Portret-Doriana-Greya

Half the charm of the little village where he had been

И главная прелесть жизни в деревне, куда он

в

so often lately was that no one knew who he was.

последнее время так часто ездил, была именно

в том, что там его никто не знал.

He had often told the girl whom he had lured to love

Девушке, которая его полюбила, он говорил, что

him that he was poor, and she had believed him.

он бедняк, и она ему верила.

He had told her once that he was wicked, and she had

Раз

он

ей

сказал,

что в прошлом вел развратную

laughed at him, and answered that wicked people

жизнь,

а

она

засмеялась

и

возразила,

что

were always very old and very ugly.

развратные люди всегда бывают старые и

безобразные.

What a laugh she had!-just like a thrush singing.

Какой У нее смех --

совсем как пение дрозда!

And how pretty she had been in her cotton dresses

И как она прелестна в своем ситцевом

платьице и

and her large hats!

широкополой шляпе!

She knew nothing, but she had everything that he had

Она, простая, невежественная девушка, обладает

lost.

всем тем, что он утратил.

When he reached home, he found his servant waiting

Придя домой, Дориан отослал спать лакея,

up for him. He sent him to bed, and threw himself

который пе ложился,

дожидаясь

его.

Потом

down on the sofa in the library, and began to think

вошел в библиотеку и лег

на диван. Он думал

over some of the things that Lord Henry had said to

о том, что ему сегодня говорил лорд Генри.

him.

Was it really true that one could never change?

Неужели правда, что человек

при

всем

желании

не может измениться?

He felt a wild longing for the unstained purity of his

Дориан испытывал в эти минуты страстную тоску

boyhood-his rose-white boyhood, as Lord Henry had

по

незапятнанной

чистоте

своей

юности,

once called it.

"белорозовой юности", как назвал ее однажды

лорд Генри.

He knew that he had tarnished himself, filled his mind

Он сознавал, что загрязнил ее,

растлил свою

with corruption, and given horror to his fancy; that he

душу, дал отвратительную пищу воображению,

had been an evil influence to others, and had

что его влияние было гибельно для других, и

это

experienced a terrible joy in being so; and that, of the

доставляло ему

жестокое

удовольствие.

Из

lives that had crossed his own, it had been the fairest

всех жизней,

скрестившихся с его собственной,

and the most full of promise that he had brought to

его жизнь

была самая чистая и так много обещала

shame.

-- а он запятнал ее.

But was it all irretrievable?

Но неужели все это непоправимо?

Was there no hope for him?

Неужели для него нет надежды?

Ah! in what a monstrous moment of pride and

О,

зачем

в

роковую минуту

гордыни

и

passion he had prayed that the portrait should bear the

возмущения он молил небеса, чтобы

портрет нес

burden of his days, and he keep the unsullied

бремя его дней, а сам он сохранил

splendour of eternal youth!

неприкосновенным

весь

блеск

вечной

молодости!

All his failure had been due to that.

В ту минуту он погубил свою жизнь.

Better for him that each sin of his life had brought its

Лучше было бы, если бы

всякое прегрешение

sure, swift penalty along with it.

влекло за собой верное и скорое

наказание.

There was purification in punishment.

В каре

--

очищение.

Not "Forgive us our sins," but "Smite us for our

Не

"Прости нам грехи наши", а

"Покарай нас за

iniquities" should be the prayer of a man to a most

беззакония наши"вот

какой должна быть молитва

just God.

человека справедливейшему богу.

The curiously carved mirror that Lord Henry had

На столе стояло зеркало, подаренное

Дориану

given to him, so many years ago now, was standing

много лет назад лордом Генри, и белорукие

on the table, and the white-limbed Cupids laughed

купидоны

попрежнему

резвились

на его раме,

round it as of old.

покрытой искусной резьбой.

He took it up, as he had done on that night of horror,

Дориан взял его в руки, -- совсем как в ту

when he had first noted the change in the fatal

страшную ночь, когда он впервые заметил

picture, and with wild, tear-dimmed eyes looked into

перемену в роковом портрете, -- и устремил на его

its polished shield.

