книги / Язычество древних славян

как на мелких демонов человеческой судьбы, жизненной доли одного че­ ловека. Роду отводилась роль домового 30.

Кругозор Рода ограничили рамками одной крестьянской семьи, избой, подпечком; в лучшем случае его считали старшим над рожаницами-мой- рами, но опять-таки в пределах только одной семьи или одного княжеского дома. По отношению к рожаницам сопоставление их с духами личной судьбы находит известное подтверждение в том, что греческое та/д дважды переведено словом «рожаница» 31.

Но не подлежит сомнению, что славянское понятие, обозначенное этим словом, было значительно шире античного (которому точнее соответство­ вали слова «доля», «среча», «судьбина» и др.) и включало в себя и идею пло­ дородия, урожая (слова с корнем «род» — «рож»). Для славян-земледель- цев было совершенно естественно сочетать в одном понятии судьбу и уро­ жай, долю как предназначенное жизненное место человека и его долю

вжизненных благах. Культ рожаниц как женских божеств, покровитель­ ствующих рождению чего-то или кого-то, должен был быть многозначным,

внем могли проявляться и черты культа общей плодовитости (людей, про­ мысловых зверей, домашнего скота), и культ божеств, помогавших роже­

ницам, и аграрно-магические представления земледельцев о богинях урожая.

30Несмотря на то что первая работа о рожаницах появилась еще в 1855 г. (Срезнев­ ский И. И. Рожаницы у славян и других языческих народов. СПб., 1855), во мно­ гих последующих общих трудах им и Роду уделено всего по нескольку строк (см.: ФаминцинА. С. Божества древних славян. СПб., 1884, с. 36). Приведена цитата о Роде и рожаницах без пояснений. Рода нет в числе рассматриваемых божеств.

Е. В. Аничков (Аничков Е. В. Язычество и древняя Русь, с. 69—75) расчле­ няет текст «Слова об идолах» на микровставки, но сущности культа Рода и рожаниц не касается совершенно. Несколько подробнее говорит о рожаницах Н. М. Гальковский в первом томе своего труда, вышедшем в 1916 г. и почти полностью забы­ том нашей научной литературой. Но о Роде Гальковский сказал очень мало, не использовав даже тех источников, которые он сам опубликовал в 1913 г. Он остался на позициях А. Н. Веселовского, полагавшего Рода домовым-подпечником. Нет упоминаний о Роде и рожаницах ни в книге Н. М. Никольского «История рус­ ской церкви», ни в книге С. А. Токарева «Религиозные верования восточнославян­ ских народов XIX—начала XX в.», что может быть оправдано этнографическими аспектами книг. См.: Веселовский А. Н. Разыскания в области русского духовного стиха. Судьба-доля, с. 174—179; Комарович В. Л. Культ Рода и земли в княжеской среде XI—XIII вв.— ТОДРЛ. Л., 1960, т. XVI. В сумбурной и нелогичной статье Комаровича, помимо признания Рода домовым, проводится мысль о существо­ вании культа княжеского рода. Автор считает допустимым писать о том, что этот «культ возродился снова в историческое уже время над могилой Олега — основа­ теля Киевского государства и родоначальника княжеской династии» (с. 97). По­ томство Олега неизвестно, так что он никак не мог быть «родоначальником дина­ стии». Напомню, что даже летописец XII в. не знал точно, где похоронен Олег — в Киеве, в Ладоге или «за морем». К династическим феодальным связям неправо­ мерно применять слово «культ»; кроме того, совершенно ясно, что в «Слове об идо­ лах» речь идет о другом. Иванов В. В., Топоров В. Н . Славянские языковые моде­ лирующие семиотические системы (древний период). М., 1965, с. 155, 171, 172, 180.

31 Тексты пророков с толкованиями в рукописи 1047 г. попа Упыря Лихого (Вла­ димиров. Поучения..., с. 319). Паремейник 1271 г. Поучение пророка Исайи.

(Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. М., 1958, т. III, стлб. 141).

