EfhoQTJ7s8

РАЗДЕЛ II. «ПРОНИКНОВЕНИЕ» В ДОМ: КЛЮЧИ НАУКИ И ПРАКТИКИ

УДК 82-14 ББК 84(2Рос-Рус)-5

О.Г. Згазинская

Центр содействия развитию гуманитарных наук, образования и культуры «Мыслеобраз» г. Мурманск, Россия

КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ МОДЕЛИ «ДОМ» и «ХРАМ» В КИММЕРИЙСКОМ ХРОНОТОПЕ М.А. ВОЛОШИНА

Аннотация. В статье анализируются доминирующие образные смыслы дома и храма в лирике М.А. Волошина как концептуальные модели описания внешнего мира и лирического героя. Эти модели имеют разветвленную систему образов в представлении Киммерии, связанной с Домом поэта, пейзажем и Вселенной. Лирический герой показывает многоуровневое осмысление родной земли, идеализируя её.

Ключевые слова. Концептуальная модель, образ, дом, храм, М.A. Волошин, Киммерия, хронотоп.

O.G. Zgazinskaya

Center for the advancement of humanities, education and culture “Mysleobraz” Murmansk, Russia

CONCEPTUAL MODELS “HOME” AND “TEMPLE”

IN THE CIMMERIAN CHRONOTOPE OF М.А. VOLOSHIN

Abstract. In the article are analyzed dominating imaginative senses of “home” and “temple” in the lyric of M.A. Voloshin as conceptual models of describing of the external world and the lyrical hero. These models have an extensive system of images in the presentation of Cimmeria, linked inextricably with the home of the poet, the landscape and the Universe. Lyric hero shows the multilevel understanding of the native land, idealizing it.

Key words. Conceptual model, image, home, temple, M.A. Voloshin, Cimmeria, chronotope.

Выявление и анализ доминирующих образных смыслов дома и храма в лирике Максимилиана Александровича Волошина о Киммерии позволили рассмотреть варианты их реализации в виде концептуальных моделей, описать некоторые особенности авторского изображения внешнего мира и

81

лирического героя. Для постижения концептуальных смыслов существенным, на наш взгляд, является анализ ассоциативных структур, привлекаемых для внешних характеристик выбранного локуса. Систематизация ассоциативных структур, выявление присущей им семантики являются основанием для обобщения информации в виде ментальных образов, которыми поэт оперирует при интерпретации действительности, в размышлениях о себе и мире.

Впоэтических текстах Волошина одни и те же ментальные образы дома и храма детализированы в разной степени, но в силу целостности образов, реализующие их элементы узнаваемы. Думается, что концептуальные модели могут реализоваться и в описаниях образа жизни, поведенческих особенностей, чувств и переживаний субъекта в контексте его хронотопного окружения. Значит, маски и лики героя в Киммерии есть не что иное, как временные и постоянные варианты авторской самоидентификации, самопознания, определения своей функциональной значимости в том месте, которое соотнесено с понятием родины. Известно, что Волошин в

первой половине жизни около 16 лет был за границей (из них в течение 8 приездов во Францию жил около пяти с половиной лет в Париже1), потом

отдал «сорок лет творческой жизни и дум в Коктебеле, дум о Коктебеле» по словам Андрея Белого2.

Парижский период охватывал в жизни поэта примерно 16 лет, «в общей сложности за свои восемь приездов во Францию Волошин провел в самом Париже почти 2 000 дней – пять с половиной лет». Киммерийский период длился примерно 40 лет («сорок лет творческой жизни и дум в Коктебеле, дум о Коктебеле»).

Вобразе лирического героя происходит незаметное отождествление авторского «я» с окружающей действительностью двух хронотопов. Сказан-

ное подтверждают, например, два признания поэта: ты (Париж. – О.З.) жил во мне, меняя облик свой [214]3, вся душа моя в твоих заливах, / О, Киммерии темная страна, / Заключена и преображена [152].