блестящую

поверхность

блуждающий

взор,

затуманенный слезами.

Once, some one who had terribly loved him had

Однажды ктото, до безумия любивший его,

written to him a mad letter, ending with these

написал ему письмо, кончавшееся такими

idolatrous words:

словами:

"The world is changed because you are made of ivory

"Мир стал иным, потому что в него пришли вы,

and gold.

созданный из слоновой кости и золота.

The curves of your lips rewrite history."

Изгиб ваших губ переделает заново историю

мира".

The phrases came back to his memory, and he

Эти

идолопоклоннические

слова

вспомнились

repeated them over and over to himself.

сейчас Дориану, и он много раз повторил их

про себя.

Then he loathed his own beauty, and, flinging the

Но в следующую минуту ему стала противна

mirror on the floor, crushed it into silver splinters

собственная красота, и, швырнув зеркало на пол,

beneath his heel.

он раздавил

его

каблуком

на

серебряные

осколки.

It was his beauty that had ruined him, his beauty and

Эта

красота

его

погубила,

красота

и

вечная

the youth that he had prayed for.

молодость, которую он себе вымолил!

But for those two things, his life might have been free

Если бы пе они, его жизнь была бы чиста.

from stain.

His beauty had been to him but a mask, his youth but

Красота оказалась только маской, молодость --

a mockery.

насмешкой.

What was youth at best?

Что такое молодость в лучшем случае?

A green, an unripe time, a time of shallow moods and

Время

незрелости,

наивности,

время

sickly thoughts.

поверхностных

впечатлений

и

нездоровых

помыслов.

Why had he worn its livery?

Зачем ему было носить ее наряд?

Youth had spoiled him.

Да, молодость его погубила.

It was better not to think of the past.

Лучше не думать о прошлом.

Nothing could alter that.

Ведь ничего теперь не изменишь.

It was of himself, and of his own future, that he had to

Надо

подумать о будущем.

think.

James Vane was hidden in a nameless grave in Selby

Джеймс Вэйн лежит в

безымянной могиле

па

churchyard.

кладбище в Селби.

Alan Campbell had shot himself one night in his

Алан

Кэмпбел

застрелился

ночью

в

laboratory, but had not revealed the secret that he had

лаборатории

и

не

выдал

тайны,

которую

ему

been forced to know.

против воли пришлось узнать.

The excitement, such as it was, over Basil Hallward's

Толки

об

исчезновении

Бэзила Холлуорда

disappearance would soon pass away.

скоро

прекратятся,

волнение уляжется -- оно

уже идет на убыль.

It was already waning. He was perfectly safe there.

Значит, никакая опасность ему больше не грозит.

Nor, indeed, was it the death of Basil Hallward that

И вовсе не смерть Бэзила Холлуорда мучила и

weighed most upon his mind. It was the living death

угнетала Дориана, а смерть его собственной

of his own soul that troubled him.

души, мертвой души в живом теле.

Basil had painted the portrait that had marred his life.

Бэзил написал портрет, который испортил ему

He could not forgive him that.

жизнь, -- и Дориан не мог простить ему этого.

It was the portrait that had done everything.

Ведь всему виной портрет!

Basil had said things to him that were unbearable, and

Кроме того,

Бэзил наговорил ему недопустимых

that he had yet borne with patience.

вещейи он стерпел это...

The murder had been simply the madness of a

А убийство?

Убийство он

совершил в минуту

moment.

безумия.

As for Alan Campbell, his suicide had been his own

Алан Кэмпбел? Что из того, что Алан покончил с

act.

собой?

He had chosen to do it.

Это его личное дело, такова была его воля.

It was nothing to him.

При чем же здесь он, Дориан?

A new life!

Новая жизнь!

That was what he wanted. That was what he was

Жизнь, начатая сначала, -- вот чего хотел Дориан,

waiting for.

вот к

чему стремился.

Surely he had begun it already.

И уверял себя, что она уже началась.

He had spared one innocent thing, at any rate.

