EfhoQTJ7s8

няют функцию «медиаторов» и «стабилизаторов» внутрисемейных взаимодействий. Домашнее пространство повседневной жизни – это определенным образом организованное пространство с относительно постоянным набором вещей, стоящих на своих местах, имеющих знаковую функцию, позволяющих считывать информацию о взаимоотношениях членов семьи1. Расположение вещей в пространстве жилища зависит от многих факторов (размера жилой площади, потребностей и эстетических предпочтений жильцов и т.д.). Так или иначе, вещи в пространстве дома упорядочены и подчинены определенной логике. Структурирование пространства является одной из универсалий человеческого поведения2.

Изучение транзита вещей требует определения ситуации по отношению к противоположной: стабильному бытию предметов в пространстве семейного жилища. Существование вещей и обращение с ними в процессе переезда регулируются комплексом факторов, связанных с особенностями конкретной миграции и миграционного процесса в целом. Любой переезд включает в качестве основного этапа пребывание в дороге, то есть в кризисной ситуации временной нестабильности. Соответственно, передвижение вещей должно рассматриваться в связи с концептуализацией «дороги» и переезда как кризисного события.

Дорожные обычаи и представления неоднократно оказывались в фокусе этнографических исследований. Целый ряд этно-фольклористических работ в том или ином ракурсе обращают к проблеме движения и дороги в славянской традиции, в частности, исследования Т.А. Агапкиной3, В.Н. Топорова4, С.М. Толстой5, В.Л. Кляуса6, Т.В. Цивьян7, Т.Б. Щепанской и др.

1Елютина М.Э. Пожилые люди и старые вещи в повседневной жизни. Режим доступа: http://www.ecsocman.edu.ru/images/pubs/2009/11/25/0000332684/Elutina.pdf.

2Феденок Ю.Н. Трансформация структуры пространства дома в локальных этнических

группах (на примере болгар села Криничное Республики Украина и татар поселка Октябрьский Челябинской области) // Традиционная культура. 2009. № 2 (34). С. 42–48.

3 Агапкина Т.А. Концепт движения в обрядовой мифологии славян (на материале весеннее календарного цикла) // Концепт движения в языке и культуре. М.: Индрик, 1996. С. 213–254.

4 Топоров В.Н. Об одном из парадоксов движения. Несколько замечаний о сверхэмпирическом смысле глагола «стоять», преимущественно в специализированных текстах // Концепт движения в языке и культуре. С. 7–88.

5Толстая С.М. Акциональный код символического языка культуры: движение в ритуале // Концепт движения в языке и культуре. С. 89–103.

6Кляус В.Л. Движение людей/движение предметов в забайкальском святочном обряде заваливания ворот // Концепт движения в языке и культуре. С. 271–283.

7Цивьян Т.В. Движение и путь в балканской модели мира: исследования по структуре текста. М.: Индрик, 1999. 376 с.

151

Любая перемена жилища сопряжена с переорганизацией «домашней» (в смысле физического и социального пространства) предметной среды. Завершающей стадией переезда является адаптация на новом месте жительства. В этой связи перемещение вещей среди прочего регулируется культурно закрепленными нормами перехода в новый дом, или освоения нового пространства. Ритуалы, связанные с переселением в новый дом проанализированы в трудах Д.К. Зеленина1 и А.К. Байбурина2.

Концепт «дороги» противопоставлен концепту «дома». В этих разграниченных пространствах действуют различные законы и правила. Дом ассоциируется со стабильностью, оседлостью, местом обжитым и «своим», дорога – это движение, нестабильность положения, «чужое» и неизвестное. В тоже время дом и дорога связаны как разные полюса единой шкалы, сочетающей оседлость и подвижность. Оседлое поселение способно превратиться в дорожный стан, дом – в дорогу, а средство передвижения – во временное жилище3.

Когда речь идет о переезде на новое место жительства, то дорога предстает как промежуточный этап между старым и новым домом. Это своего рода сюжетно-организованный текст, линейно разворачивающийся от «ухода» до «возвращения»4. Переезд организуется по определенному сценарию (или сценариям) и включает последовательность действий, которой, в свою очередь, соответствуют пространственно-временные координаты, участники, формы коммуникаций (вербальных и невербальных, прямых и опосредованных), предметная среда (дорожные вещи, транспорт и т.п.). В этнографической традиции динамические аспекты функционирования вещей можно проследить на основе обрядов перехода.