Важным вариантом в представлении хронотопа Восточного Крыма является реализация концептуальной модели «ДОМ». Описания Киммерии аккумулируют бытовые, эмоциональные, сакральные признаки познаваемого автором мира. В отличие от столицы Франции, где образ дома как собст-

1Купченко В.П. Странствие Максимилиана Волошина: Документальное повест-

вование. СПб.: Logos, 1997. С. 12.

2Воспоминания о Максимилиане Волошине: Сборник. М.: Сов. писатель, 1990. С. 507.

3Здесь и далее цитируются тексты отдельных стихотворений и помещенных в циклы. Нумерация дана в соответствии с нумерацией, принятой основном Собрании сочинений М.А. Волошина (см.: п. 1 и 2 в списке литературы); цифровое обозначение после двоеточия указывает на порядковый номер текста в цикле, номер в круглых скобках обозначает часть внутри стихотворения, указанную самим поэтом.

82

венности человека, обжитого и защищенного места не заявлен, киммерийский хронотоп обнаруживает противоположные особенности. Если в Париже лирический герой чувствует себя чужим в краю бездомном [209], в

родной бездне [38 (16)], в осеннем, строгом плену [18: 10] города, то в Киммерии он на правах хозяина-творца растворяется в пространстве и времени, естественно вписываясь в детали крымского пейзажа: я живу в глухом размахе / Набегающей волны1, я облаком виюсь и развиваюсь / В мерцающих пространствах [558], я как трава, разбуженная солнцем, / Не сохнущая в яростном огне2, я сам, колеблемый, как дым / Тлеющих костров, / Восхожу к зелено-золотым / Далям вечеров [179], дитя ночей призывных и пытливых, / Я сам – твои глаза, раскрытые в ночи / К сиянью древних звезд, таких же сиротливых, / Простерших в темноту зовущие лу-

чи [67: 1] и т.д. Здесь нет образов тюрьмы, снята тема неволи и пленения, связанная с чувством неуспокоенности человека, экзистенциальной тревоги, ощущения дисгармонии в результате бездомности.

Конкретные черты убранства Дома поэта в Коктебеле подробно описаны лишь в нескольких стихотворениях, но, помимо этого, данный образ является и неотъемлемой частью крымской природы. Контуры пейзажных описа-

ний повторяют части дома – лиловых туч карниз [81], своды вечерних дерев [675 (1)], бледный свет на серые холмы / С головокружительного свода [675 (9)], хребтов синели стены [78: 12], пурпурных рощ осенние трельяжи [675 (183)], вдоль по ступеням плоскогорий [675 (163)] и др.

Атрибуты пространства Киммерии за пределами Дома поэта выполняют охранительную функцию во времени: здесь башни Генуи заливы

стерегут [675 (67)], ветры – сторожа покинутой земли [85], у дома кругом виноградник растет, / Тополя гордым строем стоят [480]. Образ до-

ма сопровождают положительные коннотации, тема счастливого жребия,

любви, благословения своего синего окоема, усыновления пасынка России

[291].

Киммерийский локус демонстрирует широкий по функциональным возможностям, символическому осмыслению и коннотациям набор случайных масок и более постоянных, устойчивых в авторском воспроизведении ликов лирического героя. Так, в настоящем времени поэт соотносит себя с образами молчаливого свидетеля безумий войны / Братоубийственной,

напрасной, безысходной [253], миротворца и случайной жертвы фанатиков непримиримых вер: я ж делал всё, чтоб братьям помешать / Себя – губить, друг друга – истреблять, / И сам читал – в одном столбце с другими / В кровавых списках собственное имя [291]. В то же время он мыслит

1Волошин М.А. Стихотворения и поэмы: в 2 томах. Т. 2 / Общ. ред. Б.А. Филиппова, Г.П. Струве и Н.А. Струве при участии А.Н. Тюрина. PARIS: YMCA-PRESS, 1984.

С. 246.

2Там же.