Во всяком случае, он пощадил невинную

девушку.

He would never again tempt innocence.

И никогда больше не будет соблазнять невинных.

He would be good.

Он будет жить честно.

As he thought of Hetty Merton, he began to wonder if

Вспомнив о Гетти Мертон, он подумал:

а

the portrait in the locked room had changed.

пожалуй, портрет в запертой комнате уже

изменился к лучшему?

Surely it was not still so horrible as it had been?

Да, да, наверное, он уже не так страшен, как был.

Perhaps if his life became pure, he would be able to

И если жизнь его, Дориана, станет чистой, то,

expel every sign of evil passion from the face.

быть

может,

всякий

след

пороков и страстей

изгладится с лица портрета?

Perhaps the signs of evil had already gone away.

А вдруг эти следы уже и сейчас исчезли?

He would go and look.

Надо пойти взглянуть.

He took the lamp from the table and crept upstairs.

Он взял со стола лампу и тихопько пошел наверх.

As he unbarred the door a smile of joy flitted across

Когда

он отпирал дверь,

радостная улыбка

his strangely young-looking face and lingered for a

пробежала по его удивительно молодому лицу

и

moment about his lips.

осталась на

губах.

Yes, he would be good, and the hideous thing that he

Да,

он

станет

другим

человеком,

и этот

had hidden away would no longer be a terror to him.

мерзкий

портрет,

который

приходится

теперь

прятать от всех, не будет больше держать его в

страхе.

He felt as if the load had been lifted from him

Он

чувствовал, что

с

души наконец

свалилась

already.

страшная тяжесть.

He went in quietly, locking the door behind him, as

Он

вошел,

тихо

ступая,

запер за собой дверь,

was his custom, and dragged the purple hanging from

как всегда, и сорвал с

портрета пурпурное

the portrait.

покрывало.

A cry of pain and indignation broke from him.

Крик возмущения и боли вырвался у него.

He could see no change, save that in the eyes there

Никакой

перемены!

Только в

выражении глаз

was a look of cunning, and in the mouth the curved

было теперь что-то хитрое, да губы

кривила

wrinkle of the hypocrite.

лицемерная усмешка.

The thing was still loathsome-more loathsome, if

Человек на портрете был все так же отвратителен,

possible, than before-and the scarlet dew that spotted

отвратительнее прежнего, и красная влага на его

the hand seemed brighter, and more like blood newly

руке казалась еще ярче, еще более была похожа

spilt.

па свежепролитую кровь.

Then he trembled.

Дориан задрожал.

Had it been merely vanity that had made him do his

Значит, только пустое тщеславие побудило его

one good deed?

совершить

единственное

в его жизни

доброе

дело?

Or the desire for a new sensation, as Lord Henry had

Или

жажда

новых

ощущений,

как

с

hinted, with his mocking laugh?

ироническим смехом намекнул лорд Генри?

Or that passion to act a part that sometimes makes us

Или

стремление

порисоваться,

которое

иногда

do things finer than we are ourselves?

толкает нас на поступки благороднее пас самих?

Or, perhaps, all these?

Или все это вместе?

And why was the red stain larger than it had been?

А почему кровавое пятно стало больше?

It seemed to have crept like a horrible disease over

Оно

расползлось

по

морщинистым

пальцам,

the wrinkled fingers.

распространялось

подобно

какой-то

страшной

болезни...

There was blood on the painted feet, as though the

Кровь была и на ногах портрета -- не капала

ли

thing had dripped-blood even on the hand that had not

она

с руки?

Она

была и

на другой

руке, той,

held the knife.

которая не держала ножа, убившего Бэзила.

Confess? Did it mean that he was to confess?

Что же делать? Значит, ему следует сознаться

в

убийстве? Сознаться?

To give himself up, and be put to death?

Отдаться в руки полиции, пойти на смерть?

He laughed.

Дориан рассмеялся.

He felt that the idea was monstrous.

Какая дикая мысль!

Besides, even if he did confess, who would believe

Да если он и сознается, кто ему поверит?

him?

