636
.pdfНам пришла мысль взять за системообразующий фактор исследования отношений «строитель – ученый». Стало ясно, что старыми, привычными понятиями явление не описать. Признавая заслуги всех своих предшественников, мы решили пойти другим путем, не альтернативным, но все же отличным.
Необходимость нового взгляда на техническую историю продиктована специфическим интересом: анализом становления и развития инженерного дела, во-первых, и развернутым пониманием техники, во-вторых.
Традиционно используемые исторические периодизации построены не на внутренней логике развития инженерной техники. Вписать в них историю технического прогресса можно в одном случае – при преимущественном толковании инженерной техники как совокупности технических артефактов: определенных устройств, механизмов, систем, технологий, т.е. всего того, что техническое творчество выдает на-гора, по выражению шахтеров и горных мастеров, иначе говоря, конечного продукта деятельности одних – творцов техники – и исходных средств для деятельности других – пользователей.
Интеллектуальная и психическая деятельность сознания остаются в тени основного процесса. Они лишь подразумеваются, что незаслуженно, ведь техническое творчество – это прежде всего действия сознания инженера.
Материальная сторона инженерной техники завершает творческий процесс относительно. Практическая эксплуатация технических средств заставляет вновь возвращаться к мышлению, корректирует соображения, побуждает мысль к новым поворотам, подчеркивая тем самым особое значение в истории технического прогресса духовной образующей.
В поисках истинного решения следует руководствоваться достижением справедливого баланса сил. Принцип периодизации истории инженерной техники должен выстраиваться комплексно, а приоритеты – расставляться по ситуации.
Не проявляется в существующей периодизации и такое противоречие в сущности техники (возможно, главное), как натуроподобность (антропогенность) и искусственность технического творчества.
Техническая история начиналась с подражания в творчестве природе. Само творчество заключалось в преобразовании природных вещей (обработке кости, камня, дерева). Со временем технические средства заметно изменились, отдалились от природы – это бесспорно, но возникает вопрос: насколько видны изменения, как далеко разошлись пути развития техники и природных явлений?
173
ВXIX в. философы техники основательно обсуждали проблему на страницах своих трудов, правда, договориться им не удалось. Каждый остался при прежнем мнении, скорректировав его в ходе дискуссии.
Э. Капп, К. Маркс, Ф. Энгельс придерживались мнения о доминирующем значении в техническом творчестве природного фактора. По К. Марксу, техника, созданная инженером, призвана заменить человеческую силу силой природы. Ф. Энгельс, пытаясь разгадать тайны происхождения и эволюции человека, видел в технике искусственное продолжение руки, ноги.
Основоположники диалектического материализма отражали технический прогресс своего времени. Критиковать их взгляды, заполненные качественными изменениями в техническом творчестве спустя почти полтора столетия, бессмысленно. В середине XIX в. они могли лишь догадываться о будущих достижениях в технике, но мозг ученых настроен не на фантазию, для него характерны расчет и анализ наличного бытия.
Вэпоху промышленной революции техника, действительно, казалась тем средством, которое облегчит труд человека, заставит «работать» природные силы на человека. В этом состоит традиционная функция техники.
Инженерная техника не только должна заменять человеческую силу силой природы, другая ее функция – раскрыть собственный творческий потенциал человека, используя возможности и закономерности природных явлений. Благодаря современной технике человек не столько поручает решение своих проблем природно-искусственным средствам, сколько развивает свои таланты.
Вторая половина XX в. и начало третьего тысячелетия прошли под знаком ускоренного прогресса принципиально новой техники, активизирующей разумную деятельность homo sapiens sapiens.
Компьютерные технологии превратились для человека в экзамен на интеллектуальную зрелость, разумность. «Рассуждать» компьютеры научились давно, лишив нас монополии на один из логических механизмов. Нанотехнологии открыли доступ разуму к высшим тайнам природы, т.е. опять-таки поставили нас перед необходимостью доказывать эвристическую дееспособность разума.
Концепция «органопроекции» и «антропогенных» начал технического творчества по-прежнему получает прямые и косвенные доказательства в проявлениях технического прогресса. Современная микроэлектроника подтвердила, что оптимальным материалом для интегральных схем служит кремний. Тот самый кремний, на котором оста-
174
новила свой «выбор» эволюция в природе, когда в ходе ее зарождались органические соединения. Послойный синтез твердотельных интегральных структур также воспроизводит широко распространенные в природе процессы: рост кристаллов, годичные кольца деревьев, образование кожи, структурных оболочек головного мозга. Ребра жесткости конструкторы «подсмотрели» в строении крыла бабочек. Летучие мыши, кашалоты, дельфины «подсказали» идею радара.
