EfhoQTJ7s8

From the poem we also get the sense of both Komi and Sami being rooted in the periphery: “the birch is at the end of the meadow” [Na krayu pokosa]. However, the poem also suggests the idea of movement, of “tops rushing to the sky”, of the present simultaneity of routes and roots, a metaphorical discussion started by Paul Gilroy, who writing on the nature of diaspora, questioned to what extent the “roots precede the routes”1. The “roots” and the “routes” are metaphors for smoothing the striated space of the state policies and, hence, for deterritorialization. However, they also imply spatial attachments.

Homeland as a “skin”

The village is not only defined by administrative practices or through poetic expressions. It is also lived by real people and contains real lives. The two documentaries “Tundra Tale” (2013) and “Komi Laplandiya” (2010) actually document two different stances of defining “homeland”. In the first case, through projecting “routes”, in the latter – through projecting the “roots”. In both films, homeland is an experiential process. Therefore, I find appropriate to use the idea proposed by the British philosopher Sarah Ahmed to think of homeland as a ‘skin’. According to her: “The immersion of a self in a locality is hence not simply about inhabiting an already constituted space (from which one can simply depart and remain the same)... The lived experience of being at home hence involves the enveloping of subjects in a space which is not simply outside them: being at home suggests that subject and space leak into each other, inhabit each other”2.

In “Komi Laplandiya”, the reindeer herder and the local historian talk about the main threat for the village – the strangers: they plunder resources, they are unpredictable, they come to a space where they do not belong. Although often named as poachers, fishing tourists and military, ‘the strangers’ is a notion “recuperating all that is unknowable”3. It is also a way of defining the homely, the familiar and as Ahmed writes: “The knowing again of strangers as the danger of the unknown is a means by which the ‘we’ of the community is strengthened, enforced and legitimated”4. An interesting aspect is that the strangers are defined as strangers in the tundra, in the vast empty area between the village of Krasnoshchelye and the urban centres, and namely there, through this threatened space, the villagers strengthen their belonging and sense of community. For the vilagers of Krasnoshchelye the tundra space becomes a framework for under-

1 Gilroy P. The black Atlantic : modernity and double consciousness. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1993

2Ahmed S. Home and away: Narratives of migration and estrangement // International Journal of Cultural Studies. Dec 1999 (2). P. 341.

3Ahmed S. Strange encounters: embodied others in post-coloniality, Transformations. London New York: Routledge, 2000. P. 22.

4Ahmed S. Collective feelings or, the impressions left by others // Theory, Culture & Society. 2004. № 21 (2). P. 37.

131

standing what is home and an object of protection, fear and projecting their “homing desire”. Therefore a road, that might increase the presence of strangers, is not desirable. In the film we hear Vassiliy, the reindeer herder, articulate his fear for building a road that will make the village a “transit place” [prokhodnyy dvor] with a very emotional statement: “If there is a road, there is no life” [Est doroga, net zhizni]. The presence of strangers it is not only a question of resource abuse, but also of existential ordering of the space: of making an identity and stating ‘homing desire’. Therefore, for the villagers the bare tundra is not a burdening distance; it is part of their home and part of their identity.

In the German-Norwegian film “Tundra Tale”, the main character claims her homeland in a different way. Her homeland becomes established “as a way of moving through space”. In her capacity as a member of the Sami parliament, Sasha Artieva moves from the village of Krasnoshchelye to Murmansk, from Teriberka to the Khibiny Mountains, and to Karasjok – to the Norwegian Sami Parliament. The whole film represents her movements through the space showing her attachment to Sapmi, which in this case is not a territorial whole, but a

“mythical land of desire”. According to Ahmed, spaces are claimed or owned, not so much by inhabiting what is already there, but by moving or passing through, different spaces are only given value as places (with boundaries) through the movement or passing through itself1.

