Субъекты третейских процессуальных отношений

Всякое правовое отношение всегда существует как отношение между конкретными лицами. В связи с этим необходимо рассмотреть вопросы, связанные с правовым положением субъектов третейских процессуальных отношений, чей властный характер влияет на построение структуры связей их субъектов.

Возникновение, развитие, изменение и прекращение любых третейских процессуальных отношений обусловлено осуществлением третейским судом процессуальных действий, которые являются обязательным элементом юридического состава. Отношения, складывающиеся в процессе деятельности по рассмотрению дела в третейском суде между отдельными участниками (помимо третейского суда), либо вообще носят неправовой характер, либо являются материально-правовыми по своему содержанию. Участники процессуальной деятельности не имеют по отношению друг к другу процессуальных прав и обязанностей, что неоднократно отмечали ученые, занимавшиеся исследованием проблем процессуальных правоотношений (А.Ф. Клейнман, А.Ф. Козлов и др.). Н.А. Чечина обращала внимание на то, что все процессуальные права и обязанности, носителями которых являются участники процессуальной деятельности, корреспондируют только правам и обязанностям суда *(99). В.Н. Протасов справедливо полагал, что один из субъектов охранительного правоотношения - это всегда компетентный (обычно государственный) орган *(100). Высказанные точки зрения приводят к выводу, что третейский суд является основным и обязательным субъектом третейских процессуальных отношений.

В процессуальной науке подобная позиция не является единственной. Сторонники существования единого процессуального правоотношения признают существование правовых связей процессуального характера между его отдельными субъектами без обязательного субъекта в лице суда. Более того, некоторые современные авторы даже заявляют о существовании новой группы процессуальных правоотношений не публично-правового, а договорного характера *(101). Сторонами такого договорного процессуального правоотношения являются стороны процесса. Очевидно, что данная позиция не выдерживает никакой критики.

В процессе рассмотрения и разрешения дел третейский суд вступает в отношения с другими участниками процесса. О.Ю. Скворцов для характеристики их правового положения вводит понятие "субъективной арбитрабельности", под которой подразумевает способность лица быть субъектом третейского соглашения, т.е. иметь право заключать соглашение о передаче гражданско-правового спора на разрешение третейского суда. Основу субъективной арбитрабельности, по его мнению, составляет общая правосубъектность лица, которая, в свою очередь, предполагает материальную правосубъектность (т.е. возможность и способность совершать гражданско-правовые сделки) и процессуальную правосубъектность (т.е. возможность и способность своими действиями защищать свои материальные права в процессуальном режиме). Субъективная арбитрабельность суть порождение как материальной, так и процессуальной правосубъектности лица *(102). Учитывая познавательное значение этой концепции, следует отметить, что для признания лица субъектом третейских процессуальных правоотношений необходимо установление следующих обстоятельств:

1) наличие нормы процессуального права, определяющей возможность участия в правоотношении определенного лица;

2) совершение этим лицом действия (бездействия), с которым нормы третейского права процессуального характера связывают возникновение, изменение или прекращение правовых отношений, т.е. действия, которое может рассматриваться в качестве юридического факта (в том числе и в части, касающейся арбитражного соглашения);

3) наличие процессуальной правосубъектности.

Правосубъектность - это способность к обладанию и самостоятельному осуществлению прав и обязанностей при наличии дееспособности или способность к их осуществлению через иных лиц при отсутствии дееспособности *(103). Критерием правосубъектности для лиц, защищающих в третейском суде свои субъективные права и законные интересы, является присоединение к арбитражному соглашению в той или иной форме. Субъектами арбитражного соглашения являются стороны основного материального правоотношения, изъявившие свое согласие на передачу спора для рассмотрения в третейский суд. Совершенно логичный вывод о том, что арбитражное соглашение распространяет свое действие только на его стороны, постоянно ставится под сомнение, что вынуждает третейские суды давать соответствующие разъяснения. Так, например, в одном из решений Международного коммерческого арбитражного суда при Торгово-промышленной палате РФ было отмечено, что арбитражная оговорка, содержащаяся в учредительных документах юридического лица, не распространяется на споры с его участием *(104), а применяется только для споров между самими учредителями. На практике у судов возникает много проблем с определением субъектов арбитражного соглашения, особенно в случаях, когда само соглашение в форме отсылочных положений содержится в разных документах, регламентирующих взаимоотношения сторон. Неоднозначно решается и вопрос о форме участия третьих лиц в соглашении о передаче спора на разрешение третейского суда. Таким образом, субъектами третейских процессуальных отношений являются лица, которые, обладая процессуальными правами и обязанностями, могут вступать с третейским судом в отношения, регулируемые нормами третейского процессуального права.

