cTwIscGaDi

Теперь же мы должны вновь обратиться к анализу Хабермаса путей достижения взаимопонимания между личностями в коммуникативных действиях. Это объясняется универсальностью подобного рода анализа: на всех уровнях разумного обсуждения, вплоть до уровня «экспертной аргументации», личности стремятся к согласию друг с другом путём рациональной оценки того, имеют ли их высказывания интерсубъективную зна-

чимость. Таким образом, предстоящий подраздел занимает одно из центральных мест в монографии в целом.

б) От «иллокутивных связывающих сил» –

ккоммуникативному согласию: пути достижения взаимопонимания

впроцессе языковой коммуникации

Влюбом языковом акте говорящего содержится предложение о совершении совместных действий со слушателем, которое выражается говорящим при помощи перформативного глагола. Говорящий как бы вызывает у слушателя определённые ожидания своего (то есть говорящего) собственного поведения в тех условиях, о которых повествует пропозициональный элемент языкового действия, и тем самым он инициирует определённую ответную реакцию. Каким же образом перформативный элемент в языковом акте приобретает связующую силу без того, чтобы быть непосредственно соединённым с социально значимой нормой (как в случае институционально закреплённых языковых действий) или с потенциалом санкций (как в случае императивных предложений, смотрите ниже)?

Согласно основным положениям теории значений – одного из направлений в аналитической философии, которое было заложено работой Карла Бюлера «Теория языка» (1934) – понимание высказывания говорящего слушателем возможно на базе знания последним условий, в которых языковой акт приемлем. С позиции говорящего эти условия идентичны с условиями его иллокутивного успеха, с позиции слушателя – с условиями,

вкоторых он мог бы занять положительную позицию по отношению к притязаниям на значимость высказывания своего партнёра. Как отмечалось, Хабермас концентрирует своё внимание на социально-философской проблематике – то есть на том, каким образом язык позволяет участникам

разговора скоординировать свои действия и тем самым создать элементарную «клеточку» общественного строя1. В таком случае главная задача анализа состоит для него в следующем: доказать, что сама коммуникативная роль говорящего несёт в себе некий потенциал внутреннего, ненасильст-

1 Вспомним, что и молодые Маркс и Энгельс в «Немецкой идеологии» также во многих местах употребляли не понятие «производственные отношения», а значительно более универсальное понятие «формы общения».

100

венного воздействия на слушателя, что и побуждает последнего рациональным образом принять предложение говорящего о сотрудничестве1.

Мы будем вместе с Ю. Хабермасом постепенно подходить к раскрытию смысла коммуникативной роли говорящего. Начнём с императива:

(I) Я хочу, чтобы ты прекратил курение.

Императив содержит в своём пропозициональном содержании («…, чтобы ты прекратил курение») какое-то требование без ссылки на обосновывающую его норму. Императив напрямую предписывает слушателю осуществить желаемое для говорящего действие. Однако, поскольку он формулируется в медиуме языка, он должен быть перефразирован слушателем таким образом, чтобы для него стал очевиден иллокутивный смысл высказывания:

(I') Он дал мне понять, что я должен прекратить курение.

В таком случае такая реакция слушателя, в которой выразилось бы согласие с содержанием императива, как в предложении:

(I'') Да, я согласен осуществить требуемое –

возможна лишь на базе знания слушателем условий выполнимости императива, то есть знания о своих обязанностях в качестве партнёра по интеракции после того, как согласие действительно будет достигнуто. Другими словами, слушатель должен знать то, что же он должен сделать, чтобы осуществить желаемое говорящим. Такие результаты даёт анализ того, каким образом слушатель приходит к пониманию смысла императива.

Однако если мы возьмём для анализа уровень взаимных отношений говорящего и слушателя, то мы в данном случае увидим следующее. Для того, чтобы слушатель воспринял императив, недостаточно, чтобы он знал бы условия выполнимости этого высказывания. От слушателя требуется ещё и знание условий согласия, знание, в котором содержатся обязанности для обеих сторон-участников коммуникации. (В частности, слушатель должен предполагать, что говорящий знает, почему он ожидает, что его воля не встретит открытого сопротивления у него как у адресата высказывания; точно в такие же саморефлексивные отношения вступает и сам говорящий, возвращаясь к самому себе из опосредования с другим я – со

слушателем.)