Однако далеко не все специалисты в прошлом и сегодня убеждены в антропогенной, натуроподобной природе происхождения и, особенно, сущности техники. Принцип «органопроекций», введенный в
философию техники Э. Каппом, вызвал критическую реакцию ряда известных современников и у нового поколения специалистов.
Против идей Э. Каппа высказался российский исследователь проблемы, широко признанный европейскими коллегами, П.К. Энгельмейер. «В самом деле, – писал он, – лишь ограниченное число доисторических орудий, вроде молотка и топора, можно, пожалуй, рассматривать как проекции наших конечностей. Но уже для стрелы принцип Каппа становится под знаком вопроса; а колесо доисторической повозки уже не имеет прототипа в животном организме, а потому принцип проектирования органов в машине уже совсем неприложим. Капп насильно, чисто диалектически распространяет свой принцип на машину, но здесь его аргументация до крайности слаба. Он говорит, например: «Хотя общая форма паровой машины мало, даже совсем не похожа на человеческое тело, но отдельные органы похожи»1. Какие? Капп благоразумно умалчивает, так как одно упоминание о цилиндре с поршнем, коленчатом вале, вращающемся на подшипнике, отрицает проектирование органов как принцип создания механизмов.
Автор фундаментальных исследований «Теоретическая кинематика» и «Конструктор» (последняя книга еще в конце XIX в. считалась образцовой работой по конструированию машин) Ф. Рело искал культурные корни строительства техники. Он полагал, что есть два способа культурного развития: манганизм и натуризм. Первый свойственен западной цивилизации, второй – восточной.
Манганизм – это использование сил природы на основе знания их законов, умение управлять естественными силами с помощью технических средств. При господстве в культуре натуризма от природных сил, напротив, только обороняются, к ним приспосабливаются, в том числе и создавая соответствующую технику. В культуре натуризма
1 Цит. по: Энгельмейер П.К. Философия техники. М., 1912. Вып. 2. С. 120.
175
доминируют таинственность и магия, позволяющие «подслушивать» у природы «рецепты» действия.
Ф. Рело попытался выстроить отношения манганизма и натуризма в историческом аспекте, предположив, что натуризм в процессе развития приобретает черты манганизма и со временем превращается в манганизм, по существу, в свою противоположность. Любопытно, что он сумел предсказать подобную трансформацию Японии.
Активный диалог о природе инженерной техники и ее эволюции продолжается1, открывая новые возможности доступа к технической истории. Сущность техники формировалась исторически в противоречиях между естественными силами природы, которые надо было бы поставить на службу человеку, «приручить» посредством технического продукта, и оригинальным характером творчества сознания, воспроизводящего происходящее в природе не только в адекватной форме, но и часто совсем не так, как это сложилось в естественной истории.
Природные явления можно воспроизвести технически подобно:
подземные реки пробивают себе русло в горах, а человек строит тоннели; катаклизмы в горах перекрывают русла рек, образуя водохранилища с гигантским объемом потенциальной энергии, – люди возводят с той же целью плотины гидроэлектростанций; солнце передает энергию растениям – человек создает схожее искусственное освещение в зимних садах в условиях полярной ночи; природный «эфир» заполнен волнами – люди научились использовать их в своих интересах; природный ультразвук натолкнул на мысль сконструировать ультразвуковые аппараты; открытые В. Рентгеном лучи Х привели к разработке рентгеновских установок; птицы «подсказали» человеку идею самолета и т.п.
Можно найти происходящему в природе и технический эквивалент, внешне мало или совсем не похожий на естественную подсказку.
Противоречия в природе инженерной техники требуют скорректировать взгляд на историю технического прогресса. Техническое творчество было «стартовой площадкой» инженерного дела. Без него инженерное дело появиться не могло. Развитие технического творчества постепенно требовало научной поддержки и специфического воображения, построенного на точных расчетах, т.е. того, что образует сущность инженерного мышления.
1 В.Г. Горохов и В.М. Розин совершенно справедливо заключают: «Рациональная реконструкция истории техники под углом идей философии техники, по сути, еще не создана». См.: Горохов В.Г., Розин В.М. Введение в философию техники. М.: Инфра-М, 1998. С. 74.
