книги / Экономическая социология переходной России. Люди и реформы

уки сузился. Сегодня социология знает о новой системе меньше, чем знала во времена застоя при наличии цензуры о старой системе. Действительно, тогда она знала социаль­ ную базу власти, а сейчас не знает ее. Тогда знала меха­ низм развития экономики, а сейчас не знает.

Почему не реализована свобода исследований? Во-первых, лишившись поддержки государства, социо­

логия “пошла по рукам”, пошла “по миру” не только в пе­ реносном, но и в буквальном смысле: главный заказчик те­ перь не Политбюро ЦК КПСС или советское же государ­ ство, а западные фирмы и университеты. Поэтому, уйдя от идеологического заказа советских властей, мы теперь изучаем то, что нужно за рубежом. А там нужны не дол­ госрочные проблемы, а рейтинги политиков. И, конечно, спрос на продаваемые в России западные товары — на “сникерсы”, “памперсы” и т.п. Западные фирмы слабо ин­ тересуют такие проблемы, как социальные гарантии госу­ дарства гражданам России или судьба трудовых коллекти­ вов предприятий. Винить их в этом нельзя. Но в результа­ те мы изучаем рынок западных жвачек, но не изучаем по­ ложение в российской школе. Тот, кто платит, заказыва­ ет музыку.

Во-вторых, на место существовавших во времена СССР

больших научных коллективов, которые в основном разру­ шились, пришли маленькие группки, завязанные на своего западного заказчика и слабо связанные с другими научны­ ми коллективами страны, изучающими сходную тематику. Ушли в прошлое крупные научные темы, основанные на межрегиональных исследованиях. Нет и межрегиональных и крупных тематических конференций по основным проб­ лемам развития страны. По существу, утрачена ценная тра­ диция изучения макросоциологических проблем развития производства и труда.

В-третьих, отказ от финансирования социологии при­ вел к тому, что начавшееся в 60—80-е годы воспроизводст­ во кадров сейчас прервалось. В социологию не только не приходят новые поколения, но, напротив, она лишилась той молодежи, которая была. Социологов 30—40 лет практиче­ ски нет или их очень мало. Выпускники вузов в науку не идут, омоложения кадров нет. А это значит, что накоплен­ ные традиции утрачиваются, не передаются.

В-четвертых, исчез ряд условий, без которых о науке говорить нельзя. Это открытость для ученых информации, собираемой другими научными коллективами, ее сравни­ мость, сопоставимость, накопление и проверка. Именно это делает науку социальным институтом, обслуживающим по­

требности общества. Поскольку, только имея проверенные и глубокие знания, наука может иметь мнение о том, что происходит в обществе, и тем более что-то советовать ему.

Но какие могут быть сопоставления, если группы социо­ логов теперь конкурируют в борьбе за заказчиков? Напро­ тив, все исследования теперь если не "эксклюзив” западных спонсоров, то как минимум коммерческая тайна владель­ цев. В результате данные, получаемые разными исследова­ телями на одних и тех же объектах, чаще всего не только не сопоставляются, не обобщаются, не накапливаются, но просто никому постороннему не показываются.

В-пятых, слабее стала и методология. Утрачена тради­ ция стыковки оценочной и статистической информации, проверки оценочной информации с помощью фактографи­ ческой. Большинство исследований носят характер опросов "общественного мнения”, когда людям предлагаются гото­ вые точки зрения, и их просят выбрать ту из них, с кото­ рой они более всего согласны. В значительной мере утра­ чена традиция полевых исследований, сбора информации непосредственно на изучаемых объектах — на предприяти­ ях, стройках, в колхозах и др. Социология теперь отожде­ ствляется с опросами общественного мнения. Естественно, что его известные изъяны придают убогость и базирующей­ ся на нем социологии.

Парадокс третий: социологи боролись за смену власти, но новая власть элиминирует социологию.

Как изменилось положение социологии в обществе? Се­ годня есть четыре группы социологов:

1)социологи аналитических центров при властных стру­ ктурах — президенте, правительстве, министерствах, сило­ вых ведомствах и др.;

2)социологи центров общественного мнения;

3)социологи Российской академии наук, академических

НИИ;

4)социологи новых (независимых, совместных и др.) НИИ, фондов, центров.

Хотя взаимоотношения с властью разные, но в целом от­ ношение власти к социологии было и осталось тем же са­ мым: серьезные, глубокие исследования, касающиеся наи­ более сложных социальных проблем страны, ее мало инте­ ресуют.

Но в последние годы произошли некоторые существен­ ные перемены.

