Глава VII. Сложные государства

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

влиянием Кошута, отвечал низложением династии, и первое время, казалось, счастие оружия склонялось в его пользу. Но вмешательство России положило конец восстанию. Венгрия была покорена, но не уничтожена. От своих исторических прав она не думала отрекаться; от участия в общемимперском сейме,который былпослушныморудиемправительства,онаупорноотказывалась. Наконец, правительство увидело, что далее этим путем идти невозможно. После несчастной итальянской кампании 1859 года реакционная конституция Баха заменена была либеральнобюрократической конституцией Шмерлинга, однако все еще предназначенной для всей империи. Шмерлинг провозгласил, что Венгрия восстанием 48-го года потеряла свои права. Но и тут венгерцы не думали уступать. В это время вождем их явился знаменитый Франц Деак, который, стоя на почве исторического права и преемственности законного порядка, умеренно, но настойчиво вел своих сограждан к окончательной политической победе. Еще до Австро-Прусской войны, в 1865 году,права Венгрии на самостоятельное существование были торжественно признаны императором, а после погрома при Садовой водворилась система дуализма, которая не только утвердила все права Венгрии, но дала последней преобладающее значение в австрийской политике. Это твердое стояние за свое право, никогда не уклонявшееся от законных путей и увенчавшееся наконец полным успехом, составляет одну из лучших страниц конституционной истории европейских государств. Оно свидетельствует о высоких политических способностях венгерского народа.

Гораздо более печальный исход имели попытки к объединению Дании. Здесь вопрос осложнялся международными отношениями. Гольштейн принадлежал к Германскому союзу, а Шлезвиг был издавна связан с Гольштейном. К этому присоединялось то обстоятельство, что закон о престолонаследии в Дании был иной, нежели в Шлезвиг-Гольштейне. Государство, составленное из таких разнородных и разноплеменных частей, могло держаться при монархии, ограниченной лишь местными чинами,которых правабыли доведены почтидо полного ничтожества. Но спробуждением либеральных стремлений вопрос получил совершенно иную постановку. Еще до революционного движения 1848 года предстоявшее прекращение династии и намерение короля установить общий закон о престолонаследии вызвал протесты. Когда же в 1848 году неограниченная монархия в Дании заменилась конституционным порядком и владычествующая в Дании народная партия отказала в требовании самостоятельных учреждений для Шлезвиг-Гольштейна, в последнем вспыхнуло восстание, которое было поддержано Германским союзом, в то время увлеченным национальным движением. По полномочию Союза прусские войска вступили в герцогства. Однако наступившая в Германии реакция повела к миру, которым все оставлено было в прежнем неопределенном положении. Дания воспользовалась этим для проведения своей объединительной политики, на которой сходились и монархическая власть, стремившаяся к укреплению государственной целости, и народная партия, желавшая утверждения и расширения владычества датского элемента. Но ни демократическая конституция 1849 года, ни консервативная конституция 1855 года, ни снова либеральная конституция 1863 года, ни уступка, сделанная Германскому союзу признанием самостоятельности Гольштейна, не в состоянии были победить сопротивление немецкого элемента. ИШлезвигиГольштейн,воимясвоихисторическихправ,протестовалипротиввключенияШлезвига в состав Датской монархии и стояли за неразрывную связь обеих областей. Здравая политика требовала от слабого государства уважения к историческим правам своих составных частей; но Дания была введена в заблуждение великими европейскими державами, которые Лондонским протоколом 1852 года объявили нераздельность Датской монархии необходимым условием европейского равновесия. В надежде на европейскую поддержку датское правительство стояло на своей объединительной политике и этим подала повод Пруссии воспользоваться замешательствами для своих видов. Под личиной уважения к правам датского короля, обеспеченным Лондонским протоколом, она отказалась действовать в качестве уполномоченного Германского союза, стоявшего за принца Аугустенбургского как законного наследника, а пошла защищать права Шлезвига по собственному почину, на правах великой державы, хотя для этого не было никакого повода, ибо защита прав Шлезвига обусловливалась соединением его с Гольштейном как членом Германского союза, и все предшествующие события определялись этими отношениями. К удивлению,

Система ГАРАНТ666

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

ослепленная Австрия последовала за нею по этому пути. Соединенные войска двух великих держав скоро справились с маленьким государством, а европейский концерн, стоявший за целость Датской монархии,предоставил еесобственной участи.Заключен был мир,которым Шлезвиг-Гольштейн был совершенно отторгнут от Дании и передан Австрии и Пруссии вместе. Тогда Пруссия раскрыла свои карты и заявила намерение конфисковать защищаемые права в свою пользу. Против одураченной союзницы с помощью Франции был заключен союз с Италией. Победы прусских войск порешили дело. Шлезвиг-Гольштейн включен был в состав Прусского государства. О его самостоятельности и правах не было более речи. Объединение совершилось, но вовсе не то, которое имелось первоначально ввиду.

