cTwIscGaDi

деятельности включает в себя помимо конверсаций, норморегулируемых и драматургических действий – то есть форм коммуникативных действий, ещё и стратегические действия. Последние не могут совершаться только языковыми средствами. Координация стратегических действий лишь на основе объединения субъективных планов акторов не будет устойчивой. Эта координация осуществляется посредством функционального «связывания» результатов действий, причём то, каким образом совершается подобное «связывание», сами люди никогда до конца не осознают.

Вторая предпосылка подразумевает, что культурная традиция воспроизводится исключительно путём коммуникативных действий, то есть путём передачи социального опыта из поколения в поколения через образование новых поколений (в глобальном смысле слова «образование»). Однако на самом деле культура также интегрирована в такие социальные институты, которые непосредственно «отвечают» за обмен веществ, энергии и информации между обществом и окружающей природной средой. Культура в этом своём аспекте исполняет особую функцию. Она предоставляет акторам ценностные ориентиры, чтобы, одной стороны, изнутри «подкрепить» их целерациональные установки на субъективное благо, а с другой стороны, универсализировать их хотя бы до уровня коллективных установок своего сообщества. Очевидно, что повседневная реальность несёт в себе исключительно сложное переплетение целерациональных и ценностных ориентиров личностей, и её невозможно понимать односторонне.

Наконец, применительно к третьей предпосылке следует заметить, что она выражает самосознание участников коммуникации. Им может представляться, что темы диалога в принципе безграничны, возможности достижения взаимопонимания бесконечны, любые позиции личностей при наличии доброй воли могут быть герменевтически соотнесены друг с другом. Однако тут сокрыт принципиальный момент, размышления над которым прямо выводят нас к «критической теории современности». В самой «грамматике» диалога могут присутствовать искажения, а потому консенсус, по видимости основанный на взаимном признании личностей, в действительности может поддерживаться явным или скрытым насилием одних участников коммуникации над другими.

Разрешить все эти три парадокса впавшая в «герменевтический идеализм» феноменологическая теория общества не в состоянии. Для комплексного объяснения общества требуется принципиально иная теоретическая концепция. Она отличается от разобранной концепции тем, что предметом её исследования является именно системная, а не социальная интеграция общества. Как было показано, социальная интеграция – это достижение согласия между людьми, что происходит либо путём актуализации сакрального нормативного консенсуса, либо в ходе свободных дис-

ного философа Шаппа: Schapp W. In Geschichte verstrickt. – Wiesbaden, 1976.

170

куссий между коммуникативно-компетентными личностями. В противовес этому, системная интеграция совершается на основе функционального регулирования нескоординированных друг с другом индивидуальных действий внутрисистемными медиумами денег и власти.

Обратимся к логике материального воспроизводства общества, чтобы подкрепить предварительно введённое Ю. Хабермасом синтетическое определение общества: «Общество есть системно стабилизированные

взаимосвязи действий социально интегрированных групп»1.

б.) Содержание понятия общественная система

В конечном итоге все три неразрешимые проблемы для феноменологической теории общества коренятся в том, что она не учитывает про- странственно-временные ограничения, которым подвержен жизненный мир вследствие того, что он находится во взаимодействии с окружающей природной средой. По этой причине внутри жизненного мира изначально содержится материальный субстрат, воспроизводимый через общественный труд в условиях недостаточных природных ресурсов. Поэтому из внутренней, смысловой «перспективы» участников коммуникации данный субстрат представляется как внешний «ограничитель» для реализации их субъективных намерений.

Материальное воспроизводство жизненного мира осуществляется как выполнение латентных функций, выходящих за пределы целерациональных планов действий акторов. Коллективная деятельность общества может быть упорядочена путём согласования функционально необходимых, но непредусмотренных самим акторами побочных последствий их действий. Функциональные взаимосвязи не могут быть постигнуты из интуитивных знаний контекста коммуникативного действия у его участников. Поэтому имеет смысл теоретически представить жизненный мир из объективной «установки наблюдателя» как сохраняющую свои границы и стабилизирующую своё внутреннее состояние общественную систему2.