Во-первых, теперь у власти возник свой особый интерес — рейтинги политиков, а также мнение населения о принимае­

те

мых властью решениях и действиях. Хотя, как и раньше, ни­ каких практических выводов из мнения народа власть не де­ лает. Достаточно вспомнить: общественное мнение было про­ тив войны в Чечне, а война шла два года [59].

Во-вторых, при всей рыночной свободе зависимость со­ циальных исследований от власти не только осталась, но и стала сильнее. Власть приватизировала социологию. Что это значит?

Сегодня каждая ветвь власти создала свои собственные аналитические центры, службы общественного мнения, хо­ тя параллельно существуют десятки НИИ, занимающихся этими же проблемами. Это создает парадоксальную ситуа­ цию: цифр добывается множество, но крупных обобщений нет. Сравнений разных исследований тоже не видно. При этом цифры по одним и тем же вопросам, полученные на тех же самых объектах, часто получаются разные, хотя ни­ кто этого не анализирует и не сопоставляет. Однако эти цифры напрямую используются в политической борьбе. Это новый момент нынешнего времени.

В-третьих, неверная технология и трагические резуль­ таты реформ снизили престиж экономистов и социологов в глазах власти.

В-четвертых, выявилась явная несостоятельность науки в анализе тех быстрых перемен, которые происходили в стране. Лидерские позиции в анализе перестроечных и по­ следующих рыночных процессов прочно заняла журнали­ стика. Что касается социологии, то фундаментальных зна­ ний о переменах, происходивших в обществе, она не имела. А успевать за потоком событий, как это делают журнали­ сты, она неспособна.

Если говорить о нынешнем моменте в России, то на по­ ложении социологии как науки сильно сказывается царя­ щий в стране прагматизм власти: важно то, и только то, что можно продать сегодня. Те же знания, которые касаются не данной минуты, а более длительного периода времени, не покупаются. Поэтому ситуация такова, что фундамен­ тальные исследования вроде бы и не нужны.

Политический прагматизм порождает два следствия: де­ лается ненужным прогноз на будущее и тем более ненуж­ ной оказывается социальная теория.

Отсюда четвертый парадокс: свобода есть, а социальной теории опять нет.

Российское общество всегда было и остается сегодня враждебным социальной теории. Тому есть очень глубокие причины.

Во времена СССР запрет на социологическую теорию провоцировался опасениями, что она составит конкурен­ цию марксизму-ленинизму. Поскольку считалось, что марксизм-ленинизм — это и есть советская социология (так считало проправительственное крыло социологов 60—70-х годов), то развивать какую-то другую теорию запрещалось. Соответствующие статьи и книги не допус­ кались.

В нынешнее время запрета на социологическую теорию нет. Но и возможности для ее развития тоже нет. Главная причина: да кто же будет платить за теоретические изыска­ ния? Западным заказчикам нужны не теории, а цифры. Рос­ сийским властям тоже.

Но есть и более тонкие причины. Дисперсность нынеш­ ней социологии и ее финансирование западными спонсо­ рами делают невозможным проведение многолетних ис­ следований. Результаты требуются быстро, не говоря уже об эксклюзивности. Но краткосрочные обследования не позволяют разобраться в наиболее сложных проблемах современности, таких, как проблема перераспределения собственности и власти, механизмы национальных кон­ фликтов. Для изучения таких проблем нужны экспедици­ онные исследования, которые по плечу лишь крупным на­ учным коллективам, которых уже нет. Один пример. Для изучения социальной стратификации нынешнего россий­ ского общества нужна общенациональная выборка, пред­ ставляющая все слои этого общества, все его регионы, все национальные общности, не говоря уже о возрастной структуре населения, материальном положении семей, их составе и др. Сделать ее может отнюдь не всякий науч­ ный коллектив, нужны особые специалисты. Поэтому все самые глубокие перемены, идущие в стране, не изучают­ ся. Или изучаются лишь поверхностно, насколько это по­ зволяют западные заказы.

Например, одна из активно изучаемых сегодня проблем

— ход экономической реформы. Но изучается она в основ­ ном со стороны общественного мнения, без анализа связи с проводимым экономическим курсом. Однако оценки на­ селения определяются характером проводимой политики, без учета которой эти оценки необъяснимы. А для учета этой связи нужна теория, нужны определенные теоретиче­ ские модели.

Парадокс пятый: западные деньги работают, а западные теории — нет.

Социология как наука национальна: в разных нацио­ нальных обществах проблемы и облик науки неизбежно

дущем и механизмах развития никто не думает, наступает царство стихии и случайности.

