книги / Текст и перевод в зеркале современных философских парадигм

разрушение текста-источника и порождение производного текста, причем художественная концепция последнего, точнее ее близость к концепции оригинала зависит от жанра конкретного вторичного текста (например, пародия или просто подражание). Таким образом, «вторичные тексты» М.В. Вербицкой попадают в эту группу текстов.

К текстам-исследованиям, составляющим третью подгруппу, согласно автору, относятся те тексты, в которых первичный текст становится предметом речи, в результате чего создается «текст в тексте» - рецензия, литературно-критическая статья, литературоведческая монография, комментарий и т.д. «В содержательном плане исследовательский вторичный текст является моделью первичного текста, объясняющей его смысл и актуализирующий этот смысл в новой ситуацию) [Там же, 94].

Завершение первичного текста - это интенция второго автора закончить неоконченное произведение первого автора (Пушкин - Брюсов: «Египетские ночи»). Вторичный текст такого рода может включать первичный как составную часть.

Продолжение завершенного первичного текста - это вторичный текст, создаваемый на основе первичного самим автором. В этом случае «замкнутое, завершенное пространство художественного мира первичного текста размыкается и модифицируется в новое целое» [Там же, 104].

Заключает Л.М. Майданова свою классификацию вторичных текстов следующими выводами: 1) «реальная жизнь текста гораздо сложнее простой передачи его от автора к адресату и усвоения этим адресатом»; 2) «сложнейшие взаимосвязи текстов и создают всеобщий и бесконечный диалог». И далее опять же следуют слова М.М. Бахтина: «Каждое высказывание полно отзвуков и отголосков других высказываний.

Высказывание обращено не только к своему предмету, но и к чужим речам о нем» [Там же, 104]. Не согласиться с этим нельзя.

Заключительная фраза в работе Л.М. Майдановой и приведенная ею бахтинская цитата снова заставляют обратиться к теме о соот­ носительности понятий вторичности и интертекстуальности. Не являются ли типы текстов, рассматриваемые автором, примерами интертекста? Нам представляется, что ответ должен быть положительным. В третьей главе была приведена классификация интертекстуальных отношений Ж. Женетга. Если сравнить ее с классификацией вторичных текстов Л.М. Майдановой, можно увидеть определенное пересечение этих классификаций, различие которых заключается в том, что в одной из них выделяются типы текстов (Майданова), а в другой - типы межтекстовых связей (Женетт). Если попытаться соотнести названные классификации, тогда мы увидим, например, что те тексты, которые названы Майдановой как диалог с первичным текстом и, в частности, тексты-исследования, связаны с текстом-источником метатекстуальностъю, а тексты-подражания

—гипертекстуальностыо. Это еще раз дает нам основания считать, что вторичность и интертекстуальность неразры вно связаны и взаимообусловлены. Чтобы это доказать», еще раз обратимся к уже знакомым нам классическим определениям интертекста Р. Барта и Ю. Кристевой

Каждый текст является интертекстом; другие тексты присутствуют в нем на различных уровнях в более или менее узнаваемых формах: тексты предшествующей культуры и тексты окружающей культуры [Барг 1994,418].

Любой текст есть продукт впитывания и трансформации какогонибудь другого текста [Кристева 2000,429].

Итак, интертекстуальность - понятие очень широкое, и интсртекстуальные связи могут носить совершенно различный характер и поразному классифицироваться: по степени выраженности (скрытая/явная интертекстуальностъ), по функциям (отсылка к источнику призвана модифицировать смысл высказывания или же вводить новую информацию), по качествам интертекста как тропа (ивггертекстуальные метафоры или метонимии) или как литературного соперничества, или же в качестве основного приема порождения текстов у постмодернистов [Денисова 2003]. Из всего вышесказанного следует, что все вторичные тексты связаны с первичными одной из интертекстуальных связей, соответственно, являю тся интертекстами различной природы. Представляется, что майдановскую «циклизацию первичных текстов», тексты-диалоги, тексты-подражания можно определить как интертексты, отличающиеся друг от друга типом интертекстуальной связи. Отличие данных вторичных текстов и «классических» интертекстов заключается в том, что в случае вторичных текстов формулы и цитаты в нем нс анонимны, их источник (первичный текст) известен. В то время как в классическом интертексте это условие не является обязательным:

