272_p2098_D19_10483

тивных приобретений, а как раз ввиду “отсутствия” положи- тельных значений человека, группы или сообщества в целом или признания их принципиальной невозможности в дан- ный момент»229. То есть консолидация такого рода возникает тогда, когда нет места надеждам на достижение в будущем каких-то общих целей, утрачена вера в возможность улуч- шения жизни, приближения общественных отношений и ин- ститутов к идеальным образцам, их совершенствования или облагораживания в соответствии с представлениями о долж- ном и «высоком» (то есть согласно моральным, правовым, гу- манитарным и прочим ценностям). В общем, негативную ин- теграцию вызывает отсутствие значимых и позитивных коллективных символов общности230.

Эффекты отсутствия символических элементов напря- мую сказываются на состоянии социальной солидарности в российском обществе. В. Г. Федотова, сравнивая явление апатии на Западе и в России, говорит о том, что в нашем об- ществе аномия возникла по причине радикального отказа от прежде коллективно санкционированных ценностей и норм и полного разрушения механизма социального конструиро- вания реальности при анархическом порядке 90-х годов. В результате, считает философ, сегодня мы не имеем кол- лективных представлений о различии добра и зла, о том, что такое сострадание, справедливость, жалость, милость, добро- та, хороший тон, правильная речь, самоуважение, уважение к другому потеряло, с её точки зрения, смысл и традиционно русское понятие правды. «Трактовка индивида, включенного в анархический порядок, как адекватного западному, попро- сту неграмотна. Буржуазный автономный индивид в корне отличается от этого загнанного в угол одиночки. Западный индивид автономен, независим, инструментально рациона- лен и персонально интегрирован. Анархический, негативно-

свободный индивид не может быть автономным, является

229Гудков Л. Б. Феномен негативной мобилизации // Обществ. науки и со- временность. 2005. № 6. С. 46.

230В социальной философии уже отмечена необходимость учета в социаль- ном анализе факторов, отсутствующих в непосредственной данности, но оказывающих на эту данность самое ощутимое влияние. Такой методоло- гический феномен получил название «абсентеистской рациональности».

Подробнее см.: Кармадонов О. А. Эффект отсутствия: культурно- цивилизационная специфика // Вопр. философии. 2008. № 2. С. 29–41.

141

зависимым, ограничен в своей инструментальной рацио- нальности, поскольку действует в море хаоса и персонально дезинтегрирован. Особенно напряженно складываются от- ношения самопомогающего себе негативно свободного инди- вида с другими. При всей российской склонности к коллек- тивизму и стихийно возникающей кооперации “другой” всё более представляется источником опасности, а потому авто- номия мыслится не как самостоятельное целеполагание, а

как изолированность. Анархия как тип порядка не способ- ствовала формированию иных идентичностей и интересов, кроме адаптации (выживания или обогащения)»231.

По убеждению Федотовой, становление массового обще- ства есть высшее воплощение апатического порядка. При данном порядке апатии подвержено всё, в том числе и куль- тура. Апатический порядок, пришедший вслед за анархиче- ским, не преодолел кризиса идентичности. Идентичность задается не только и не столько властью, а всей совокупно- стью практик. Не преодолел этот порядок и кризиса соли- дарности. Основной актор общественных отношений при та- кой системе – изолированный индивид, адаптирующийся к действительности так, как может, не полагающийся ни на кого, кроме себя, и не желающий ни на кого полагаться. Со- лидарность, предполагающая общность целей и интересов, реализуемых совместными усилиями, не находит места в обществе, где торжествует апатичное отношение к миру, дру- гим, и, по большому счету, к себе. Одним из основных моти- вов такого рода жизненной стратегии и социального поведе- ния является элементарная потребность выживания, которое представляется наиболее гарантированным при относитель- ной стабильности общества, которую наш человек научился ценить за последнее десятилетие. Как пишет Федотова в другой своей работе: «Наблюдается рост социальных дис- функций. Эксплуатация имеет место, но все более в России социальный конфликт идет по линии исключения больших слоев населения из социальной и экономической жизни. …Манипуляция сознанием на этапе слома коммунизма сна- чала политизировала людей, а затем деполитизировала,

231 Федотова В. Г. Апатия на Западе и в России // Вопр. философии. 2005.