В случае с императивом очевидно, что говорящий вместо того, чтобы привести слушателю разумные основания для пропозиционального содержания высказывания («…чтобы ты прекратил курение»), поднимает притязание на власть. Следовательно, обоснования здесь связаны не с иллокутивным смыслом языкового действия, а с внешним потенциалом санкций, который будет актуализирован в случае несогласия слушателя.

1 Habermas J. Theorie des kommunikativen Handelns. – Bd. 1. – S. 397 – 401.

101

Очевидно, что в данном случае перед нами классический пример условного соглашения (Übereinstimmung) между противостоящими друг другу эгоистическими интересами.

Из анализа императива можно сделать вывод о том, что достижение подлинного консенсуса между говорящим и слушателем возможно на базе знания каждым из них условий, при которых адресат высказывания может осуществить скоординированные с говорящим действия, а также условий, при которых инициатор коммуникативного акта смо-

жет привести убеждающие слушателя обоснования1.

Обратимся теперь к предписаниям, имеющим нормативный автори-

тет:

(II) Я даю вам распоряжение прекратить курение.

Они предполагают признанные нормы (например, технику безопасности при полётах на самолётах) и институциональные рамки, на которые говорящие могут сослаться по отношению к определённому кругу личностей (правила авиакомпаний для пассажиров). Именно значимость институциональных норм как для говорящего, так и для слушателя является основанием, которое говорящий всегда сумеет привести, чтобы опровергнуть критику слушателя; и точно так же последний может «отвести» притязание на значимость высказывания лишь в форме аргументации по законам практического дискурса. Поскольку институциональные предписания не требуют дополнительного подтверждения санкциями, условия их приемлемости определяются иллокутивным смыслом языковых актов. Говорящий может рациональным образом побудить слушателя к принятию его предложения вступить с ним в интеракцию, если он сможет дать гарантию при необходимости выдвинуть обоснования, которые устояли бы перед критикой слушателя. Указанная гарантия ведёт к координации действий: слушатель убеждается в том, что позиция говорящего выражает интерсубъективное ожидание продолжения действий в значимом для всего сообщества направлении (от того, будет ли полёт протекать безопасно, зависят судьбы и говорящего, и слушателей), и тем самым слушатель преодолевает субъективный произвол свой позиции.

И тем не менее институциональные предписания ещё не позволяют нам понять, каким образом сама речь, безо всякого обращения к дополнительному нормативному содержанию, позволяет говорящему и слушателю объединить планы своих действий. Институциональные предписания как бы «дважды нормированы»: на те универсальные нормы, которые укоренены в самой структуре диалога, «наслаиваются» ещё и правила поведения, имеющие определённую сферу применимости (в рамках данного социального института). Какие же гарантии обоснований говорящий может предложить слушателю в других случаях, например, в этом:

1 Habermas J. Theorie des kommunikativen Handelns. – Bd. 1. – S. 402 – 404.

102

(III) Я рекомендую тебе прекратить курение, потому что оно вредит твоему здоровью?

Допустим, что и говорящий, и слушатель располагают знанием условий, в которых содержание соответствующего высказывания может быть истинным, правильным или правдивым. Предположим также, что соблюдаются все условия, в которых диалог между говорящим и слушателем может протекать беспрепятственно. Наконец, допустим, что индивидуальное психологическое развитие обоих партнёров по разговору в достаточной степени продвинулось в направлении «децентрированного мировоззрения» – даже если все эти три допущения будут подчас противоречить фактам1. Всё равно отсутствует последнее «логическое звено» в наших рассуждениях. И говорящий, и слушатель могут просто выслушать точки зрения друг друга, установить разногласия и разойтись с мыслью о том, что взаимопонимание между людьми невозможно в принципе. Что же побуждает их согласовывать друг с другом свои позиции и трансформировать свои высказывания?

И здесь Хабермас, двигая вперёд свой анализ через дискуссию со своими оппонентами (с Тугендхатом и Думметом), приводит наконец свой главный аргумент. Он состоит в следующем: понимание слушателем любо-

го высказывания говорящего лишь косвенным образом связано со знанием условий значимости этого языкового акта (то есть условий, при которых данное высказывание будет истинным, правильным или правдивым). Напрямую же понимание высказывания определяется знанием слушателя обоснований общезначимости высказывания, обоснований, которые гово-

рящий имеет в своём распоряжении на случай критики слушателя. Иными словами, только постигая всю ту целостность индивидуальной точки зрения по обсуждаемому вопросу, можно понять каждое конкретное высказывание, в котором проявляется целостность (по аналогии с тем, как каждый атом несёт в своих недрах информацию обо всей остальной Вселенной, с точки зрения современной физики)2. Диалог – это не просто некая совокупность «рамочных условий», в которых его участники могут обменяться своими мнениями; в среде речевого диалога (пусть даже «внутреннего диалога») происходит конституирование самих индивидуальных позиций!