интертекстуальностъ не может быть сведена к проблеме источников и влияний; она представляет собой общее попе анонимных формул, происхождение которых можно редко обнаружить, бессознательных или автоматических цитат, даваемых без кавычек [Ильин 2001,103].

Другими словами, различие между вторичным текстом и интертекстом в строгом смысле выражается в анонимности (имплицитности) и авторстве (эксшшцитности) источника, в созна­ тельности и бессознательности «цитирования». Сущность, однако, одна -

это присутствие в одном тексте другого текста, при этом способ присутствия манифестируется по-разному. Там и там интертекстуальные связи, но в случае классического вторичного текста - это связь не с «миром текстов», а конкретная (не анонимная) связь двух конкретных текстов.

А теперь обратимся снова к энциклопедическим определениям вторичного. Как мы уже видели, вторичный - это и «вторая, позднейшая ступень в развитии чего-либо». Что это значит? Нам представляется, что данное определение может быть проинтерпретировано следующим образом. Имеется некий (пусть первичный) текст, который служит источником для возникновения другого (вторичного) текста. При порождении последнего происходит взаимодействие текста-источника, его смысла и текста, имеющегося в «сознании» автора нового вторичного текста, в результате рождается «интертекст» или, если перевести приставку «интер-» на русский язык, «между-текст», который не есть точное повторение текста-источника, но и связь с ним не утрачивается, его присутствие в этом новом тексте очевидно, но это уже иной «новый» текст. Его и можно назвать «второй, позднейшей ступенью в развит™» текстаисточника, его смысла, его формы, так как происходит приращение, определенная трансформация смысла и параллельно трасформация формы. Итак, кажется вполне обоснованным рассматривать вторичность и интертекстуальность как явления взаимосвязанные, в чем-то даже синонимичные.

Если же вернуться к работе Л.М. Майдановой, то нужно отметить, что в ней содержится достаточно полная картина вторичных текстов, однако в этой «картине» перевод как вторичный текст не представлен. Вероятнее всего его можно отнести к первой категории вторичных текстов, т.е. к воспроизведению первичного текста, поскольку именно в этом случае цель второго автора по определению совпадает с целью переводчика - «передать основное содержание первичного текста и в ряде случаев его композицию», так чтобы в конечном итоге иметь «как бы вариант исходного произведения» (замещать, репрезентировать).

Практически в любой работе по переводу мы найдем суждения, аналогичные приводимым ниже:

Перевод отличается от друпгх видов языкового посредничества (реферата, аннотации, пересказа, резюме), в первую очередь, особой функцией — служить полноправной заменой исходного сообщения (оригинала). Само намерение выполнить перевод означает постановку задачи создания подобного репрезентанта оригинала, и пользующиеся переводом (его рецепторы иди реципиенты) исходят из предположения, что текст перевода и содержательно, и структурно адекватно воспроизводит оригинал. Они используют перевод так, как будто это н есть оригинал: цитируют по переводу оригинал,

перевода как вторичного текста остались за пределами данного исследования.

Итак, если подвести итоги всему сказанному о понятиях «первичный»/«вторичный», а также о подходах к пониманию «вторичного текста» в лингвистике, то можно сделать определенные выводы, вопервых, о соотношении первичного и вторичного, во-вторых, об особенностях вторичного:

1)Первичный и вторичный представляют собой диалектическое неразрывное целое. Так, например, первичные качества обусловливают появление вторичных, но без вторичных они «мертвы»: именно вторичные качества, такие, как цвет, запах и вкус делают объект «живым».

