Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Скачиваний:
36
Добавлен:
26.01.2024
Размер:
3.64 Mб
Скачать

1.4. Основная классификация соглашений

о выборе применимого права

1.4.1. Различные формы выражения соглашения

сторон о выборе применимого права

Широкое признание описанных выше преимуществ принципа автономии воли перед объективными коллизионными привязками, а также активное использование различными авторами аргумента о подразумеваемом намерении сторон в качестве основного критерия для нахождения наиболее оптимального решения коллизионной проблемы привело к тому, что в первой половине XX в. большое распространение получила теория, в соответствии с которой договорный статут всегда можно определить на основе различных форм проявления принципа автономии воли. О. Ландо метко охарактеризовал данную теорию как субъективную монистическую теорию (subjective monist theory) исходя из того, что ее приверженцы считают возможным в сфере договорных обязательств оперировать только институтом автономии воли без обращения к объективным коллизионным привязкам <276>. Э. Рабель называет ее "всеобъемлющей теорией намерений" (all-inclusive intention theory) <277>.

--------------------------------

<276> Lando O. Contracts / International Encyclopedia of Comparative Law. P. 85. По классификации О. Ландо другой разновидностью монистических теорий является рассмотренная выше теория Батифоля (объективная монистическая теория), которая является прямой противоположностью рассматриваемой теории, поскольку исходит из того, что в основе определения договорного статута всегда лежит изучение объективных географических связей контракта с различными правопорядками.

<277> Rabel E. The Conflict of Laws: a Comparative Study. 2nd ed. / Prep. U. Drobnig. Vol. 2. Foreign Corporations: Torts: Contracts in general. P. 367.

В законченном виде данная теория сложилась в английской судебной практике и стала известна как теория об определении "надлежащего права" (proper law). Уже в двух решениях, вынесенных в 1865 г., английские суды сделали акцент на то, что применительно к договорным обязательствам следует определять, какому праву стороны намеревались подчинить свой контракт либо в отношении какого правопорядка будет справедливым презюмировать, что стороны ему добровольно подчинились <278>. К середине XX в. в английской судебной практике и доктрине были окончательно определены контуры новой теории, согласно которой договорный статут следовало определять путем последовательной проверки наличия одной из трех возможных форм проявления воли сторон <279>:

--------------------------------

<278> Речь идет об английских делах Peninsular and Oriental Steam Navigation Co v. Shand ((1865) 3 Moo.P.C. (N.S.) 272, 291, 16 E.R. 103, 110) и Lloyd v. Guibert ((1865) L.R. 1 Q.B. 115). Подробнее см.: Lando O. Contracts / International Encyclopedia of Comparative Law. P. 14 - 15, 59; Lando O. The Conflict of Laws of Contracts. General Principles. P. 331.

<279> См. описание трехступенчатого теста в английской судебной практике, предшествовавшей присоединению Великобритании к Римской конвенции, в следующих работах: Dicey, Morris and Collins on the Conflict of Laws. P. 1539 - 1540; Chitty on Contracts. 30th ed. Vol. I. General Principles / Ed. H. Beale. 2008. P. 1969 - 1970 (Part 10. Conflict of Laws written by C. Morse).

- прямо выраженное соглашение сторон о выборе применимого права (express choice) - в данном случае стороны прямо фиксируют договоренность о применении определенного права;

- подразумеваемое (косвенное) соглашение сторон о выборе применимого права (tacit choice, implied choice, implicit choice) <280> - речь идет о ситуации, когда прямо выраженное соглашение отсутствует, однако из условий договора или совокупности обстоятельств дела можно сделать вывод о том, что стороны желали применения определенного права. Весьма лаконичное определение подразумеваемому соглашению о выборе права дал английский юрист А. Даймонд: "...очевидно, что стороны имели в виду вопрос о праве, применимом к их договору, и сделали осознанное решение, хотя и не записали его в форме прямо выраженного условия" <281>;

--------------------------------

<280> В русскоязычных изданиях одинаково часто используются термины "подразумеваемый выбор" (см., например: Тригубович Н.В. Указ. соч. С. 97; Вольф М. Международное частное право / Пер. с англ. Под ред. Л.А. Лунца. М., 1948. С. 456) и "косвенный выбор" (см., например: Испаева Г.Б. Договор в международном частном праве: коллизионные проблемы: Автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. Астана, 2010. С. 12; Малкин О.Ю. Указ. соч. С. 39 - 44). Зачастую используются оба термина в качестве синонимов (см., например: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части третьей (постатейный) / Под ред. Н.И. Марышевой, К.Б. Ярошенко. С. 478 (автор комментария к ст. 1210 ГК РФ - А.С. Комаров). В настоящей работе будет преимущественно использоваться термин "подразумеваемое соглашение о выборе права".