83

себя спасителем, заклинателем душ – закрой глаза и разум угаси. / Я обра-

щаюсь только к подсознанью, / К ночному «Я», что правит нашим телом. / Слова мои запечатлятся крепко / И врежутся вне воли, вне сознанья [297].

Гостеприимный хозяин предлагает любому гостю стряхнуть житейский прах / И плесень дум у порога Дома поэта [291], выражает идею неприятия официоза, пафосности, стандартности.

Перевоплощения лирического героя можно увидеть в шутливых мас-

ках-мистификациях: я – буржуа изображал, / А вы – рыбацкую ватагу [254], бесстыжий Макс; он враг народа! / Его извергнув, ахнула природа! [3: 206], бивол-Макс, принявший вид испанца, / Стяжал в толпе за грацию венцы [591: 3], Макс – Лилин муж: поэт, танцор и маг [592: 4]. Во-

лошин создает и коллективный портрет своих друзей, объединяя себя с ними: седовласы, желтороты – / Всё равно мы обормоты! / Босоножки,

босяки, / Кошкодавы, рифмоплеты, / Живописцы, живоглоты [588]

и др. Такое разнообразие масок и ликов позволяет Волошину говорить о мистификации, театральности образов, о розыгрышах, связанных с умением оживлять обстановку приезжих гостей и близких друзей.

Анализ поэтических контекстов позволяет выделить и ведущие репрезентанты концептуальной модели «ХРАМ». Из сооружений Крыма, названных автором, подробно описан лишь один монастырь Сурб-Хач. Однако в контекстах постоянно фигурируют образы храма: жемчугами расшит покров / И венец лучей над горами – / Точно вынос Святых Даров / Совершается в темном храме [120], стена размытого вулкана, / Как воздымающийся храм, / Встает из сизого тумана [150: 1], как царица – любовь от-

крывает свой храм [437: 3]. Характеризуя свое жилище (где комнаты – кельи, беленные известкой [291]), поэт-отшельник наполняет описания храмовыми, библейскими реминисценциями и сравнениями: нора моей мечты,

гнездо моих видений / И мыслей логово – мой коктебельский дом

[675 (148)], мой дом раскрыт навстречу всех дорог; прямо на восток, / Обращена, как церковь, мастерская; мой дом – слепой и запустелый – / Хранил права убежища, как храм [291].

В описаниях природы Киммерии показано, как герой-странник полностью отдается познанию ее тайн и служению ей: синий дымок и здесь и там поднимался / Торжественно, тихо, / Как дым алтаря к престолу великого Бога [423], в небе теплятся лампады Семизвездья [73: 7]. Детали пейзажа этой страны и интерьер Дома поэта интерпретируются с помощью архитектурных микрообразов храма (свод, престол, алтарь и т.д.): вижу к небу в лиловой мгле / Возносящиеся ступени... [120], нимбы света, венцы и

сияний тяжких гирлянды / Мерно плывут над землей [92]. Разнообразие сакрально-церковных атрибутов (дым кадил, икона, лестница, чаша – купель – фиал – амфора) как основы образного описания пейзажа – характерная особенность коктебельского хронотопа: горькая купель земли,

кадильница дня [130: 2], вечерняя полная чаша / В оправе охряных

84

холмов [675 (35)], молчанье, как полная чаша / В оправе вечерних холмов

[675 (124)].

Общий вид Киммерии автор соотносит с ликом иконы изможден-

ным [138]. Вретища земли оттенены тонкими венцами звезд [162] и жемчугами расшит покров неба [120], стены гор высятся, как древние киоты: / И чернь, и киноварь, и пятна позолоты, / И лики стертые неведо-

мых икон [529]. В метафорических описаниях природы Волошин использует обрядовые элементы церковных сооружений: твоя душа в горах ее гру-

