Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

человеческийразумсам есть начало изменчивое и шаткое, а потому он абсолютным мерилом служить не может. Но иного у человека нет. Даже те, которые, отвергая разум, дают первенство религии, делают этонаосновании предварительного испытания того, что можетдать то идругое. Какразумное существо, человек, с помощью данного ему Богом орудия, должен искать истины: в этом состоит его величие. Но как ограниченное существо, он в этом искании может ошибаться, а потому исследование истины составляет работу многих и многих поколений. Приложение разума к познанию вещей есть наука, которая таким образом, при всех своих колебаниях и недостатках, является путеводным указателем для разумного существа на его жизненном поприще. Посмотрим, что она может дать.

Глава II. Наука

Наука есть систематическое, руководимое разумом познание вещей. Она заключает в себе разные элементы, в зависимости от объекта и от способов действия.

Первоначальное, непосредственное познание дается реальным взаимодействием с предметом. Как во всяком взаимодействии тут есть два независимых друг от друга элемента: субъект познающий иобъектпознаваемый;ихотношениеестьявление.Всякоенепосредственноепознаниеестьпознание явлений.

Явления внешнего материального мира раскрываются нам внешними чувствами. Это составляет область внешнего опыта. Но есть и явления внутреннего мира, которые познаются субъектом, когда он обращается на самого себя. Разум познает собственные свои действия, а равно и свои отношения к внешнему миру, выражающиеся в восприимчивости и воздействии, то есть в чувстве и воле. Все это составляет область внутреннего опыта, в котором верховное, связующее начало есть самосознание разума. Субъект сознает себя центром всего заключающегося в нем мира впечатлений, чувств, стремлений и мыслей. Эта сознающая себя центральная точка есть я; к нему субъект относит все частные явления внутреннего мира, признавая их своими.

Таким образом, мы имеем два противоположных друг другу мира, находящиеся в тесной взаимной связи: мир внешних, случайных и рассеянных явлений, который раскрывается нами внешними чувствами, и мир внутренних явлений, связанных единичным самосознанием. Однако и этот внутренний мир, также как внешний, состоит под условиями пространства и времени, ибо сам субъект подчиняется этим условиям. Все, что он думает, чувствует и хочет, совершается в известное время и на известном месте. Но пространство и время суть формы бытия, которых все части лежат вне друг друга, одно в порядке совместном, другое в порядке последовательном. Поэтому все явления, по существу своему, представляются частными, изменчивыми и бессвязными. Сам субъект, как явление, представляется только вместилищем разнообразных и изменяющихся впечатлений, мыслей, чувств и хотений, которые в нем соединяются и разделяются, без какого-либо общего руководящего и связующего начала. Таким он действительно признается эмпиризмом, который, останавливаясь на этой первоначальной ступени, представляет низшую форму понимания, свойственную человеческому уму.

Очевидно, однако, что такое понимание не составляет науки. Для того чтобы из рассеянных и бессвязных явлений составить систему, нужно раскрыть в них то, что в них есть общего и постоянного; а это не дается явлениями. Необходимо познание связующих начал, которые недоступны ни внешним чувствам, ни внутреннему опыту. Эти начала разум находит в самом себе. Пока он к явлениям относится страдательно, как чистая доска, на которую отпечатлеваются следы чуждых ему сил, на него действующих, он далее рассеянного, случайного, следовательно бессмысленного познания не пойдет. Систематическое и разумное познание вещей возможно только тогда, когда разум сам является деятельною силой, которая связывает и разделяет познаваемые явления и возводит их к общим, присущим им началам, скрытым от голого опыта, но ясным для умственного взора.

Система ГАРАНТ414

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

Совокупность этих систем представляет развитие человеческого понимания. Поэтому и самую метафизику можно определить как науку понимания, ибо понимание состоит именно в усмотрении разумной связи вещей, или в подведении их под общие логические начала. Метафизика показывает, какими способами это совершается или может совершаться.

Спрашивается однако: соответствуют ли эти чисто логические формы, выводимые а приори, тому, что существует в действительности, или, может быть, они представляют только субъективные способы объединения знаний, вовсе не похожие на то, что есть на самом деле? Последнего мнения, как известно, держался Кантон видел в категориях чисто субъективные логические формы служащие для объединения опытного знания, но не дающие никакого понятия о сущности вещей, которая должна вечно оставаться от нас скрытой. Поныне эта скептическая точка зрения разделяется многими, хотя исторически учение Канта было только преходящею ступенью умственного развития, началом, из которого, в силу неотразимой логической необходимости, выработались цельные объективные системы, связывавшие общими разумными началами весь духовный и физический мир.

Вопрос решается бесповоротно тем, что законы разума суть вместе и законы внешнего мира. Это одно, что дает человеку возможность познавать вещи и действовать в окружающей его среде. При всяком взаимодействии, управляющий закон представляет начало общее действующим друг на друга вещам. Поэтому, логически необходимое необходимо и в действительности. Фактически это доказывается тем, что умозрительные выводы разума находят подтверждение в опыте. Кроме метафизики, есть другая наука, которая, исходя от чисто умозрительных начал и действуя путем отвлеченно логических выводов, приходит к совершенно точному и достоверному знанию. Эта наука есть математика. Она развивает начала, присущие той же самой логической категории количества, которая составляет точку отправления метафизики, как-то: единое и многое, безграничное и граница, величина и число. Из этих начал она выводит целый мир отношений, связанных логическою необходимостью. При этом она оперирует с такими логическими определениями, которые не только не даются никаким опытом, но даже и не представимы, как бесконечно-малое и бесконечно-великое; а между тем, на основании вычислений, исходящих именно из этих начал, определяются самым точным образом движения небесных светил, предсказываются явления даже за сотни лет, с определением самого момента, в который они должны совершиться. Математик, сидя в своем кабинете, целые годы делает отвлеченные выкладки и по окончании их утверждает, что в такую-то минуту, на таком-то месте на небе должна находиться никому неизвестная планета, и когда на это место наводится подзорная труба, то действительно эта планета там обретается. Более очевидного доказательства совпадения законов разума и законов внешнего мира невозможно придумать. А так как законы разума не ограничиваются одною категорией количества, а образуют цельную систему, то ясно, что соответствие должно быть общее. И точно, в других областях мы находим такое же совпадение. Две тысячи лет тому назад, метафизики, исходя от понятия о субстанции, которое эмпирики объявляют чистым призраком, провозгласили, что вещество не может ни прибавляться, ни убавляться, а только соединяется и разделяется, и новейшая химия подтвердила эту истину. Те же метафизики поняли материю, как состоящую из неделимых частиц, или атомов, и опять же химики объявляют, что нет иного способа объяснить законы пропорций в химических соединениях.

