием машин с их мощным искусственным интеллектом». Кроме того, антропоморфизм в качестве одной из идей оформления и восприятия системы взаимодействий с высокоорганизованными технологиями опасен и чреват противоречиями. Так, психологи и социологи, дизайнеры, философы

ипедагоги предупреждают о надломах в развитии психики детей и подростков при контактах с новыми техническими объектами. Привязанность к роботам может иметь обратной стороной развитие одиночества, разрушение социализации и коммуникативных навыков человека. Эмоциональная зависимость от робо-

113

тов – вполне реальная перспектива, усиливающая проблемы виртуализации современных технологий.

Поэтому и уровень отражения бытия в обществе не может не стать по-новому общезначимым, когда большая часть знаний формируется на уровне конгломератов техники, не подвластных ученому-наблюдателю. Прежде теоретическая общезначимость, то есть открывающаяся человеческому уму значимость господствующих и практикуемых законов, явилась прямым результатом возникновения науки как надстройки и одной из причин превращения науки в главную производительную силу. Общезначимость технизации мира складывается на основе технизации человека, уничтожения его человечности. Именно эта трагическая закономерность исследуется в постановке проблем современной цивилизации Хайдеггером и Ясперсом [10, с. 237–265]. Потеря человечности угрожает каждому, кто практикует технику как чистую силу: средство для достижения своих многочисленных целей или как процесс ускорения жизни. Сила научнотехнического переустройства человечества на этапе его глобализации стала такой неисчислимой, что сама по себе превратилась в риск, в потенциальную угрозу. Информационное общество не случайно исследуется под углом категории рисков: все социальные общественные институты, все уровни коммуникации людей, сферы общественной жизни пронизаны точками бифуркаций. Одной из сторон возможных превращений общественного бытия вследствие накопленного могущества неизбежно оказывается разрушение. Наука как сила, наука как адаптация к ускорению жизни и усилению конкурентной борьбы – вот чем стала наука как институт для современного человека. «Знание – сила» Бэкона пока прирастает своей корневой стороной, и взамен знания наступает технизация человеческого потенциала бесконечности. Чем это угрожает? Сила вне духовной ценностной практики скрывает от человека его потаенность, а вместе с тем конечность, незавершенность и беззащитность. Человек, превращаясь в воплощение тотально преобразованной природы,

114

теряет необходимость индивидуальной ответственности. Невольное уменьшение порога чувствительности происходит благодаря атаке средств массовой информации, с одной стороны (слишком частый болевой шок заставляет не воспринимать боль). С другой стороны, способ бытия настолько прост, насколько технизирован. Искусственная простота бытия превращает бытие в существование.

Прорисуем схему возникновения эмоциональной и рациональной дезадаптации человека в условиях технической оснащенности современного человека. Языковое вербальное сознание – само по себе дискретное, (левополушарное, для правшей). В отличие от дискретной вербальности более древнее экзистенциальное воплощение мира остается за границами сознания, будучи чувственно-ритуальной, традиционной стороной регулирования поведения и коммуникаций. При добавлении волн и пластов наступления техники во всех сферах общественной и частной жизни континуальность уходит из психической сферы: в результате человеку оказывается не с чем сверять свое мировосприятие, и аналоговый процессуальный код самооценки оказывается вытесненным в подсознание. Символ запертой на замок потаенности имеет физиологическое прямое объяснение. Не вдаваясь в специфические подробности, сошлемся на заключение Е.Я. Режабека из его исследований по теории конструктивизма: «В силу отсутствия прямого перехода аналогового и дискретного кодов друг в друга недопустим отказ от какой-либо одной когнитивной системы в пользу ее антипода. Когда одна когнитивная система поглощает другую, происходит кастрация сознания»! [7, с. 258]. Потеря способности читать книги, потеря эмоциональной чувствительности высшего звена (при чтении стихотворений, прослушивании музыкальных произведений) имеет своей подоплекой нарушенную гармонию психики человека. Эмоционально-чувственная сфера, преобладающая в процессе не только мировосприятия, но и в познавательных актах, бездействует, вплоть до полной ее атрофии. Противоречие меж-

115

ду всеобщим характером преобразования природы и деструкцией гуманитарных связей стало новой формой отчуждения человека от его родовой сущности.