22 ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ГЛУБОКИЕ КОРНИ

В первом смысле рожаницами могут быть сочтены палеолитические статуэтки дебелых, плодовитых (иногда изображаемых беременными) жен- щин-матерей, прародительниц, родоначальниц охотничьего коллектива. С термином «рожаницы» могли быть связаны мифы охотничьих народов о двух небесных хозяйках, полуженщинах-полулосихах, рождающих всех земных лосей и оленей на потребу людям и волкам. Возможно, что в этих мифах отразились фратриальные представления (две богини).

Учитывая давнее и повсеместное уподобление женщины, рождающей нового человека, земле, рождающей урожай нового хлеба, необходимо и в рожаницах «Слова об идолах» учитывать этот аграрно-магический аспект, возникший еще в земледельческом неолите и энеолите. Триполь­ ские женские статуэтки, украшенные символами плодородия, могут быть рассмотрены в связи с вопросом о рожаницах 32. Однако возникает одно сомнение: культ миниатюрных магических фигурок был сугубо домашним, семейным, и в этом смысле он плохо соотносится с торжественным покло­ нением идолам Рода и рожаниц. «Мнози бо от хрестьян трапезы ставять идолом и наполняют черпала бесом... Се первый идол — рожанице». «Ставяще трапезу крупичьными хлебы и сыры и черпала наполняюще вина добровоньного и творяще тропарь рожьству (богородицы) и подавающе друг другу ядять и пиють». Христиан, устраивающих пиры в честь языческих божеств, упрекают в том, что они поют «песнь бесовскую идолу Роду и рожаницам» 33. Общественные пиры с круговыми чашами и гимнами в честь Рода и рожаниц, заменяемыми песнопениями рождества богороди­ цы, свидетельствуют о более значительном размахе культа рожаниц.

Быть может, с богинями, содействующими урожаю, следует сопостав­ лять в трипольском искусстве не маленькие фигурки дево-женщин (может быть, весенних божеств сева?), а огромные лики женских божеств, которые изображались попарно на сосудах для «обилия», занимая там все прост­ ранство между землей и небом 34. Тогда нам придется признать, что в «Слове об идолах» в одну рубрику попали аграрные божества двух разных стадий: во-первых, две рожаницы — владычицы Вселенной, известные по трипольскому искусству и связанные с матриархатом, и, во-вторых, патриархальный Род (в Триполье еще не известный), вытеснивший своих предшественниц точно так же, как Зевс вытеснил Рею и Кибелу.

Русский автор XII в., пишучи о Роде и рожаницах, подразумевал божества урожая, плодородия земли (может быть, плодовитости скота), так как жертва рожаницам приносилась бескровная — продукты земледе­ лия и скотоводства.

Младший современник автора «Слова об идолах» новгородец Кирик спрашивал о том, как поступать «аще се Роду и рожанице крають хлебы и сиры и мед».

32Рыбаков Б. Л. Космогония я мифология земледельцев энеолита.— СА, 1965, № 1,

с.28, 29. Под влиянием дальнейших изысканий мой взгляд на рожаниц в настоящее

время изменился.

33Гальковский Н. М. Борьба христианства..., т. I, с. 160, 165, 166.

34См. гл. 4 этой книги.

Очень важным аргументом в пользу того, что рожаницы связаны не с культом предков, а прежде всего с плодородием (или с благополучием через плодородие), является приурочение их годового праздника к празднику урожая — к следующему дню за рождеством богородицы, т. е. к 9 сентября. К этому сроку завершался обмолот яровых, самой основной и архаичной части славянского хозяйства. К дню рожаниц становились ясны итоги всего земледельческого года, страда была закончена, хлеб был уже в закро­ мах, и объем урожая был окончательно известен. Праздник рождества ■богородицы назывался «госпожиным днем», «госпожинками», «спожинка­ ми»; в названии смешивались представления о госпоже-богородице и о за­ вершенном жнитве 38. Рожаниц чествовали во время «второй трапезы» (т. е. второго пира после рождества богородицы) хлебом, кашей, творогом и медом. Мед, вероятно, был хмельной, так как постоянно упоминается «питие» и «наполнение черпал». По этнографическим данным, отдельные семьи варили к этому празднику от 10 до 15 корчаг пива зв. На второй, языческой, трапезе праздника урожая главными были, однако, не рожани­ цы, а Род; его имя всегда стоит впереди, а рожаницы как бы сопутствуют ему.