Противопоставление концептов «дома» и «дороги» в традицион-

ных обрядах перехода. Противопоставление концептов «дом» и «дорога» отчетливо прослеживается на основе таких семейных обрядов перехода как свадьба, родины и похороны. Мы опираемся на известную концепцию, в соответствии с которой традиционный обряд представляет собой культурный текст, включающий в себя элементы, принадлежащие разным кодам: акциональному, реальному, или предметному (производятся действия с некоторыми обыденными или специально изготовленными ритуальными пред-метами), вербальному, а также персональному, локативному (действия при-урочены к ритуально значимым элементам внешнего или внутреннего пространства или вообще пространственно ориентированы –

1 Зеленин Д.К. Восточнославянская этнография. М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1991. С. 316.

2 Байбурин А.К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. Л.: Наука, 1983. 192 с.

3Щепанская Т.Б. Культура дороги в русской мифоритуальной традиции ХIХ–ХХ вв.

М.: Индрик, 2003. С. 32.

4Там же С. 11.

152

вверх, вниз, вглубь и т.д.). Каждый элемент обрядового текста семиотически маркирован по отношению к своему природному прототипу и тем самым (уже) вторичен: предмет или действие выступают в обряде не в своем обиходном, практическом значении, а в ритуальной, символической, знаковой функции1.

Ю.Ю. Толстикова, анализируя похоронно-поминальные причитания, выделила в них три основные сюжетные темы: 1) тему, фиксирующую статус покойного; 2) тему дома; 3) тему «пути-дороги»2. Автор отмечает, что в причитаниях образ пути-дороги «приобретает статус ключевой формулысимвола, кодирующей основные смысловые доминанты обрядов отчуждения. Дорога покойного на “тот свет” наделяется особыми свойствами, характеризующими “чужое” пространство. В причитаниях противопоставляются не дом и дорога, а дом “свой” (как местонахождение живых) и дом “чужой” (гроб – местонахождение покойного). Это противопоставление раскрывается в поэтической формуле: “свой” дом – “тёпленькое гнёздышко”, гроб (дом покойного) – “дом без окон и дверей”»3.

Тема дороги (пути) и дома в обрядах жизненного цикла является одной из важнейших, особенно это касается похоронного обряда, перемещаю-

щего объект из пространства жизни в пространство смерти (см. Л.Г. Невская4, А. Геннеп5, О.А. Седакова6, Л.В. Фадеева7, В.А. Чистяков8,

Ю.Ю. Толстикова9 и др.). Дом имеет такое же определяющее значение, как и дорога. Дом защищает его обитателей от внешнего мира. «Новый дом» по аналогии с дорогой, поскольку он еще не обжит, воспринимается как нечто

1 Толстой Н.И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М.: Индрик, 1995. С. 167.

2 Толстикова Ю.Ю. Образно-поэтическая система похоронно-поминальных причитаний на территории Новгородско-Тверского пограничья. // Этнографическое изучение Северо-Запада России: Итоги полевых исследований 2001 г. в Ленинградской, Псковской и Новгородской областях. Материалы VI Региональной научной конференции молодых ученых / под ред. А.В. Гадло. СПб.: Издательство С.-Петербургского университета, 2001. С. 62–65.

3Там же. С. 63.

4Невская Л.Г. Семантика дороги и смежных представлений в погребальном обряде. // Структура текста. М.: Наука, 1980. С. 228–239.

5Геннеп А. Обряды перехода. Систематическое изучение обрядов. М.: Издательская фирма «Восточная литература», 1999. 198 с.

6Седакова О.А. Поэтика обряда. Погребальная обрядность восточных и южных славян.

М.: Индрик, 2004. 320 с.

7Фадеева Л.В. «Гостевание» и «пирование» в похоронных причитаниях и похороннопоминальных обрядах русских (в сравнении с финно-уграми) // Традиционное русское застолье: Сб. статей. М.: ГРЦРФ, 2008. С. 136–146.

8Чистяков В.А. Представления о дороге в загробный мир в русских похоронных причитаниях ХIХ–ХХ вв. // Обряды и обрядовый фольклор. М.: Наука, 1982. С. 114–127.

9Толстикова Ю.Ю. Указ соч.