№ 3. С. 13.

142

представив социальные процессы как квазиприродные, сти- хийно складывающиеся и не зависящие от человека. Если раньше казалось, что “хуже не будет”, то теперь определяю- щий мотив поддержки статус-кво массами – “может быть ху- же”»232. Выдающийся отечественный философ совершенно справедливо, на наш взгляд, усматривает среди причин де- зинтеграции (как обратного солидарности процесса) влияние неолиберальной доктрины, с таким энтузиазмом восприня- той в свое время правителями России. «Неолиберализм, –

говорит Федотова, – убеждал Запад и российских граждан, что сущность любого человека – стремление к максимиза- ции удовлетворений и минимизации издержек. В стороне оставались проблемы моральности, социальности, соли-

дарности. Экономическая машина должна была произвести все»233.

К сожалению, реальность оказалась куда менее оптими- стичной. Дезинтеграция общества, именуемая также «соци- альной энтропией», достигает сегодня по настоящему тре- вожных размеров. Особенно очевидно это при анализе со- стояния социокультурной целостности и преемственности – как между различными группами населения, так и между различными поколениями. Так, по результатам прикладных исследований Пантина и Лапкина, имеет место ценностный раскол между элитными и массовыми группами российского общества. Элитные группы, обладая монополией на распре- деление общественных и государственных ресурсов, гораздо лучше массовых групп адаптированы к условиям контроли- руемого государством рынка. Этим и объясняется тот факт, что представители элитных групп в большей мере, чем пред- ставители массовых групп, ориентируются на достижитель- ные ценности потребительского общества. Вместе с тем ана- лиз политических ориентации представителей элитных групп показывает их принципиальную неоднородность и особого рода эклектичность. Причина здесь в том, что «в соз- нании большинства людей, формирующих высшие страты российского общества, сосуществуют установки и ориента-

232Федотова В.Г. Факторы ценностных изменений на Западе и в России //

Вопр. философии. 2005. № 11. С. 19–20.

233Там же. C. 19.

143

ции, несовместимые с формально-логической точки зрения и противостоящие друг другу в ценностном плане. Как, впро- чем, они сосуществуют и в сознании большинства представи- телей массовых групп»234.

Фиксируется отечественными исследователями и значи- тельный социокультурный разрыв между генерациями рос- сийского общества. Так, А. Веселова говорит о том, что наме- тился культурный разрыв между поколениями, который мо- жет привести к постепенной утрате единого культурного языка. «Вопрос, однако, состоит в том, представляется ли со- временному российскому обществу подобная утрата значи- мой. Если полагать, что сохранение культурной памяти – необходимое условие нормального развития общества, то данная проблема, безусловно, требует решения. Если же об- щество (или наиболее влиятельная его часть) видит свою за- дачу в том, чтобы полностью избавить молодежь от наследия прошлого, то остается лишь ждать, когда произойдет пол- ная смена поколений»235. В свою очередь, Н. Е. Покровский утверждает: «Социокультурная ситуация в обществе отли- чается нестабильностью, переходностью, кризисом, в том числе и в области ценностных ориентации и нравственно- психологических ожиданий молодежи»236.

Наконец, авторами настоящей монографии в своё время была уточнена, в результате эмпирического исследования, категоризация прерывистости социокультурной связи в сего- дняшнем российском обществе. Было введено понятие «об- ратных генерационных разрывов», представляющих собой ситуацию, при которой не молодое поколение, застав себя в незнакомом мире «когнитивно ужасается» и стремится к пе- реопределению этого мира, а среднее и старшее поколения, «ужаснувшись» незнакомому миру, не тому миру, к которому они были подготовлены, вынуждены заново к нему приспо-

234Пантин В. И., Лапкин В. В. Политическое самоопределение российского общества. С. 83.

235Веселова А. Ю. Советская история глазами старшеклассников // Отече- ственные записки. 2004. № 5. C. 131.