There was no trace of the murdered man anywhere.

Нигде не осталось следов,

все

вещи

убитого

Everything belonging to him had been destroyed. He

уничтожены, -- он, Дориан, собственноручно

himself had burned what had been below-stairs.

сжег все, что оставалось внизу, в библиотеке.

The world would simply say that he was mad.

Люди решат, что он сошел с ума.

They would shut him up if he persisted in his story....

И, если он будет упорно обвинять себя, его запрут

в сумасшедший дом...

Yet it was his duty to confess, to suffer public shame,

Но ведь долг велит сознаться,

покаяться перед

and to make public atonement.

всеми,

поыести

публичное

наказание,

публичный позор.

There was a God who called upon men to tell their

Есть бог, и он требует, чтобы

человек

sins to earth as well as to heaven.

исповедовался в грехах своих

перед

небом

и

землей.

Nothing that he could do would cleanse him till he

И

ничто

не очистит

его, Дориана, пока он не

had told his own sin.

сознается в своем преступлении...

His sin?

Преступлении?

He shrugged his shoulders.

Он пожал плечами.

The death of Basil Hallward seemed very little to

Смерть Бэзила Холлуорда утратила в

его

him.

глазах всякое значение.

He was thinking of Hetty Merton.

Он думал о Гетти Мертон.

For it was an unjust mirror, this mirror of his soul that

Нет, этот портрет, это

зеркало его души, лжет!

he was looking at.

Vanity?

Самолюбование?

Curiosity?

Любопытство?

Hypocrisy?

Лицемерие?

Had there been nothing more in his renunciation than

Неужели

ничего, кроме этих чувств, не было в

that?

его самоотречении?

There had been something more.

Неправда, было нечто большее!

At least he thought so.

По крайней мере, так ему казалось.

But who could tell?...

Но кто знает?..

No. There had been nothing more.

Нет, ничего другого не было.

Through vanity he had spared her.

Он пощадил Гетти только из тщеславия.

In hypocrisy he had worn the mask of goodness.

В своем лицемерии надел маску добродетели.

For curiosity's sake he had tried the denial of self.

Из

любопытства

попробовал

поступить

самоотверженно.

He recognised that now.

Сейчас он это ясно понимал.

But this murder-was it to dog him all his life?

А это убийство? Что же, оно так и будет

его

преследовать всю жизнь?

Was he always to be burdened by his past?

Неужели

прошлое

будет вечно тяготеть

над

ним?

Was he really to confess?

Может, в самом деле сознаться?..

Never.

Нет, ни за что!

There was only one bit of evidence left against him.

Против него есть только однаединственная

--

и

The picture itself-that was evidence.

то слабая -- улика: портрет.

He would destroy it.

Так надо уничтожить его!

Why had he kept it so long?

И зачем было так долго его хранить?

Once it had given him pleasure to watch it changing

Прежде ему нравилось наблюдать, как портрет

and growing old. Of late he had felt no such pleasure.

вместо него

старится и дурнеет,

но

в

последнее

время он и этого удовольствия не испытывает.

It had kept him awake at night.

Портрет не дает ему спокойно спать по ночам.

When he had been away, he had been filled with

И, уезжая из Лондона, он все время

боится,

как

terror lest other eyes should look upon it.

бы в его отсутствие чужой глаз не подсмотрел

его тайну.

It had brought melancholy across his passions. Its

Мысль о портрете отравила ему не одну минуту

mere memory had marred many moments of joy.

радости, омрачила меланхолией даже его страсти.

It had been like conscience to him.

Портрет этот -- как бы его

совесть.

Yes, it had been conscience.

Да, совесть.

He would destroy it.

И надо его уничтожить.

He looked round, and saw the knife that had stabbed

Дориан осмотрелся и увидел нож, которым он

Basil Hallward.

убил Бэзила Холлуорда.

He had cleaned it many times, till there was no stain

Он не

раз

чистил

этот

нож,

и

на нем

не

left upon it. It was bright, and glistened.

осталось ни пятнышка, он так и сверкал.