Традиционно субъектов процессуальных отношений разделяют на три группы *(105).

1. Лица, защищающие в процессе свои субъективные права (стороны, третьи лица), т.е. субъекты предполагаемых спорных материально-правовых отношений.

2. Лица, участвующие в процессе в целях защиты общественных и государственных интересов: прокурор, органы государственного и муниципального управления и т.д. Субъектами третейских процессуальных отношений эти лица быть не могут, поскольку законодательство не предусматривает их участия в процессе рассмотрения дела третейским судом. Эти субъекты не могут заключать арбитражное соглашение в силу ограниченности их компетенции.

3. Лица, привлекаемые в процесс для содействия осуществлению правосудия, но не защищающие в деле ни субъективного, ни общественного интереса (свидетели, эксперты, переводчики).

О правовом положении сторон как субъектов третейских процессуальных отношений прямо сказано в законе (ст. 2, 27 и др. статьи Закона о третейских судах, ст. 1, 18 Закона о международном арбитраже). Гораздо сложнее решается вопрос об участии в третейском разбирательстве третьих лиц, их возможности быть субъектами третейских процессуальных отношений, хотя в процессе рассмотрения и разрешения дела в третейском суде может возникнуть угроза нарушения их прав и законных интересов. Сложности, возникающие в связи с участием третьих лиц в третейском разбирательстве, отмечаются зарубежным и отечественными учеными в качестве серьезного недостатка третейской формы защиты нарушенных или оспариваемых прав *(106). При этом, как отмечается, неэффективность обусловлена, помимо прочего, во-первых, отсутствием теоретического обоснования проблемы и, во-вторых, отсутствием надлежащего правового регулирования *(107).

Имеется ли адекватный правовой механизм, учитывающий это обстоятельство? Высказанное в литературе А.П. Вершининым мнение, что в исключительных случаях третьи лица без их согласия могут быть привлечены к участию в деле, рассматриваемом третейским судом *(108), была подвергнута критике О.Ю. Скворцовым, который обратил внимание на то, что принудительное вовлечение третьего лица в сферу третейского разбирательства невозможно ни с точки зрения смысла существования третейского судопроизводства, ни с точки зрения обеспеченности правовыми механизмами *(109). Он справедливо отметил, что у третейского суда отсутствуют юридические рычаги, при помощи которых можно воздействовать на третье лицо, отказывающееся от участия в третейском процессе *(110). М.А. Попов в своей работе также обратил внимание на то, что третейское разбирательство основано на договоре и не может быть распространено на стороны, которые не выражали согласия на свое участие в рассмотрении дела третейским судом. Третьи лица также не имеют права принять участие в третейском разбирательстве без воли сторон, согласившихся на разрешение спора между ними в третейском суде *(111).