Главная ошибка исследователей, принижавших значение Рода, была не в том, что они не обращали внимания на аграрную сторону культа рожа­ ниц, а в том, что они пренебрегли основными чертами характеристики Рода, содержащимися в хорошо известных им источниках.

Мне уже приходилось в краткой форме перечислять основные признаки Рода, как они обрисованы поучениями X I—XIII вв. 37 В дальнейшем будет дан более подробный анализ всей проблемы Рода в целом; здесь же для понимания места Рода в хронологической системе «Слова об идолах» достаточно простого перечня признаков. Прежде всего местопребывание Рода указывается в источниках не в доме или под печью, что было бы есте­ ственно для домового, а «на воздусе», на небе. Отсюда, с неба, Род «мечеть на землю груды», совсем как античный Зевс бросает на землю громовые камни-метеориты. С именем Рода связаны молния «родиа», наземные источ­ ники — «родники» и подземный огонь пекла — «родьство огненное». Этимологически имя Рода связано с такими понятиями, как «природа», «народ», «урожай», «плодородие» и т. п.

Но самым главным и самым существенным является то, что церковные писатели X I—XIII вв. уравнивали Рода со своим верховным божеством, богом-отцом Саваофом, творцом всего мира. Особенно интересно в этом смысле специальное поучение, условно названное издателем «О вдуновении духа в человека» 38. Это произведение является толкованием евангельских слов Иисуса Христа о боге: «Отец мой делатель есть даже и доселе...». Русский комментатор X II—XIII вв. всю свою статью посвятил противо-

88 Максимов С. В. Нечистая, неведомая и крестная сила. СПб., 1903, с. 500. 38 Максимов С. В. Нечистая, неведомая и крестная сила, с. 500.

37Рыбаков В. А. Святовит-Род.— 1п: ЫЬег ДозерЬо Коз1г2е’Л'з1и осЮ^епапо а уепега(опЬиа сНсаШз. АУагзгачга, 1968, в. 390—394.

38Гальковский Н. М. Борьба христианства..., т. II, с. 97—98.

24 ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ГЛУБОКИЕ КОРНИ

доставлению языческого Рода христианскому Саваофу как двух равных по могуществу божеств, с той лишь разницей, что язычники, по его мнению, ошибочно приписывают своему богу зарождение жизни и вдуновение духа в человека: «То ти не Род, седя на воздусе мечеть на землю груды и в том ражаются дети... всем бо есть творец бог, а не Род!».

То внимание, которое оказывает культу Рода автор «Слова об идолах», упоминая его в пяти местах своего произведения и прослеживая огромный ареал этого культа (Египет, Малая Азия, Греция, Рим, славянский мир), говорит в пользу того, что мы не имеем права расценивать Рода на уровне домового, мелкого семейного божка с его внутренним интимным культом.

Как же могло получиться, что Род, равный христианскому божеству Вселенной, в источниках всегда сопряжен с рожаницами, божествами мень­ шими по масштабу, даже если и считать их не только «долями» отдельных людей, но и божествами плодородия, урожая?

Ответ нам дают античные мойры, с которыми так любят сопоставлять рожаниц: ведь мойры, богини судьбы человека, были дочерьми Зевса и Фемиды. Зевс повелевал миром, а мойры выражали волю богов, прядя нить жизни или обрывая ее в предназначенный срок. Мойры так же отно­ сятся к Зевсу, как, например, христианские ангелы-хранители к Саваофу. Поэтому мы должны исходить из таких сопоставлений:

Зевс и мойры; Род и рожаницы;

Саваоф и ангелы-хранители.

Эра Рода в славянском язычестве оказывается временем зарождения первобытного земледельческого монотеизма, и точная хронология потребу­ ет специальных разысканий.

Подводя итоги рассмотрению периодизации славянского язычества, содержащейся в трактате, написанном на корабле, мы должны отметить наличие следующих периодов.