Совершенно иное значение имеет вопрос о единении там, где подчиненное государство составляет только придаток к могучей державе. При слабости этого придатка объединительная политика встречает менее препятствий; но зато она представляет и менее выгод. Таково именно положение Польши и Финляндии относительно России. Обе эти страны были присоединены к Русской империи Александром Первым как самостоятельные государства, неразрывно с нею связанные. Обеим были дарованы и конституционные учреждения, которых Россия была лишена. Но результаты этой политики в обоих случаях были совершенно неодинаки.

Причины различия коренились в самом прошлом обеих стран. Польша составляла некогда самостоятельную державу, которая вследствие слабости своего внутреннего быта была поделена между могучими соседями без всякой даже тени права. Этого поляки никогда не могли забыть. Несмотря на анархические учреждения и привычки, народность была крепкая; она стремилась к самостоятельной жизни. Этой потребности хотел удовлетворить император Александр, который поставил себе целью загладить вину бабки, а вместе привязать поляков к России, даровав им не только самостоятельное государственное существование, но и свободные учреждения, какими не пользовались ни соседние страны, ни самая Россия. В преследовании этой цели он встретил сильное сопротивление, прежде всего со стороны союзных держав, участвовавших в дележе. Они опасались могущества России, для которой Царство Польское могло служить передовым военным постом, угрожавшим самым их столицам. Они опасались и влияния конституционных учреждений на собственных их польских подданных, которые этим поддерживались в их национальных и либеральных стремлениях. Даже ближайшие советники императора, не только Нессельроде, но Штейн и Поццо ди Борго, высказывались против такой комбинации. Ему представляли необходимость мирного соглашения с союзниками и невыгоды соединения самодержавного государства с конституционным. Один против всех, император Александр стоял на своем, и положение его в Европе после низвержения Наполеона было таково, что он мог осуществить свои намерения, несмотря на общую оппозицию.

Эту настойчивость ставят ему в вину. Его упрекают в увлечении либеральными и космополитическими идеями, которым он приносил в жертву здравия политические требования и самые интересы России. Однако желаниеумиротворить Польшу после всех испытанных ею бедствий никак нельзя считать плодом либеральной фантазии. Вот что писал в 1807 году великий государственный человек и пламенный немецкий патриот Штейн относительно польских областей, присоединенных в то время к Пруссии:

"Польский народ сделал уже успехи в понимании искусства управления; он в конституции 3 мая 1891 года уничтожил liberum veto, то есть право отдельного лица полагать запрет на решения большинства; королевская власть была усилена, введена наследственная монархия... Раздел Польши показал печальную картину покоренного чужеземною властью народа, которому преграждается самостоятельное развитие своей индивидуальности, у которого отнимают благодеяние самому себе данных свободных учреждений и на место их навязывают чужеземную бюрократию. Владычествующая нация начала с расточения общественного имущества жадным царедворцам; она передала внутреннее управление страстному к письмоводству и богатому формами чиновничеству; она увеличила налоги и устранила туземцев от всякого деятельного участия в управлении делами отечества... На польский народ, конечно, падает упрек, что он легкомыслен, сластолюбив и склонен

Система ГАРАНТ667

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

к козням; он был развращен двухвековым постоянным вмешательством иноземцев в дела государства посредством насилий и подкупов. Это и было главною причиной его упадка, ибо в прежней своей истории, в течение XIV, XV, XVI и XVII столетий, он является образованным, сильным и богатым замечательными людьми, каков был, например, канцлер Иоанн Замойский, палатин Николай Радзивил, Собесский. Даже при слабых правлениях последних трех королей, которые подготовили, ускорили и завершили падение государства, мы находим людей, которые своим высоким нравственным смыслом, непоколебимым мужеством и пламенною любовью к отечеству равняются благороднейшим характерам, упоминаемым в истории народов. При всех недостатках польского племени, оно обладает благородною гордостью, деятельностью, мужеством, великодушием и готовностью жертвовать собою для отечества и свободы, к чему присоединяются многие способности и понятливость. Их упрекают в недостатке постоянства в проявлении своих духовных сил; но исправление этого недостатка должно быть предметом забот воспитателя и правителя; направлять, а не подавлять эти силы и помыслы должно быть целью правительства при тех учреждениях, которые оно вводит, и том устройстве, которое оно имеет ввиду. Пусть народ будет воспитан и облагорожен в своей индивидуальности, а не подавлен и не втеснен в ненавистные ему формы двусмысленной доброты. Если народ должен быть облагорожен, надобно угнетенной его части дать свободу, самостоятельность и собственность и распространить на нее защиту закона...

Польский народ гордится своею национальностью; он скорбит, видя ее исчезновение, подавление ее языка, ее имени, и становится во враждебное отношение к государству, которое причиняет ей это зло. Он был бы доволен, он привязался бы к государству, если бы ему дали устройство, успокаивающее национальную гордость и обеспечивающее ему обладание своею индивидуальностью. Не уничтожение, а развитие последней будет считать благом каждый человек, который целью гражданского союза полагает не механический порядок, а свободное развитие и облагорожение своеобразной природы каждого племени"*(77).