(Для разрешения недоумений отметим, что данная установка ничего общего не имеет с исходной позицией рассказчика, повествующего о социокультурных событиях внутри самого жизненного мира. Тот, кто о чёмто рассказывает, инициирует конверсацию, в то время как теоретикнаблюдатель функционирования системы изучает законы стратегического типа действий.)

1 Habermas J. Theorie des kommunikativen Handelns. – Bd. 2. – S. 228.

Критика феноменологического подхода к теоретического осмыслению общества за его ограниченность содержится в: Habermas J. Ibidem. – S. 223 – 228.

2 Habermas J. Theorie des kommunikativen Handelns. – Bd. 2. – S. 347 – 349.

171

Самая разработанная системная теория общества содержится в научном наследии одного из крупнейших социологов ХХ века – Толкотта Парсонса1. В тезисном виде основные положения теории Парсонса таковы. Общество есть система, находящаяся в окружающей природной среде и достигающая через саморегуляцию относительной независимости от среды. Эта независимость есть «функция от баланса изменений в системе и её внутренней интеграции», по выражению самого Парсонса2. Другими словами, система посредством переработки материала внешней среды создаёт внутри себя сложную сеть функциональных взаимосвязей и тем самым ставит под контроль сверхкомплексное и постоянно меняющееся окружение. Сохранение границ и поддержание состояния системы означает стабилизацию фундаментальных принципов интеграции системы. Эти принципы регулируют взаимодействие между четырьмя основными подсистемами, выполняющими ключевые для всей системы функции.

Перечислим эти подсистемы вместе с их функциями. Экономика отвечает за адаптацию общества к среде: в ней происходит переработка природного материала в организованный материальный субстрат общества. Политика специализируется на целеполагании, то есть в сфере властных отношений ставятся стратегические цели общественного развития и вырабатывается тактика их реализации. Нормативная субсистема осуществляет интеграцию различных видов человеческой деятельности, «разветвлённых» в соответствии с социальными ролями. Наконец, культура легитимирует весь общественный строй: она позволяет личностям понять смысл своих действий, предлагая ценностные ориентиры. (Такова AGILсхема3, в которой систематически представлены первые буквы функций четырёх основных подсистем по-английски: Adaptation, Generalization, Integration, Legitimation; она присутствует во многих учебниках по социологии на Западе.)

Поскольку субсистемы относительно самостоятельны, они образуют друг для друга окружающую среду, которая тем не менее является также и зоной их взаимопроникновения. Поэтому необходимы регуляторы способов взаимодействия субсистем – у каждой из подсистем имеется свой «медиум», то есть средство регуляции. Медиумы, с одной стороны, поддерживают единство «своей» субсистемы в динамике её взаимодействия со средой (которую образует природа и остальные подсистемы), а с другой стороны, согласуют друг с другом принципы интеграции уже каждой из

1 Смотрите: Посконин В.В. Социально-политическая теория Т. Парсонса. (Методологический аспект.) – Ижевск: изд-во Удмуртского гос. ун-та, 1994; Посконин В.В. Правопонимание Толкотта Парсонса. – Ижевск: изд-во Удмуртского гос. ун-та, 1995.

2 Parsons T. Societies. – Englewood Cliffs, 1960. – P. 9. (Цит. по: Habermas J. Theorie des kommunikativen Handelns. – Bd. 2. – S. 358.)

3 В русской транскрипции: «эйджил»-схема.

172

подсистем. В концепции Т. Парсонса показана «работа» четырёх «медиумов регулирования»: денег, власти, морального авторитета и культурных ценностей. При этом американский социолог стремился ассимилировать социальную интеграцию в системную, что и побудило его причислить нормативной субсистеме и культуре также свои медиумы (последние два в нашем перечислении). Однако в свою схему функционирования общественной системы ему удалось классическим образом «вписать» только медиумы денег и власти.

Теперь перейдём к социальным институтам. Фактически модель Парсонса построена по принципу ступенчатого «нисхождения» от системы в целом к подсистемам, от последних – к институтам; каждый из уровней обладает автономией и воспроизводит в миниатюре структуру общественного целого. Для субсистемы экономики образцовым институтом является предпринимательство, для политики – государственная администрация, для нормативной субсистемы – право и для культуры – церковь и семья. Но любой социальный институт под различными аспектами принадлежит всем субсистемам.