These two films represent different ways of expressing ‘homing desires’. These ‘homing desires’ are informed by political processes and social positionings and are expressed in different ways. The question “whose homeland is Krasnoshchelye” is a question of experience and desire, of homing desire, as the desire to feel at home achieved by physically or symbolically reconstituting spaces which provide ontological security.

Films

“Komi Laplandiya” (2010) dir. Alexander Pivkin, Syktyvkar: KRTK.

“The Tundra Tale” (2013) dir. Rene Harder, Lichtblick Film.

References

1. Ahmed, S. Home and away: Narratives of migration and estrangement [Text] / S. Ahmed // International Journal of Cultural Studies. – Dec 1999 (2). –

P. 329–347.

2.Ahmed, S. Strange encounters: embodied others in post-coloniality, Transformations [Text] / S. Ahmed. – London New York: Routledge, 2000.

3.Ahmed, S. Collective feelings or, the impressions left by others [Text] / S. Ahmed // Theory, Culture & Society. – 2004. – № 21 (2). – P. 25–42.

4.Brah, A. Cartographies of diaspora: contesting identities [Text] / A. Brah. – London; New York: Routledge, 1996.

1 Ahmed S. Strange encounters. P. 32–33.

132

5.Brubaker, R. Ethnicity without groups [Text] / R. Brubaker. – Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 2004.

6.Deleuze, G. and Guattari, F. A thousand plateaus: capitalism and schizophrenia. [Text] / G. Deleuze and F. Guattari – Minneapolis: University of Minnesota Press, 1987.

7.Gerasimov, N. Natsionalnoe ustroystvo loparey v Murmanskom okruge [Text] / N. Gerasimov // Tayga i Tundra. – 1932. – № 4 (1). – P. 17.

8. Gilroy, P. The black Atlantic: modernity and double consciousness [Text] /

P.Gilroy. – Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1993.

9.Gupta, A., Ferguson, J. Anthropological Locations: Boundaries and Grounds of a Field Science [Text] / A. Gupta, F. James. – University of California Press, 1997.

10.Hall, S. Cultural identity and diaspora [Text] / S. Hall // Identity: community, culture, difference / Ed. by Jonathan Rutherford. – London: Lawrence & Wishart, 1990.

11.Konstantinov, Y. Conversations with Power: Soviet and post-Soviet developments in the reindeer husbandry part of the Kola Peninsula. Uppsala Studies in Cultural Anthropology № 56 [Text] / Y. Konstantinov. – Uppsala: Acta Universitatis Upsaliensis, 2015.

12.Lefebvre, H., Brenner, N., Elden, S. State, space, world: selected essays [Text] /

H.Lefebvre, N. Brenner, S. Elden. – Minneapolis: University of Minnesota Press, 2009.

13.Lewis, E. To Turn as on a Pivot: Writing African Americans into a History of Overlapping Diasporas [Text] / E. Lewis // The American Historical Review. – 1995. – № 100 (3). – P. 765–787.

14.Scott, J. State simplifications: nature, space and people [Text] / J. Scott // Journal of Political Philosophy. – 1995. – № 3 (3). – P. 191–233.

15.Slezkine, Y. The USSR as a Communal Apartment, or How a Socialist State Promoted Ethnic Particularism [Text] / Y. Slezkine // Slavic Review. – 1994. – № 53 (2). – P. 414–452.

133

УДК 304.3 ББК 60.56

Е.В. Недосека

ФГБОУ ВО «Мурманский арктический государственный университет» г. Мурманск, Россия

ОСОБЕННОСТИ ОСВОЕНИЯ ПРОСТРАНСТВА ПРИДОМОВОЙ ТЕРРИТОРИИ МУРМАНЧАНАМИ КАК ТЕХНИКА РЕПРЕЗЕНТАЦИИ РЕГИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ

Аннотация. В данной статье представлена попытка социальноантропологического осмысления особенностей территориальной идентичности и идентичности по отношению к месту горожан. В данном исследовании, город рассматривается как особое пространство и место, которое используется горожанами для репрезентации идентификации и дифференциации. Именно практики освоения пространства и мест города могут выступать техникой репрезентации идентичности как территориальной, так и идентичности по отношению к месту. Основным понятием, через которое описываются практики освоения пространства и мест является территориальное поведение.