Итак, понять утверждение – значит знать аргументы говорящего, которые тот смог бы развернуть в контексте языкового общения со слу-

шателем; принять утверждение – это значит быть согласным с какимито из этих аргументов3. Именно эта комплексность, многоуровневость

1 Ю. Хабермас часто употребляет выражение kontrfaktische Charakter, имея в виду идеальные условия коммуникативного действия.

2 «Всё заключается во всём» (Анаксагор) – знали ещё мыслители античности.

3 Впрочем, анализ Хабермаса требует логического уточнения, на взгляд интерпретатора. Из текста «Теории коммуникативного действия» нельзя сделать однозначный вывод

103

коммуникативного взаимопонимания позволяет слушателю положиться на ту гарантию обоснованности позиции говорящего, благодаря которой возможно объединение индивидуальных планов действий.

В диалоге главное свойство любого высказывания состоит в том, что оно в принципе доступно критике. Именно отсюда могут быть выведены конкретные нормы диалога – прежде всего равноправие партнёров; отсюда следуют также и те условия, в пределах которых не возникает никаких препятствий критически и самокритически ориентированному общению говорящего и слушателя. Достижение взаимопонимания возможно только в результате совместных усилий всех участников диалога: личности последовательно «снимают» все критические возражения по отношению к позициям друг друга, совершая свободные переходы между коммуникативными ролями говорящего и слушателя. Тем самым они всё более глубоко уясняют самим себе свою собственную позицию.

При этом надо отметить, что итоговый консенсус обязательно будет содержать в себе элемент нетождественного, то есть будет носить непо- вторимо-индивидуальный характер для каждого из членов коммуникативного сообщества. Это объясняется тем, что сама процедура диалога вынуждает его участников обобщать все аргументы – и свои, и чужие – в целостную систему. Эту интеграцию каждый участник речевого общения осуществляет, на время отстраняясь от актуального общения и принимая на себя роль нейтрального наблюдателя. В результате согласие может быть установлено сразу на всех трёх своих уровнях – на уровнях когнитивном, морально-практическом и эстетически-экспрессивном. Несколько ниже мы покажем, каким образом различные виды дискурса свободно переходят друг в друга. При этом следует оговориться, что сами коммуникативные роли говорящего, слушателя и нейтрального наблюдателя воспрепятствует смешению описанных уровней обсуждения в сознании участников разговора. Например, если говорящий будет приводить аргументы «не о том», то он уже не сможет исполнять свою роль и превратится в слушателя, которому остальные укажут на ошибки. Коммуникативное действие – это тот медиум, в котором реализуется единство разума в многообразии голосов (позиций)1.

Таково объяснение путей достижения взаимопонимания между личностями в ходе коммуникативных действий. Нам осталось только выявить особенности коммуникации в некоторых «нестандартных» случаях, когда в

о том, должен ли быть слушатель согласным со всеми аргументами говорящего, чтобы воспринять его высказывание, или достаточно согласия хотя бы с одним из них, а может быть, вся аргументация взаимосвязана, разные обоснования поддерживают друг друга, так что речь идёт о том, что говорящий убеждает слушателя всей системой аргументов? С позиции классического философского рационализма, самым предпочтительным является именно последний вариант.

1 Habermas J. Theorie des kommunikativen Handelns. – Bd. 1. – S. 423 – 426.

104

центре обсуждения находятся вопросы правдивости и истинности соответственно.

Конечно, для экспрессивного языкового акта:

(IV) Я признаюсь тебе, что я нахожу твои действия недостойными – согласие слушателя также косвенным образом подразумевает его

знание условий, в которых говорящий может пережить то, что он имеет в виду (то есть пережить стыд за своего партнёра, в данном примере), а напрямую предполагает, что слушатель знает, каким образом говорящий сможет обосновать свою позицию. Однако знание слушателем условий приемлемости экспрессивного языкового акта непосредственно не означает, что последний берёт на себя обязательство присоединиться к последовательности действий, предлагаемой говорящим. Вместо этого слушатель вводится в тот же самый контекст переживаний, в котором пребывает говорящий – иными словами, слушатель начинает сопереживать говорящему. Что же касается знания слушателем условий согласия (то есть знания о том, какие же аргументы может привести говорящий в подтверждение своей позиции), то оно формируется у слушателя не под влиянием логически выстроенной аргументации говорящего, а под впечатлением от самопредставления (Selbstdarstellung) последнего. Это – спонтанное обнаружение говорящим своей подлинной субъективности перед слушателями в связной последовательности действий, выявляющих соответствие того, что говорится, тому, что имеется в виду.