Однако, одних метафизических начал далеко не достаточно для познания вещей. Они дают только отвлеченные умственные категории, или способы сочетания явлений, а каким образом в том или другом случае эти категории прилагаются к действительности, это вопрос совершенно другого рода, который не может быть решен умозрением. Явления представляют бесконечное разнообразие частных сил, которые состоят в беспрерывно изменяющихся отношениях друг к другу. Все это изменчивое разнообразие надобно фактически изучить, разнять составные его элементы и путем сравнения извлечь из него то, что в нем есть общего и постоянного. Это - работа громадная, требующая изощрения всех умственных способностей, тонкости и изобретательности. В этом состоит задача опыта, действующего путем наведения, то есть, восхождения от частного к общему. На нем основано все познание внешнего мира, в особенности физической природы.

Система ГАРАНТ417

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

Если бы эти два противоположные пути, индуктивный и дедуктивный, один идущий от частного к общему, другой от общего к частному, всегда совпадали, то наука двигалась бы равномерным путем, представляя только постепенное умножение человеческих знаний. Но на деле это происходит не так. Полное совпадение обоих путей возможно лишь тогда, когда оба достигли надлежащей полноты.Это и составляет цель всего познавательного процесса,ноименнопоэтомуоно может осуществиться только в конце. Пока этого нет, всегда окажется несоответствие между тем и другим, вследствие чего человеческий ум попеременно становится то на ту, то на другую точку зрения. С одной стороны опыт, при скудном материале и недостаточных средствах, представляет лишь обрывки знания, которые не укладываются в логические категории или могут быть подведены под них только искусственным путем. С другой стороны, умозрение не представляет сразу цельной и полной системы. Разум есть способность развивающаяся. Развитие его состоит в том, что присущие ему логические начала одно за другим выступают в сознание и становятся способами объединения всего умственного кругозора. Это совершается путем диалектическим. Сперва из общей безразличной основы выделяются противоположности затем, в силу логической необходимости, эти противоположности опять сводятся к высшему единству. Этот процесс повторяется на всех ступенях. Вследствие этого, философские системы сменяют одна другую и вступают друг с другом в борьбу. Каждая из них, становясь на исключительную точку зрения, представляет недостаточное или одностороннее развитие метафизических начал и только в их совокупности выражается цельный процесс умственного развития человечества. Понятно при этом, что недостаточное или постороннее началоневсостояниидатьтакоеобъединениезнания,котороесоответствовалобыдействительности. Недостаточно изученные явления насильственно подводятся под те или другие односторонние категории, представляя обманчивый призрак знания, там, где в действительности есть только искусственное построение или плохая догадка. Но рано или поздно опыт обнаруживает несостоятельность этих взглядов, а так как это повторяется на каждой ступени, то отсюда рождается общее недоверие к метафизике.

Таков совокупный процесс умственного развития человечества. Он представляет последовательность сменяющих друг друга миросозерцаний, которые, определяя весь умственный кругозор человека, имеют огромное влияние на всю его деятельность, а потому и на общественное развитие. Если в синтетические эпохи религия является господствующим началом в мысли и жизни, то в аналитические эпохи наука становится верховных руководителем развития. Эта роль принадлежит в особенности метафизике, которая, определяя самые основы миросозерцания, служит и главною пружиной человеческой деятельности. История свидетельствует об этом яркими чертами.

Мы видели, это доселе человечество прошло через две эпохи светского развития: древнюю и новую. В обеих человеческий ум попеременно исходит то от умозрения, то от опыта, начиная то сверху, то снизу. Цельность миросозерцания требует, разумеется, сочетания противоположных путей; поэтому, на каждой ступени существуют оба; но тот или другой является преобладающим. Господство умозрения можно назвать рационализмом, господство опытареализмом, наконец сочетание обоих-универсализмом. Каждая из этих ступеней представляет полное развитие всего цикла умственных категорий. Обозначим вкратце этот процесс*(37)

Движение естественно начинается с безразличия обоих путей. Это - то, что можно назвать первобытным универсализмом. Таков характер древнейшей греческой философии. Мысль инстинктивным синтезом охватывала все области бытия и подчиняла их общему началу. Нередко она выражалась в поэтической форме. В эту первую эпоху замечается двоякий процесс. Сперва мысль, исходя от явлений, постепенно возвышается к связующему их абсолютному закону и таким образом приходит к самой отвлеченной из всех категорий, к количеству. Таково было значение подготовительного периода греческой философии, представляемого ионийцами. Из них вышел Пифагор, который провозгласил число сущностью всех вещей. Пифагорейская система представляет первую попытку связать общим законом весь физический и нравственный мир. Эта попытка не ограничивалась умственною областью; она влияла и на общественную жизнь. В городах Великой Греции образовались пифагорейские союзы, которые составляли более или менее замкнутые

Система ГАРАНТ418

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

тем, что они все знают н все умеют. Это был эмпиризм во всем своем последовательном развитии, не сдержанный никакими нравственными побуждениями.