стила, / Лучами звезд и ветром крещена [532: 1], солнца луч / Венчал верхи гранитных круч [452], припаду я к острым щебням, к серым срывам размытых гор, / Причащусь я горькой соли задыхающейся волны [68: 2]. Если в парижских контекстах слово «молитва» встретилось лишь однажды, то в киммерийских – молитва является главным атрибутом пейзажа: творят ве-

черние молитвы / Холмы, деревья и залив [675 (206)], гор лиловые молитвы [675 (23)], молчат поля, молясь о сжатом хлебе [673 (8)], ветви тянутся к просторам, / Молясь Введению Весны, / Как семисвечник, на котором / Огни еще не зажжены [142]. Непрерывность гула молитв [95], литургии /

На небе [294], повсеместность молитвенного состояния присущи не только природе, но и лирическому герою – благочестивою стезею / Меня молитвы привели [90], любому субъекту, попавшему в просторы Киммерии – ты,

пловец, с душой бессонной / От сновидений и молитв [204], ты с приподнятой рукой, / Не отрывая взгляд от взморья, / Пойдешь вечернею тропой / С молитвенного плоскогорья [168].

Молитва произносится во имя спасения близких поэту людей, на-

пример, К.Ф. Богаевского – я буду волить и молить, / Чтобы тебя в кипеньи битвы / Могли, как облаком, прикрыть / Неотвратимые молитвы

[204] и во имя сохранения дорогих сердцу городов, например, Одессы во время гражданской войны – мой город, залитый кровью / Внезапных битв, / Покрыть своею любовью, / Кольцом молитв, / Собрать тоску и огонь их / И вознести / На распростертых ладонях: / Пойми... прости!

[266]. Если в описаниях Парижа при реализации концептуальной модели «храм» актуализирована внешняя сторона переживаний с мистическими оттенками, то в Киммерии налет экзотики и романтики снят, земле могил, молитв и медитаций [291] присуще внутреннее состояние гармонии.

Появление образа Бога как неотъемлемой сущности храма подготовлено созерцанием природных изменений Крыма, ожиданием чуда. Здесь усиливается рефлексия автора о тех испытаниях, которые пережил Иисус Христос. В храме Вселенной поэт запечатлевает лишь присутствие Бога и воздает ему хвалу: кто-то в солнце заходящем / Благословляет темный мир [530], колючий ореол, гудящий в медных сферах, / Слепящий вихрь креста – к закату клонишь ты [85], хоры горних сил хвалили / Творца миров из глубины / Ветвистых пламеней и лилий / Неопалимой Купины

[154]. В поэтических обобщениях подчеркиваются христианские пережи-

85

вания: страдание – я вижу изневоленную Русь / В волокнах расходящегося дыма, / Просвеченную заревом лампад – / Страданьями горящих о Рос-

сии... [271 (7)], радость приобщения к вечному – под солнечным лучом / Всё трепещет и сияет / И всю душу прожигает / Мне божественным огнем

[400]. Содержательное наполнение образа души позволяет автору раскрыть сокровенные связи человека с природой Киммерии: морскими далями и окнами развалин / Грустит душа [675 (157)]; из ковыля-травы / Седой венец / Душе [652]; душа сосет от млечной, звездной влаги [558] и др.

Итак, разнообразие описаний дома и сакрально-церковных атрибутов как основы образного изображения окружающего мира – характерная особенность Киммерии Волошина. В стихотворениях об этой Материпустыне авторское миропонимание движется от простого созерцания очевидного к духовному постижению основ и первопричин. Появление образа Бога как неотъемлемой сущности храма подготовлено созерцанием природных изменений, ожиданием и воплощением чуда. Волошин изображает резонансного героя, который «вживается» в хронотоп, своим появлением дополняя описания дома и храма. Рассмотренные концептуальные модели имеют разветвленную систему образов в представлении Киммерии, соборный облик которой неразрывно связан с Домом поэта, пейзажем и Вселенной. Макс де Коктебель (Волошин) показывает многоуровневое осмысление родной земли, последовательно её идеализируя.