153

неизвестное, и соответственно, опасное. Если изготовление гроба уподобляется строительству дома, то переложение покойника в гроб (и далее – в могилу) представляет аналогию новоселью. «“Домовище” (гроб) должно стать для покойника вторым домом, в котором он отныне будет обитать. <…>. Трансформация человека (смерть) осмысливается как переселение, переезд в новый дом, в новую зону обитания»1. Как и в процессе переезда на новое место жительства, действия в традиционных переходных обрядах свадьбы, родин и похорон, в конечном итоге, направлены на «правильное» покидание одного и обживание, освоение другого пространства – вместе с определенными предметами и с их помощью. Невесте необходимо освоиться в доме жениха, покойному необходимо дать все необходимое, чтобы он чувствовал себя комфортно в своем «новом доме» (гробу) и не беспокоил живых, а новорожденный смог закрепиться в мире живых. В контексте семантики данных обрядов актуализируется значение «семейных» вещей как обережных и символизирующих включение в сферу «своего» – общности и дома – и стабильного бытия.

Перемещение и пересемантизация вещей в переходных обрядах.

В процессе переезда предметный мир семьи в значительной степени переорганизовывается и трансформируется. Возможны различные варианты сценариев переезда в зависимости от субъекта перемещения: переезжает

(1) вся семья (собственно переселение); (2) часть семьи (разделение) или

(3) один человек (отделение). В последнем случае осуществляется или «выделение доли» вещей отъезжающему, или его эмансипация не только от семьи, но и от вещей. Во всех вариантах происходит полная или частичная трансформация предметного мира семьи.

Свадьба как сюжетный текст в большей степени связана с движением как пространственным перемещением («переездом»), то есть оказывается значимым противопоставление движущегося и неподвижного, проявляющееся на самых разных уровнях обряда2. В свадебном обряде «движение» вещей можно проследить на примере приданого. По существу приданое начинала копить мать с рождения дочери. Например, в Поморье это называлось «нагнетать сундук»: потихоньку откладывались отрезы на кофты, сарафаны, платки, полотенца и т.д.3 Приданое в свадебном обряде – это «доля», которую выделяют невесте из родительского дома. Этот ритуал по аналогии с переездом на новое место жительства воспроизводит следую-

1Чистяков В.А. Указ соч. С. 115.

2Байбурин А.К., Левинтон Г.А. К описанию организации пространства в восточнославянской свадьбе // Русский народный свадебный обряд. Исследования и матеиалы / под ред. К.В. Чистова и Т.А. Бернштам АН СССР Инст-т этнографии им. Н.Н. Миклухо-Маклая. Л.: Наука, 1978. С. 90.

3Бернштам Т.А. Девушка-невеста и предбрачная обрядность в Поморье в ХIХ – начале ХХ в. // Русский народный свадебный обряд. Исследования и материалы. С. 49.

154

щую структуру: сначала вещи собираются, затем перемещаются из одного дома (невесты) в другой (жениха), а потом помогают невесте адаптироваться на новом месте.

Точно так же и многие элементы погребального обряда осмысляются как деление живого с мертвым, выделение ему доли («погребальные дары»). «Как и при реальном новоселье, в дом (домовину) помещается доля покойника. Кроме хлеба в гроб клались стружки от гроба, обрезки ткани, оставшиеся от шитья савана, медные деньги (“для оплаты места на кладбище” или “для оплаты переправы через реку”), сохранившиеся ногти покойника (“чтобы он смог на том свете вскарабкаться на гору”), иногда (у белорусов) онучи, рубаха, курительные принадлежности, а ремесленникам – копии их орудий труда (шило сапожнику, топор плотнику и т.п.). Детям клали игрушки, а повивальным бабкам – палку и узелок с маком, “чтобы она могла на том свете защищаться от детей, которых она принимала при родах”»1. Оставшаяся от умершего человека одежда не хранилась, а выбрасывалась или отдавалась нищим2. Это своего рода символический «уход» вещи за пределы пространства дома, в связи со смертью хозяина. Как правило, умершему обувают новые лапти, а его старые выбрасывают вместе с нательным бельем. Но, учитывая, что лапти входят в число личных вещей, иногда старые вместе с другой мелочью клали в гроб3. Здесь наблюдается аналогия с действиями по избавлению от части вещей в процессе переезда на новое место жительства. Таким образом, перемещение вещей в свадебном и погребальном обрядах соотносится со сценарием «выезда» одного из членов семьи из родного дома с выделением ему части «предметного фонда».