Понятно, что такая проповедь разрушала все общественные связи. Она внесла в греческую жизнь такой разлад, от которого она никогда не оправилась. Вызванная естественным движением мысли и жизни, Софистика явилась в ней разлагающим элементом. Однако и она, в свою очередь, вызывала реакцию. Человек не есть только игралище явлений; он носит в себе внутренние начала, которые не поддаются софистическим воззрениям и возмущаются против проповеди личного своекорыстия. Как разумно-свободное существо, он возвышается над случайностями и приходит к сознанию общих начал, на основании которых он сам себя определяет к деятельности, стараясь направить и подчинить себе внешние явления. В силу этого внутреннего самосознания, субъект, как разумное, деятельное начало, противополагает себя объекту. На самой почве реализма внутренний опыт противополагается внешнему. Таково было значение Сократа, который сделался исходною точкой для всего дальнейшего развития философии.

Однако и это внутреннее начало действовало разлагающим образом на сложившиеся веками основы общественного порядка. Возвышая человека над случайностями, возводя его в область чисто внутреннего самоопределения, оно отрешало его и от той среды, в которой он призван был жить и действовать. Вышедшие из школы Сократа Киники провозглашали себя космополитами; Киренаики ставили себе целью умное пользование жизненными благами. Вместе с Софистикой, критике подвергалось и все существующее, во имя чисто разумных начал. Прежде всего она касалась установленной религии. Внутреннее самосознание разума вело к признанию единого верховного Разума, владычествующего в мире, а это разрушало многобожие. Поэтому Сократ был предан смерти ревностными защитниками старины. Приготовляя человечеству лучшее будущее, он восстановлял против себя умирающее прошлое.

Но оставаясь на почве реализма, внутреннее самосознание не в состоянии было служить объединяющим центром всей человеческой жизни. Для этого надобно было из области относительного где происходит распадение субъекта и объекта, возвыситься к абсолютному, в котором они связываются высшим, господствующим над ними началом, то есть, надобно было от реализма перейти к рационализму. Это и сделал ученик Сократа, Платон, который через это стал основателем нового метафизического периода греческого мышления. Реализм явился здесь, как он всегда должен быть по самому своему существу, только переходною степенью между двумя метафизическими периодами.

И тут мы видим полную аналогию с тем, что произошло в общественной жизни. Там над борющимися общественными стихиями возвысилось государство, как господствующий над ними союз; здесь туже роль играла метафизика, возвысившись к сознанию абсолютного, господствующего над относительным. Но как там отвлеченное государство способно было установить только внешний порядок, а не внутреннюю связь частей, так и здесь отвлеченный рационализм не в состоянии был сделаться началом всего человеческогознания,а стем вместе и человеческой жизни.В обоихслучаях недоставало одного и того же: посредствующих звеньев между общим и частным. Скудное развитие опытных наук не дозволяло подводить явления под общие начала иначе, как искусственным и поверхностным образом. Поэтому древняя метафизика, удовлетворяя высшие умы, стремившиеся к познанию абсолютного, и давая им жизненную опору, мало имела влияния на общественный быт. В своем развитии она более и более удалялась от жизни. От идеализма Платона и Аристотеля, которые высшим началом признавали причину конечную, представляющую конкретное сочетание противоположностей, мышление перешло к противоположной причины формальной и причины материальной: первой у Стоиков, которые все производили от верховного Разума, владычествующего в мире, второй у Епикурейцев, которые основанием всего сущего признавали разделенную на атомы материю. Наконец, умственный цикл завершился возведением противоположностей к общему их источнику, к причине производящей: такова была точка зрения последней ступени греческой философии - неоплатонизма. Из этих систем наибольшее общественное влияние имел стоицизм, который развитием нравственных начал старался внести разумный порядок в разлагающийся мир. У

Система ГАРАНТ420

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

начал к отвлеченным, а от отвлеченных к конкретным. Исходною точкою новой философии было понятие о причине производящей, то, которое было последнею ступенью древнего миросозерцания. Это начало лежит в основании учений Картезианской школы. Затем выступает противоположность причиныформальнойипричиныматериальной:перваявшколеЛейбница,котораяразвивалапонятие о верховном Разуме, владычествующем над единичными духовными силами, или монадами, и подчиняющем их непреложному закону; вторая в философии XVIII века, которая возвратилась к понятию о разделенной на атомы материи. Наконец, противоположности сводятся к высшему единству причиною конечною, составляющею основное начало немецкого идеализма.

Сообразно с этим развиваются и умозрительные начала общественной жизни. Прежде всего установляется понятие о государстве, как союзе, облеченном верховною властью над членами; затем выступают противоположные начала права и нравственности; одно лежащее в основании индивидуалистических теорий XVIII века, другое в школе Лейбница и Вольфа; наконец, эти противоположныеначалавозводятся к идее, составляющей высшую цель государственного развития: такова точка зрения идеализма. Из этих начал, в отличие от того, что мы видели в древности, наибольшее влияние на общественную жизнь оказали те, которые ближе стояли к действительности. Индивидуалистические теории XVIII века, можно сказать, перевернули весь мир. они произвели глубочайшие потрясения и окончательно разрушили средневековой порядок. Даже там, где они не находили подготовленной почвы, они повели к коренным переменам, как в жизненном строе, так и в общих воззрениях. В особенности они нашли полное и плодотворное приложение в области гражданской, где личное начало составляет корень и основание всех отношений. Под их влиянием сословный строй превратился в общегражданский, и это составляет прочное приобретение человечества. Меньшее действие они оказали в политической сфере, ибо здесь, по самому свойству государственного союза, личное начало не может иметь притязания на исключительное господство. В этой области одностороннее развитие индивидуализма может являться результатом местных условий или составлять переходную ступень развития, но теоретически оно не оправдывается. Поэтому, здесь в самом умственном процессе неизбежно происходит реакция. В государстве требуется не исключительное развитие того или другого из входящих в него начал, а сведение их к высшему единству. Это и составляет задачу идеализма. Однако и идеализм, если он является чисто теоретическим учением, не принаровленным к фактическим условиям места и времени, лишен жизненной почвы, а потому обречен на падение. Такова была везде судьба отвлеченного доктринерства, считавшего возможным прилагать умозрительные теории, без внимания к той почве, на которой они должны осуществиться.