As it had killed the painter, so it would kill the

Этот нож убил художника -- так пусть же он

painter's work, and all that that meant.

сейчас убьет и его творение, и все, что с ним

связано.

It would kill the past, and when that was dead he

Он убьет прошлое, и, когда прошлое умрет,

would be free.

Дориан Грей будет свободен!

It would kill this monstrous soul-life, and, without its

Он покончит со сверхъестественной жизнью

hideous warnings, he would be at peace.

души

в

портрете,

и

когда

прекратятся

эти

зловещие предостережения, он вновь обретет

покой.

He seized the thing, and stabbed the picture with it.

Дориан схватил нож и вонзил его в портрет.

There was a cry heard, and a crash.

Раздался громкий

крик

и

стук

от

падения

чего-то тяжелого.

The cry was so horrible in its agony that the

Этот крик

смертной муки был так ужасен, что

frightened servants woke, and crept out of their

проснувшиеся

слуги

в

испуге

выбежали

из

rooms.

своих комнат.

Two gentlemen, who were passing in the Square

А два

джентльмена,

проходившие на площади,

below, stopped, and looked up at the great house.

остановились

и посмотрели

на

верхние окна

большого дома, откуда донесся крик.

They walked on till they met a policeman, and

Потом

пошли

искать

полисмена

и,

встретив

brought him back.

его, привели к дому.

The man rang the bell several times, but there was no

Полисмен несколько раз

позвонил, но на звонок

answer.

никто не вышел.

Except for a light in one of the top windows, the

Во всем доме

было

темно,

светилось

только

house was all dark.

одно окно наверху.

After a time, he went away and stood in an adjoining

Подождав немного полисмен отошел от двери и

portico and watched.

занял

наблюдательный

пост

на

соседнем

крыльце.

"Whose house is that, constable?" asked the elder of

-- Чей это дом, констебль? -- спросил старший из

the two gentlemen.

двух джентльменов.

"Mr. Dorian Gray's, sir," answered the policeman.

-- Мистера Дориана Грея, сэр, -- ответил

полицейский.

They looked at each other, as they walked away and

Джентльмены

переглянулись,

презрительно

sneered.

усмехаясь, и пошли дальше.

One of them was Sir Henry Ashton's uncle.

Один из них был дядя сэра Генри Эштона.

Inside, in the servants' part of the house, the half-clad

А в доме, на той

половине,

где

спала

прислуга,

domestics were talking in low whispers to each other.

тревожно шептались полуодетые люди.

Old Mrs. Leaf was crying and wringing her hands.

Старая миссис Лиф плакала и ломала руки.

Francis was as pale as death.

Фрэнсис был бледен как смерть.

After about a quarter of an hour, he got the coachman

Прождав

минут

пятнадцать,

он позвал кучера и

and one of the footmen and crept upstairs.

одного из лакеев, и они

втроем на

цыпочках

пошли наверх.

They knocked, but there was no reply.

Постучали, но никто не откликнулся.

They called out.

Они стали громко звать Дориана.

Everything was still.

Но все было безмолвно наверху.

Finally, after vainly trying to force the door, they got

Наконец,

после

тщетных

попыток

взломать

on the roof, and dropped down on to the balcony.

дверь, они полезли на крышу и спустились оттуда

на балкон.

The windows yielded easily; their bolts were old.

Окна легко поддались, -- задвижки были старые.

When they entered they found, hanging upon the

Войдя в комнату, они увидели на стене

wall, a splendid portrait of their master as they had

великолепный

портрет

своего

хозяина во всем

last seen him, in all the wonder of his exquisite youth

блеске его дивной молодости и красоты.

and beauty.

Lying on the floor was a dead man, in evening dress,

А на полу с

ножом

в груди лежал мертвый

with a knife in his heart.

человек во фраке.

He was withered, wrinkled, and loathsome of visage.

Лицо у него было морщинистое, увядшее,

отталкивающее.

It was not till they had examined the rings that they

И только по кольцам на руках слуги узнали, кто

recognised who it was. the end

это.