Тяжелый гнет наполеоновского деспотизма, который Штейн чувствовал всею силою своей возвышенной и пылкой души, побудил его такими яркими красками изобразить всю горечь иноземного владычества. Если он несмотря на то возражал против намерений императора Александра, то это происходило главным образом из опасения, что это может повести к войне между союзниками.Поэтомуонсчиталвозможнымдовольствоватьсявведениемпровинциальныхчинов.Но такое устройство еще менее могло удовлетворить поляков, которые недовольны были даже и тем, что им было дано. Они хотели возрождения Польши в прежнем ее составе, чего, конечно, невозможно было достигнуть. Державы, которые противились восстановлению Царства Польского, еще менее были расположены отказаться от присоединенных ими областей. Император Александр должен был соблюдать и интересы России. Стараясь загладить последствия учиненного над Польшей насилия и возвратить полякам отечество, он доходил до крайних пределов возможности, и в этом он был нравственно и политически прав. Если великодушная его попытка не удалась, то вина, по крайней мере, лежит не на России, а на поляках, которые безумно отвергли дарованные им блага. Бесспорно, и на русском правительстве лежит некоторая доля ответственности. Назначение великого князя Константина Павловича наместником Царства Польского было крупною ошибкой. Его постоянные нарушения конституции и грубое обращение с армией естественно возбуждали негодование. Но, женившись на княгине Лович, он смягчился и склонился даже на сторону поляков. Во всяком случае, восстание 1831 года не может быть ничем оправдано, а еще менее находит извинение террористическое восстание 1863 года. Как уже было замечено выше, поляки своим поведением показали свою полную политическую неспособность.

Тем не менее уничтожение самостоятельного существования Царства Польского и включение его в состав Русской Империи нельзя не признать политическою ошибкой. Воображать, что можно когданибудь польскую народность слить с русскою, есть несбыточная мечта. Любовь к отечеству составляет одно из самых глубоких, неискоренимых и возвышенных чувств человека. Его следует не подавлять, а развивать, ибо на нем зиждутся все нравственные основы государственного быта. Оно так присуще душе человека, что целые века чужеземного гнета не в состоянии его истребить. Греки

Система ГАРАНТ668

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

четыреста лет состояли под властью турок, а все-таки священный огонь любви к отечеству в них не угас, а воспылал еще с большею силой; это и повело к войне за освобождение. Стремление подавить подвластную народность возбуждает не любовь, а ненависть. Подобною политикой можно приобрести тольконепримиримых врагов. Врагов же гораздо выгоднее держать особо, нежели делать их составною частью собственного организма. Если народные чувства и стремления невозможно уничтожить, то надобно дать им правильный исход, а это именно достигается отдельным государственным существованием, которое всем законным и неискоренимым потребностям народа дает надлежащее поприще. Каково должно быть устройство такого государства, это зависит от условий, в которых оно находится, и от состояния общества. Мера свободы, которая может быть предоставленанароду,определяетсястепеньюполитическойегозрелости.Всякоевосстаниеотдаляет установление правильного порядка. Но за подавлением восстаниянеобходимо должна следовать политика умиротворения, без которой владычество одного народа над другим представляет только чистое и голое насилие, вредное для самого притеснителя. Внешний деспотизм неизбежно ведет и к внутреннему.

Пример благотворного действия реального соединения представляет Финляндия. И она обязана своим существованием императору Александру, который, после покорения ее Россией в 1809 году, не только дал ей самостоятельное государственное устройство, но и сохранил существовавшие в ней представительные учреждения. На этот раз великодушие принесло свои плоды. Финляндия, довольная своей судьбою, процветает под скипетром русских монархов. Россия же находит в этом ту выгоду, что она обладает военною позицией, необходимою для ее обороны. Такому благоприятному результату в значительной степени содействовало то, что Финляндия никогда не составляла независимого государства. Ее исторические предания не побуждают ее играть политическую роль в Европе. К тому же народность в ней смешанная. Шведский элемент составляет лишь верхний слой, недостаточно сильный, чтобы стремиться к самостоятельному существованию или к соединению с одноплеменной державой. Для массы же финнов совершенно все равно, будет ли владычествовать Россия или Швеция, лишь бы охранялись существенные их интересы. В этом отношении связь с Россией предоставляет им даже более выгод, ибо последняя не связана национальностью с верхним слоем, а стоит, как беспристрастный судья, над обоими элементами, а потому может удовлетворить оба, уважая их особенности и сохраняя им те свободные учреждения, которыми они дорожат. При таких условиях все нападки, которые раздаются со стороны известной части русской печати, не только лишены всякого основания, но обнаруживают весьма низменный образ мыслей.