Адаптация на новом месте жительства является завершающей стадией любого переезда. В этой связи перемещение вещей среди прочего регулируется культурно закрепленными нормами перехода в новый дом, или освоения нового пространства. Традиционно при переселении в новый дом особое внимание уделялось перенесению «доли» прежнего жилья, воплощенной, например, в огне прежнего очага, домашнем соре, навозе4, то есть в первую очередь, перемещались не столько предметы, сколько символические субстанции, а затем уже вещи в определенной иерархической последовательности. Заполнение внутреннего пространства нового дома – аналог наполнения мира вещами после его создания. Первыми вносятся предметы высшей символической значимости: домашний огонь, хлеб, соль, дежа (квашня с затворенным тестом), иконы5. Из прочих предметов,

1 Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. Структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов. СПб.: Наука, 1993. С. 111.

2Салмин А.К. Традиционные обряды и верования чувашей. СПб.: Наука, 2010. С. 98.

3Там же. С. 109.

4Бернштам Т.А. Указ соч. С. 170.

5Там же. С. 171.

155

равно утилитарных и символических, первостепенное значение в процессе заполнения нового пространства могло быть отдано скамьям, столу1 и т.п. Эти вещи являются носителями специфических культурных значений, прежде всего, потому, что служат предметами первой необходимости, связанными с основами жизнеобеспечения человека и семьи.

Перемещение из «своего» в «чужое» и наоборот (по аналогии с «домом» и «дорогой»), является центральным звеном в семантической структуре ритуала. В то же время переезды на новое место жительства различаются тем, в какое пространство попадает новосел: в новое или ранее кем-то обжитое («чужое»), в пустое или чем-то заполненное. Во всех случаях место предстоит освоить и (пере)организовать. Предметный мир служит средством для успешной адаптации в новом пространстве.

Список литературы

1.Агапкина, Т.А. Концепт движения в обрядовой мифологии славян (на материале весеннее календарного цикла) [Текст] / Т.А. Агапкина // Концепт движения в языке и культуре: сб. науч. тр. – М.: Индрик, 1996. – С. 213–254.

2.Байбурин, А.К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян [Текст] / А.К. Байбурин. – Л.: Наука, 1983. – 192 с.

3.Байбурин, А.К. Ритуал в традиционной культуре. Структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов [Текст] / А.К. Байбурин. – СПб.: Наука,

1993. – 253 с.

4.Байбурин, А.К., Левинтон, Г.А. К описанию организации пространства в восточнославянской свадьбе // Русский народный свадебный обряд. Исследования и матеиалы / под ред. К.В. Чистова и Т.А. Бернштам АН СССР Инст-т этнографии им. Н.Н. Миклухо-Маклая [Текст] / А.К. Байбурин, Г.А. Левин-

тон. – Л.: Наука, 1978. – С. 89–105.

5.Бернштам, Т.А. Девушка-невеста и предбрачная обрядность в Поморье в ХIХ – начале ХХ в. [Текст] / Т.А. Бернштам // Русский народный свадебный обряд. Исследования и материалы / под ред. К.В. Чистова и Т.А. Бернштам. – АН СССР Институт этнографии им. Н.Н. Миклухо-Маклая. – Л.: Наука,

1978. – С. 202–219.

6.Геннеп, А. Обряды перехода. Систематическое изучение обрядов [Текст] / А. Геннеп. – М.: Издательская фирма «Восточная литература», 1999. – 198 с.

7.Елютина, М.Э. Пожилые люди и старые вещи в повседневной жизни [Электронный ресурс] / М.Э. Елютина. Режим доступа: http://www.ecsocman.edu.ru/ images/pubs/2009/11/25/0000332684/Elutina.pdf (дата обращения: 18.11.2015).

8.Зеленин, Д.К. Восточнославянская этнография [Текст] / Д.К. Зеленин. – М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1991. – 511 с.

9.Кляус, В.Л. Движение людей/движение предметов в забайкальском святочном обряде заваливания ворот [Текст] / В.Л. Кляус // Концепт движения в языке и культуре. – М.: Индрик, 1996. – С. 271–283.

1 Лавонен Н.А. Стол в верованиях карелов. Петрозаводск: Периодика, 2000. 176 с.

156

10.Лавонен, Н.А. Стол в верованиях карелов [Текст] / Н.А. Лавонен. – Петрозаводск: Периодика, 2000. – 176 с.