Для методологических оснований теории общества особую значимость имеет следующее обстоятельство. Каждый институт должен упорядочить коллективную деятельность своих членов посредством общественных норм1. Кроме этого, любой институт должен найти для себя способы своего «узаконивания» – легитимации. «Узаконивание» обеспечивают ценности – они выступают как бы интегрирующим «ядром» для символического измерения человеческих действий. Отсюда следует, что именно посредством функционирования конкретных социальных институтов происходит воплощение символического содержания культуры в эмпирическом мире. (Очевидно, что в этой идее Т. Парсонса нашли выражение некоторые неокантиантские мотивы.)

Однако американский социолог стремился полностью свести культурную традицию к легитимационным основаниям социальных институтов. Ценности его интересовали исключительно под аспектами «институ- циализации-интернализации». В результате возникли неразрешимые проблемы внутри системной теории общества. Как будет показано ниже, эти проблемы служат индикаторами ограниченности самого системнофункционалистского методологического подхода2.

Попробуем сопоставить теоретическую концепцию Парсонса с феноменологическим пониманием общества. Зачем вообще нужны внеязыковые медиумы регулирования, почему люди в обществе пока не в состоянии действовать на основе неких коллективных договорённостей друг с дру-

1 Парсонс под нормами понимает, прежде всего, условия, соблюдение которых обуславливает участие личностей в этом институте.

2 Habermas J. Theorie des kommunikativen Handelns. – Bd . 2. – S. 358 – 364.

173

гом? Дело в том, что коммуникативная деятельность несёт в себе «двойную случайность», по выражению Хабермаса. Выдвигая и критически «отводя» притязания на значимость обсуждаемых высказываний, каждый участник диалога ведёт себя свободно и независимо от других. Поэтому самая оптимальная стратегия совместных действий может быть либо не предложена никем из участников дискуссий, либо отклонена по самым разным причинам (например, для объединения планов действий пока ещё не созрели предпосылки, а потому диалог приведёт только к установлению разногласий). Эта «двойная случайность» компенсируется тем, что личности самой процедурой диалога вынуждаются соблюдать определённые нормы

– в частности, их позиции могут быть только разумно обоснованными. Кроме этого, все участники коммуникации разделяют самоочевидности жизненного мира. Однако с развёртыванием содержания коммуникативного разума самоочевидности всё больше теряют доверие аргументирующих. Из-за этого увеличивается вероятность того, что координация планов действующих субъектов так и не будет достигнута. Опасность разрыва функциональных взаимосвязей становится вполне реальной, ибо мы уже констатировали, что они не могут найти прямого выражения в планах акторов, а значит, не могут стать темой аргументированного обсуждения.

Поэтому недопустимые издержки коммуникации компенсируются появлением медиумов денег и власти. Они нейтрализуют координацию действий по отношению к альтернативе – достижение согласия или установление непримиримых разногласий. Другими словами, личности начинают объединять свои усилия независимо от того, достигли ли они согласия друг с другом. Каждый из действующих субъектов начинает исполнять определённую функцию, которая важна для сохранения общественного целого. Поведение актора становится конформным по отношению к нормам (то есть он соблюдает условия принадлежности к институту), а взамен общество предоставляет ему средства, позволяющие ему возможность сохранять и воспроизводить свою жизнь.

Некоторые отличительные признаки внутрисистемных медиумов регулирования схожи с соответствующими признаками языка (ведь язык – это тоже медиум, воспроизводящий жизненный мир). Например, каждый медиум является символической системой, которая аккумулирует в себе определённые смыслы. В деньгах это прямо-таки очевидно – за ними стоят величины стоимости товаров и услуг, а также общественные потребности в этих товарах и услугах; символическим выражением власти является иерархия чиновников и учреждений, с соответствующими материальными носителями статусных признаков – печатями, подписями, гербами и прочими. Кроме этого, «медиумы регулирования» несут в себе структуру притязаний на значимость и их подтверждения, в чём-то аналогичную речи. Так, номинальная меновая стоимость денег должна быть подтверждена ре-

174

альными потребительными стоимостями товаров либо государственными резервами; номинальное притязание государственной власти на то, что граждане будут следовать её решениям, должно быть подтверждено «ресурсами» легитимационных обоснований, то есть ссылок на коллективные цели общества, а также применением принудительных средств в случае, если подобные ссылки общество (или кого-то из его членов) не убеждают.