2)Вторичное появляется на основе первичного, являясь его продолжением (развитием).

3)Для возникновения вторичного необходима «обработка» («декон­ струкция») первичного.

4)Вторичное появляется под воздействием первичного на органы чувств (на сознание) субъекта, воспринимающего это первичное.

5)Первичное и вторичное отличаются по своему происхождению: одно предшествует другому и является основой для его возникновения.

6)Первичное и вторичное отличается по признаку объективности/субъекгивности.

Итак, первичное и вторичное связаны, во-первых, генетически (первичное «рождает» вторичное), во-вторых, хронологически (первичное предшествует вторичному), в-третьих, онтологически (бытийность первичного и вторичного взаимообусловлены) Основным же отличием первичного и вторичного является их появление, т.е. «рождение». Это представляется справедливым и по отношению к текстам. Следовательно, основное различие первичных и вторичных текстов нужно искать в их порождении. Исследованием, посвященным именно сопоставлению механизмов порождения первичного и вторичного текстов, является совместная работа А.И. Новикова и Н Л . Сунцовой «Концептуальная модель порождения вторичного текста». В ней авторы предлагают свое определение вторичного текста и модель его порождения. Ниже мы рассмотрим основные положения предлагаемой названными авторами концепции.

4.3. Особенности порождения вторичного текста: когнитивная модель

Итак, как уже было отмечено, именно способ порождения и является одним из основных признаков, которые разделяют первичные и вторичные тексты. Рассмотреть особенности порождения вторичного текста на основе

большей, чем более точно выделена тема» [Там же, 159]. Тема текста, будучи в каком-то смысле тождественной авторскому замыслу, отличается от последнего тем, что на ее основе может быть создан не один текст, а некоторое множество близких текстов, которые могут различаться (иногда значительно) как по форме, так и по содержанию. Они также образуют синонимический ряд, но специфика этого ряда заключается в том, что все тексты генеалогически связаны между собой общим первичным текстом. Именно эти тексты, порождаемые в результате развертывания темы исходного текста, выделенной в результате его понимания, А .И . Н овиков и Н .Л . С унцова назы ваю т вторичн ы м и текстами (рис. 2)

Как видно из рисунков, принципиальным различием в порождении первичных и вторичных текстов является то, на основе чего формируется замысел будущего текста - первичного или вторичного.

Если же мы сравним определение вторичного текста, данное названными авторами, с определением Л.М. Майдановой, мы увидим, что принципиальное отличие заключается в базовом понятии, которое берется в качестве классифицирующего признака. У Майдановой это смена интенции, у Новикова и Сунцовой - механизм порождения, принцип формирования замысла. Последнее определение представляется более универсальным, так как оно базируется на онтологически более важном тлении - на процессуальное™. Такое определение охватывает все случаи

порождения вторичного текста вне зависимости от мотива его создания и его жанровой принадлежности. В нем (в определении) эксплицирован сам признак вторичности текста, обусловленный наличием текста-источника.