11.Невская, Л.Г. Семантика дороги и смежных представлений в погребальном

13.Седакова, О.А. Поэтика обряда. Погребальная обрядность восточных и южных славян [Текст] / О.А. Седакова. – М.: Индрик, 2004. – 320 с.

14.Толстая, С.М. Акциональный код символического языка культуры: движение в ритуале [Текст] / С.М. Толстая // Концепт движения в языке и культуре. – М.: Индрик, 1996. – С. 89–103.

15.Толстикова, Ю.Ю. Образно-поэтическая система похоронно-поминальных причитаний на территории Новгородско-Тверского пограничья [Текст] / Ю.Ю. Толстикова // Этнографическое изучение Северо-Запада России: Итоги полевых исследований 2001 г. в Ленинградской, Псковской и Новгородской областях: Материалы VI Региональной научной конференции молодых ученых / под ред. А.В. Гадло. – СПб.: Издательство С.-Петербургского университета, 2001. – С. 62–65.

16.Толстой, Н.И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике [Текст] / Н.И. Толстой. – М.: Индрик, 1995. – 512 с.

17.Топоров, В.Н. Об одном из парадоксов движения. Несколько замечаний о сверх-эмпирическом смысле глагола «стоять», преимущественно в специализированных текстах [Текст] / В.Н. Топоров // Концепт движения в языке и культуре. – М.: Индрик, 1996. – С. 7–88.

18.Фадеева, Л.В. «Гостевание» и «пирование» в похоронных причитаниях и по- хоронно-поминальных обрядах русских (в сравнении с финно-уграми) [Текст] / Л.В. Фадеева // Традиционное русское застолье: сб. статей. – М.: ГРЦРФ, 2008. – С. 136–146.

19.Феденок, Ю.Н. Трансформация структуры пространства дома в локальных этнических группах (на примере болгар села Криничное Республики Украина и татар поселка Октябрьский Челябинской области) [Текст] / Ю.Н. Феденок // Традиционная культура. – 2009. – № 2 (34). – С. 42–48.

20.Чистяков, В.А. Представления о дороге в загробный мир в русских похоронных причитаниях ХIХ–ХХ вв. [Текст] / В.А. Чистяков // Обряды и обрядовый

фольклор. – М.: Наука, 1982. – С. 114–127.

21. Цивьян, Т.В. Движение и путь в балканской модели мира [Текст] / Т.В. Цивьян. – М.: Индрик, 1999. – 376 с.

22.Щепанская, Т.Б. Культура дороги в русской мифоритуальной традиции ХIХ–ХХ вв. [Текст] / Т.Б. Щепанская. – М.: Индрик, 2003. – 528 с.

157

УДК 314.7 ББК 60.7

А.В. Бурцева

ФГБОУ ВО «Мурманский арктический государственный университет» г. Мурманск, Россия

«ДОМ» И «МУРМАНСК» В ЯЗЫКОВОМ СОЗНАНИИ МИГРАНТОВ

Аннотация. В статье рассматриваются представления мигрантов о доме (Родине) и Мурманске, раскрываются особенности восприятия мигрантами региона, предпринимается попытка социологической интерпретации понятия «хронотоп».

Ключевые слова. Хронотопы миграции Кольского Севера, процессы миграции в Мурманской области, социальное пространство.

A.V. Burtseva

Murmansk Arctic State University

Murmansk, Russia

“HOUSE” AND “MURMANSK”

IN THE MIGRANTS LINGUISTIC CONSCIOUSNESS

Abstract. The article deals with the submission of the migrant house (homeland) and Murmansk, describes the peculiarities of perception of migrants in the region, an attempt sociological interpretation of the concept of “сhronotope”.

Key words. Chronotope Kola North migration, migration processes in the Murmansk region, social space.

Мурманская область находится под влиянием интенсивных миграционных процессов, которые стали значимым явлением, оказывающим воздействие на экономику, политику, социальное равновесие региона. Ежегодно число иностранных граждан, прибывающих в регион и подлежащих постановке на регистрационный учет, возрастает (если в 2011 г. в регион въехали 25 049 человек, то в 2013 их число составило 28 253 человека, в 2015 – 39 259). По целям въезда ситуация варьируется совсем незначительно. Динамика роста прослеживается, прежде всего, по линии трудоустройства: ежегодно количество иностранных граждан, желающих найти работу в Мурманской области, возрастает более чем на 1 500 человек.