Такого же рода вопрос о характере государственной связи нередко возникает и относительно колоний. Мы уже коснулись его выше (кн. II, гл. 2. Мы видели, что протекторат, где он только возможен, всегда выгоднее непосредственного соединения. Управление легче, когда сохраняются существующие связи, привычки и власти. Правительство метрополии имеет дело лишь с главою подчиненного государства, а не принуждено вмешиваться во все подробности совершенно не свойственного ему управления и чуждого ему быта. Самый подвластный народ более доволен, когда он остается под владычеством привычной и соплеменной ему власти, нежели когда он подпадает под управлениенеповоротливойевропейскойбюрократиисовсемееформализмом.Наконец,протекторат требует от метрополии гораздо менее издержек, нежели непосредственное управление. Мы видели также великие преимущества английской колониальной системы, которая делает из колоний, достигших известной степени развития, самостоятельные государства, управляющиеся сами собой и связанные с метрополией лишь назначением главы правительственной власти. Этим вопрос разрешается удовлетворительно для обеих сторон. Испания не последовала этому примеру; она продолжала смотреть на колонии исключительно как на предмет выгод для метрополии. Нынешнее восстание в Кубе, требующее громадных трат и деньгами и людьми, показывает, к чему ведет подобнаяполитика.Слишкомпоздноиспанскиегосударственныелюдисознают,чтонеобходимодать колонии значительную долю автономии. Национальная гордость не дозволяет им делать уступки вооруженномувосстанию; они могут поплатитьсязаэтопотерею богатейшей страны,в которой,если она даже будет покорена испанским оружием, останутся неизгладимые семена ненависти и раздоров,

Система ГАРАНТ669

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

между тем как своевременное удовлетворение справедливых ее требований сохранило бы навсегда этот перл испанской короны. Тут, как и везде, истинная цель политики заключается не в насилии и притеснении, а в разумном и справедливом удовлетворении подвластных.

Отношение центральной власти к местным составляет важнейший вопрос и в государствах, где господствует союзное устройство. В Общем Государственном Праве мы видели две главные формы такого рода единений: союзное государство и союз государств. В первом преобладает единство, во втором - самостоятельность частей. Мы видели и главные юридические признаки, которыми одно отличается от другого. Здесь мы должны изложить выгоды и недостатки обеих форм, а также средства и способы действия, которыми они располагают.

Союзные государства имеют целью соединить выгоды больших государств и малых, сохранить местную свободу и самоуправление, образовавши, однако, достаточную политическую силу, чтобы противостоять внешним врагам и обеспечить совокупные интересы народа. Это устройство имеет значительные преимущества перед раздробленными, мелкими государствами, которые не в состоянии ни отстоять свою независимость, ни создать сколько-нибудь широкие интересы, способные поднять общественный дух и привлечь лучшие силы к общему делу. В этом отношении оно представляет несомненные выгоды и в сравнении с союзом государств, который всегда страдает слабостью центральной власти, а вследствие того медленностью и трудностью всякого совокупного действия. С другой стороны, оно имеет некоторые существенные преимущества и перед единичным государством. Во-первых, раздробление правительственной власти и распределение ее по различным центрам дает большие гарантии свободе. Центральная власть не имеет совокупной государственной силы в своих руках, а потому не может употреблять ее по своему произволу; она везде встречает сдержки и преграды. Точно так же и владычествующая партия не господствует беспрепятственно всюду; в местных центрах она встречает отпор. Вследствие этого, вовторых, здесь является большая возможность устроить местное управление согласно с местными интересами, не подчиняя его далекому центру. При таких условиях, в-третьих, все разнообразие жизни может получить полное развитие. Интересы одной местности не приносятся в жертву другим. Даже различные народности могут совмещаться в общем устройстве, чему пример представляет Швейцария. Вследствие этого, в-четвертых, политическая и общественная жизнь более или менее равномерно разливается всюду. Все не стягивается к столице в ущерб оконечностям. В стране образуются многочисленные центры просвещения, каждый с своими особенностями; вместо однообразного направления установляется согласие в разнообразии, что и составляет высшую цель общественного развития.

Однако это раздробление власти по различным центрам имеет и свою оборотную сторону. Во-первых, установляя всюду задержки, союзная форма умножает возможность

столкновений. В единичном конституционном государстве верховная власть также разделена, но соглашение нескольких сосредоточенных сил, которые все направлены к общей пользе, несравненно легче, нежели соглашение центральной власти со множеством местных, имеющих ввиду прежде всего свои особенные интересы. В конституционном правлении требуется соглашение властей ввиду совокупного дела, и как скоро оно установилось, правительство может действовать беспрепятственно. Здесь же каждая власть сдерживается в известных границах, имеет свой определенный круг действия, который она не должна преступать. А точно определить эти границы почти невозможно, потому что местные дела и общие тесно связаны и деятельность одних властей входит в область других, а так как те и другие власти державные, то приходится разбирать спор судебным порядком. Но в политических делах суд, даже при наилучшем устройстве, далеко не всегда действует удовлетворительно. Казуистика, составляющая неизбежное зло в частных тяжбах, еще вреднее в политических вопросах, где преобладающее значение имеет не буква закона, а требование общественной пользы. Тут нужно решение не столько юридическое, сколько политическое: нужно уравновесить две противоположные силы, из которых каждая тянет на свою сторону. Это - дело политики, которая действует не на основании строгих правил, а по усмотрению. Суду же, при отсутствии общих руководящих начал, приходится давать чисто практические решения, а это ведет к

Система ГАРАНТ670

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

беспрерывному возобновлению столкновений. Во всяком случае, формальный и медленный судебный порядок производит остановку в делах, которая в государственной жизни может представить серьезную опасность. Ко всему этому присоединяется, наконец, то, что и самая центральная власть разделена; следовательно, разделение тут двоякое. Отсюда необыкновенная сложность государственного механизма, а везде, где есть сложность, является медленность в решениях и в действии, возникают бесчисленные затруднения и столкновения, для разрешения которых нужен весьма развитой юридический такт и практический смысл.