236Крухмалев А. Е., Назарова И. Б. Педагогический персонал вузов сего- дня: тенденции изменений. (Материалы «круглого стола») // Социол. ис-

след. 2005. № 5. С. 139.

144

сабливаться, обучаясь, при этом, в значительной степени у поколения младшего, в чем проявляются противоречия меж- ду адаптационными уровнями и возможностями различных поколений россиян237.

Нельзя не сказать и о том, что проблемы макросоциаль- ной солидарности, испытываемые сегодня российским обще- ством, усугублены также и глобальной тенденцией к социо- культурной плюрализации современного мира вообще. В этом и заключается сложность, о которой мы уже вели речь – российское общество вынуждено одновременно отвечать на внешние и внутренние вызовы своей целостности и интегри- рованности. С. А. Кравченко осуществляет попытку анализа данной ситуации с позиций нелинейной динамики. По его мнению, суть последней проявляется в непреднамеренном утверждении неопределенности, хаоса, иррациональности, в разрывах социума и культурной преемственности, парадок- сах и кентавризмах общественного развития, а также в спон- танной активности самоорганизованных акторов, которым приходится иметь дело с игрой структур, превращающихся в открытые самоорганизующиеся системы. «В этих условиях, – говорит Кравченко, – знание как отдельных индивидов, так и социальных групп может относиться к разным социокуль- турным пространствам и темпомирам, что имеет место в со- временном российском обществе»238.

Мораль и культура, по мнению ученого, плюрализиру- ются, становятся открытыми, все более подверженными не- линейной динамике. В них возникают конкурирующие смыслы, которые свободно распространяются, обеспечивая базовые демократические права граждан. Отсюда социолог делает вывод о том, что переход России от социалистической закрытости к демократической открытости предполагает не только создание новых общественных институтов, но и ут- верждение в сознании россиян плюрализма «жизненных ми- ров» как результат свободного, демократического противо- борства и партнерства самых разных социокультурных реа-

237См.: Кармадонов О. А. Социальная память и социализация // Социоло-

гия. 2007. № 2. С. 221–244.

238Кравченко С. А. Гуманистическая концепция Т. Лукмана и нелинейные реалии российского общества // Социол. исслед. 2006. № 8. С. 3.

145

лий, которые могут быть весьма своеобразными в конкрет- ных социальных и этнических контекстах. «Все эти парадок- сы и неопределенности сознания, – утверждает Кравченко, – проявляются в новых тенденциях формирования нацио- нального характера россиян – сочетании умеренного тради- ционализма с нарастанием атомизации, разрушением чувст- ва общности и устоев социальной солидарности»239.

Гудков рассуждает примерно в том же ключе, когда го- ворит, что в постсоветский период то, что составляло и обра- зовывало «подсознание» советского человека, а именно – «те- невые, а потому аморфные, плохо артикулируемые значения социальности, касающиеся значений насилия как символи- ческого кода поведения, репрессивного контроля, недоверия к другому, страху перед ним, готовности к обману, агрессии и пр., – стало выходить на первый план, обретая уже не нега- тивные, а позитивные определения и смыслы коллективной солидарности (значения “наших”, “своих”, “русских”), разру- шающие потенциал гражданской солидарности, самостоя- тельности, демократии “участия”, а не “зрительства”, ответ- ственности, но сохраняющие структуры негативной мобили- зации и идентичности»240.

Существуют, впрочем, подходы, воспринимающие со- стояние социальной солидарности в сегодняшнем российском обществе не столь драматично. Так, по мнению Н. Е. Тихо- новой, российское общественное мнение отвергает сейчас любые радикальные способы общественного переустройства, а устойчивая приверженность эволюционному пути разви- тия – главный фактор, консолидирующий россиян. Тихонова достаточно оригинально трактует эту «консолидацию». С её точки зрения, «в условиях, когда весь механизм социального регулирования в силу целого ряда причин носит в России

конвенциональный характер (фактически сводясь к форму-

ле “если вы так, то и я так”), установка на взаимное непри- менение насильственных методов становится важнейшей основой стабильности и относительного спокойствия в обще- стве. Сложно даже представить себе, что может начаться, ес- ли власть вдруг нарушит этот негласный полусознательный

239Там же. C. 6.