Нечувствительность к собственной некомпетентности и неполноценности – первое наказание за отсутствующую практику выхода из потаенности. Вторым следствием становится поведенческое изменение человека. Потеря лица, достоинства человека выражается в многочисленных современных примерах «борьбы» за «свои» права в противостоянии интересов малого и монопольного бизнеса, в ожесточении населения даже в условиях мирной жизни (владельцы автотранспорта), не говоря уже о вспышках террора по всему миру, об опасных очагах гражданского противостояния на Украине и пр.

Вдумаемся, насколько «промыты» сегодня представления человека о мироустройстве, когда он свое бытие пытается послушно определять теми целями, которые перед собой ставит! Воистину его мозги перестали ему служить! Цели – это те целые системы, которые воплощают средства для бытия человеческого. И эти системы заменили человеку его собственное бытие, сначала выбросив его на обочину, а затем и минимизировав его в пустое пространство бессмысленной жизни.

От чего зависит ценностная смысловая насыщенность человека? Компьютер бы ответил: «От чистого сердца», и это не выглядело бы шуткой, каждый бы поверил, что это «сказано» не машиной, настолько мы привыкли говорить красивыми штампами. Однако возможность установления единства связей личности с миром других людей и реальность таких связей находятся в диссонансе. Очень хорошо об этом говорит Э. Кассирер: «ведь наряду с концептуальным языком существует эмоциональный язык, наряду с логически или научным языком существует язык поэтического воображения. Первоначально язык выражал не мысли или идеи, но чувства и аффекты» [1, с. 29].

Часто потенциал способностей к взаимопониманию так и остается в напряжении небытия, обусловливая неразрешимые

116

психологические противоречия личности, приводя к неврозам, агрессивности, а в конечном итоге – к некрофильской ориентации, когда человек своей деятельностью начинает не объединять, а разрушать жизнь. Третьего нет, ибо если человек не научился пользоваться плодами (ценностями) миллионолетней культуры, то они разрушаются под его воздействием, ослабляя культуру в целом. Восприятие мира больше является его модификацией на основе личного культурного опыта, нежели ощущением на основе сенсорного опыта. Мы не можем создавать наше знание мира напрямую, так как в основе любого процесса познания лежит правополушарная континуальная активность чувственно-эмоционального фона. А если ощущения минимизированы вследствие технической простоты достижения некого набора целей, направленных к благополучию? Если вербальная активность парализовала навык эмпатии? Происходит разрушение общечеловеческих ценностей. И мы обозначаем это разрушение в качестве главной опасности для всех элементов бытия, в том числе и для высоких технологий, нуждающихся в квалифицированной заботе современных профессионалов.

Ценности – это не то относительное, что человек ценит превыше всего. Под ценностями следует понимать онтологическую основу того, что человек может оценить [5, с. 4–9].

Что же является причиной «заболевания» культуры, столь опасного, что регресс может оказаться необратимым (гибель цивилизаций, описанных О. Шпенглером, Н. Данилевским, А. Тойнби)?

Цель, фиксированная в вещи, является особой ценностью, характеризуемой целостностью. Ценность как целое, как цель представлена вовлеченным временем, оказывающимся в распоряжении организатора этой целостности. Воплощение в себе своих собственных целей является критерием ценности данного человека, его целостности (по Аристотелю).

Целостность – не извечное условие, сопровождающее конечный результат труда: так, «ни один человек, включенный, допустим, в процесс производства винтов, пожалуй, не сумеет

117

рационально определить, когда, где и каким образом конкретная деталь, над которой он работает, будет или могла бы способствовать удовлетворению потребностей других людей. Точно так же и статистика не поможет ему решить, какой из потенциально возможных способов использования винта (или любого другого подобногопредмета) должен бытьприменен, акакойнет» [9, с. 168].

Реальным развитием позиции Хайека станет, на наш взгляд, дополнение, характеризующее особый вид общественного труда – труд интеллектуальный. Именно идеальный продукт интеллектуальной силы человека – новая идея, новый способ достижения эффективности, новое знание и другие элементы новизны – сам в себе заключает целостность, характеризуется оформленностью, завершенностью, как бы мал он ни был и на каком бы субстрате (собственном – слово или ином материальном) он ни существовал. Целостный результат, заключенный в продукте, представляет собой активность, идею, «эйдос», форму, самовозобновимую в процессе деятельного потребления. Если субстратом идеального продукта педагога выступает иной человек (студенты, ученики, воспитанники), то как бы ни были фрагментарны усвоенные ими знания, суть истины Учителя от этого не меняется: ценность служит формой, охраняющей продукт от искажений бесформенной, неопределенной потенциальности. Все остальные продукты не несут в себе ценности сами по себе, целиком, поэтому они взаимозаменимы, единичны и пусты в своей сущностной характеристике роли в социуме. Этим обусловлено парадоксальное сведение понятия ценности к оцениванию (истинами религий, формационного или цивилизационного подходов и т.д.)