1.Культ упырей и берегинь. Первобытный анимизм с ярко выраженным дуализмом. Возникает, по-видимому, в глубинах охотничьего хозяйства, может быть, уже в палеолите или мезолите, но доживает вплоть до времени написания «Слова об идолах» 3®

2.Культ Рода как божества Вселенной, всей природы и плодородия. Автору представляется, что этот культ близок к культу Озириса и был распространен на Ближнем Востоке и в Средиземноморье, откуда он дошел

идо славянского мира, заслонив собою старую демонологию. Возможно, что рожаницы были земледельческой трансформацией благожелательных берегинь. Хронологически почитание верховного земледельческого боже­ ства Рода и рожаниц должно было бы охватывать всю эпоху господства земледельческого (неполивного) хозяйства, но наш автор поставил культ Рода у славян в зависимость от древних греков и римлян, чем ограничил его и хронологически только тем периодом, который называют железным

88А. Ф. Лосев доводит анимизм («век страшилищ и чудовищ», т. е. упырей) до матри­ архального мотыжного земледелия, т. е. до неолита. См.: Лосев А. Ф. Античная мифология в ее историческом развитии. М., 1957, с. 47.

веком. Возможно, что культ двух (?) рожаниц (который мы можем пред­ полагать для энеолита) предшествовал исторически культу единого Рода.

3.Культ Перуна как покровителя дружинно-княжеских кругов Киевской Руси. Необходимо согласиться с Е. В. Аничковым, что военный культ бога грозы был очень поздним явлением, возникшим одновременно

срусской государственностью.

4.Принятие христианства. Язычество отступило на «украины», где продолжали молиться всем старым богам (в том числе и Перуну), по делали это «отаа». Наиболее жизнеспособным из всех старых языческих культов оказалось почитание Рода и рожаниц, отмечавшееся явно как «вторая трапеза» после рождества богородицы в праздник урожая. Торжественные пиршества в честь Рода стали главным объектом церковных обличений, и церковники стремились разубедить языческих теологов, считавших, что Род, а не христианский бог создал все живое на земле.

Такова эта интереснейшая и глубокая периодизация, с которой мы в значительной мере можем согласиться. Главным звеном в ней является эра Рода, который подобно Кроносу, мифологическому отцу Зевса, предшест­ вовал Перуну княжеских времен.

Забегая вперед, можно сказать, что единственным слабым звеном в периодизации язычества в «Слове об идолах» можно счесть отсутствие самостоятельной матриархальной стадии земледельческого монотеизма, отраженной в культах Кибелы или Реи (если древние богини не скрывались под именем рожаниц) 40. Во всем остальном периодизация вполне соответ­ ствует научным представлениям об этапах развития религии.

Чем больше достоинств находим мы в «Слове об идолах», тем важнее для нас определить время написания трактата.

*

Все дошедшие до нас списки «Слова об идолах» — поздние и не идентич­ ны протооригиналу; каждый переписчик что-то сокращал или дополнял. Самым надежным и, по всей вероятности, наиболее близким к протоориги­ налу является Новгородский Софийский XV в., самым кратким (но содер­ жащим иногда более полные фразы) — Паисиевский XIV—XV вв., а наиболее дополненным позднейшими сведениями — Чудовский XVI в. Ни один из них не дает прямых указаний на дату написания «Слова об идолах». II. Гальковский датировал «Слово» X III—XIV вв. 41 Е. В. Анич­ ков на очень шатких основаниях относил его написание к 1060-м годам, а

.окончание процесса «нагромождения вставок» — к началу XII в. 42 Как

40Рыбаков В. А. Космогония и мифология... — СА, 1965, № 1 и 2.

41Гальковский Н. М. Борьба христианства..., т. II, с. 20.

42Аничков Е. В. Язычество и древняя Русь, с. 146, 232. Аничков предполагал, что упоминание упырей и берегинь попало в «Слово об идолах» из текста Начальноголетописного свода 1095 г.

Однако в летописи говорилось лишь о том, что поляне «жьруще озером, кладязем и рощением», а берегини вовсе упомянуты не были. Аничкова это не сму­ тило. «Наш автор,—пишет Аничков,—тут ведь не списывал, а передавал извест­ ную мысль» (с. 232). А если он передавал мысль и не о кладезях и озерах, а о бе­ регинях, то при чем здесь летопись и как можно привлекать ее для датировки?