Констативные языковые акты сопряжены ещё с более серьёзными особенностями в том, что касается способов координации планов действий участниками разговора:

(V) Я предсказываю тебе, что лето на Севере в этом году будет тёп-

лым.

Если слушатель располагает знаниями об условиях приемлемости данного высказывания (то есть в данном случае вместе с говорящим считает северное лето тёплым, если среднемесячная температура воздуха выше +15ºС), а также если он ещё и занимает одобрительную позицию по отношению к аргументам говорящего (последний может, например, сослаться на данные многолетних метеорологических наблюдений о том, что холодный май часто сопряжён с тёплой и влажной серединой лета), то он тем самым вместе с говорящим принимает на себя следующее обязательство, значимое для их дальнейших межличностных отношений: и говорящий, и слушатель должны так истолковывать обсуждаемый предмет (в данном случае – северное лето), чтобы не войти в противоречие с другими высказываниями, уже признанными в качестве истинных (например, периодически происходящие похолодания не должны приниматься в расчёт, поскольку без них северное лето невозможно; главным же критерием тёплого

105

лета для них обоих должно быть превышение среднемесячной температуры воздуха в летние месяцы над многолетними значениями)1.

Сделаем промежуточный вывод. Только те языковые действия, с которыми связаны доступные критике притязания на значимость, побуждают слушателя принять предложение говорящего скоординировать с ним планы своих действий под влиянием тех иллокутивных «связывающих сил», что присутствуют в формально-прагматической структуре языка. Если говорящий посредством языкового акта преследует скрытые цели, по отношению к которым слушатель в силу своей неосведомлённости вообще не может занять никакой позиции; или же если говорящий выражает императив, который хотя и может подвергаться вторичной иллокутивной модализации, но, тем не менее, не позволяет слушателю занять по отношению к притязаниям говорящего на власть позицию обоснованную, то потенциал коммуникативного разума в языке остаётся невостребованным.

Уникальные и, надо признать, до сих пор слабо реализованные возможности языка не просто позволяют людям обмениваться информацией о внешнем мире, выражать свои субъективные переживания и совместно обсуждать морально-практические вопросы. Язык – это ещё и тот медиум, в котором присутствуют предпосылки ненарушенной интерсубъективности, то есть предпосылки диалектического разрешения одного из ключевых конфликтов человеческого существования – конфликта между индивидом и родом. Опираясь на материал работы Хабермаса, в данном разделе автор постарался показать, каким образом Я и Ты могут образовать органическое целое, не только не отказываясь от своих собственных позиций, но и совместно обретая универсальную идентичность.

И теперь, завершив рассмотрение коммуникативного разума, так сказать, в «работе», перейдём к его структурным уровням.

1 Habermas J. Theorie des kommunikativen Handelns. – Bd. 1. – S. 402 – 409. Естественно, пример в скобках принадлежит автору монографии.

106

в.) Классификация языковых актов как выражение структуры коммуникативного разума в языке

Для того, чтобы понятие коммуникативного разума приобрело законченный характер, необходимо раскрыть момент различия в его содержании: понятие должно выражать не абстрактную всеобщность, а «конкретное тождество». Иными словами, нам необходимо провести классификацию коммуникативных действий, упорядочив их по типам языковых актов. В основу классификации мы положим установки слушателя по отношению к притязаниям на значимость высказываний говорящего.

Следует принять во внимание важное обстоятельство: любое высказывание содержит в себе сразу три притязания на значимость и лишь в зависимости от темы обсуждения акцентирует одно из них (при этом два других предполагаются неоспоримыми). Эта мысль может быть пояснена на следующем примере.

Студенты на занятии могут отклонить просьбу преподавателя:

(I)Принесите мне, пожалуйста, стакан воды –

сточки зрения истинности:

(I') Нет, ибо ближайший водопровод находится так далеко, что я не доберусь обратно до конца занятия;

с позиции правильности:

(I'') Нет, потому что Вы не можете обращаться со мной как с Вашим лаборантом;

и под аспектом правдивости:

(I''') Нет, поскольку Вы имели намерение выставить меня в невыгодном свете перед аудиторией.