Ключевые слова. Город, городское пространство, территориальная идентичность, идентичность по отношению к месту, территориальное поведение, придомовое пространство.

E.V. Nedoseka

Murmansk Arctic State University Murmansk, Russia

FEATURES OF SPACE EXPLORATION CITIZENS OF MURMANSK

CITIZENS’ LOCAL AREA AS A TECHNOLOGY

REPRESENTATION REGIONAL IDENTITY

Abstract. The article deals with socio-anthropological interpretation of the features of citizens’ territorial and place identity. This research considers the city as particular space and place used by the citizens to represent their identification and differentiation. In this case the practices of urban space and place development could represent territorial and space identity. Territorial behaviour is the basic notion through which the practices of space and place development are described.

Key words. City, urban space, territorial identity, space identity, territorial behavior, house land plots.

Современные тенденции к урбанизации образа жизни, повышению территориальной мобильности населения являются актуальными междисциплинарными проблемами, обуславливающими необходимость изучения территориальной идентичности в социально-гуманитарных исследованиях. Сама категория идентичность обрела множество коннотаций, отсылающих к разным формам проявления человеческой жизни, и по-разному трактуе-

134

мых философией, психологией, социологией и этнологией. В последнее время появилось значительное количество исследований, в которых прослеживаются попытки определения теоретического статуса понятия1.

На сегодняшний день не у кого не возникает сомнения относительно того, что одной из базовых потребностей личности является – потребность в идентичности. Она является ее базовым качественным показателем, обуславливающим направленность преобразовательной деятельности, и относится к категории высших личностных потребностей. Обращаясь к понятию «идентичность», нужно иметь в виду и амбивалентный характер данного явления, обозначенный еще Э. Эриксоном. Он рассматривал идентичность, с одной стороны, как статичное явление, а с другой – как динамичное. Э. Эриксон избегал однозначных определений и подчеркивал изменчивость явления в процессе развития личности. В литературе представлен широкий диапазон трактовок видов и типов идентичности, но в ключе данной статьи нас будет интересовать территориальная идентичность как один из аспектов идентичности в целом.

Исходя из амбивалентности понятия, мы будем рассматривать территориальную идентичность с позиций конструктивистского подхода. В данной парадигме идентичность интерпретируется как нечто такое, что может выбираться и может быть сконструировано и чем можно манипулировать2. В этом контексте представляется необходимым рассмотрение теории П. Бергера и Т. Лукмана, которая изложена в работе «Социальное конструирование реальности». Согласно их взглядам идентичность – это ключевой элемент субъективной реальности. Она находится в диалектической связи с обществом и формируется социальными процессами, то есть детерминируется социальной структурой3. Идентичность – это размещение в «жизненном мире», и поэтому может быть усвоена лишь вместе с социальным миром. Но этот мир должен быть понятен индивиду и, по возможности, наглядно представлен в существующих образах повседневного порядка.

Возвращаясь к объекту данной статьи, мы акцентируем внимание на том, что город представляет собой искусственно созданную и социально адаптированную среду проживания, которая используется отдельными людьми и социальными группы для идентификации и дифференциации4. Необходимо отметить, что с одной стороны территориальная идентичность го-

1 Исследование, выполнено в рамках гранта РГНФ 15-13-51001 «Механизмы конструирования региональной идентичности населения Кольского Севера».

2Дягилева Н.С., Журавлева Л.А. Городская идентичность: понятие, структура и основы формирования // Социология города. 2012. № 1. С. 43.

3Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М.: Медиум, 1995. С. 5.

4Плюснин Ю.М. Пространственное поведение человека: Методы проксемических исследований. Новосибирск: Препринт, 1990; Шинкаренко В.Д. Смысловая структура социокультурного пространства: Игра. Ритуал. Магия. М.: УРСС: Комкнига, 2005.