Такова же была судьба рационализма вообще. Отвлеченное умозрение не в состоянии дать полноты знания. Для этого надобно изучить явления в самих себе; необходимо восполнение умозрения опытом. Вследствиеэтого,человеческая мысль, завершив свой рационалистический цикл, неизбежно переходит к реализму. В идеализме, представляющем сочетание противоположностей в конечном единстве, философия достигла высшего из всех умозрительных начал. Но самый идеализм, как исключительная система, в свою очередь, оказывается односторонним. Конечное единство, отрешенное от своих основ, ведет к отрицанию самостоятельности частных сил; единичное начало является здесь только преходящею ступенью общего процесса. В общем миросозерцании это ведет к пантеизму, в области общественной к поглощению лица государством. Конечно, строгие мыслители, понимающие точные разницы понятий, воздерживаются от этих крайностей; но односторонние ученики выводят их с кажущеюся последовательностью. Между тем, противоположные элементы, которые требуется свести к высшему единству, не суть нечто преходящее, улетучивающееся в общем процессе. Они составляют реальные начала жизни, образующие каждое свой особенный мир своеобразных отношений, сохраняющих свою относительную самостоятельность даже при подчиненииих высшему единству. Поэтому, исключительный идеализм, когда он хочет налагать свой закон на весь мир явлений, становится с ними в противоречие. Тут он встречает протест в науке, опирающейся на факты. А так как факты делаются через это высшим мерилом истины, то они, в свою очередь, полагаются в основание всего умственного кругозора. Во имя опыта отвергается не только

Система ГАРАНТ422

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

односторонний идеализм, но и все умозрение, которого он составляет высший продукт. Спустившись из области отвлеченной метафизики к конкретным явлениям, мысль от рационализма переходит к реализму.

По существу своему, опыт должен быть восполнением метафизики. Но человеческий ум, в своем развитии, идет от одной крайности к другой, исчерпывая до конца содержание каждой. Поэтому, вступление его на почву реализма знаменуется полным отрицанием метафизики. Она выкидывается через борт, как отслуживший свое время и уже ненужный хлам. Такова точка зрения современной науки. И в этом одностороннем увлечении есть глубокий смысл. Ибо опыт имеет свои совершенно самостоятельные, непоколебимые начала, независимыеот метафизики. Именно поэтому он и может служить проверкою последней. Человеческий разум способен достигать полноты знания, потому что он имеет два противоположных и вполне самостоятельных пути, которые могут проверяться один другим. Но по этому самому, каждый из них, взятый в своей исключительности, не дает требуемой полноты. Если отвлеченная метафизика часто грешит незнанием явлений, то исключительный опыт грешит полным их непониманием, ибо без метафизики, заключающей в себе связующие начала мышления, никакое понимание невозможно. Отрицание ее ведет только к полнейшему умственному хаосу, в котором находят приют самые безобразные теории и самые крайние направления. Это и составляет характеристическую черту нашего времени.

Также как в древности, в период Софистики, современный реализм распадается на две противоположных отрасли, которые можно назвать реализмом материалистическим и реализмом нравственным. Первый господствует преимущественно в Англии и Франции, второй в Германии. Можно сказать, что первый составляет преобладающее направление нашего времени, а второй служит ему только плохою поправкой*(39)

В материалистическом реализме, опирающемся на внешний опыт, выказываются самым ярким образом все существенные недостатки чисто эмпирической точки зрения. Внешние чувства не дают нам ничего, кроме совместности и последовательности явлений в пространстве и времени. Все, что выходит из этих пределов, недоступно эмпирическому познанию. Поэтому эмпирики объявляют абсолютное непознаваемым. Это основной их догмат. Но через это исчезает возможность всякого связного миросозерцания, ибо относительное, то есть частное, изменчивое, условное, зависимое от другого, находит опору и единство только в безусловном, неизменном, зависимом лишь от себя, то есть, в абсолютном. Без этого весь мир представляется загадочною игрой случайных сил, жертвою которых является человек. Сам познающий разум становится внутренне противоречащим себе началом. Понятие об абсолютном ему присуще; это - факт, который невозможно отрицать. Как только человек начинает себя сознавать, он, по выражению Конта, ставит себе именно те вопросы, которые совершенно ему недоступны, вопросы о начальных и конечных причинах бытия. И эти вопросы сопровождают его на самых высших ступенях умственного развития, ибо они составляют неотразимую потребность, как его разума, так и его совести. С решением их связано все, что ему дорого и свято на земле. Разум не может успокоиться на относительном, когда само относительное неотразимо указывает ему на абсолютное, как на первоначальный свой источник и верховный закон. Если он сам не в состоянии выпутаться из этого противоречия, то единственным для него исходом остается подчинение религии, которая открывает чувству высшую область, недоступную разумению. Так делал Паскаль, и так должны делать все высокие души, жаждущие истины и не обретающие ее в низменных сферах относительного знания. Но тогда наука становится в служебное положение к религии, также как в средние века. Она ограничивается низшею областью эмпирического бытия и перестает быть руководительницею человека на его жизненном пути. Признание абсолютного непознаваемым есть отречение науки от руководящей роли в человеческой жизни.

Но не только в этой верховной области знания, а также в различных сферах относ ительного бытия, в познании природы и человека, обнаруживается тоже неисцелимое внутреннее противоречие чистого эмпиризма. В естествоведении опытная наука празднует величайшие свои победы. Ей главнымобразом человечествообязаносвоеювластьюнадприродою.Всеизумительныеизобретения нашего времени, то, что дало самой общественной жизни совершенно новый строй, машинное

Система ГАРАНТ423

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

представляющей, по выражению великого Бэра, только плохую гавань, куда фантазирующая мысль укрывается от напора фактов.