Во-вторых, из этого неизбежно проистекает слабость центральной власти. Она стеснена со всех сторон. Слишком значительной силы ей нельзя придать, ибо она может употребить ее во зло и уничтожить державные права отдельных государств. Здесь требуется уравновешение как силы, так и права. Но вследствие этого центральная власть во многих отношениях ставится в зависимость от местных властей, которые сторожат ее ревниво, опасаясь уменьшения своих прав. В последних является естественное стремление забрать как можно более силы в свои руки. Особенно те, которые держатся иного политического направления, нежели центральная власть, стараются оказать последней всевозможные препятствия, на что они имеют достаточно средств. Чтобы приводить свои решения в исполнение, центральное правительство должно опять же прибегать к суду или действовать силою, что может вести к междоусобной войне.

Слабость центральной власти ведет, в-третьих, к преобладанию местных интересов над общими. В единичном государстве у всех перед глазами интересы всего народа и всего государства. Граждане привыкли считать себя членами одного целого; у всех одно отечество, которому все готовы приносить нужные жертвы. Это нередко ведет к пренебрежению местными интересами; но эта невыгода далеко не так ощутительна, как подчинение общих интересов местным. В союзном государстве у каждого гражданина два отечества. В местной сфере протекает вся его жизнь; в ней сосредоточены все его интересы; в ней он играет несравненно большую роль, нежели в общем союзе. Поэтому он ревниво смотрит на всякое расширение деятельности центральной власти; он видит в этом посягательство на свои права. Чем обширнее государство, чем отдаленнее центр, тем эти стремления проявляются с большею силой. Нужно живое сознание внутренней неурядицы или внешней опасности, чтобы противодействовать этому течению. В Соединенных Штатах господствовавшая первое время анархия повела к замене союза государств союзным государством; но как скоро установилось нормальное течение дел, центробежные стремления взяли верх. Государственный банк был уничтожен; отдельные штаты хотели присвоить исключительно себе заведывание путями сообщения, проведение каналов и железных дорог. Демократическая партия, стоявшая за державные права отдельных штатов, владычествовала до самой междоусобной войны.

Такое преобладание местных интересов влечет за собою, в-четвертых, все невыгоды мелких государств: деспотизм большинства, плохие местные законы, измельчание целей и взглядов. Частные притязания получают неподобающее им значение. Потребность же осадить себя от захватов рождает узкийоппозиционныйдухиупорствов мелочныхвопросахправа.Общиевзглядыисчезают;внароде развивается чисто практическое направление или же он приучается к искусственным комбинациям и к формализму в ущерб живому содержанию дела. Первое мы замечаем у североамериканцев, второе было господствующею чертою немцев до последних событий, выведших их на более широкий путь.

К этому присоединяется, в-пятых, неизбежное столкновение интересов при разнообразии местных особенностей. Если возникает вопрос крупный и возбуждающий страсти, то неминуемы внутренние раздоры, для которых союзное устройство представляет самую благодарную почву. Отдельный штат не обязан безусловно подчиняться воле целого; в его полудержавных правах интересы меньшинства находят самую крепкую опору, и, если большинство не идет на уступки, союзугрозитраспадение.В1832годуЮжная Каролинаобъявиланедействительнымипостановления Конгресса по тарифному вопросу и грозила выйти из союза; другие южные штаты одобрили ее действия, и только уступки со стороны Конгресса повели к восстановлению правильных отношений. В Швейцарии в 1847 году религиозный вопрос возбудил междоусобную войну и едва не повел к распадению союза. Только силой он был преобразован. Точно так же и в Северной Америке вопрос о

Система ГАРАНТ671

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

независимости и легче подчиняются центральной власти, нежели более или менее значительные державы, имеющие в себе самих прочные условия самостоятельного существования. Если же соединяются большие государства с малыми, то необходимо, чтобы одно из них имело значительный перевес над остальными, так чтобы последние примыкали к нему как центру. Существование двух больших держав в Германском союзе было главным препятствием к обращению его в союзное государство, с более или менее сильною центральною властью. Ни одно из них не хотело признать главенства другого. Только после Австро-прусской войны, когда побежденная Австрия была совершенно выброшена из Германии, а Пруссия получилазначительноеприращениесвоих владений, могла образоваться Германская империя под ее главенством.