Статистические данные отчетов УФМС по миграционной обстановке в области, озвученные на заседаниях общественно-консультативного совета по делам миграции1, позволяют видеть, что регион ежегодно принимает порядка 4 500–7 000 иностранцев, оформляющих разрешение на работу

1 Протокол заседания общественно-консультативного совета при УФМС России по Мурманской области № 1 от 20.02.2014.

158

или патент. Кроме того, порядка 4 000 иностранцев ежегодно оформляют разрешение на временное проживание (РВП) или вид на жительство, попадая в категорию постоянно проживающих на территории РФ.

Структура иностранных граждан по странам происхождения и заявленным целям пребывания при постановке на миграционный учет в 2013 г. выглядит следующим образом:

Как следует из представленных данных, большую часть поставленных на миграционный учет по месту пребывания составляют граждане стран «дальнего зарубежья» – 16 578 или 66,2%. Основная цель их пребывания – туризм. Пребывание в области, как правило, кратковременное – от одного дня до двух недель, местом временного пребывания более 90% из них останавливаются в гостиницах.

В течение 2011–2013 гг. миграционная обстановка в регионе оставалась стабильной. Более 80% иностранных граждан, прибывавших в регион в безвизовом порядке, приезжали из Украины, Азербайджана, Узбекистана Кыргызстана и Белоруссии. Основные цели их прибытия – «трудовая деятельность» и «частная поездка» (оформление РВП, вида на жительство, получение гражданства Российской Федерации). Данная категория мигрантов, как правило, местом пребывания выбирает жилой сектор в экономически развитых городах области (г. Мурманск, Кандалакша, Мончегорск, Апатиты).

159

В2014 г. миграционная обстановка изменилась в первую очередь за счет предоставления иностранным гражданам убежища на территории региона: если в 2011–2013 гг. таких прецедентов не имело места, то в 2014 г.

врегион прибыло около 5 000 беженцев из Донецкой и Луганской областей Украины, 2 700 получили убежище на территории области и на сегодняшний день находятся в регионе. По наблюдениям сотрудников УФМС, мигранты, стремятся закрепиться в регионе, то есть, Кольский Север, несмотря на удаленность региона, как от стран исхода, так и от традиционных точек притяжения трудовых мигрантов, Москвы и Санкт-Петербурга, остается привлекательным для мигрантов.

Анализ востребованности разных видов тестирования, сопоставление данных по тестированию трудовых мигрантов за 2013, 2014 и 2015 гг., позволили выявить, что стратегию закрепления выбирают многие. Так, 9% от общего количества протестированных в 2015 г. иностранных граждан уже числились в базе данных центра тестирования, т.к. тестировались повторно, с целью продления патента, полученного в 2013–2014 гг., получения РВП или вида на жительство (отметим, что это более половины всех мигрантов, получавших в 2013–2014 гг. сертификат на разрешение на работу).

Более трети всех трудовых мигрантов выбирали тест на РВП или вид на жительство, хотя данные тесты значительно сложнее, чем тест для оформления патента. Мотивация такого выбора была связана с тем, что сертификат на более высокий статус (РВП и вид на жительство) позволяет и оформить патент, и получить при первой возможности право на проживание в России на 3 года (РВП) или пять лет (вид на жительство), тогда как сертификат на оформление патента дает право только на осуществление трудовой деятельности.

Еще один факт, подтверждающий желание мигрантов закрепиться в регионе, связан с системой квотирования РВП и востребованностью данных разрешений. На 2015 г. в РФ квота составляет 126 055 РВП, из них на Северо-Западный федеральный округ приходится 11 075 РВП, а на Мурманскую область 400. Такая же квота выделялась на регион в 2014 г. Из 400 разрешений, 150 выделяются на г. Мурманск. В 2014 г. вся квота была выбрана в течение первого дня работы УФМС после новогодних каникул –

11.01.2014.

Вчем же причина привлекательности Мурманской области для мигрантов? С целью выявления причин привлекательности/непривлекательности Кольского Севера для мигрантов проводились беседы с 457 мигран-

тами, проходившими тестирование в МГГУ с марта по июнь 2015 г. Трактовки социального пространства П. Бурдье и К. Лалив Д’Эпинэ1 позволили

1По мнению П. Бурдье, «социальная реальность представляет собой сеть невидимых связей, образующих пространство, складывающееся из внешних по отношению друг к другу позиций, характеризующихся соотношением друг с другом – близостью, соседством или удаленностью, – а также взаимным расположением в пространстве от-

160