Другие отличительные признаки речи (разумное основание согласия, возможность «возвратить» содержание консенсуса в контекст жизненного мира) в системных медиумах не воспроизводятся. Даже напротив: регулируемые последними интеракции отделяются от жизненного мира и сгущаются во всё более комплексную «сеть», принципы связей в которой не понимаются до конца её участниками. Поэтому системные медиумы должны стимулировать появление в жизненном мире институтов, закрепляющих взаимодействия системы и внешней среды. В этом проявляется, согласно Парсонсу, общий закон «присвоения» системой окружающей среды. Институтами, которые мы здесь имеем в виду, являются интеракции, регулируемые правовыми нормами.

(Стоит обратить внимание на то обстоятельство, что Парсонсу не удалось найти критерии разграничения природного окружения системы и тех аспектов культуры и личности как компонентов жизненного мира, которые ещё не были в систему интегрированы. Подобный концептуальный недостаток всегда осознавал Парсонс, и именно здесь лежит одна из причин разработки им в конце жизни философско-антропологической системы.)

Наиболее совершенное институциональное закрепление в жизненном мире нашёл медиум денег. В рамках интеракций, регулируемых правовыми нормами, возникли организационные формы налогов и заработной платы. Налоги согласуют динамику функционирования экономической и административной субсистем. Заработная плата осуществляет монетаризацию рабочей силы, что позволяет эффективно мобилизовывать последнюю без апелляции к нравственным обязанностям. Что же касается власти, то для неё не сложился единый механизм её институционального закрепления в жизненном мире. Дело в том, что государственные учреждения нуждаются также ещё и в легитимационных обоснованиях, выражающихся в ссылках на коллективные цели общества. А выработка подобных целей уже невозможна без участия общественности и коммуникативного поиска взаимопонимания1.

Мы не будем больше углубляться в содержание социологической концепции Толкотта Парсонса, поскольку мы помним, что для Ю. Хабермаса ключевой является проблема построения (Konstruktionsproblem) теории общества. Следовательно, теперь необходимо показать ограничен-

1 Habermas J. Theorie des kommunikativen Handelns. – Bd. 2. – S. 393 – 407.

175

ность самой системно-функционалистской методологии постижения общества.

Дело в том, что безраздельная ассимиляция важнейших для жизненного мира культурной и нормативной сфер в субсистемы рыночной экономики и государственной политики в принципе невозможна. Культурные ценности не могут непосредственно стать основанием для планов целерационально действующих акторов, поскольку они ещё должны пройти процесс интерпретации применительно к ситуации совместных действий. Иными словами, никто не знает с самого начала, на что ориентируется его партнёр в своих действиях, и только в коммуникации может образоваться какое-то общее символическое пространство как основа коллективной стратегии поведения.

С другой стороны, ценности и культурные знания не относятся к природной среде, с которой имеет дело система. Поэтому они также не могут быть выражены в функциональных взаимосвязях, поддерживаемых «медиумами регулирования». Те же ценности, которые легитимируют общественные институты, прошли через долгий путь дискурсивного обсуждения. (Например, выработка доктрины правового государства предполагала секуляризацию общественного сознания на Западе после Реформации, а также формирование доктрины универсальных прав человека.)

Другой важный недостаток системно-функционалистской теории общества заключается в следующем. Эта теория неспособна представить динамику глобальных изменений системы, выходящих за пределы простого сохранения границ и состояния посредством преодоления комплексности природной среды. Иными словами, системная теория не учитывает возможности того, что при функционировании общественной системы могут возникать неразрешимые проблемы. Они будут не результатом усилившихся внешних воздействий окружающей среды, а последствием кризиса самих принципов внутрисистемной интеграции. И именно тогда может быть востребован рациональный потенциал пока ещё не воплощённых в систему культурных ценностей. При этом выработанные в процессе разумных дискуссий идеи относительно новых всеобщих ценностных ориентиров соединятся с интересами социальных слоёв, которые образовались под воздействием институциональных механизмов, закрепляющих

новые принципы внутрисистемной интеграции. В результате общество в целом выйдет на новую ступень социальной эволюции.