Таким образом, третейские суды не обладают полномочиями по привлечению к участию в деле как третьих лиц без самостоятельных требований, так и третьих лиц, заявляющих самостоятельные требования на предмет спора, без их согласия, поскольку они наделяются правом рассматривать только споры сторон, прямо выразивших свое согласие на подчинение юрисдикции третейского суда в арбитражном соглашении. Весьма негативно относится к возможности включения в законодательство норм, предоставляющих третьему лицу право вступать в дело, рассматриваемое третейским судом, и М.А. Попов *(112). Участие в третейском разбирательстве третьих лиц, как заметил В.Н. Тарасов, возможно, и для вступления в процесс требуется лишь письменное согласие их самих и сторон спора *(113). Условием такого участия является их присоединение с согласия сторон к арбитражному соглашению (основному), поскольку изменение первоначального арбитражного соглашения может поставить под сомнение легитимность самого третейского суда. Очевидно, что при этом третьи лица уже не могут участвовать в выборе арбитров, согласовании кандидатур, поскольку их привлечение осуществляется уже в рамках начавшегося процесса, когда состав третейского суда уже сформирован. Третьи лица не могут также принять участие в согласовании правил третейского разбирательства, возможность изменения которых сторонами допускается в силу диспозитивного характера некоторых норм третейского законодательства. В случае если третье лицо отказывается от вступления в уже начавшийся процесс рассмотрения дела в третейском суде, целесообразно поставить перед сторонами на обсуждение вопрос о прекращении разбирательства дела и передаче его на рассмотрение компетентного государственного суда.

Таким образом, несмотря на то что законодательного запрета на участие третьих лиц в процессе нет, присоединение их к уже начавшемуся процессу в третейском суде представляется нецелесообразным в силу ограниченности их правового статуса, что требует применения дифференцированного подхода к решению вопроса об участии этой категории субъектов в рамках конкретного процесса. Правовой статус третьих лиц как возможных участников третейского разбирательства существенно ущемлен.

В мировой практике третейского разбирательства вопрос об участии третьих лиц решается неоднозначно. Так, например, ст. 30 Декрета Колумбии об арбитраже (1989) содержит норму о недействительности арбитражного соглашения двух сторон в случаях, когда возникший спор может затронуть интересы третьей стороны. В этом случае третье лицо, не желающее рассмотрения дела в третейском суде, может заявить о недействительности арбитражного соглашения под тем предлогом, что в будущем исполнение арбитражного решения затронет его права и обязанности. Французское законодательство такой возможности третьему лицу не предоставляет. Статья 1045 Акта об арбитраже Нидерландов (1986) содержит правило, что третье лицо при желании может просить арбитров допустить его к участию в процессе.

На сегодняшний день одной из основных проблем, касающихся субъектов арбитражного соглашения, является также проблема участия государства и иных публично-правовых образований в третейском разбирательстве в качестве стороны. П. Сандерс отмечает, что национальное законодательство большинства стран мира в основном не запрещает государственным образованиям быть субъектами третейских процессуальных отношений, однако имеются и исключения. Например, во Франции государство и публично-правовые образования (etablissements publics) по общему правилу не могут заключать арбитражные соглашения, хотя некоторые из них наделены таким правом специальным законом *(114). Эти нормы применяются только по отношению к внутреннему третейскому разбирательству, на участие же этих субъектов в разбирательстве дела международным коммерческим арбитражем запрет не распространятся. Статья 1676 (2) Гражданского процессуального кодекса Бельгии запрещает юридическим лицам публичного права заключать арбитражные соглашения, но этот запрет также распространяется только на внутригосударственный арбитраж.

По мнению Е.Ю. Новикова, отсутствуют основания для исключения государства из числа возможных субъектов третейского разбирательства. Правом на судебную защиту в третейском суде и соответственно правом на заключение третейской записи обладают любые физические и юридические лица, а также государство - участник гражданских правоотношений *(115). При этом стоит согласиться с мнением О.Ю. Скворцова о необходимости четкого разграничения характера правоотношений, которые передаются на разрешение третейского суда. По его мнению, публичная власть в лице создаваемых ею органов может выступать в частноправовых (гражданско-правовых) отношениях, и в этом случае нет сомнений в допустимости передачи возникающих из таких отношений споров на рассмотрение и разрешение третейского суда. В то же время передача споров из публичных правоотношений в юрисдикцию третейских судов недопустима. По своей сути такая передача будет означать делегирование осуществления властных полномочий, реализуемых частным органом в отношении публичного органа *(116). Очевидно, что процессуальная правоспособность органов в подобном случае оказывается вторичной по отношению к их гражданской правосубъектности. Процессуальная правоспособность служит юридическим механизмом реализации материальных прав, если они оказываются нарушенными. Этот тезис становится основанием и для вывода о том, что публичные образования могут выступать в третейском разбирательстве посредством действий их органов, реализующих материальные права и обладающих, соответственно, процессуальными рычагами защиты субъективных гражданских прав *(117).