Таким образом, все старания объяснить явления природы с точки зрения чисто опытной науки оказываются тщетными. Легкомысленные поклонники эмпиризма могут на материалистической почве строить всевозможные воздушные замки; они могут даже провозглашать, что в природе нет более тайн. Все это остается только плохою метафизикой, в которой недостаток твердого знания восполняется ничем не обузданною фантазией. Строгий ученый, держась опытного пути, может только воскликнуть, вслед за знаменитым естествоиспытателем: "ignoramus et semper ignorabimus!"*(40)

Мало того: отвергая умозрение, эмпирическая наука, на самой опытной почве, не может без нее обходиться. Величайшими своими успехами она обязана чисто умозрительной науке-математике, которая раскрывает уже не относительные, а абсолютные, логически необходимые законы количественныхотношений.Все,чтоестьрациональноговмеханическоммиросозерцании,основано на математических началах. Этого нельзя отвергать; а так как это коренным образом противоречит эмпирическойтеории,топриверженцыеепытаютсясамуюматематикувыдатьзанауку,построенную наопытныхначалах. Дажевеликиеестествоиспытатели, как Гельмгольц, под влияниемсовременного течения, усваивают себе этот фактически неверный и логически нелепый взгляд. И тут, как и везде, с отрицанием умозрения, приходится опыт восполнять фантазией. Выходя из строго определенной области человеческого разумения, основанного на законах логической необходимости, ученые математики вдаются в гиперматематические построения, развивают непредставимые представления пространства о четырех и более измерениях, которые при ближайшем анализе оказываются совершенным абсурдом. И все это делается для того, чтобы, отвергнув всякую логику, признать внешние чувства единственным основанием человеческого знания. К счастью, эти праздные блуждания не мешают математике быть и оставаться чисто умозрительною наукой. Логический анализ математических понятий и представлений обнаруживает это с полнейшею достоверностьюТолько из умозрительных начал можно сделать логически необходимые выводы. Опыт же не дает ничего, кроме аналогии, из которой никакого точного вывода сделать нельзя и которым, поэтому, математика никогда не руководствуется*(41)

Подчиняясь во всех количественных определениях математическим законам, опытная наука не обходится и без метафизики. Понятия о материи и о силе, лежащие в основании законов механики и физики, суть понятия метафизические. Как мещанин во дворянстве, который не подозревал, что он говорит прозою, естествоиспытатели, отвергающие метафизику, не подозревают, что они постоянно ею руководятся, ибобез нее нельзя связывать понятия.К довершению комичности ихположения, они громко объявляют, что мы не знаем, что такая материя и сила, и вслед затем начинают определять свойства и действия этих неизвестных вещей, как будто определение свойств и действий не есть искомое познание вещи. Только неясность понятий может требовать чего-либо другого.

При таком состоянии науки, естествознание представляет изумительную смесь самых разноречивых понятий и самых вопиющих противоречий. Материал собран громадный; технические приемы и приложения достойны всякой похвалы и удивления; но свет, озаряющий эту необъятную область - ничтожный и мерцающий: этоскудная лампада, зажженная неумелыми руками. Для поверхностного легкомыслия все вопросы, конечно, решаются очень просто. Стоит только усвоить себе механическое миросозерцание и дарвинизм, и в природе нет более тайн. Если что-нибудь еще не объяснено, то оно объяснится со временем. Но более строгие умы поражаются именно необъятностью того/ чего мы не знаем; а те, которые сохранили еще следы философского образования, могут видеть в современном естествознании лишь подготовительную ступень для науки. Это - тщательно собранный, но не переваренный материал, ожидающий озарения мысли. В настоящем своем положении, он менее всего способен служить руководящим началом в умственном развитии человечества. Те, которые отдаются всецело одностороннему направлении естествознания, либо увлекаются пошлейшим материализмом либо погружаются в умственный хаос, из которого нет исхода'

Система ГАРАНТ425

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

Такое же извращение происходит и в практической области. Все побуждения к деятельности, все руководящие ею начала, право, нравственность, государственные цели, сводятся к ощущению удовольствия или страдания. Получение удовольствия и избежание страдания составляют пользу, общим мерилом которой становится наибольшая сумма удовольствий наибольшего количества людей. Этим обобщением своего нравственного мерила эмпирический утилитаризм нашего времени отличается от древней Софистики, которая признавала мерило чисто личное. Воспитанная христианством совесть возмущается против возведения грубого своекорыстия на степень верховного побуждения человеческой деятельности. Новейшие утилитаристы принужден вступить с нею в компромисс, и это они делают самым необыкновенным изворотом: они уверяют, что альтруизм доставляет гораздо более удовольствия, нежели эгоизм, а потому ему надобно следовать. Но если такой вывод оказывает большее уважение к нравственности, то он гораздо менее последователен, нежели чистая проповедь личного интереса. В действительности, мерилом удовольствия может быть только личное чувство и ничто иное. Если есть люди, которые находят удовольствие в альтруистических побуждениях, то они вольны им следовать; но они не имеют ни малейшего права навязывать свои чувства другим. Опыт показывает, что огромное большинство человеческого рода предпочитает эгоистические побуждения альтруистическим, а так как опыт составляет для нас единственныйпуть кпознанию,то мы несомненно должныпризнать личныйинтерес, с вытекающею из него борьбою за существование, верховным началом всей человеческой деятельности. Это и делали древние Софисты. На практике, признание высшею целью человека наибольшей суммы удовольствий наибольшего количества людей может вести лишь к тому, что большинство, во имя своего удовольствия, будет считать себе все позволенным. Когда удовольствие, как таковое, без всякой нравственной оценки, становится мерилом деятельности, то судьею ощущения может быть только сам ощущающий субъект, и сдержки нет никакой. При таком взгляде, право низводится на степень интереса; нравственность Становится благоразумным выбором удовольствий, а государство превращается в орудие ограбления имущих неимущими. Чистый утилитаризм не ведет ни к чему другому.