2(1 ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ГЛУБОКИЕ КОРНИ

видим, расхождения в датировке значительны. Попытаемся собрать воеди­ но все приметы времени и авторства, содержащиеся в «Слове об идолах».

Автор почти несомненно принадлежал к духовенству. Его фраза об алчности «череву работних попов», получающих долю в языческих пирше­ ствах в честь Рода и рожаниц, может указывать лишь на то, что он отно­ сился не к белому, а к черному духовенству. И относился он, по-видимому, не к простым монахам, так как был достаточно образован, знал греческий язык и обладал средствами для далекого путешествия.

Судя по маршруту корабля (Эгейское море — Афон — Константино­ поль), автор мог быть паломником, возвращавшимся из «Святой земли». Одним словом, если бы мы хотели найти аналогию нашему автору, то можно было бы назвать игумена Даниила — паломника, плававшего в Палестину в 1106—1107 гг. и написавшего знаменитое «Хожение», где описаны и сарацинские земли, и фряги-крестоносцы 43. Чем больше мы знакомимся с отдельными мелкими приметами в «Слове об идолах», тем полнее стано­ вится эта аналогия.

«Сарацинские вставки» (может быть, приписки того же автора на по­ лях?) обнаруживают текстуальную близость к «Повести временных лет», где в «речи философа» говорится о скверных обычаях болгар-мусульман, последователей нечестивого Бохмита. Предельный хронологический срок, Ьегпппиз ап1е ц и ет,— 1116 г.— редакция Сильвестра. В «Слове об идолах» текст более широкий и более подробный: на первом месте упоминаются сарацины, говорится и о торкменах (очевидно, турках-сельджуках) и куманах; указывается, что болгары восприняли эти обычаи от «аравитских писаний». Самое интересное, что в этих маргинальных записях, кроме русского искаженного имени Магомета — «Бохмит», дано фонетически значительно более правильное — Моамед. Автор «Слова об идолах» ссылается на книгу «сарацинского жреца Моамеда»; осведомленность авто­ ра в вопросах магометанства несколько большая, чем у составителя «Повести временных лет». Нельзя исключать возможности того, что колоритные подробности сарацинских обрядов взяты в летопись из нашего «Слова», что могло быть сделано только до 1113—1116 гг.

Большой интерес представляют языковые, диалектологические черты «Слова об идолах». В трактате встречается злоупотребление указательными местоимениями, делающее их близкими к постпозитивному артиклю: «вере той», «бога их», «по украинам их», «омытье то» и др. Такую особен­ ность мы встречаем в древнерусских памятниках только в двух случаях: в«Хожении» игумена Даниила («остров тот», «месте том», «столп-от» и др.) 1107 г. и в летописной повести о Шаруканском походе 1111 г. («смерд тот», «лошадью тою»), которую с полным основанием мы можем приписать тому же Даниилу. Во всех случаях это связано с переходом авторов от книжной речи к разговорной 44. «Слово об идолах» является третьим литературным

43 О «Хожении» Даниила см.: Глушакова Ю. П. О путешествии игумена Даниила

произведением, в котором проглядывает эта (по всей вероятности, черни­ говская) диалектальная черта.

Еще одной приметой, приближающей «Слово об идолах» и к началу XII в., и к игумену Даниилу, может явиться ошибочное написание юса малого в тех случаях, где должен стоять «аз», буква «а». Таковы начерта­ ния: трдпеза (вместо «трапеза»), рожаницдм (вместо «рожаницам»), антихристд (вместо «антихриста»), богословцд (вместо «богословца»). Неоправ­ данная замена «а» на «юс» объяснима особенностями греческой графики X I—XII вв., где альфа встречается в формах, очень близко напоминающих русский юс малый.

Наш автор, переводивший Григория Богослова, постоянно имел перед глазами греческий текст, и греческая графика могла повлиять на его по­ черк. В русских датированных материалах с такой особенностью мы встре­ чаемся только один раз — в надписи-граффито XII в. в Софийском соборе в Киеве: «Г[оспод]и помилуй помози п о м а н и Дднила». Надпись сделана под

рисунком какого-то сооружения с крестом наверху. Другая надпись, сбо­ ку, поясняет, что это — ледяная церковь и алтарь; алтарь погаснет, а церковь растает 45. Следовательно, рисунок изображает «иордань» — ледя­ ную церковь, сооружаемую на реке из больших квадратов льда в праздник крещения (богоявления) 6 января.