В-третьих, существенную важность имеет и международное положение союза. Нейтральное положение, как в Швейцарии, или обособленное, как в Соединенных Штатах, дозволяет довольствоватьсяболее илименееслабоюцентральноювластью.Здесьсоюзноеустройство, со всеми его осложнениями, не представляет опасности. Наоборот, близость могущественных соседей побуждает раздробленные государства образовать более крепкое единение, нежели простой союз. В Германии, после наполеоновского владычества в начале нынешнего столетия, все горячие патриоты желали восстановления империи с более крепкою властью, нежели та, которая была установлена в Германском союзе. Возникшее отсюда национальное движение приобретало все более и более силы, поканаконецв нашидни эти стремления увенчались полным успехом.Те же опасения поддерживают существующее ныне устройство. После Франко-Прусской войны и завоевания Эльзаса и Лотарингии Германская империя должна напрягать все свои силы, чтоб удержать свое положение. При постоянно грозящей внешней опасности все партикуляристические стремления должны умолкнуть. Их устраняет и национальное самолюбие, которое гордится успехами и любуется своею мощью. Но сохранится ли тот же дух, если когда-нибудь Германию постигнет разгром, невозможно сказать. Могущественная империя, возникшая при совершенно исключительных обстоятельствах, как следствие неслыханных побед, не прошла еще чрез постигающие всякий народ испытания. Как она их выдержит, покажет будущее.

Вообще, союзное государство легче установляется в демократической форме, нежели в монархической. В демократии один и тот же народ, которому принадлежит верховная власть в отдельных штатах, остается обладателем ее и в союзе. Вся власть идет снизу, исходя от лица и смыкаясь, на разных ступенях, в более и более обширные союзы. Каждый гражданин сознает себя полноправным членом и большего и меньшего целого. Напротив, монарх, царствующий в отдельном государстве, должен отказаться от своих державных прав и подчиниться высшей, стоящей над ним власти. Пойти на это можно только в силу неотразимой необходимости. В Германии национальные стремления долго встречали неодолимое препятствие в монархических правительствах, и только победы прусского оружия заставили их подчиниться общему главе. Поставленные между императором, обладающим громадною военною силой, и демократическими стремлениями народа, который менее всего дорожит своими мелкими князьями, они только в общем союзе находят поддержку своего положения. Поэтому в настоящее время у немецких князей встречается менее партикуляристических стремлений, нежели у значительной части их подданных. Шаткость их собственного положения делает их усердными членами союза.

Различие монархического и демократического устройства союзного государства рождает и различное отношение их к государственным силам. Это выказывается в особенности относительно войска. В обоего рода союзах войско является народной силой; но в демократии оно доводится до наименьшей, в монархии - до наибольшей степени. В Швейцарии вовсе нет постоянного войска, а есть только кантональная милиция, состоящая под надзором союза. В Соединенных Штатах милиция состоит в полном ведении штатов; союзное же правительство в обыкновенное время располагает весьма небольшим количеством вербованного войска. Во время междоусобной войны была введена конскрипция; но тотчас после восстановления мира она была отменена и армия распущена. В Германской империи, напротив, установлена самая широкая и крепко организованная система всенародного войска, находящегося под начальством императора. Угрожающие империи опасности

Система ГАРАНТ673

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

заставляют держать наготовегромадноеколичество военных сил и ставитьих в полноераспоряжение центральной власти.

Несравненно меньшее значение имеет бюрократия. Принципиальна, союзная власть не вмешивается во внутреннее управление отдельных штатов, а потому и не нуждается в большом количестве чиновников. Однако учреждения, составляющие совокупный интерес страны, находятся в ее рукахи требуют общегоуправления.Чемсильнеестремлениерасширить ведомство центральной власти, тем более умножается количество подведомственных ей чиновников. В Соединенных Штатах оно было естественным последствием междоусобной войны. Победы Севера влекли за собой усиление центральной власти, чему содействовало стремление владычествующей партии к наживе посредством раздачи возможно большего количества союзных должностей своим приверженцам. В Германской империи точно так же стремление к усилению центральной власти ведет к сосредоточениювеерукахнекоторыхважныхотраслейуправления,как-тожелезныхдорог.Привсем том административное ведомство союза всегда далеко уступает местному. Связующим элементом государственной жизни, каким оно является в единичном государстве, чиновничество быть не может.

Темважнеев союзезначениесуда. Нигдеоннеиграет такойполитической роли,как в союзном государстве,гдеонпризванразрешатьвсякиепререкания,возникающиемеждуцентральноювластью И местною, и точно определять права обеих. Своим развитием конституция Соединенных Штатов обязана главным образом деятельности верховного суда. Особенно славится в этом отношении имя верховного судьи Маршалля. Понятна поэтому высокая важность замещения судебных должностей людьми беспристрастными, стоящими над стремлениями и интересами партий. К сожалению, в новейшее время и эта непоколебимая дотоле опора американской конституции пошатнулась. Дух парий овладел и судом. В 1871 году, вследствие решения верховного суда, противного притязаниям центральной власти, прямо был прибавлен новый член, а другая открывшаяся в то же время вакансия была замещена в видах изменения большинства и уничтожения прежнего решения, что и последовало. В 1876 году для исследования правильности президентских выборов, когда соперниками были республиканец Гейз (Hayes) и демократ Тильден, была составлена комиссия из членов палаты поровну от каждой партии, и к ним присоединены три члена верховного суда - два республиканцаиодиндемократ. Врезультате, всечленыкомиссии,неисключаяисудей,подалиголос каждый за кандидата своей партии, и таким образом выбор Гейза был утвержден несмотря на то, что подлоги и беззакония были совершенно явны. В накладе оказался тот кандидат, который строже держался закона и выказывал более уступчивости.