В этом процессе следует выявить два равноправных аспекта. С одной стороны, в рамках системы возникают новые механизмы дифференциации, перестраивающие её структуру, что сначала ведёт к хаосу, а затем – к повышению способностей самосохранения системы в среде. С другой стороны, коммуникативная рационализация жизненного мира, выражающаяся в

176

эволюции ступеней морально-правового сознания, поставит внутренние границы развёртыванию инструментального разума.

Таким образом, объединение системно-функционалистского и феноменологического подходов к построению теории общества может быть достигнуто в ходе комплексного рассмотрения социальной эволюции как результата взаимодействия системы и жизненного мира. Здесь нам следует на новом концептуальном уровне обосновать уже выдвинутый ранее тезис о том, что именно развёртывание коммуникативного разума оказывает решающее влияние на развитие общества.

Прежде чем приступить к решению подобной задачи, попробуем обобщить те принципы, которые положены Хабермасом в основу его методологии решения Konstruktionsproblem – то есть объединения двух концептуальных подходов к построению теории общества.

Символическая структура жизненного мира в системе Ю. Хабермаса определяется тремя уровнями коммуникативного разума, открытыми им в притязаниях высказываний на общезначимость. Процессы воспроизводства жизненного мира выводятся им из основных функций языка в межличностных отношениях. В этом месте система Хабермаса достаточно строга и логична. Однако там, где речь идёт о материальном воспроизводстве общества, он применяет теорию Парсонса, которая никак не вытекает из основных принципов системы самого Хабермаса (истоки этой теории лежат скорее в кибернетических концепциях Н. Винера, У. Эшби и других). В этом месте Ю. Хабермас может быть подвергнут критике за то, что синтез двух методологических подходов в его теории общества остался чисто внешним: системная концепция применима там, где уже «не работает» феноменологическая, и наоборот. Эта критика не столь уж формальна: любая человеческая деятельность, даже производственная, имеет символическое измерение; и если коммуникативный разум универсален, то он должен охватывать также и сферу общественного труда. Но каким образом можно показать единство системы и жизненного мира исходя из концепции разума, который лежит в основе и материально-вещественного, и символического измерений общественной реальности?

Мы можем, привлекая историко-философский материал, констатировать наличие двух возможных путей разрешения этой задачи: путь «тотальности» и путь «конкретного тождества».

На пути «тотальности» сначала формулируются фундаментальные принципы человеческой природы (причём они обосновываются с позиции универсума, в котором человек занимает определённое место), а затем эти принципы применяются к обществу. В таком случае получается, что в антропологических характеристиках человека заложены предпосылки различных форм социальности, в том числе и предпосылки объединённой деятельности людей в природном мире. Но данный подход с неизбежно-

177

стью ведёт к установлению некоей иерархии. Например, человек есть существо производящее – в таком случае все остальные проявления деятельности «вырастают» из материально-вещественной, удовлетворяющей человеческие потребности1. Или же человек есть существо, создающее символы – а в таком случае результат труда есть только воплощение содержания символического универсума, который относительно независим от конкретных людей. Тут не учитывается, что любая деятельность, даже трудовая, совершается определёнными личностями, выражающими в ней свою субъективность.

В русле пути «тотальности» возможен и другой вариант. Философы (или социологи) применяют по отношению к сфере компетентности системной теории общества некие принципы, выведенные из моральнопрактических форм рациональности – то есть напрямую уподобляют системную интеграцию социальной. Например, учёные стремятся доказать, что по мере развёртывания свободной конкуренции в экономике, по мере утверждения правового сознания и роста материального благосостояния в обществе открывается всё больше возможностей для обретения индивидуальной свободы, межличностные отношения становятся всё более нравственными2.