240Гудков Л. Б. «Советский человек» в социологии Юрия Левады. С. 29.

146

договор и, тем самым, освободит от него население»241. Таким образом, Тихонова усматривает «общественный договор» ме- жду властью и народом в сегодняшней России, и рассматри- вает его как основанный на «взаимном ненасилии». Однако прямое насилие уже мало где применяется в современных обществах, к тому же, пресловутый административный ре- сурс (являющийся, по сути, смягченной формой именно пря- мого, а не символического насилия) используется сегодняш- ней российской властью всё более широко. Тихонова, по сути дела, определяет в качестве основной мотивации социальной консолидации в сегодняшнем российском обществе максиму «лишь бы не было войны». Такого рода установка массового сознания действительно имеет место, на наш взгляд, однако причем здесь социальная консолидация? «Главный недоста- ток властвующей в России элиты, – по словам О. Яницкого, – неспособность к концептуальному мышлению, эклектическое заимствование западных рецептов и схем. Кроме того, ей также присуще отсутствие интереса к углубленному анализу прошлого многонациональной страны, к критическому ос- мыслению собственных решений. “Радикальное сомнение” (Бек) не присуще этой элите. Напротив, ее мышление часто архаично, что проявляется в его крайней дихотомичности, в приверженности к чрезвычайно политизированным решени- ям, опирающимся на веру во всемогущество административ- ного ресурса и “черный пиар”»242. И вера в административ- ный ресурс есть у элиты, однако опять же причем здесь со- циальная консолидация? Более того, установка на стабили- зацию есть, по справедливому мнению В. Г. Федотовой, адаптационный механизм, а вовсе не консолидирующий, так же как ставка на административное воздействие есть «при- нуждение к согласию»243, а не достижение действительного такового. Таким образом, на наш взгляд, утверждение, что российская власть основывает свои отношения с обществом

241Тихонова Н. Е. Личность, общность, власть в российской социокультур- ной модели // Общественные науки и современность. 2001. № 3. С. 36.

242Яницкий О. Н. Россия как общество риска: методология анализа и кон- туры концепции // Общественные науки и современность. 2004. № 2. С. 14.

243Пантин В. И., Лапкин В. В. Политическое самоопределение российского общества. С. 82.

147

на «ненасилии», мягко говоря, не совсем соответствует дейст- вительности, хотя и выглядит достаточно оригинальным.

Проблемы солидарности в социокультурной сфере есте- ственным образом перетекают в проблемы солидарности в сфере социоэкономической, и связующим звеном выступает здесь, по нашему мнению, феномен символической деприва- ции, которым мы обобщаем и обозначаем, во-первых, упоми- навшееся уже «отсутствие символического капитала у груп- пы» (Панарин), во-вторых, «отсутствие позитивных символов общности» (Гудков), и, в-третьих, понятие «политической бедности» (Дж. Бохмана), под которым американский поли- толог понимает «неспособность каких-то групп граждан эф- фективно участвовать в демократическом процессе и их по- следующую уязвимость перед последствиями намеренно или ненамеренно принимаемых решений»244. «Политическая бедность» выводит граждан из публичной сферы. В резуль- тате их голос не слышат ни общество, ни государство, а пас- сивное поведение нередко воспринимается властью как согла- сие с проводимой политикой. Порог «политической бедности», по мнению Бохмана, проходит по линии способно- сти/неспособности той или иной общественной группы ини- циировать обсуждение проблем, затрагивающих ее интере- сы. Самое же главное, что «политическая бедность» находит- ся в непосредственной связи с бедностью экономической, возникая там, где избыточное социальное неравенство при- нимает масштабы, препятствующие участию в общественно- политической жизни больших масс населения. Мы все же считаем нужным уточнить, что, на наш взгляд, символиче- ская депривация находится с депривацией экономической во взаимообусловливающих отношениях, при которых первое неизбежно и вскоре влечет за собой второе, и наоборот.