<281> Diamond A. Harmonization of Private International Law Relating to Contractual Obligations // Recueil des Cours / Collected Courses of the Hague Academy of International Law. Vol. 199. 1986-IV. P. 256.

- гипотетическое (презюмируемое) соглашение сторон о выборе применимого права (hypothetical choice, inferred choice) - в данном случае отсутствуют свидетельства того, что стороны в реальности желали применения определенного права, однако суд полагает, что если бы стороны поставили перед собой этот вопрос, то, действуя разумно и добросовестно, они пришли бы к выводу о предпочтительности того или иного права. Классическое определение гипотетического соглашения сторон о выборе права было дано английским Тайным советом в решении 1937 г.: "Стороны могут в условиях своего соглашения указать, какому праву они намерены подчинить договор, и в этом случае их намерение, скорее всего, будет реализовано судом. Но в большинстве случаев стороны так не делают. Тогда суд должен презюмировать намерение или определить за стороны, какое право является надлежащим; таким правом является право, которым сторонам, будучи справедливыми и разумными лицами, следовало руководствоваться или которым они руководствовались бы, если бы они задумались над данным вопросом в момент заключения договора" <282>.

--------------------------------

<282> Цит. по: Struycken A. Op. cit. P. 362.

В описанной теории подразумеваемое и гипотетическое соглашения сторон о выборе права рассматриваются в качестве логического продолжения прямо выраженной воли сторон на применение определенного права. Не случайно О. Ландо характеризует их как "естественный коррелят автономии воли в международном частном праве" (natural correlative of autonomy in the conflict of laws) <283>.

--------------------------------

<283> Lando O. The Conflict of Laws of Contracts. General Principles. P. 373.

Использование конструкции гипотетических соглашений о выборе права также получило широкое распространение в середине XX в. и в других западноевропейских странах - в частности, в Германии и в Швейцарии. В германской литературе наиболее последовательным сторонником субъективной монистической теории выступал Фр. Гамилльшег, который считал, что договор, будучи идеальной юридической категорией, не имеет объективной географической локализации, а потому в центре внимания всегда должна находиться оценка намерений и интересов сторон договора <284>. Конструкции подразумеваемого и гипотетического соглашений сторон активно использовались и в немецкой судебной практике. Основное отличие от английской практики при этом заключалось в том, что немецкие суды презюмировали наличие гипотетического выбора только в том случае, когда договор демонстрировал особенно тесную связь с одним правопорядком; в случае же относительно равномерного распределения географических связей между несколькими странами германские суды склонялись к применению права места исполнения обязательства <285>.

--------------------------------

<284> Gamillscheg F. Rechtswahl, Schwerpunkt und Parteiwille im internationalen Vertragsrecht // Archiv die zivilistische Praxis. 1958. Heft 157. S. 318.

<285> Hoffmann B. von. Assessment of the E.E.C. Convention from a German Point of View // Contract Conflicts. The E.E.C. Convention on the Law Applicable to Contractual Obligations: a Comparative Study / Ed. P. North. Amsterdam, 1982. P. 226; Lando O. The Conflict of Laws of Contracts. General Principles. P. 339.

Судебная практика Верховного суда Швейцарии была в значительной степени сходна с германскими подходами. Важная особенность Швейцарии заключалась в том, что вплоть до 1952 г. суды в этой стране придерживались точки зрения о необходимости особой жесткой коллизионной привязки для вопросов наличия и действительности договора: эти вопросы императивно подчинялись праву места заключения договора <286>. П. Най отмечает, что конструкция гипотетического соглашения сторон о выборе права использовалась французскими судами вплоть до вступления в силу Римской конвенции, которое состоялось в 1991 г. <287>.

--------------------------------

<286> Lando O. Contracts // International Encyclopedia of Comparative Law. P. 66.

<287> Nygh P. Autonomy in International Contracts. P. 105.

Популярность субъективной монистической теории и свойственной ей конструкции гипотетического соглашения сторон о выборе применимого права можно объяснить тем, что данная теория помогла европейской коллизионной доктрине освободиться от тесных рамок жестких коллизионных решений, сформировавшихся еще в средневековый период (наибольшее распространение тогда получило применение права места заключения договора или места исполнения возникающих из него обязательств) <288>. Однако скоро стало очевидным, что фикция наличия намерения сторон договора в части применения определенного права лишает решение коллизионной проблемы какой-либо предсказуемости и определенности, которые столь важны для сферы договорных обязательств и стали одной из главных причин широкого распространения в международном частном праве института автономии воли. Английский автор приводит показательный пример того, как совершенно однотипные дела с помощью конструкции гипотетического соглашения сторон были в одно и то же время разрешены английским и американским судами прямо противоположным образом <289>. В обоих случаях речь шла о договоре перевозки груза из США в Англию. Договор заключался на территории США и осуществлялся на английском судне. Условия договора предусматривали ограничение ответственности перевозчика, которое было недействительным по американскому общему праву, однако соответствовало английскому праву. Английский суд пришел к выводу о том, что в намерения сторон входило применение английского права, а американский суд констатировал применимость права одного из американских штатов.