В то же время сегодня многими исследователями в качестве общемировой тенденции отмечается постепенное расширение правоспособности публично-правовых образований на участие в международном коммерческом арбитраже и последовательное сужение их правоспособности на участие во внутреннем третейском разбирательстве. В российской судебной практике такой подход последовательно реализуется и становится основанием для закрепления правила о том, что правоспособность публичных образований на участие во внутреннем третейском разбирательстве ограничена *(118) (участие государства в рассмотрении дела международным коммерческим арбитражем не ограничивается).

Свидетели могут стать субъектами третейских процессуальных отношений при наличии их согласия на вызов в суд и на дачу показаний. Как правило, свидетельские показания необходимы сторонам для обоснования своей правовой позиции, поэтому они самостоятельно должны обеспечить явку свидетелей в суд. Могут ли свидетели отказаться от явки и дачи показаний? Ответить на этот вопрос следует утвердительно, поскольку третейский суд не наделен полномочиями по принудительному приводу свидетелей. Уголовный кодекс содержит нормы об ответственности за отказ от дачи показаний и дачу заведомо ложных показаний в разделе о преступлениях против правосудия, а деятельность третейских судов, как уже было сказано ранее, правосудием не является. Следовательно, нельзя сделать вывод и о существовании юридического механизма привлечения к ответственности за отказ от дачи показаний и дачу заведомо ложных показаний в третейском суде. Это обстоятельство существенно снижает доказательственную силу свидетельских показаний.

Эксперты и переводчики могут быть субъектами с учетом оговорок, которые были сделаны в отношении свидетелей. Правовое регулирование участия этих субъектов в мировой практике не отличается от российского. Так, например, в Австрии арбитры не могут привести к присяге стороны третейского разбирательства, свидетелей и экспертов, не могут применять меры принудительного воздействия и наказания как в отношении сторон, так и в отношении других лиц (ст. 588 гл. 4 ГПК Австрии). Привлечение к участию в процессе экспертов и переводчиков, в отличие от свидетелей, осуществляется на началах возмездности.

Хотя некоторыми учеными *(119) отстаивается позиция, что судебные представители не являются субъектами гражданских процессуальных правоотношений, поскольку они допускаются в процесс лишь для восполнения, замены или дополнения дееспособности представляемых ими лиц, следует согласиться с высказанным С.А. Халатовым мнением, что процессуального представителя следует отнести к лицам, участвующим в деле, так как он имеет самостоятельный юридический интерес в процессе (материальный, общественный), выражает свою волю и наделяется определенными правами *(120). Участие представителей в качестве субъектов третейских процессуальных правоотношений также имеет ряд особенностей. Так, Н.В. Немчинов отмечает, что представительство в третейском суде имеет специфический характер и отличается от представительства в общегражданском и арбитражном процессах по нормативной базе, регулирующей вопросы представительства при рассмотрении дел в третейском суде, кругу лиц, которые могут выступать в качестве представителей, способам оформления полномочий представителя *(121). По его мнению, необходимой предпосылкой для участия в процессе представителя стороны выступает регламент суда. Таким образом, нормы локальных правовых актов наряду с нормами законодательства являются правовым основанием участия представителя в процессе рассмотрения дела третейским судом. Предпосылками его участия является наличие процессуальной правоспособности у представляемого и самого представителя. Кроме того, представительство в третейском суде невозможно без доверенности. Используя выработанное С.А. Халатовым определение доверенности в гражданском процессе, можно дать следующее определение доверенности на представление интересов лица в третейском суде: доверенностью является документ, выдаваемый одним лицом (представляемым) другому (представителю) и закрепляющий полномочия последнего для представительства перед третейским судом.

В целом исследование правового положения субъектов третейских процессуальных правоотношений имеет важное значение для дальнейшего анализа проблем компетенции и подведомственности дел третейским судам.