135

рожан будет конструироваться городской средой, которая формирует укорененность горожан посредством комплекса географических, социальных, экологических и социальных факторов (территориальная идентичность). С другой стороны, она складывается из опыта взаимодействия индивидов с городской средой, их внутренних эмоциональных и социальных связей с местом проживания (идентичность по отношению к месту). Это субъективные переживания и восприятие, наполненные личностным и коллективным опытом горожан.

Важным акцентом является тот факт, что социальная структура населения города представляет собой сложную систему, опосредованную различными социальными группами наполняющими ее. Коллективный опыт, и представления о месте своего проживания у разных социальных групп различны, поэтому и смысловое наполнение городской идентичности может сильно различаться. В результате не существует единой городской идентичности, а попытки ее конструирования и приписывания городскому сообществу чреваты потерей чувства реальности, консервацией отживших представлений, экстраполяцией прошлого в настоящее или будущее.

Исследователь М.В. Яковлева1 в своей статье приводит краткий анализ теории В. Бенджамина, который указывает на уникальность каждого города в своем пространственном исполнении, на наличие собственных традиций и ценностей – собственную ауру. Все эти факты формируют и ограничивают городскую культуру, в частности ее пространственные проявления. В то же время городская культура коренится не только в «известных» местах, то есть в городском центре и достопримечательностях (монументы, здания, места для туристов). Важна «внутренняя» жизнь города на станциях метро, на детских площадках, придомовых территориях, в торговых центрах – там, где люди в основном и контактируют с городом, с его средой и инфраструктурой. Коммуникация горожан с городской средой происходит в основном посредствам средового поведения. Поведенческие проявления характерны для различных типов видов социальной идентичности и в этом смысле территориальная идентичность не является исключением. Сохранение идентичности человека, демонстрация индивидуальности является одной из главных функций территориальности. В отношении городской пространства, средовое поведение проявляется через практики его освоения. Под средовым поведением понимаются процессы, посредством которых люди используют предметно-пространственную среду в соответствии с присущими ей социокультурными ценностями и нормами1.

1 Яковлева М.В. Особенности социологического анализа городской символики как фактора формирования идентичности горожан // Вестник Удмурдского университете. 2008. № 1. С. 86.

1Павловская Е.Э. Социокультурный аспект формирования предметно-пространствен- ной среды отдыха и общения людей пожилого возраста на городских придомовых территориях: дис. … канд. искусств. М.: ВНИИТЭ, 1985. С. 94.

136

В данной статье мы остановимся на особенностях освоения придомовой территории горожан как предметно-пространственной среды, так как данные особенности, в нашем понимании, являются техниками проявления территориальной идентичности и идентичности по отношению к месту проживания. Являясь одним из компонентов идентичности в целом, поведенческий компонент (средовое поведение) может указывать на укорененность горожан в социальном пространстве города и региона. В данном аспекте представляется необходимым провести анализ понятия придомовая среда.

Придомовая среда представляет собой сложную социопространственную структуру. Являясь средой пребывания, обитания, жизнедеятельности, она не сводится к заданному набору элементов благоустройства, включенному в определенный пространственный контекст. Для этой среды характерны свои, только ей присущие типы поведения, взаимоотношения между людьми, между людьми и предметно-пространственными элементами, наполняющими ее. Эти типы поведения, взаимоотношений являются важнейшей средовой характеристикой двора. Получив свое закрепление в ходе длительного исторического развития двора, они выступают для людей в качестве культурных норм его освоения. Средовое поведение людей в отношении придомовой среды и территории способно трансформироваться по мере изменения ее предметно-пространственных параметров и социокультурного контекста, и в то же время, может быть относительно устойчивым, сохраняя характерную для этой среды сущность. Также, необходимо отметить и то, что средовое поведение в значительной степени зависит от возраста человека.