244 Bohman J. Public Deliberation, Pluralism, Complexity, and Democracy. Cambridge, 1996. Р. 125.

148

3.1.3. Солидарность в соци- ально-экономическом измерении

Символическое измерение солидарности тесно связано с социоэкономическим, и с неизбежностью находится в том же – консистентном, или проблематичном – состоянии. Как представляется, основой всякой солидарности выступает идентичность – разделяемая, общая, непротиворечивая. О какой общности можно вести речь в отношении групп с дра- матически отличающимся уровнем доходов? Как нами уже отмечалось, социологами на протяжении последних полуто- ра десятков лет фиксируются проблемы социальной соли- дарности в российском обществе, тесно связанные с пробле- мами социальной идентичности. Одной из основных причин этого положения называется то обстоятельство, что водораз- дел между группами российского общества проходит, прежде всего, по линии достатка – то есть, общество делится, прежде всего, на богатых и бедных, а наиболее общим основанием солидарности является более или менее разделяемый опре- деленный уровень жизни245.

По мнению Н. Н. Зарубиной, сверхприбыли «новых» предпринимателей при отсутствии или недостаточности ле- гитимности их деятельности приводят, таким образом, к де- зинтеграции общества, которая является одной из основных тенденций догоняющей модернизации. «Она сопровождает- ся, – говорит философ, – утратой не только единства общест- ва, но и сложившихся в его рамках символических и соци- альных структур и типов идентичности»246. Как, в свою оче- редь, доказывает Ю. А. Красин, корпоративное растаскива- ние гражданской солидарности на крупные блоки пусть важных, но все же частных солидарностей подрывает фун-

245См.: Галкин А. А. Тенденции изменения социальной структуры // Соци-

ол. исслед. 1998. № 10. С. 12–21.

246Зарубина Н. Н. Без протестантской этики: проблема социокультурной легитимизации предпринимательства в модернизирующихся обществах.

С. 51–52.

149

дамент гражданского единения российского общества. В ре- зультате справедливые призывы к такому единению перед лицом современных вызовов (международный терроризм, экология или демография) не встречают должного энтузиаз- ма. Граждане, каждодневно сталкивающиеся с нерешенностью насущных вопросов своей жизни, а иногда и проблемы вы- живания, естественно, задаются вопросом: с кем объединять- ся? Социально ущемленные слои и группы, испытывающие тяготы и лишения, не проявляют рвения к объединению с те- ми преуспевающими олигархическими группами, для кото- рых главными приоритетами остаются собственные эгоисти- ческие интересы, в частности перекачка капиталов за рубеж.

Потому-то, по мнению Красина, и зыбка в нынешней России гражданская основа общенациональной солидарно- сти в поисках адекватных ответов на многочисленные вызо- вы современности. Трудно обеспечить гражданское единение общества даже по тем вопросам, которые действительно ка- саются каждого гражданина. «Единению вокруг, казалось бы, самого “естественного” начала – общенациональных це- лей препятствует всё то же социальное неравенство, порож- дающее глубокие расслоения, противостояния и даже угрозы раскола»247.

Для России, доказывает ученый, актуальна проблема не «корпоративного», а «социального гражданства». Поскольку ценности демократии и социального благополучия общества органически связаны, это требует такой публичной полити- ки, которая тесно увязывает проблемы свободы и равенства. Демократическое государство призвано регулировать уро- вень социального неравенства в обществе. Только таким пу- тем можно создать экономическую и социальную основу для устойчивой гражданской солидарности. Иными словами, «социальное гражданство» обеспечивает прочное приобще- ние граждан к демократическому государству, реализующе- му справедливую социальную политику, не допускающую противостояния граждан в результате неконтролируемого роста социального неравенства, которое, по мнению Красина, культивирует в обществе атмосферу, подрывающую устои

247 Красин Ю. А. Социальное неравенство в политическом измерении //

Свободная мысль – XXI. 2006. № 2. С. 35–36.

150