176
Важно также и то, что техническое творчество оказалось социально востребованной деятельностью. Общество по мере развития не только проявило интерес к техническим артефактам, идеям, но и выразило готовность поддержать процесс становления социально ответственного за техническое творчество сообщества специалистов, создав творцам техники, организаторам ее эффективной эксплуатации, достаточно комфортные условия. В отечественной истории есть немало примеров высокого уровня внимания, проявленного к делам механиков- и строителей-самоучек, вплоть до освобождения от крепостной зависимости и предоставления неограниченного доступа к научной информации, образованию.
Между тем историческое переплетение технического творчества и инженерного дела послужило основанием для создания определенных иллюзий. Сложилось впечатление о совпадении большей части истории техники с историей инженерного дела. Произошло примерно то же, что и в случае с историей научного познания, когда ее отождествили с историей самой науки, только место «архаической», «древней», «первобытной» науки заняли «первые», «примитивные» инженеры – создатели простейшей техники, разработчики «хитрых» строительных технологий. Всех, кто склонен признавать «архаических» инженеров, нисколько не смущает, что инженерное дело в подобном толковании появилось задолго до возникновения технических знаний.
Элементы научных знаний и локальные научные теории эпохи Поздней Античности допускали в частном порядке их концентрацию в сознании отдельных гениальных людей, прежде всего специализировавшихся в строительстве, транспорте и военной технике. Их условно можно назвать инженерами. Условно, потому что расчетная база их мышления была ограниченной, не был разработан специальный «технический» язык. Преобладали особый дар интуитивного мышления, изобретательность ума, руководствовались аналогиями.
В античной архитектуре почти не было больших куполов, зато было много колонн, пирамид. Купол большого диаметра без сложных расчетов не воздвигнуть, тогда как построить пирамиду технически значительно проще, равно как и дорогу или акведук. Здесь находчивость, гибкость мышления в поисках решения возникающих проблем, жизненный опыт способны компенсировать расчетную часть проекта.
«Праинженеры» были эксклюзивным явлением, не типичным для времени, они были мало похожими на современных инженеров, но главное – не было инженерного дела в его классическом толковании: массового, социально актуального, неразрывно связанного с разносто-
177
ронней практикой и наукой, вносящего решающий вклад в общественный прогресс.
Имеет смысл провести параллель с биологической эволюцией. В биологии есть понятие «минимальное количество особей вида», которое показывает границу выживаемости вида. Когда представителей данного вида оказывается меньше критических значений, вид теряет устойчивость существования и вымирает в естественной среде, несмотря на то что отдельные особи какое-то время еще могут в природе встречаться.
Инженерное дело – социальная функция, видовой признак сообщества. Оно реально только в определенном социальном масштабе как социально-групповая деятельность. Не следует нарушать историческую дистанцию, существовавшую и отчасти сохранившуюся между инженерным делом и техническим творчеством. И в то же время нужно учитывать их взаимосвязь при определении исторического пути техники, периодизации основных его этапов. Практикующиеся исторический, цивилизационный, формационный подходы либо поверхностны, либо чрезмерно обобщены и идеологизированы.
Итак, в периодизации истории инженерного дела целесообразно исходить из особенностей инженерной техники и специфической логики ее прогресса в связи с социальной практикой, рассматривать явление диалектически, т.е. в совокупности связей и самодвижения.
§ 7. Деятельность и отчуждение
Придание понятию «деятельность» творческого компонента открывает путь к осознанию механизма свободного выражения бытия человека и далее – диалектики свободы и отчуждения.
Исторический опыт свидетельствует, что личностное становление, индивидуализация личности во все времена опирались на деятельный базис. Уровень индивидуальности напрямую находился в зависимости от личностного участия в совокупном множестве общественного про-
явления деятельности. Деятельность испытывала личность на способность творческого отношения к действительности, а творческая составляющая качества деятельности подчеркивала принадлежность человека к естественному процессу развития бытия.
Субъектная форма деятельности представляется основным условием свободы личности, ее права на самовыражение. В свою очередь самовыражение требует существования «другого», причем значимого для бытия данной личности, чтобы выражение «другого» имело действительный смысл, не было фантомным, виртуальным. Поэтому
178
творчество логично рассматривать только в контексте взаимоотношений свободы и необходимости. Субъектная форма деятельности объективно обусловлена конкретностью социального времени и пространства.