Автор надписи, Даниил, не назвал себя «рабом божьим», как того требовала обычная формула, а такое отступление от правил дозволялось лишь высшему духовенству. Летопись позволяет нам указать на конкрет­ ное историческое лицо, с которым можно связать эту надпись: 6 января 1114 г. здесь, в Софийском соборе, был хиротонисан юрьевский епископ Даниил: «Поставиша Данила епископом месяца генваря в 6 на крещенье господне» 4в. Этот Даниил обладал почерком с явными грецизмами, как и автор «Слова об идолах» 47.

Последняя мелкая примета в «Слове об идолах», о которой стоит упомя­ нуть, еще раз возвращает нас к имени Даниила. В греческом подлиннике «Слова святого Григория на богоявление» нет совершенно ссылок на языч­ ников, упоминаемых библией. В русском переложении, как уже говори­ лось, дополнения идут по двум направлениям: славянское (точнее, русское) язычество и ислам. Но есть одно исключение, и оно касается пророка Да­ ниила, уничтожившего идола Ваала-Вила. Во всем «Слове об идолах» пророк Даниил — единственный христианский персонаж, названный по имени 48.

Ни одна из выявленных примет сама по себе, будучи взята изолирован­ но, не имеет доказательной силы и не помогает в решении вопроса о дате

48 Рыбаков В. А Русские датированные надписи XI—XIV вв. М., 1964, с, 22, табл. XXII.

48 Лаврентьевская летопись. СПб., 1897, с. 276.

47И надпись 1114 г., и «Слово об идолах» содержат мягкую форму глаголов: «кладуть», «ставить» («Слово»); «погаснеть», «стаеть» (граффито).

48В летописной повести 1111 г. о походе русских князей на Шарукань главным хри­ стианским персонажем, .с которым соотносятся действия князей, является пророк Даниил, вдохновляющий воинство; ему в повести отведено весьма почетное место.

да, как неожиданное появление отца-паломника на побоище и спасение им своего сына, была достаточным основанием для сложения былины, где в общее описание блистательной победы русских вплетен рассказ о Дани­ ле 50.

События августа 1107 г. происходили на территории Переяславского княжества, где княжил Владимир Мономах, при дворе которого слагался в эти годы новый цикл героических былин о битвах с половцами и былинновелл. В составе этого цикла оказалась и былина о калике Даниле Иг­ натьевиче. Право на сопоставление былинного героя с игуменом Даниилом нам дает поразительное совпадение хронологии событий:

Отъезд Даниила из Иерусалима — апрель 1107 г.

Приезд Даниила на Русь — примерно июль — август 1107 г. Битва с половцами под Лубнами — 12 августа 1107 г.

Былина содержит биографические данные о Даниле Игнатьевиче. Данило был ранее княжеским богатырем, и на традиционном пиру у князя Владимира он сказал князю:

«Ведь жил я у тя во Киеве да шестьдесят годов, Как сносил я у тебя во Киеве да шестьдесят боев...

Апод старость мне-ка хочется кабы душа спасти...

Да наложить на собя сниму спасеную,

Апостригтися мне к Федосью-Антонию в Пещер-монастырь» 51.

Данило просит князя: «А ты позволь мне-ка снять платье богатырское, а да одеть мне-ка сниму да нонь калицкую» — и оставляет вместо себя своего сына «постоять Киеву обороною». Битва с Кудреваном (Шаруканом) и Скурлой (Сугрой) произошла через 3 года (или через 7 лет) после ухода Данила в монахи. Отсюда мы получаем расчет былинной биографии Дани­ ила: родился он в 1040 или 1044 г. и постригся в 1100 или 1104 г.; возвратил­ ся из Палестины в 1107 г.