Одной из концепций средового поведения является концепция территориального поведения. Изучение территориальности уходит корнями в этологию и являются основным предметом исследований в рамках пространственной психологии и проксемики. Рассматривая особенности территориального поведения в их взаимосвязи с идентичностью, можно выделить следующие проявления территориальности1:

Физическое присутствие.

Прикосновение, манипуляции с предметами – часть этих действий ритуализирована.

Бдительность, постоянное наблюдение за личным пространством, особенно границами своей территории.

Маркировка территории – создание сигналов принадлежности в отсутствие владельца.

Персонализация – это оформление определенного места в своем собственном стиле и вкусе. По данным различных исследований, персо-

1Самошкина И.С. Территориальная идентичность как социально-психологический феномен: дис. ... канд. психол. н. М.: МГУ, 2008. С. 68.

137

нализация связана с самопрезентацией и личностной идентичностью как проявление личностных особенностей, но здесь необходимо акцентировать внимание, что персонализация пространства может быть и свидетельством репрезентации региональных особенностей, обусловленных как личностным восприятием (образом территории), так и социальной средой проживания.

Одна из особенностей территориальноего поведения также связана с типом территории в повседневной жизни человека. И. Альтман разделил все территории по отношению к человеку на три группы: первичные, вторичные

ипубличные. Эти термины аналогичны социологической классификации социальных групп. «Первичная» территория является собственностью и используется исключительно индивидуумом или малой группой, как правило, семьей, четко идентифицируется другими как частная территория, контролируется постоянно и является центральной в повседневной жизни ее обитателей (примером может служить жилая ячейка). «Вторичная» территория часто характеризуется групповым владением, контроль над ней носит непостоянный, временный характер, она менее исключительна, психологически менее центральна в жизни человека, чем «первичная» территория, однако в отдельные моменты жизни может играть довольно значительную роль (например, место постоянных встреч неформальной группы). Она является «мостом» между «первичной» территорией, которая будучи собственностью, полностью контролируется ее обитателями и «публичной» территорией, которая может быть использована почти каждым, кто следует социальным нормам. «Публичная» территория характеризуется, таким образом, своей доступностью. периодичностью и кратковременностью контроля и пребывания (например, городские общественные пространства).

Поведение человека в среде в значительной степени зависит от того, как он воспринимает ее территориальный статус.

Придомовая территория может выступать как «первичная» – двор индивидуального дома (в данной работе этот вариант не рассматривается),

икак «вторичная» или «публичная» – двор многоквартирного дома. Эта неопределенность территориального статуса придомовой территории многоквартирного дома связана с тем, что она совмещает в себе характерные черты «публичной» территории – доступна практически каждому, об особенности «вторичной» территории – повседневное использование ее ограниченным кругом обитателей (преимущественно пожилыми людьми, детьми и домохозяйками).

Вопрос идентификации себя с местом своего проживания чрезвычайно сложный и требует специального рассмотрения. Можно предположить, что активное освоение придомовой территории является внешним показателем территориальной идентичности, которое может быть рассмотрено в трех измерениях идентификации в целом. В когнитивном аспекте, как образ территории, в аффективном, как восприятие территории как час-

138

ти самого себя и оценка данной территории, что позволяет определить ценностно-значимое отношение человека к данному месту. В поведенческом аспекте идентификация с придомовой территорией влечет за собой бережливость, заботу, контроль над ее физическим (преобразование, поддержание порядка, защита) и социальным (установление, соблюдение, «охрана» норм поведения) существованием.

Важнейшей особенностью территориального поведения в придомовой среде, возможной только на основе идентификации человека с этим местом, является «закрепление» за собой определенной части территории. В этом смысле «закрепление» проявляется через такой элемент территориальности как персонализация.

Персонализация будет пониматься нами как процесс преобразования среды, результатом которого становится проявление в среде неповторимых качеств человека или группы – представляется важным социокультурным механизмом взаимодействия человека, как с предметно-пространственным, так и с социальным его окружением. Формируя, обживая среду своего непосредственного обитания, человек «сообщает» ей приметы своего образа жизни, характера, внешности и т.п., демонстрируя тем самым свою индивидуальность, ценности и нормы другим людям.