Список литературы

1.Волошин, М.А. Собрание сочинений. Т. 1. Стихотворения и поэмы 1899–1926 [Текст] / сост. В.П. Купченко, А.В. Лаврова. – М.: Эллис Лак, 2003. – 608 с.

2.Волошин, М.А. Собрание сочинений. Т. 2. Стихотворения и поэмы 1891–1931 [Текст] / сост. В.П. Купченко, А.В. Лаврова. – М.: Эллис Лак, 2004. – 768 с.

3.Волошин, М.А. Стихотворения и поэмы: в 2 томах. Т. 2 [Текст] / общ. ред. Б.А. Филиппова, Г.П. Струве и Н.А. Струве при участии А.Н. Тюрина. –

PARIS: YMCA-PRESS, 1984. – 592 с.

4.Воспоминания о Максимилиане Волошине: Сборник [Текст]. – М.: Сов. писа-

тель, 1990. – 720 с.

5.Купченко, В.П. Странствие Максимилиана Волошина: Документальное повествование [Текст] / В.П. Купченко. – СПб.: Logos, 1997. – 544 с.

86

УДК 821.161.1

ББК 83.3(2Рос)

Е.В. Воропаева

ФГБОУ ВПО «Оренбургский государственный педагогический университет» г. Оренбург, Россия

ДОМ И БЕЗДОМЬЕ ГЕРОЕВ АЛЕКСАНДРА ГРИНА

Аннотация. Одной из ведущих идей, связывающих сюжетные линии в произведениях Александра Грина, является идея поиска идеального дома. В прозе писателя следует отметить три типа взаимодействия мотивов дома и бездомья, определяющих структуру его многих произведений: противостояние пути и дома, путь к дому и путь, лишенный дома.

Ключевые слова. Дом, бездомье, путь, домашний очаг.

E.V. Voropaeva

Orenburg State Pedagogical University

Orenburg, Russia

HOME AND HOMELESSNESS OF A. GRIN’S CHARACTERS

Abstract. One of the leading ideas linking story lines in the works of Alexander Green, is the idea of finding the perfect home. In the writer’s prose it should be noted three types of interaction motifs of home and of homelessness, define the structure of his many works: the confrontation between the road and the home, path to home and way, devoid of house.

Key words. Home, homelessness, path, home comfort.

Всю мировую литературу я разделяю на два типа – литература дома и литература бездомья. Литература достигнутой гармонии и литература тоски по гармонии. Разумеется, при этом качество литературного произведения зависит не от того, какого типа эта литература, а от силы таланта художника.

Фазиль Искандер

Александр Грин вступил в литературу в начале XX века, отличающегося особым динамизмом, напряженностью, обострением социальных и идеологических конфликтов. Утрата веры в устойчивость мира породила тревожные ощущения всеобщей зыбкости, необратимых, катастрофических изменений.

Отличительной чертой творчества многих писателей и поэтов этого периода была идея движения, устремленности в будущее. Особую остроту

87

эта идея приобрела у А. Грина, проявляясь на фабульном, сюжетном, образном и языковом уровнях. Без сомнения, в гриновском творчестве нашла отражение «странническая» биография самого писателя1.

Идея движения в художественной системе Грина прежде всего воплощается в сквозных мотивах дома и пути (бездомья).

Мотив пути (бездомья) звучит в двух аспектах: как объектная структура пути, главную роль в которой играет сам дом, и как характер движения в поисках дома. Причем движение в поисках дома можно характеризовать, взяв за основу цель передвижения персонажа, отражающую внутреннюю, содержательную сторону мотива. С этой точки зрения вычленяются следующие варианты пути: скитание2, путешествие3, бегство/уход4. Их сущностными признаками являются соответственно отсутствие цели перемещения, наличие какой-либо цели (познавательной, экономической, развлекательной) и движение с целью освобождения от чего-либо (тюрьмы, каторги, общества).