Есть в былине еще одна деталь, связывающая былинного паломника с автором «Хожения». Родиной игумена Даниила все давно считают Черни­ говщину, так как он сравнивал извилистую реку Иордан со Сновью, кото­ рая «лукаво течет». В одном из вариантов былины об Даниле Игнатьевиче говорится о том, что он живет с молодой женой в Чернигове. Сын его в своих молитвах на поле боя поминает не киевские церкви, а кафедральный собор Чернигова 82.

Если былина сообщает нам о том, что монах и паломник Данило Иг­ натьевич был долгие годы богатырем и боярином (о последнем говорит упоминание отчества), то в строках «Хожения» игумена Даниила мы много

50 Григорьев А . Д. Архангельские былины и исторические песни, собранные в 1899— 1901 гг. СПб., 1910, т. III, с. 46, 202, 474—475. Былина «Данило Игнатьевич». К сожалению, исследователи совершенно не коснулись этой интереснейшей бы­ лины. В. Я. Пропп в своем объемистом труде «Русский героический эпос» (Л., 1955; Л., 1958) даже не упомянул ее в основном тексте. См.: Рыбаков Б. А. Древ­ няя Русь, с. 115—124.

81 Григорьев А. Д. Архангельские былины..., с. 202. 82 Рыбаков Б. А. Древняя Русь, с. 119.

30 ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ГЛУБОКИЕ КОРНИ

раз убеждаемся в том, что автор путеводителя до монашеской рясы носил богатырское платье: он много проехал верхом по знойным пескам Палести­ ны, он «борзо» лазил по скалам («по камению лезти на ню, руками держася — путь тяжек вельми!»), нырял на глубину шести метров в горную реку («измерих и искусих сам собою») и многие расстояния измерял воинской мерой — «перестрелом» стрелы «доброго стрельца», а там, где он мерил «своею пядью» или «своею саженью», мы, зная меру этих зданий, видим, что Даниил был высоким широкоплечим человеком, размах рук которого на 6 см превышал среднюю величину сажени 53.

Таким предстает перед нами предполагаемый автор замечательного трактата о русском язычестве.

Напрасно Е. В. Аничков, пытаясь подражать А. А. Шахматову, но делая это крайне неумело, превратил «Слово об идолах» в «нагромождение разновременных вставок» и расчленил единый рассказ на мизерные куски, которые переставлял и выключал по своему вкусу.

Трактат Даниила, может быть, и не отличается такой безупречной литературной отшлифованностью, как, например, «Слово Исайи пророка о поставляющих вторую трапезу Роду и рожаницам», но все его составные части вполне логичны, целостны внутри себя и расположены в нужном порядке.

На общем фоне обличения античного язычества Даниил дает три разде­ ла, посвященные славянским верованиям. Первый раздел содержит общий очерк русских языческих представлений и обрядов, изложенный с такою же степенью лаконичности, как и язычество эллинов.

Второй, тоже предельно краткий, раздел дает нам драгоценную перио­ дизацию, поражающую нас глубиной познаний автора. Третий раздел посвящен характеристике современного автору состояния религиозных воззрений русских людей начала XII столетия, в сознании которых наряду с христианством еще существовали и архаичные упыри, и Перун, и пред­ шествовавший Перуну Род.

После того как конспект греческого «Слова Григория Богослова» был дополнен этими тремя русскими разделами, автор решил усилить от­ рицательное отношение к язычеству, сопричислив к нему и Моамеда, и мерзкие обычаи сарацин, болгар и турок, «и олико их есть в вере той». Вспомним, что Даниил был свидетелем первого крестового похода, другом Балдуина («познал мя бяше добре и люби мя велми») и хорошо знал о военном натиске неверных сарацин, который в преувеличенной форме отразился и в былине: «Не стало в Иерусалиме четья-пенья церковного, звона колокольного от Идолища поганого». Сарацинские приписки были откликом на ту широкую войну против христианского мира, которую вели тогда сарацины.

«Слово об идолах» — не нагромождение вставок и нескладных перево­ дов, а умный и логичный конспект трактата о язычестве, пополненный актуальными для эпохи крестовых походов выпадами против магометан.36

63Рыбаков Б. А. Русские системы мер длины XI—XV вв.: (Из истории народных зна­ ний ).- СЭ, 1949, № 1.