Из этого ясно, что веяния гарантии справедливости и беспристрастия совершенно тщетны, когда эти качества не требуются общественным сознанием. Если дух и направление общества слагаются под влиянием учреждений, то, в свою очередь, они воздействуют на учреждения, влагая в них то или другое содержание. Самое это содержание изменяется смотря по потребностям времени. Во всяком союзном государстве естественно существует двоякое течение: с одной стороны, к усилению центральной власти, с другой стороны, к поддержанию независимости штатов. Ибо и в центре и на местах есть свои привязанности и свои политические интересы. В обыкновенном ходе жизни преобладает стремление к независимости, а потому и к ослаблению центральной власти. Общие интересы слишком далеки от каждого; местные интересы, напротив, наполняют ежедневную жизнь. Чем обширнее государство, тем эти стремления обнаруживаются в большей степени. Противодействовать им может только сильное общее чувство, как-то: сознание беспомощности мелких местных организаций, как было в Северной Америке в 1787 году, или же чувство национальности, которое требует сильной центральной власти для поддержания народного величия. Оно составляло и составляет главную опору Германской империи. Но эти сильные течения проявляются только по временам, в минуты опасности и воодушевления или когда внутренний порядок становится невыносим. Они естественно слабеют, как скоро внешние и внутренние опасности исчезли и местные жители довольны своим положением. Вследствие этого в союзных государствах являются смены федеративных и автономических стремлений. В Северной Америке, в первые годы после освобождения, безусловно преобладало демократическое направление, стоявшее

Система ГАРАНТ674

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

за автономию штатов. Но невыгоды этого порядка вещей повели к установлению конституции 1787 года, которая скрепила союз и на время дала преобладание федералистам. Когда же новый порядок упрочился, перевес снова получили демократы. После междоусобной войны опять возобладали приверженцы союзного начала.

Эта противоположность течений проявляется и по другому поводу, именно вследствие противоположности воззрений и интересов, господствующих в различных частях союза. Меньшинство, желающее сохранить неприкосновенным свое положение, стоит за автономию; напротив, большинство, которое стремится проводить свои виды, требует усиления центральной власти, чтобы посредством нее одолеть всякое сопротивление. Так как эти отношения определяются не какими-либо общими началами, а различием интересов, то одна и та же партия может поддерживать или то или другое направление, смотря по тому, чего она добивается. В Северной Америке, до междоусобной войны, демократы стояли за автономию в видах сохранения рабства; в Швейцарии, напротив, демократы требовали усиления центральной власти с целью подавления аристократических и клерикальных стремлений отдельных кантонов. Демократическая партия потому также нередко стоит за усиление центральной власти, что она менее других дорожит историческими правами и местными особенностями, а стремится все подвести к общему уровню. Отсюда весьма обычная связь демократических и национальных стремлений. Это обнаружилось и в Италии и в Германии. Но консервативная партия и существующие власти впадают в большую ошибку, когда они дело национального единения предоставляют исключительно демократии; через это они придают последней такую силу, которой ничто противостоять не может.

Эти общие течения народного сознания составляют самую крепкую опору союзного государства. Сама по себе верховная власть, разделенная между многими центрами, не имеет достаточно сил и средств для прочного существования. Она держится только постоянным согласием членов и общим духом, живущим в народе. Поэтому вся политика союзного государства должна быть направлена к поддержанию этого нравственного единства, а это можно сделать только соблюдением всех интересов. Если во всяком сложном государственном устройстве требуется прежде всего дух умеренности, то в союзном государстве он вдвойне необходим, ибо оно установляется именно затем, чтобы, не ослабляя силы союза, дать возможный простор всем местным особенностям. Здесь менее, нежели где-либо, позволительно жертвовать интересами одной части союза интересам другой. Можно сказать, что степенью внимания к местным интересам и стремлением к соглашению определяется истинная оценка господствующего в союзном государстве направления. Пока североамериканская демократия держалась преданий, завещанных ее основателями, этот дух умеренности царил в ней в высокой степени. Так, например, в 1832 году, когда земледельческие штаты Юга протестовали против покровительственных тарифов, которыми их промышленные выгоды приносились в жертву фабричным интересам Севера, союз пошел на справедливую уступку: высокие тарифы постепенно были отменены. Если теперь они снова возвышены до чрезмерной высоты, то это доказывает только, что всякое уважение к чужим интересам исчезло и большинство проводит свои выгоды во что бы ни стало.