1 Впрочем, деятельностная теория в нашей стране в своём развитии пришла к «снятию» жёсткой иерархической модели. Так, М.С. Каган чётко разделяет уровень субъектносубъектных и субъектно-объектных отношений в человеческой деятельности. При субъектно-объектных отношениях только субъект выступает в качестве центра активности, объекты же пассивны и взаимозаменяемы (хотя и специфичны для разных видов деятельности). Субъектно-субъектные же отношения предполагают «уникальность субъекта и свободу его действий; в результате межсубъектная связь становится свободным взаимодействием уникальных партнёров, каждый из которых самостоятельно выбирает другого и соотносит себя с другим именно в своей и в его особенности, единственности, неповторимости» (См.: Каган М.С. Мир общения. – М.: Политиздат, 1988. – С. 156.). Кроме этого, нам представляется важной мысль петербургского философа о том, что «мир объектов отнюдь не исчезает из сферы межсубъектных отношений; […] опосредованность межсубъектных отношений объектами не меняет того решающего обстоятельства, что смысл данной деятельности интерсубъективен». И далее: «Общение является таковым лишь до тех пор, пока субъект сохраняет свою субъективность во взаимоотношениях с другим субъектом, а этот последний ориентируется на своего партнёра именно как на партнёра по совместной деятельности, то есть как на субъекта же, а не как на объект» (Там же. – С. 132 – 133).

2 В «Теории коммуникативного действия» в конце главы, посвящённой Парсонсу, Ю. Хабермас полемизирует с Р. Мюнхом. Последний стремился обосновать, что условием успешного функционирования общественной системы, условием долгосрочного сохранения в последней динамичного равновесия является развёртывание моральнопрактической рациональности. У Мюнха получается, что ценности непосредственно влияют на субсистемы, и последние даже можно иерархически упорядочить в соответствии с их вкладом в осуществление содержания ценностей. Хабермас на это возражает, что в принципе невозможно отождествлять друг с другом те формы упорядоченно-

178

Не отрицая существования связей между уровнем сложности и уравновешенности общественной системы и состоянием общественного сознания, следует, тем не менее, предостеречь от проведения здесь прямых параллелей. Например, высокий материальный достаток может породить в обществе особое психологическое состояние, в котором у людей отсутствуют стимулы для личностного роста – возникает тип «человека массы», описанный Ортегой-и-Гассетом; недостаточную глубину контрактных форм межличностных отношений, регулируемых правовыми нормами, критиковали многие русские мыслители, долгое время жившие на Западе, начиная с Александра Герцена и заканчивая Александром Зиновьевым.

Итак, разбираемый путь «тотальности» к обоснованию отношений между общественной системой и жизненным миром, между материальным

исимволическим измерением социума встречает внутренние затруднения. Если устанавливать какую-то иерархию антропологических оснований, из которой придётся выводить неравноправие двух измерений общественной реальности, то мы может прийти к ситуации, когда сама форма постижения истины будет не адекватна её содержанию.

Поэтому более перспективен путь «конкретного тождества». Здесь не формулируются универсальные принципы, которым иерархически подчинены обе стороны диалектического единства социума, и ни одна из противоположностей не ассимилируется в другую. Вместо этого предполагается, что существует целостность, нерасторжимая на различные моменты,

иэта целостность присутствует в каждом из них, но ими не исчерпывается. Это означает, что ни система, ни жизненный мир не могут быть изолированы друг от друга. Нам даны не каждая из этих сфер в отдельности, а общество как таковое, которое различные методологические подходы рассматривают то «с одной стороны», то «с другой стороны». Хабермас чётко разграничил «сферы компетенции» двух методологических подходов, описанных в этой главе. Но из того, что установлены пределы познаваемости реальности в рамках определённых концептуальных систем, вовсе не следует то, что сама реальность является разорванной в соответствии с логикой данных систем.

сти, которые проявляются в слаженно функционирующей общественной системе, и те, которые определяются развёртыванием логики коммуникативного разума в диалоге, в том числе и в практическом измерении диалога. Достижение равновесия в системе непосредственно не определяется нравственным уровнем общества, поскольку воплощение символического содержания ценностей происходит по иным законам, чем рост комплексности системы, и логику этих процессов ещё необходимо согласовать друг с другом. См.: Habermas J. Theorie des kommunikativen Handelns. – Bd. 2. – S. 437 – 444.

179