--------------------------------

<288> О. Ландо пишет в связи с этим о том, что "данный стандарт предоставил судам свободу от тирании жестких подходов" (Lando O. The Conflict of Laws of Contracts. General Principles. P. 330).

<289> Английское дело In Re Missouri S.S. Co ((1889) L.R. 42, Ch.D. 321) и американское дело Liverpool and Great Western Steam Co v. Phoenix Insurance Co (129 U.S. 397 (1889)). Подробнее см.: Morse C. Comparative Study of the Rules of Conflicts of Laws in the Field of Contracts // The Influence of the European Communities upon Private International Law of the Member States / Ed. Fr. Rigaux. Bruxelles, 1981. P. 171 - 172.

В действительности, суд, рассуждая о гипотетическом (то есть фиктивном, отсутствующем в реальности) соглашении сторон, неизбежно переходит от анализа намерений конкретных сторон договора к установлению того, какое решение коллизионной проблемы было бы наиболее справедливым и оптимальным с точки зрения усредненного разумного лица. При этом в отсутствие каких-либо индикаторов применимого права в условиях договора суд переходит к анализу и взвешиванию объективных географических связей договора с различными странами (обращает внимание на место нахождения сторон договора, место заключения договора и исполнения возникающих из него обязательств, валюту долга и валюту платежа, язык договора и т.п. факторы). В конечном итоге становится очевидным, что конструкция гипотетического соглашения сторон о выборе права не имеет практических отличий от подхода, в соответствии с которым суд должен с объективной точки зрения определить право, с которым договор имеет наиболее тесную связь.

Тогда монистическая теория неизбежно распадается, поскольку на завершающем этапе определения договорного статута на первый план выходят объективные связи договора с различными правопорядками. Как отмечается в ведущем английском издании по международному частному праву, во всех западноевропейских странах (как в Великобритании, так и на континенте) на протяжении XX в. происходит замена конструкции гипотетической воли объективным тестом наличия наиболее тесной связи <290>. Аналогичные выводы можно сделать в отношении американского коллизионного права исходя из анализа официального комментария к § 187 Второго Свода конфликтного права: признавая первые две формы соглашений о выборе применимого права (прямо выраженные и подразумеваемые соглашения), составители документа недвусмысленно отвергают возможность гипотетического выбора применимого права <291>.

--------------------------------

<290> Dicey, Morris and Collins on the Conflict of Laws. P. 1581.

<291> "Недостаточно продемонстрировать, что стороны, если бы они задумались над данным вопросом, пожелали бы применения права определенной страны" (Restatement (Second) of Conflict of Laws with Revisions. Vol. 1. § 1-221. American Law Institute Publishers. 1971. P. 561 - 562).

В судебной практике и доктрине происходит изменение общей концепции определения договорного статута, означающее переход от монистической к дуалистической теории. Дуалистическая теория предполагает разграничение сфер применения института автономии воли и объективных коллизионных привязок. Воля сторон договора на применение определенного права (субъективная часть теории) имеет приоритет, однако в отсутствие такой реальной (а не фиктивной) воли договорный статут должен определяться на основании объективных коллизионных норм, а не фиктивных конструкций гипотетической воли сторон (объективная часть теории).

В окончательном виде современная концепция сложилась в западноевропейских странах после вступления в силу в 1991 г. Римской конвенции. Разработчики данной Конвенции, сохранив в ст. 3 первые два этапа из субъективной теории (определение договорного статута в соответствии с прямо выраженным или подразумеваемым соглашением сторон), недвусмысленным образом отвергли третий этап, заменив его в ст. 4 объективными коллизионными нормами <292>. Данная концепция является на сегодняшний день преобладающей в большинстве стран мира.

--------------------------------

<292> В официальном отчете к Римской конвенции М. Джулиано и П. Лагард прямо указывают на то, что ст. 3 "не разрешает суду делать вывод о применимом праве, которое стороны могли бы выбрать, если у сторон не было явного намерения на осуществление такого выбора" (no clear intention of making a choice) - п. 3 комментария к ст. 3 Римской конвенции.