Иной характер имел вопрос о невольничестве. Тут являлось безусловное требование нравственности и человеколюбия, которое взяло, наконец, верх над всякими политическими соображениями. Союз имел полное право не поддерживать в своих пределах такого возмущающего совесть явления. Выдавать беглых негров их хозяевам было оскорблением лучших чувств человека. Образованныеевропейскиенародывоспрещаютторговлюнеграмидажев чужихпределах;темменее можно было терпеть это у себя. Между тем южные штаты не шли ни на какие компромиссы. Рано или поздно, неизбежно было распадение союза или междоусобная война. Север решился поддержать союз силой, и в этом его нельзя упрекать ввиду высокой цели, которую он преследовал. Но его торжество имело для всего внутреннего быта весьма печальные последствия. Вместо духа умеренности водворился дух насилия. О внимании к чужим интересам нет уже речи; выгоды партий, не знающие никаких сдержек, стоят на первом плане и властвуют всюду. Нет сомнения, что

Система ГАРАНТ675

/

828

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Тома I-III. - Москва, типография товарищества И. Н. Куш...

вследствие торжества военной силы североамериканская демократия извратилась и нравственно и политически.

Из этого не следует, однако, что самый союз склоняется к упадку и может перейти в какую - либо другую форму. В большом государстве, с разнообразными условиями, среди народа, привыкшего к самой широкой свободе, союзное устройство, несмотря на все свои несовершенства, имеет такие громадные выгоды, что ее ничто не может заменить. Настоящее течение идет не к ослаблению, а к усилению центральной власти. Рано или поздно, однако, и в этом отношении несомненно произойдет реакция. Как было замечено выше, очередные смены централизма и федерализма составляют естественное явление в союзных государствах. Одностороннее развитие одного направления в себе самом носит свой противовес: дойдя до крайности, оно обнаруживает все свои невыгодные последствия и тем самым вызывает реакцию. Практический народ более всякого другого способен понять истинные требования жизни.

Союзное государство имеет громадные преимущества и перед союзом государств. В последнем центральная власть еще слабее, деятельность еще медленнее и затруднительнее. Для всякого решения нужно соглашение многих независимых правительств; исполнение же предоставляется доброй воле тех, на кого оно возлагается; собственных органов союз не имеет. Практические невыгоды такого порядка и несоответствие его национальным требованиям именно и повели к тому, что как в Европе, так и в Америке союзы государств превратились в союзные государства. Первый пример подали Соединенные Штаты. Союзная конституция 1787 года составляет один из великих памятников человеческого законодательства, и способ, каким она была установлена, не может не возбуждать глубокого уважения к тем людям, которые в то время стояли во главевеликойтрансатлантическойреспублики.Тутнебылонималейшегонасилияилипринуждения. Люди добровольно собрались для обсуждения существующего положения; штаты послали лучших своих представителей. Вопросы обсуждались всесторонне и беспристрастно; решения принимались с величайшей осмотрительностью и дальновидностью. И прения Конвенции, и журнал Федералист, который издавался вожатаями этого движения, могут служить образцами политической мудрости. И когда из этих прений выработалась наконец союзная конституция, она никому не была навязана насильно; штаты приглашены были добровольно ее принять. Одни сделали это раньше, другие позднее, но все - не иначе как в силу разумного сознания ее пользы. Вследствие этого она получила такую крепость, которая сделала ее способной противостоять даже самой страшной междоусобной войне.

Не то произошло в других странах, совершивших тот же поворот. В Швейцарии поводом к превращению союза государств в союзное государство послужили религиозные распри, в которых выказывалась величайшая нетерпимость. Для низвержения католических правительств организовались в соседних кантонах вооруженные шайки, против которых центральная власть не давала надлежащей защиты. Это и повело к образованию отдельного союза католических кантонов. Но господствовавшая в центре радикальная партия не хотела его терпеть. Он был подавлен силою, и радикалы воспользовались своею победой дляпреобразования союзных учреждений. Здесь усиление центральной власти было не результатом общего сознания в необходимости этой меры, а средством упрочить повсюду торжество радикализма. Точно так же и объединение Германии было не плодом всенародного сознания, а последствием побед прусского войска, сперва над союзною Австрией, а затем над Францией. Поэтому и результатом его было не мирное соглашение разнообразных интересов, а многочисленные захваты, сделанные с целью усиления Пруссии, во имя голого права силы. Это и повело окончательно к господству всеподавляющего милитаризма.

Несмотря на явные его политические невыгоды, союзу государств нельзя, однако, отказать в существенном историческом и даже теоретическом значении. Там, где нет достаточных условий для образования союзного государства, где различные народности, связанные общим положением и совокупными интересами, стремятся к сохранению своей самостоятельности или где исторически возникшие правительства, пользующиеся привязанностью народа, дорожат своею независимостью и имеют достаточно средств для ее поддержания, наконец, где есть соперничествующие державы, из

Система ГАРАНТ676

/

828