Немногим выше стоит и реализм нравственный. Он имеет то существенное преимущество перед первым, что обращает внимание на внутреннюю сторону человеческого естества, противополагая ее внешним явлениям. Разум признается деятельною силой, нравственное начало требованием совести. Но оторванные от своей метафизической основы, которая дает им смысл и указывает их значение в целом, эти начала представляются какими-тошаткими " обрывками,которые не только не в состоянии объединить человеческую жизнь, но способны внести в нее лишь большую смуту, ибо они состоят в неустранимом противоречии со всем окружающим миром. Противополагая себя объекту, как единичный субъект, человек, отрезанный от своей духовной почвы, остается игралищем внешних сил, брошенным на жертву случайностей, вопреки своей разумной природе, требующей разумного устроения жизни. К этому внешнему противоречию присоединяется и внутренний разлад, ибо что же это за странное существо, которое сознает в себе начала, не имеющие ничего общего с окружающею средою и мучится вопросами недоступными его пониманию? Разум в этом воззрении представляется не полученным свыше светом, способным выяснить занимающие человека мировые вопросы, а ограниченною, частною силою, связанною своими внешними отношениями и носящею в себе какой-то мерцающий светильник, который едва проливает слабые отблески на бесконечный, окружающий его мрак. Даже внутри субъекта он подчинен слепой реальной силе, бессмысленному влечению воли, которая не только в единичном субъекте является господствующим элементом, но возводится на степень мирового начала, все из себя производящего и все в себя опять поглощающего. Разум нужен воле по-видимому лишь затем, чтобы показать ей все бессмыслие ее стремлений. Инстинктивное влечение дает субъекту нравственное начало в руководящей им совести; но и совесть, оторванная от общего метафизического миросозерцания, а потому бессильная в своем одиночестве, по-видимому, дана человеку лишь для того, чтобы он мог видеть все несоответствие реальных отношений с нравственными требованиями. Лишенное настоящей своей почвы, внутренней свободы, которой нет места в эмпирическом миросозерцании,

Система ГАРАНТ427

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

нравственное начало смешивается с правом, вносится в область экономических законов, извращает существо государства, одним словом, вносит смуту во все человеческие отношения. Под его покровом развиваются на просторе самые нелепые требования и самые дикие фантазии. Во имя его возбуждаются в массах зависть и ненависть; во имя его человек отрицает всю историю и всю современность, вознося свое случайное, неосмысленное я превыше всего и всех. Естественным последствием такого направления может быть только глубочайший пессимизм, который и составляет характеристическую черту нашего времени, особенно в Германии. Если мораль материалистического реализма состоит в мимолетном, грубом наслаждении, то мораль нравственного реализма заключается в пессимизме. Это результат миросозерцания, потерявшего всякие прочные основы. В древности, нравственный реализм, выразившийся в школе Сократа, был тем велик, что, в противоположность Софистам, он указывал на внутренний духовный мир человека и через это сделался началом нового высшего полета мысли, вознесшейся от относительного к абсолютному. Современный же нравственный реализм, откинув все выработанные философией высшие начала, остался как бы на мели, лишенный опоры, а потому обреченный на бесплодие. Материалистический реализм дал по крайней мере крупные результаты в наследовании внешней природы; нравственный реализм в исследованиичеловеканедал, можно сказать, почти ничего,толькоперепутал все понятия. С отрицанием метафизики, в человеческом познании водворяется непроницаемый мрак. Современные немецкие изложения логики и психологии представляют хаос, в котором трудно разобраться. В таком же хаотическом состоянии находятся и науки общественные. Ценные работы в этой области представлены только теми, которые держались старых начал, стараясь исследовать фактическое их применение к разнообразным условиям жизни. Все попытки внести сюда что-нибудь новое оказались радикально несостоятельными. Недавно еще столь высоко стоявшая германская наука понизилась так, что ее едва можно узнать. Никто, более немцев, не потрудился над разработкой метафизики; в этом состоит вечная их заслуга перед человечеством. Отрекшись от нее, немецкая наука как будто отвергла собственную душу.

При таком состоянии человеческого знания, не мудрено, что многие начинают отворачиваться от науки. Провозглашают даже ее банкротство, к великому негодованию рьяных ее приверженцев. В сущности, это только банкротство эмпиризма, который исключительновеличает себя наукою. хотя не имеет на то ни малейшего права. Как замечено выше, он составляет не более как подготовительную ступень для истинной науки. Эмпиризм представляет лишь груду материала, ожидающего разумной разработки. Если в нем есть что-нибудь связное, то этим он обязан математике. Сам же он не в состоянии решить ни одного из высших вопросов, занимающих человеческий ум и составляющих высшую задачу науки. Но, как бывало во все времена, недостатки существующего научного миросозерцания побуждают людей отвращаться от науки вообще и искать разрешения занимающих их вопросов в области религии. То, чего не дает разум, то ожидается от чувства. Однако такое ожидание совершенно напрасно. Мы уже сказали, что личное чувство, не озаренное разумом, не может служить мерилом истины. Оно способно дать субъективное удовлетворение, но не объективную уверенность. Менее всего можно им руководствоваться в исследовании каких бы то ни было явлений внешнего или внутреннего мира. Понимание явлений с помощью чувства может служить только прикрытием самых односторонних и ложных взглядов и источником бесконечных праздных фантазий. Каждый, при такой методе, видит в явлениях то, что ему угодно. Это, конечно, оченьприятноиизбавляетоттруда,нотакойспособисследованиянеимеетнималейшегоотношения к истине. В особенности. изучение истории с помощью чувства есть дверь открытая всяким патриотическим бредням. Такого рода воззрения обнаруживают полное непонимание истинного значения науки.