Как пишет В.С. Степин, есть некоторая система категориальных смыслов, «которая создает единую целостную мировоззренческую модель мира. Там обязательно будут сцеплены предметно-вещные смыслы (пространство, время, вещь, случайность, необходимость) с экзистенциальными смыслами (я, другие, общество, правда, красота, милосердие, добро, свобода, доброде-

118

тель и т.д.). Эти смыслы всегда склеены между собой. Я вижу мир сквозь призму представлений о добре, зле, добродетели, правде, истине, человеке. И наоборот, человека я вижу сквозь призму того, что такое природа, пространство, время. Все это скоррелировано» [3, с. 525].

«Получается, что ключевой вопрос выживания человечества сейчас лежит в области этики и смысла жизни. Возможно, именно сейчас наступил тот самый момент, когда пора разобраться – что это на самом деле значит – быть человеком? Что помогло нам развиваться и при этом не уничтожить ни самих себя, ни свою планету? Какие универсальные цели могут объединить нас друг с другом, а в перспективе – и с другими мыслящими существами?» [8].

Обостряется проблема рациональности, которая из чисто теоретической все более выходит в практическую сферу.

Если на основе речи как системы абстрактных знаков возникают не просто устойчивые системы возбуждения, которые локализованы в одном из участков мозга, а произвольные (каждый раз разные) системы, взаимоувязывающие все отделы мозга, то эти образуемые «произвольно» системы затормаживают все виды биологической активности. Биологическая мотивация и предопределенность сменяются на искусственную мотивацию, вызванную словами. Человек определяет свое поведение «из своей головы».

Бесконечность обеспечивается здесь не только возможностью соединения нейронов в сложные системы, но и включением в эти системы (констелляцию) других клеток и целых участков мозга (к примеру, гиппокампа и мозжечка, или гиппокампа и гипоталамуса). Сама же по себе «инициатива» создания нейронных сетей, захватывающих все участки высшей нервной деятельности (ВНД), принадлежит именно тормозящей силе слов [6].

Однако не только болезни проявляют дисгармонию развития рациональности в современном обществе. История рациональности была бы неполна без ее материализации в общест-

119

венных отношениях. Мы можем предположить, что причиной для возникновения проблем человека является неустойчивость, вызванная отсутствием системного единства феномена рациональности общества в целом.

Идея единства технических новшеств как необходимость преодолеть глобальные кризисы человечества прослеживается еще на основе аристотелевской картины мира. Мир един благодаря единому центру всех изменений (неподвижное начало, νους, ум – правит подвижным миром). Рассматривая эту идею не в качестве парадокса, а как тонко угаданную истину, мы ставим проблему создания единства и сохранения его устойчивости в мире хаотических технических изменений в качестве центрального звена глобальных проблем.

Скатывание к мифотворчеству, преобладающему в современной науке, выступает следствием попыток удержаться на уровне бытового материализма, атавистических типов рациональности. В силу сложности таких систем материалистической картины мира, как фундаментальные открытия физики Эйнштейна или материалистическое понимание истории, синтетический тип рациональности оказывается слабо востребованным. «Технически оснащенный мир сегодня для многих заменен на виртуальные или объемные модели, воспроизводящие запросы общества. Превращенные в образы первичные понятия (еда, одежда, скорость, мощность) взывают к человеку в качестве непосредственных мотивов его активности. Человек с легкостью адаптируется к запросам повседневности, оказываясь неспособным создавать коммуникативную среду с другими людьми. Забывает становиться самим собой, превращаясь в «свое иное» [4, с. 148].

Человек утрачивает эмоциональную гармонию с собой, с природой, когда он вовлечен в поиск информации, позволяющей, к примеру, доказать свою профессиональную пригодность. Взамен внутренней работы по самоопределению, которая результатом имеет знаковое воспроизводство мира в целом, человек стимулируется извне. Наиболее действенным стимулом

120

Соседние файлы в папке книги