Во-вторых, рыночные формы существования культуры и науки малосостоятельны, потому что школа, искусство, на­ ука дают отдачу не сразу, а только в долгосрочной перспе­ ктиве. Поэтому они не могут выдерживать требований рын­ ка, не могут конкурировать, например, с добывающими от­ раслями, дающими немедленную отдачу. А сама продукция науки и культуры не может и не должна подчиняться ры­ ночным критериям, по которым оценивается, например, обувь или жилая площадь.

Это хорошо видно из опыта перевода высшей школы на “коммерческую основу”. Бесспорно, что этот перевод (в со­ четании с другими причинами) снизил ценность вуза как источника получения знаний как таковых. Студенты начи­ нают разделяться не по таланту и прилежанию, а по богат­ ству и статусу родителей или “спонсоров”. Это с самого на­ чала деформирует обстановку в учебных группах, вредит учебному процессу.

Таким образом, как показала постсоветская история, после распада СССР социология оказалась не на подьеме, а в состоянии распада. Она в огромной мере утратила те завоевания, которые приобрела в советское время, те наде­ жды на ее бурное развитие, которые имела советская ин­ теллигенция, не оправдались.

Под всем этим лежала более общая закономерность: ожидания от социологии (как и от всего общества), из ко­ торых исходила интеллигенция в 80-е годы, были идеализи­ рованными, утопическими. Действительно, в те годы нам казалось, что выводы и рекомендации социологов будут от­ крывать глаза властям, что власти в силу этого будут ста­ новиться умнее. И чем более умной будет власть — тем больше мы будем знать об обществе. И тем лучше будет становиться оно само. То есть представление о роли социо­ логии и социологического образования было явно утопиче­ ским [62]. Не менее утопической была и вера в созидатель­ ную роль свободы.

На деле оказалось, что все намного сложнее. Не было учтено, к примеру, что в условиях свободы общество ста­ нет “теневым” и поэтому изучать его станет невозможно. Оказалось, что свобода породила такое общество, такую власть и такую экономику, которые “вымывают” социоло­ гию.

Не лучшее положение сложилось с социологическим об­ разованием. Здесь наши надежды тоже оказались чрезвы­ чайно утопическими и потому привели к разочарованиям.

§9. Социологическое образование: диплом, специальность, спрос

По идее, специальность “социолог” — не техническая. Это не умение собирать и обрабатывать информацию, а владе­ ние искусством анализа сложных социальных процессов. Действительно, социологи нужны для выяснения основных тенденций развития стран, народов, обществ, для объясне­ ния происходящих перемен и прогнозирования будущего. Если судить по истории этой науки, то социологи — это мыслители, которые открывают в обществе то, чего “про­ стые люди” не видят. И тем помогают “простым людям” по­ нять происходящее вокруг них.

Из этого следует, что специальность “социолог” не мо­ жет быть массовой. Никакому обществу тысячи крупных мыслителей не нужны. Поэтому их массовая подготовка нецелесообразна.

Но в СССР все получилось наоборот. Когда социология была, наконец, признана, наши бездумные ведомства нача­ ли выпускать социологов сотнями. Цель была бюрократи­ ческая — сохранить кафедры научного коммунизма. В ре­ зультате произошла профанация социологии как науки и как специальности. Профанация, потому что возник огром­ ный разрыв между характером вузовской подготовки со­ циологов и той работой, которой им приходится занимать­ ся после окончания вуза. Работать можно только по специ­ альностям, на которые есть спрос. Понятно, что спроса на социологов как на мыслителей, как на аналитиков в облас­ ти социального развития нет. Есть спрос на совсем другие специальности — “маркетинг^’, “управленческое консульти­ рование” “управление персоналом”, “управление фирмой”, “социальная работа”. Но по этим специальностям кадры готовят соответствующие вузы и факультеты. И тысячам людей с дипломами социологов приходится переучиваться или обучаться заново, уже в процессе поиска рабочего ме­ ста. Конечно, в такое положение попали не только социо­ логи, но и многие другие специалисты, однако от этого не легче.

Какова была ситуация со спросом на социологов в

СССР? Спрос на них и их работу по специальности обеспе­ чивало государство. Государство распределяло выпускни­ ков на те рабочие места, где они действительно могли ис­ пользовать полученные знания. Яркий пример — отделы социального планирования на промышленных и других предприятиях. Практически во всех министерствах и на предприятиях существовали социологические службы. Как

уже отмечалось, они делали полезное дело. Это обеспечи­ вало стабильные рабочие места для социологов. А раз бы­ ли рабочие места — можно было считать, что профессия социолога стабильна. Ведь для того чтобы профессия жи­ ла, ей нужны стабильные рабочие места, которые обеспе­ чивали бы канал для движения профессионалов, для их мо­ бильности и роста.