Современный исследователь мотивов дома и пути в творчестве Грина Шевцова Галина Ивановна5 предлагает рассматривать движение в поисках дома еще и на основе пространственного характера перемещения персонажа, и различает, горизонтальный путь героев Грина6 и вертикальный7; круговой8; путь в «лабиринте»9.

Три типа взаимодействия мотивов дома и бездомья, определяющих структуру многих произведений писателя, можно отметить в прозе Грина:

противостояние пути и дома, путь к дому и путь, лишенный дома.

Путь к дому в художественной системе Грина становится способом противостояния хаосу. Весьма показательным в этом отношении нам представляется рассказ «Крысолов», по праву считающийся одной из вершин в творчестве Грина. Главным признаком послереволюционного неестествен-

1 Шевцова Г.И. Художественное воплощение идеи движения в творчестве А.С. Грина (Мотивный аспект): дис. ... канд. филол. наук. Елец: ЕГУ им. И.А. Бунина, 2003. 165 с.

2Грин А. Смерть Ромелинка // Собр. соч. в 6 т. Т. 2. М.: Терра, 2008. С. 313–320.

3Грин А. Вокруг света // Собр. соч. в 6 т. Т. 6. М.: Терра, 2008. С. 383–393.

4Шевцова Г.И. Мотив тюрьмы в рассказе А.С. Грина «Рене» // Мечта разыскивает путь: материалы VI Гриновских чтений. Киров: Изд-во ВятГГУ 2001. С. 88–92.

5Шевцова Г.И. Оппозиция «пути» и «дома» в рассказе А. Грина «Возвращеие». Режим доступа: http://grinworld.org/salvatory/salvatory_04_28_1.htm.

6Грин А. Сто верст по реке // Собр. соч. в 6 т. Т. 5. М.: Терра, 2008. С. 438–477.

7Грин А. Блистающий мир. Роман // Собр. соч. в 6 т. Т. 2. М.: Терра, 2008. С. 5–162.

8Грин А. Дорога в никуда. Роман // Собр. соч. в 6 т. Т. 5. М.: Терра, 2008. С. 5–242.

9Шевцова Г.И. Мотивы дома и пути в рассказе А. Грина «Крысолов» // Художественный текст и культура. IV / под ред. В.В. Кудасовой. Владимир: Изд-во ВлГУ,

2001.

С. 80–81.

88

ного течения жизни, всеобщего беспорядка является в рассказе разрушение, потеря дома как сферы безопасности, уюта и тепла, как идейнонравственного ориентира. Случайное жилье становится для героя не только не домом, но оказывается антидомом, сосредоточившим в себе всю враждебность окружающего мира. Образ заброшенного Банка можно рассматривать и как символ самой души человека, пребывающей в состоянии опустошенности, потерянности, оторванности от окружающего мира, «заволокнутости сознания». Антидом является необходимым кульминационным этапом пути героя: перед лицом страшной опасности он словно пробуждается от состояния потерянности, пассивности и безразличия, в которое ввергает его смутное революционное и постреволюционное время.

В рассказе «Крысолов» пути героя, вехами которого становятся псевдодом – бездомье – антидом – дом, соответствует его духовная эволюции от состояния одиночества, безнадежности, страха, пассивности, потери себя к обретению близких людей, веры в будущее, собственного Я1.

Второй тип взаимодействия мотивов дома и бездомья – путь как поиск истинного дома – является в творчестве Грина признаком активности человека. Путь, лишенный дома, напротив, свидетельствует либо об отсутствии этого качества в личности, либо о его мнимости. Проблема деятельного существования человека выходит на первый план в романе А. Грина «Дорога никуда» и связана с мотивом кругового пути, то есть повторяющегося, возвратного движения.

Дорога является в данном произведении знаком бездомности, неприкаянности героя, знаком перемен в его положении и душевном состоянии, чаще всего негативных. Весь последующий путь Давенанта уводит его все дальше от дома Футроза, во внешний, остающийся чуждым мир. «Дорога никуда» – это символ жизни Давенанта, которая представляет собой бесцельное, бессмысленное и часто хаотичное движение.