Общество и природа задают условия деятельности личности, личность отчуждает часть своего бытия, поддерживая развитие естественных обстоятельств собственного воспроизводства и бытия другого. Человек принужден естественной историей быть во взаимодействии с другим: потреблять, производить и передавать продукты жизнедеятельности, – отчуждать себя. Взаимообмен – нормальное состояние системного сосуществования.
Проблема негуманного отчуждения рождается в связи с развитием обменных отношений. Объективным началом проблемности служит диспропорция отношений личности и обстоятельств ее жизнедеятельности, субъективным – личностная оценка этих отношений. Социальную значимость проблема отчуждения приобретает, когда ее персонифицированное выражение трансформируется в общественное осознание. Отчуждение делается предметом философского осмысления.
Упроблемы отчуждения не естественно-историческая природа,
аконкретно-историческая: в какой мере соотносится встречное дви-
жение личности и общества. В.Е. Кемеров прав, утверждая: «…Надо представить бытие человека по возможности конкретно, выяснить, как возникает отчуждение из деятельности самого человека, как человек утрачивает власть над тем, что он создает, как он попадает в зависимость от обстоятельств…»1. Все, что вне меня, по отношению ко мне есть другое, но другое в различном статусе. «Другое» – не абсолютно для меня, так как оно или потребность в нем заложены во мне. Я тоже становлюсь другим. Необходимо дифференцировать в другом «мое» и «не мое» – чужое другое, допуская потенциальный переход их друг в друга. Если «я» отчуждаюсь не просто в другом, а в том другом, которое выступает для меня «не моим», чужим другим, ограничивающим возможности – свободу моего бытия, – то такое отчуждение действительно противоестественно для моего развития, я пытаюсь преодолеть его. «Мое» чужое – условие моего развития и само это развитие.
Деятельность предполагает необходимость другого и отчуждения в другом активного субъекта деятельности. Мы уже неоднократно отмечали, что творчество, представленное деятельностью, диалектически сонаправленно. Оно создает нечто за пределами субъекта и внутри
1 Кемеров В.Е. Социальная философия. М.: Акад. просп., 2004. С. 219.
179
личностного бытия, служит источником совершенствования самой личности как творящего субъекта. Деятельность творит мир и личность, снимая их противоположность. Она создает мир личности.
Отчуждение по сути не является альтернативой свободы. Более того, оно выступает условием свободы деятельности личности. Дру-
гое дело, что в процессе исторического развития складывается такое соотношение свободы и отчуждения, при котором общество не обеспечивает личностных потребностей в воспроизводстве и отчуждение становится насильственным. В обществе, где доминирует аномальный способ отчуждения, выстроенный на нарушении естественного баланса отчуждения и свободы, личность получает основания бороться за свое право быть свободной – не от общества, разумеется, – от непаритетного, насильственного отчуждения собственного бытия. Свободу можно определить как возможность личности регулировать свое отчуждение, так как преодолеть отчуждение она не способна по при-
чине его атрибутивности. Добровольность отчуждения – базовый фактор свободы.
Спор о соотношении свободы и отчуждения переходит из области теоретического обсуждения в область прикладной дискуссии, как только мы заменяем понятие «отчуждение» «формой или способом отчуждения» и придаем личности конкретно-историческое содержание.
Самоотчуждение заложено в деятельность личности, оно есть логи-
ческое и историческое продолжение и завершение творчества, его объективизация. Здесь вопрос в форме, способе отчуждения: каким образом отчуждается продукт деятельности, и как в отчуждении представлены интересы бытия личности? Открытие, изобретение одновременно подтверждают способность личности к творчеству и отрицают субъектность творчества. Личность остается юридическим и экономическим хозяином, но не историческим. Свобода переходит в отчуждение вместе с объективизацией субъектной деятельности.
В связи с этим на первый план выдвигаются социальные условия объективизации творчества и создается впечатление, что свобода именно в них. Природа свободы не в общественном и не в личностном бытии, она во взаимной обусловленности естественно-исторической формы бытия общества и разумно-деятельной формы бытия лично-
сти. Без творчества нет человеческой истории, как нет ее и без отчуждения продукта творчества исходного субъекта общественного прогресса – личности. По существу, история общества является историей взаимодополняемости свободы и отчуждения.