Вторым каналом занятости социологов по специально­ сти были НИИ. Ведь вузы финансировались государством и потому могли оставлять талантливую молодежь для на­ учной работы, в качестве аспирантов и ассистентов. На­ пример, в Сибирском отделении АН была система отбо­ ра отличников (из выпускников Новосибирского универ­ ситета) для пополнения научных кадров Института эко­ номики.

Конечно, в рыночных условиях старая советская мо­ дель использования специалистов (“специалисты для нужд страны”) не могла сохраниться. Ведь не распределять же специалистов в условиях рынка труда. Понятно, что пере­ ход к рынку породил новый подход к высшему образова­ нию и новые критерии приема и обучения людей в вузах. Этот критерий — не возможность использования получен­ ной специальности в данной стране (как это было в

СССР), а наличие желающих заплатить за обучение. Про­ ще говоря: обучают специальности не потому, что это “нужно обществу”, а потому, что есть те, кто готовы за эту специальность заплатить. Такая модель высшего обра­ зования тоже функциональна — она облегчает взросле­ ние, социализацию новых поколений. Ну и, конечно, по­ вышает общий уровень культуры молодежи, гуманизирует ее. В богатых и стабильных обществах именно эта модель является социальной нормой. Однако в России есть свои особенности: такого обилия острейших социальных проб­ лем нет ни в одной стране мира. Поэтому гражданская ориентация молодежи здесь особенно важна. Однако именно здесь, в России, наблюдается наибольший дефицит гражданственности (может быть, по причине отсутствия гражданского общества).

В постсоветскую эпоху выпускники социологических факультетов, как и другие гуманитарии, ринулись в ком­ мерческие структуры, ставшие самыми высокооплачивае­ мыми и потому самыми приоритетными местами приложе­ ния труда молодежи. Интересное исследование провела С Творогова, опросившая студентов, оканчивающих социо­ логический факультет одного из вузов России [63]. Оказа­ лось, что большинство из опрошенных не намерены рабо­

тать по специальности, а готовятся идти в коммерческие структуры или работать переводчиками. Были опрошены также и работающие студенты. Оказалось, что занимаемые ими должности практически не имеют отношения к их со­ циологической специальности — чаще всего они работают в рекламных маркетинговых агентствах, причем по специ­ альностям, которые они приобрели уже после окончания социологических факультетов, работая референтами, бух­ галтерами и др.

Таким образом, ситуация на рынке “социологических услуг” такая: спроса на серьезные научные исследования, которые соответствовали бы специальности “социология”, нет, но и желания заниматься “чистой наукой” у выпускни­ ков вузов, получивших социологические специальности, то­ же нет. Денег за это не платят, НИИ едва держатся. При­ тока молодежи в науку нет. Поэтому социологи переквали­ фицируются на другие профессии.

Однако следует говорить о спросе не только реальном, но и потенциальном. Выше я говорила о том, что социоло­ гия должна решать теоретические задачи по анализу и про­ гнозированию. Но она имеет и прикладную задачу — раз­ работку программ решения крупных социальных проблем. Примерами соответствующих проблем в России могут слу­ жить такие, как проблема детей, проблема беженцев, про­ блема пенсионного обеспечения, бедности и др. Россия — сверхпроблемная страна. Поэтому, если говорить о спросе не только сегодняшнем, реальном, но и потенциальном, то нужна иная оценка: спрос на социологов в России огром­ ный. Огромный в том смысле, что обществу нужны люди, способные ставить и решать сложнейшие социальные про­ блемы переходного времени. И тех “аппаратных аналити­ ков”, о которых я писала выше, конечно, недостаточно. Но государство не осознает этой общественной потребности, поэтому потенциальный спрос не воплощается в реальные рабочие места.

Итак, мы познакомились, во-первых, с социальными пос­ ледствиями рыночных реформ в России (гл. I); во-вторых, с экономической социологией, которая призвана изучать взаимосвязь экономики и общества, выявлять трудности переходных процессов (гл. II).

Но откуда взялись описанные выше социальные болез­ ни? Чем объясняется столь тяжелый путь к рыночной эко­

номике, которым идет Россия? Для ответа на эти вопросы надо обратиться к корням описанных социальных болезней экономики. Эти корни лежат в историческом прошлом страны, более всего — в эпохе СССР, в тех социальных проблемах, которые характеризовали советскую экономи­ ку. Хотя СССР и руководящей роли КПСС больше нет, но “следы” той эпохи продолжают жить в новых поколениях. Сохранение следов прошлого в сознании и поведении жи­ вущих называют социальной памятью. Целью последующе­ го анализа является характеристика этого интереснейшего феномена, от которого в огромной мере зависит многое из того, что сегодня происходит в России.