Победить одностороннее направление науки может только всестороннее ее развитие. Отвлеченная метафизика оказалась несостоятельною; но еще более несостоятельным оказался эмпиризм. Полноту знания может дать только сочетание обоих открытых человеческому разуму путей: умозрения и опыта. Реализм нового времени, также как древний, может быть лишь переходною ступенью между двумя периодами метафизического развития. Но между тем как в

Система ГАРАНТ428

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

легко, с одной стороны сравнением с явлениями, с другой стороны противоречием сделанных этим способом выводов тому, что нам достоверно известно. Если явления неукладываются в схему, значит схема построена неправильно; если получается вывод противоречащий фактам, то приложение закона неверно. В обоих случаях следует не отказываться от всякого построения, а стараться его исправить или искать нового, ибо это единственный путь к раскрытию рациональных начал, заключающихся в опытных данных.

Из двух свойственных человеческому разуму систем умозрительного знания, математики и метафизики, первая находит полное приложение в области естествоведения, поддающейся количественнымизмерениям.Механика,астрономия,физикасвидетельствуютовеликомеезначении для исследования реального мира. Несравненно меньшее приложение находит здесь метафизика. Силы природы не раскрываются человеку непосредственно, в виде рациональныхначал. они должны быть логически выведены из явлений, а это путь долгий и трудный, требующий изощрения всех способностей человеческого ума. Однако и тут находят приложение не только чисто отвлеченные метафизические понятия, как сила, закон, материя, но и целые связные метафизические системы, например атомистика. Как замечено выше, химические законы дают ей непоколебимую основу. Но именно здесь между общим началом и частными явлениями недостает посредствующих звеньев. Из общего понятия об атоме нельзя вывести ни его строения, ни его качественных различий, а между тем, это необходимо для объяснения явлений. Наполнение этого пробела путем математической и метафизической конструкции составляет одну из существенных задач современной науки, задачу, решение которой не представляет также непреодолимых трудностей.

Но если в области действия механических сил математическая конструкция проявляет всю свою мощь, то к исследованию органического мира она вовсе не применима, ибо органические силы не поддаются количественным определениям. Приложение же метафизических начал хотя и совершается в современной науке, но превратно. Оно состоит в стремлении свести органические явления к механическому миросозерцанию, между тем как именно здесь последнее неприменимо, ибо явления совершенно другого рода. Вследствие этого, доселе все подобные попытки не привели ни к одному сколько-нибудь достоверному выводу. При таком отсутствии всякого руководящего начала, науки, исследующие органический мир, представляют ту область знания, которая озарена наименьшим светом Тут все загадочно, а потому здесь возможно распространение всякого рода фантастических теорий, в роде дарвинизма. Блуждая во тьме кромешной, растерянная мысль хватается за них, как за якорь спасения.

Столь же мало приложения находит математика и в науках, обращенных на исследование человека. Попытки подвести экономические явления под математические формулы представляют более остроумные иллюстрации, нежели строгие законы. Когда отношения просты, такого рода формулы могут служить наглядным выражением общего закона; но при более сложных элементах, математические конструкции скорее могут вести к затемнению понятий. Попытку приложить к экономическим явлениям дифференциальное исчисление, сделанную Маршаллем, нельзя назвать удачною.

Зато метафизика находит в области человеческих отношений такое приложение, которое не только уместно, но и совершенно необходимо, ибо здесь она сама становится явлением. Как сказано, человек, по природе своей, есть метафизическое существо, и таким он является во всей своей деятельности. От самых низших ступеней развития до высших он руководится метафизическими началами, которые он черпает изнутри себя и которым он подчиняет окружающий его мир. Как метафизическое существо, он сознает себя свободным, то есть самоопределяющимся субъектом, и это сознание он вносит во все свои общественные отношения. На этом зиждутся право, нравственность, государство. Поэтому, в этой области все для человека ясно. Тут нет необходимости раскрывать в явлениях неведомые силы. Действующие тут силы суть собственные силы человеческого разума, которые сознаются им непосредственно и сознательно прилагаются к жизни. они сами о себе говорят. В области наук человеческих все становится темным только тогда, когда к ним пытаются применить неосмысленную методу наук естественных, когда именно главная

Система ГАРАНТ430

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

движущая пружина, то есть сознательное метафизическое начало, отвергается, и все человеческое развитие выводится из слепых инстинктов и фактических отношений, где исчезает все разумное. Естественно, что при таком взгляде все исторические явления получают превратный вид. Вместо понимания общих идей, руководящих событиями, историк-реалист пробавляется мелочными подробностями, которые возводятся на степень крупных явлений; под видом глубокомыслия тянется нескончаемая канитель ничего не значащих или давно известных психологических замечаний, которые выдаются за важные исторические факторы; выкапываются пошленькие анекдоты из провинциальных архивов, и из целой груды собранного таким образом материала воздвигается здание, представляющее только карикатуру действительности. Образец такого рода историографии, примененный к одному из важнейших событий новой истории, у нас на глазах, как поучительный пример того, к чему ведет чисто эмпирическая метода.

Такое состояние науки не может не оказать громадного влияния на весь общественный быт. Современный эмпиризм извратил все понятия, на которых строятся человеческие общества. Право низводится на степень интереса; нравственность смешивается с пользою и удовольствием; государство становится орудием ограбления. Революционные стремления сдерживаются только внешнею силой, ибо нравственный отпор слишком слаб. Безумные социалистические теории, среди господствующего хаоса идей, находят готовую почву и подвигают массы на разрушение всего существующего строя. Растерянные умы, лишенные всякой опоры, не знают, за что ухватиться, и человечество стоит перед неведомым будущим, с ужасом взирая на те дикие силы, которые дружным натиском осаждают расшатавшееся здание, провозглашая недалекое уже свое торжество. У друзей свободы и порядка отваливаются руки, ибо что может дать свобода и что можно основать прочного при полном хаосе понятий и при разнузданности диких страстей?