Из этого примера становится очевидным, что языковой акт осуществляет сразу три функции – изображения положения вещей во внешнем мире, установления межличностных отношений и манифестации субъективных переживаний. Любое высказывание находится всегда в «комплексной сети отношений к мирам», по словам Ю. Хабермаса: в нём одновременно выражается внешний мир, общество и внутренний мир говорящего.

Исходя из этого, можно глубже раскрыть смысл перформативного элемента языкового акта: именно из него слушателю становится ясно, под каким аспектом значимости говорящий хотел бы сделать понятным слушателю своё языковое действие. А этот аспект определяет установку слушателя: объективирующую установку нейтрального наблюдателя по отношению к чему-то, что имеет место во внешнем мире; или нормоконформную установку члена определённой социальной группы, согласовывающего своё поведение с ожиданиями членов этой группы; или же экспрессивную уста-

107

новку, на основе которой участники общения раскрывают свой внутренний мир1.

Сводя воедино функции языковых актов, фундаментальные установки слушателей и говорящих по отношению к мирам, и выводя их из структуры притязаний на значимость высказываний, Ю. Хабермас строит классификацию языковых актов.

Кроме этого, Ю. Хабермас стремится согласовать данную классификацию с теорией действий Макса Вебера и его последователей. В подразделе 1в данной главы монографии уже отмечалось, что исходя из установок актора по отношению к определённым мирам могут быть выявлены целерационально-стратегический, норморегулируемый и драматургический виды действий. В отличие от них, коммуникативное действие совершается на основе рефлексивной структуры, связывающей сознание актора с символическим строением всех трёх миров. Вследствие этого актор, стремящийся договориться о координации планов своих действий с другими акторами, принимает отношение к какому-нибудь одному миру через посредство своих отношений ко всем остальным мирам. Следовательно, любой из конкретных видов действий может перейти в коммуникативное действие в случае, если личности начнут осуществлять его рефлексивными средствами в медиуме языка.

Исключение составляет лишь стратегическое действие: для него нет и не может быть эквивалента в структуре языковой коммуникации. Дело в том, что разбиравшиеся в подразделах 2а и 2б перлокуции или императивы «нагружают» языковой акт скрытыми недекларируемыми целями либо внешним потенциалом санкций соответственно, что ведёт только к видимости согласия. Поэтому в приводимой ниже таблице стратегическое действие и его языковые «проявления» вынесены за рамку, внутри которой раскрывается структура коммуникативного разума в речи. Взамен перлокуций и императивов Ю. Хабермас вводит новый тип действий, имеющий коммуникативную природу – конверсацию (Konversation). Ему соответствует констативный языковой акт. Цель последнего состоит в достижении взаимопонимания между личностями относительно событий во внешнем мире и состояний объектов внешнего мире (в этом смысле конверсация напоминает дискуссию между учёными-представителями ка- кой-нибудь отрасли естествознания); результаты конверсации могут составить базис технически применимого знания.

Норморегулируемое действие в медиуме языка происходит посредством регулятивных актов, в которых слушатели могут критически оспорить притязание говорящего на правильность (то есть на соответствие планов его действий и его поведения нормам, интерсубъективно признанным в ка-

1 Habermas J. Theorie des kommunikativen Handelns. – Bd. 1. – S. 411 – 414.

108

честве легитимных). Регулятивные языковые акты осуществляются из установки конформности по отношению к нормам.

Наконец, драматургическое действие, если оно начинает «проговариваться», совершается посредством экспрессивных языковых актов, в которых поднимаются притязания на правдивость из установки на самопредставление.

Таблица 1: Универсальная структура коммуникативного разума

Единая классификация интеракций, при которых может быть задействован язык, приведена в таблице 11.

Примечания к таблице 1:

1.ФПП – формально-прагматические признаки языковых актов (они перечисляются в самой верхней строке таблицы).

2.Внутри жирной рамки находятся структурные подразделения коммуникативного действия (каждое из конверсационных, норморегулируемых и драматургических действий превращается в коммуникативное действие, как только начинает «выражаться в словах»).

Содержание правого крайнего столбца в таблице является ключевым

–очевидно, что именно на формально-прагматической структуре притяза-

1 Habermas J. Theorie des kommunikativen Handelns. – Bd. 1. – S. 439.

109