Мотив дома и бездомья выходит на первый план в романе «Золотая цепь». В данном романе обращает на себя внимание явная диспропорция между мотивами пути и дома: первый мало выражен в тексте, второй, напротив, заполняет собой почти все его пространство, становится сюжетным узлом повествования.

Дворец «Золотая цепь» – это один из вариантов неправильного дома в гриновском творчестве. Не случайно смерть настигает Ганувера именно здесь. Дом разъединяет героя с внешним космосом и замещает собой мир. Оставаясь в замкнутом пространстве, Ганувер стремится вместить в свой дворец все многообразие Земли. Герой превращает свое жилище в «кинематографический» дом – ненастоящий, бутафорский, создающий иллюзию реальной жизни. Золотая цепь в романе указывает на от-

1Шевцова Г.И. Художественное воплощение идеи движения в творчестве А.С. Грина.

С. 56.

89

сутствие в жизни главного героя внутреннего и внешнего движения – необходимого, с позиции автора, условия гармоничного существования всякой личности.

Таким образом, мотивы прозаических произведений Грина, связанные с идеей движения, способствуют выражению авторских представлений о человеке и его отношениях с окружающим миром.

Бездомье в художественной системе Грина обеспечивает путь, выход героя в окружающий мир, без чего невозможно нормальное существование человека, и является условием его непрерывного совершенствования.

Дом у Грина представляет собой центр мира, космос, средоточие важнейших ценностей. Он вносит стабильность в человеческое бытие, обеспечивает сохранение традиций и преемственность между поколениями1.

Дом наполняет смыслом путь человека, является исходной и конечной точкой в его странствиях, необходимым нравственным ориентиром.

Особое место в гриновских произведениях занимает путь как поиск истинного дома. Именно путешествие придает человеческому жилищу сакральный характер. Тепло и уют домашнего очага – это ценность, которую нужно заслужить, которая обретается в результате нелегких исканий и требует усилий для ее сохранения.

Мотивы дома и пути (бездомья) являются ведущими в структурносмысловой организации художественных текстов писателя и обладают способностью вступать во взаимодействие с другими сюжетными элементами. Являясь сквозными, заглавными образами, они способствуют воплощению авторской идейно-философской концепции.

Список литературы

1.Грин, А. Собрание сочинений в 6 т. [Текст] / А. Грин. – М.: Терра, 2008.

2.Шевцова, Г.И. Художественное воплощение идеи движения в творчестве А.С. Грина (Мотивный аспект) [Текст]: Дис. ... канд. филол. наук / Г.И. Шевцова. – Елец: ЕГУ им. И.А. Бунина, 2003. – 165 с.

3.Шевцова, Г.И. Мотивы дома и пути в рассказе А. Грина «Крысолов» [Текст] / Г.И. Шевцова // Художественный текст и культура. IV / под ред. В. В. Кудасовой. – Владимир: Изд-во ВлГУ, 2001. – С. 80–81.

4.Шевцова, Г.И. Мотив дороги в романе А.С. Грина «Дорога никуда» [Текст]. / Г.И. Шевцова // Русский роман XX века: Духовный мир и поэтика жанра. – Саратов: Изд-во СГУ, 2001. – С. 191–197.

5.Шевцова, Г.И. Мотив тюрьмы в рассказе А.С. Грина «Рене» [Текст] / Г.И. Шевцова // Мечта разыскивает путь: материалы VI Гриновских чтений. – Киров: Изд-во ВятГГУ 2001. – С. 88–92.

6.Шевцова, Г.И. Оппозиция «пути» и «дома» в рассказе А. Грина «Возвраще-

1Шевцова Г.И. Мотив дороги в романе А.С. Грина «Дорога никуда» // Русский роман XX века: Духовный мир и поэтика жанра. Саратов: Изд-во СГУ, 2001. С. 191–197.

90