180
В «чистом», естественном выражении отчуждение – конечная цель свободы. В противном случае природный индивидуализм человека сделал бы его не способным полноценно развиваться в обществе в качестве личности. В антропологии существует версия, что именно гипертрофированная самость была причиной гибели неандертальца. Преодолевать следует не отчуждение. Необходимо изменять условия, деформирующие естественный характер отчуждения, придавать отчуждению форму свободного самоотчуждения. Правда, непротиворечивость свободы и самоотчуждения, в свою очередь, условна. Она ограничена пределами творчества деятельности. Подобного взгляда придерживаются многие авторы, в частности Н.И. Карпущенко, В.Д. Верескун и Д.В. Величко, утверждающие: «В условиях интенсивного развития техногенной цивилизации особое значение приобретает сущностное понимание деятельности человека, его труда, не сводимого только к удовлетворению насущных жизненных потребностей. Труд необходимо соотносить с творчеством: творчество должно стать одним из компонентов возна-
граждения за труд. Творчество венчает труд открытиями, изобретениями, созданием новых культурных ценностей»1.
Выход за рамки творческого труда, распространение утверждения о непротиворечивости самоотчуждения свободе на всю область труда нерациональны, так как не всякий труд достаточен для адекватного осмысления личностью свободы своего бытия. «Подлинная, действительная свобода есть, прежде всего, творчество»2 – верно замечает П.В. Алексеев.
Если говорить об отношениях с природой, то свобода в принципе не актуальна для человека. Здесь существенно отношение оптимальности, подготовленное всем ходом эволюции человека и естественной средой его обитания. Свобода концентрирует отношение личности к общественной жизни, и в самом общем виде она выражает соотношение потребностей и возможностей их удовлетворения в историче- ски-конкретной социальной действительности, причем имеются в виду не потребности вообще, а системно обусловленные. В системно обусловленных потребностях отражается объективная реальность, ее потенциал и тенденции, включая поступательность изменений. В отличие от иных потребностей системно обусловленные формируются социально направленными действиями: просвещением, воспитанием,
1 Карпущенко Н.И., Верескун В.Д., Величко Д.В. Основы научных иссле-
дований: Учеб. пособие. Новосибирск: СО РАН, 2009. С. 24.
2 Алексеев П.В. Социальная философия. М.: Проспект, 2004. С. 188.
181
образованием. Общественные затраты на формирование указанных потребностей личности компенсируются тем, что через них приходит осознание необходимости деятельности в качестве средства самовыражения личности, расширения сферы свободы ее бытия.
Творческая сущность деятельности помогает личности обрести свободу своего социального бытия и преодолеть ощущение отчуждения за счет осознания собственной причастности к развитию общества.
Общество перестает быть чужим бытием, оно делается «моим другим» способом выражения, инобытием меня.
Ретроспективный анализ подтверждает, что стремление связать «свободу», «творчество» и «отчуждение» в бытии личности – идея не новая. Еще Т. Гоббс убеждал современников в происхождении государства как продукта добровольного отчуждения. «Такое отречение, или отчуждение, – писал английский философ, – является добровольным актом, а целью добровольного акта всякого человека является ка- кое-нибудь благо для себя»1. Мотивом, побуждающим личность к отчуждению части своего суверенитета, по Т. Гоббсу, служит естественное основание – безопасность существования. «Отчуждение» мыслитель поставил рядом со «свободой», но рассматривал отношения этих понятий в духе крепнущего товарного производства, рынка. Отчуждение согласованной части суверенитета для него было платой за сохранение основы свободы жизнедеятельности, которая после соглашения становилась правом бытия, т.е. охранялась законом и силой государства. В плане особенностей деятельности в качестве способа творчества и творчества как способа свободного выражения бытия личности Т. Гоббс не представлял отчуждение. Его больше интересовал социологический и юридический аспекты отчуждения.
Следующий шаг после Т. Гоббса сделал Ж.-Ж. Руссо, попытавшийся ввести в характеристику «отчуждения» и «свободы» понятие «способ» (вид) отчуждения, обосновав право личности (народа) на изменение способа отчуждения с помощью радикальных действий, направленных на устранение государства, узурпировавшего право народа на свободу в рамках общественного договора. Вместе с тем Ж.-Ж. Руссо сохранил социально-политический и юридический ракурсы анализа проблемы.
Исследование проблемы отчуждения в контексте собственной природы человека и ее личностного выражения можно найти у Ф. Шиллера (1759–1805). Ф. Шиллер оказался одним из первых, кто
1 Гоббс Т. Избр. произведения. В 2 т. М., 1965. Т. 2. С. 158.
182