Сопоставляя вторичные и первичные тексты, А.И. Новиков и Н.Л. Сунцова отмечают, что вторичные так же, как и первичные, могут группироваться в синонимические ряды, образуя своеобразные парадигмы, объединяющим признаком для которых является «генетическое родство» с одним конкретным первичным текстом. Синонимические ряды, образуемые первичными и вторичными текстами, отличаются по «источнику» своей межтекстовой близости: в одном случае это «темапонятие» (рис. 1), которую можно определить как общее (далеко не конкретное) представление о предмете будущих текстов, а в другом случае это тема данного (конкретного) текста (рис. 2). Совершенно очевидно, что степень близости во втором синонимическом ряду много выше и, следовательно, вероятность появления даже очень близких текстов достаточна высока. В качестве доказательства можно привести проведенный нами эксперимент по реферированию (см. Нестерова 1985). Рефераты, полученные в процессе реферирования одного исходного текста, бесспорно, представляли собой синонимический ряд. Отличие выражалось в степени полноты, с которой было представлено содержание исходного текста. Доказательством синонимичности служат похожие, а иногда и почти одинаковые переводы. Конечно, такие вторичные тексты могут отличаться как степенью близости к своему общему исходному тексту, так и полнотой развертывания его темы. Последняя задается жанром данного конкретного вторичного текста, его функциональной направленностью: замещать свой первичный (исходный) текст в другой культурной и языковой среде или только представлять его, информировать о нем. Степень же близости во многом определяется тем, что становится инвариантом при преобразовании первичного текста во вторичный. Инвариант в свою очередь зависит от того ментального образования, которое формируется в интеллекте субъекта, осуществляющего данное преобразование. Это ментальное образование есть результат понимания исходного текста. Согласно А.И. Новикову и НJL Сунцовой, формы представления таких ментальных образований могут быть различными: «они различаются между собой степенью развернутости, а поэтому можно представить, что одному первичному тексту может соответствовать не одна какая-либо форма промежуточного звена, а несколько. Следовательно, и здесь мы имеем дело с вариантами» [Новиков, Сунцова 1999,162].

В связи с вариативностью форм ментальных образований авторы считают, что «в качестве инварианта должна выступать какая-то такая структура содержания, которая служила бы инвариантом одновременно и для ментального уровня, и для развернутых текстов» [Там же]. В качестве

такой структуры предлагается рассматривать денотатную структуру (ДС) первичного текста, представляющую его предметное содержание. Достоинством ДС является то, что она не задается извне, «а каждый раз устанавливается и определяется в результате осмысления языковых выражений, составляющих данный текст» [Там же].

Использование ДС для исследования и моделирования порождения вторичных текстов, предполагающих только содержательную близость к оригиналу (именно к такому типу текстов относятся рефераты, на материале которых и проводилось исследование Н.Л. Сунцовой), представляется совершенно оправданным и продуктивным. В нашей работе, посвященной исследованию реферативного перевода, также использовались денотатные структуры первичных и вторичных текстов как инструмент и как критерий для определения степени семантической близости оригинальных и реферативных текстов. Особенностью и сложностью процесса реферирования, как известно, является выделение основного содержания. Проблема заключается в достижении объективности этого процесса; совершенно очевидно, что языковой уровень не может обеспечить необходимой объективности, и использование не языкового, а предметного уровня (Ti - ДС - Тг) в качестве «мостика» при переходе от текста первичного к реферативному (вторичному), как показал эксперимент, оказалось эффективным (см. Нестерова 1985; Новиков, Нестерова 1991). В этом случае ДС управляет процессом порождения, делает его объективно «заданным». Она же и определяет близость, своего рода «родство» соответствующих первичных и вторичных текстов.

Однако, как мы убедились, полноценный перевод - это не передача «основного содержания», это значительно более сложный процесс, которым ДС не всегда управляет и нс всегда является инвариантом в переводе. Стоит заметить, что функциональная модель перевода, созданная А.Д. Швейцером на основе модели Ю. Найды, включает в себя две предметные ситуации: предметную ситуацию текста оригинала и предметную ситуацию текста перевода. Этим подчеркивается переменность такого, казалось бы, инвариантного для перевода элемента, как содержание исходного текста. Таким образом, можно утверждать, что предметное содержание (или денотатная структура) не всегда является инвариантом при трансформации текста в процессе перевода. С другой стороны, как известно, в некоторых моделях перевода именно предметная ситуация выступает как инвариантная величина, например, в ситуативной модели, предложенной В.Г. Гаком (см., например, Гак 1973). В целом, нужно признать, что ответить на вопрос о промежуточном звене в процессе перевода, о структуре ментального образования, являющегося аналогом