Вывести человеческие общества из этого безотрадного состояния можно только путем выяснения понятий, ибо порядок в жизни возможен лишь при порядке в умах. Эмпирическая наука произвела всю эту смуту: отвергнув высшие, метафизические начала человеческой жизни, она исказила самое естество человека, лишила его всякой нравственной опоры и отдала его на жертву всем случайностям внешнего бытия. Исцелить эти наболевшие язвы, вывести человечество из той низменной области, в которую оно погружено, и поставить его на правильный путь может только наука, взошедшая на высшую ступень. Реализм может быть побежден только универсализмом, сознающим метафизические начала, не только в их отвлечении, но и в их приложении к разнообразным условиям жизни, в их действии на человеческие общества, как в истории, так и в современности, которая есть плод истории. Только универсализм, обнимая совокупность явлений и озаряя их светом разума, может указать место и значение каждого в общей системе человеческих отношений, обнаружить односторонность взглядов, обличить нелепые теории и тем приготовить человечеству лучшее будущее. В этом состоит задача современной общественной науки, достойной этого имени. В этом можно видеть спасение современных европейских обществ.

И для исполнения этой задачи есть налицо все нужные элементы. История изучена во всех подробностях и весьма основательно. Что-либо новое может представить в этом отношении разве только исследование доисторических времен или начальных ступеней развития; но в сокровищнице добытого наукою всемирной истории от этого прибавится весьма немного. Фактически изучено и развитие учреждений; а с другой стороны, история философской мысли разработана, как никогда. Нужно только свести к общему итогу все имеющиеся данные и стараться вывести из них общие законы, управляющие историческими явлениями. Цель настоящего курса - способствовать, по мере сил, исполнению этой задачи.

Нельзя однако ожидать, чтобы наука, даже возведенная на высшую ступень, могла в скором времени изменить умственное состояние общества. Чем поверхностнее и одностороннее теория, тем легче она воспринимается и распространяется. Для легкомысленного отрицания не нужно никакой подготовки; с него обыкновенно начинает мысль, едва пробудившаяся к сознанию и начинающая критически относиться к окружающему ее миру. Понимание положительной стороны вещей требует зрелости. Когда же теория потакает страстям и сулит неисчислимые блага, как убедить людей, что

Система ГАРАНТ431

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

Популяризация науки в этих средних слоях имеет двоякую цель: практическое приложение и общее умственное развитие. Достижение первой цели, кроме усвоения знаний, требует и умения применять их к существующим условиям. В этом отношении, реализм приносит самую существенную пользу; главная его сила заключается в изучении разнообразия условий и в применении к ним общих начал. Практическое приложение науки требует и основательного ее изучения; поверхностность знания тотчас оказывается на деле. Поэтому, главные умственные силы средних слоев состоят из практических специалистов по разным отраслям деятельности. Всякого рода техники играют в них важнейшую роль.

Совершенно в ином виде представляется вопрос об общем образовании. Здесь важно знать: какая пища дается обществу? Популяризация науки и усвоение ее результатов совершается тем легче и тем плодотворнее, чем более сама наука достигла прочных и достоверных выводов. Когда же в основных научных понятиях господствует полная безурядица, когда всякие общие начала подвергаются отрицанию или искажению, что может дать популяризация науки, кроме бессвязных, ни на что не нужных сведений или пропаганды самых крайних теорий, которые выдаются за непреложные истины и принимаются как таковые неподготовленными умами? И точно, если мы взглянем на те популярные библиотеки по разным отраслям знания, которые издаются ныне во множестве в образованной Европе, то мы встретим в них откровенную проповедь чистого материализма и социализма, которые провозглашаются последним словом науки. И все это принимается на веру наивным читателем, неспособным проверить истину подносимых ему теорий. Проделать весь путь научного мышления - задача трудная, требующая умственной работы, на которую способны немногие, а поверить тому, что выдается за последнее слово науки, очень легко и даже лестно, ибо это служит признаком образования. Для этого не нужно даже чтения книг: достаточно небольших брошюр. Но всего лучше эта задача исполняется журналистикой, которая ежедневно или ежемесячно дает каждому, в самой популярной форме, совсем уже переработанный и готовый материал. Все это прямо кладется в рот ж проглатывается без малейшего труда.

Журналистика, даже помимо политической области, в чисто теоретической сфере, имеет весьма существенное значение, когда она дает серьезную критику и оценку выходящих произведений. Но обыкновенно ее задача совсем другого рода. При демократизации мысли, она рассчитывает не на немногие избранные умы, которым нужна серьезная критика, а на массу читателей, которые требуют легкой пищи. И этой потребности она удовлетворяет вполне, к великому ущербу для умственного уровня общества. В Европе горько жалуются на то, что люди отвыкают от серьезного чтения, с тех пор как журналы заменили книгу. То умственное напряжение, которое необходимо для того, чтоб усвоить логический ход понятий или одолеть обилие материала, становится уже не в мочь современным читателям, воспитанным на журналах. Гораздо проще принимать на веру то, что постоянно твердит ежедневно пробегаемое летучее издание, в легких статейках, не требующих никакой умственной работы. Это тем приятнее, что всегда можно выбрать журнал, который приходится по вкусу, оставляя в стороне все остальное. С падением умственной аристократии, журналистика становится господствующим явлением общественной жизни, распространительницею всякого рода сведений, судьею всех авторитетов, одним словом, царицей умственного мира. Личная независимость суждений на деле оказывается безотчетным подчинением ремесленной литературе, которая тем доступнее массе читателей и тем более удовлетворяет ее потребностям, чем ниже она спускается к ее уровню. Под влиянием журналистики, публика привыкает к легкомысленным суждениям, к праздной болтовне, и совершенно уже теряет способность отличать то, что имеет вес и цену, от того что не имеет никакой. Демократизация науки ведет к большему и большему опошлению мысли; в этом согласны все мыслящие наблюдатели современной жизни. И если таково положение просвещенной Европы, то чего же можно ожидать в малообразованных странах, где умы не подготовлены к самостоятельной работе веками плодотворной деятельности? Нельзя не придти в ужас от той массы извращенных понятий, которые кинуты в русское общество самыми популярными журналистами новейшего времени, каковы были Чернышевский, Добролюбов, Писарев. Поныне еще эти сеятели нигилизма всех родов превозносятся

Система ГАРАНТ433

/

828