В рамках придомовой территории процесс персонализации вовлекает как индивидов, так и группы и может принимать различные формы. К ним можно отнести, в частности: устройство клумб и цветочниц, различные посадки и уход за ними; самостоятельное изготовление, переделка, перестановка столов, скамеек, оград, навесов, беседок и пр.; окрашивание «своей» дворовой мебели в цвета, отличные от использованных в других частях придомовой территории; изготовление декоративных элементов; надписи и пр. Как отмечает Е.Э. Павловская в придомовой территории эта деятельность, и ее результаты выполняют несколько важных функций1.

Прежде всего, те изменения, которым человек подверг эту среду, те дополнения, которые он в нее вносит, позволяют в определенной мере восполнить недостатки, присущие первоначально практически любой предметно-пространственной среде, рассчитанной на абстрактного («усредненного») потребителя. Преобразуя придомовую среду, обитатели приближают ее к своим конкретным потребностям, ценностям, нормам, представлениям о средовом качестве.

Изменяя, преобразуя среду своего обитания, индивиды вступают в процесс социокультурной коммуникации с ней: выражая свою неповторимость, индивидуальность, демонстрируют свои ценности, нормы и т.д. – то есть репрезентируют себя другим.

Персонализации территории используется и для регуляции взаимоотношений между группами, обитающими во дворе. Знаки персонализации

1 Павловская Е.Э. Указ соч. С. 102.

139

«указывают», какая группа «владеет» территорией, какие нормы поведения здесь установлены, кто может, а кто «не может» войти сюда. В этом смысле придомовая территория, а точнее особенности ее освоения, персонализации представляют собой и репрезентацию социальной структуры жителей двора, куда будут отнесены не только половозрастные особенности практик освоения, но и статусно-ролевые и классовые.

В придомовой среде знаки персонализации обретают особую ценность, становясь носителями временных, культурных, эмоциональных символов, знаками активности и человеческого участия, обживаемости и обжитости среды.

Последняя функция персонализации среды заключается в том, что она всегда содержит в себе элемент творчества. Участие человека в формировании своего предметно-пространственного окружения дает ему чувство понимания среды – «средовой компетентности», удовлетворенности этой средой и своей ролью в ней. Говоря о творчестве, необходимо отметить, что при освоении придомовой территории используются приемы и средства дизайна. Данный набор средств и приемов, используемый для украшения придомовой территории, как правило, ограничен и примитивен. С одной стороны, это ведет к тому, что знаки персонализации часто остаются непонятными для окружающих, следовательно, соответствующее поведение по отношению к персонализированной среде не стимулируется. С другой стороны, отсутствие полноценных средств «украшения» ведет к тому, что попытки эстетизации территории, довольно часто, оказываются провальными и это приводит к появлению уродливых изгородей, невообразимых скамеек и т.д.

Таким образом, особенности освоения придомовой территории выступают как техника презентации территориальной идентичности.

Переходя к эмпирической части исследования, необходимо представить анализ самого его объекта – города Мурманска.

История города насчитывает фактически столетие, дата основание 4 октября 1916 г. Мурманск – это результат политики индустриализации Советского государства. В значительной степени пострадав после Великой отечественной войны, массовая застройка и освоение территории города в современных ему пределах велась, начиная с 60-х гг. XX века.

Как такового коренного населения в городе, ровно, как и в области нет. Мурманск заселялся приезжими в основном из средней части России, а также из Белоруссии и Украины. Наличие передовой промышленности и полярных надбавок делали территорию Кольского Севера весьма привлекательной для рассматривания ее в качестве приемлемого места жительства на период трудоспособного возраста. Примечательно, что именно приезжее население сформировало поселенческое единство, выступив объединяющим началом в репрезентации носителей «северности» в других несеверных территориях. Особенности и условия жизни 60–70-х гг. XX века

140