cTwIscGaDi

выработанным человеком планом, либо коммуникативными, нацеленными

на взаимопонимание между личностями с целью достижения общего определения ситуации и согласования их планов. В случае инструментальных действий критерием оценки рациональности будет эффективность действий, то есть успешность целенаправленных вторжений во внешний мир при условии оптимизации применения средств и максимального приближения результатов действий к целям1. В случае же коммуникативных действий рациональность есть нацеленность на достижение согласия между участниками свободного речевого общения (как мы увидим далее, аргументированная речь позволяет личностям превзойти свои субъективные мнения и прийти к всеобщности убеждений, выработанных под влиянием рациональных мотивов).

Теперь обратимся к анализу того, каким образом язык позволяет применять предикат «рационального» по отношению к личностям. В сфере инструментальных действий рациональность акторов соразмеряется с приобретёнными ими навыками или техническими знаниями, которые применяются на практике и гарантируют эффективность деятельности2. В сфере же коммуникативных действий рациональность определяется тем, насколько последовательно субъект общения сформировал у себя «децентрированное мировоззрение» (этот термин Ю. Хабермас заимствовал у Жана Пиаже). Децентрированное мировоззрение позволяет личности критически относиться к содержанию своей позиции и даёт человеку возможность вступить в аргументированное обсуждение общезначимости своих и

1 Хабермас истолковывает понятие эффективности в расширенном смысле: эффективность действий может и не оцениваться в строгих экономических критериях, допускающих числовое выражение (издержки-прибыль), тем не менее субъективно каждый актор способен руководствоваться точкой зрения практической полезности и выбирать всё то, что служит достижению его цели, то есть, служит установлению желаемого равновесия между актором и его природным или социальным окружением. Действия эффективны, если постановка цели и выбор средств правильны; таким образом, эффективность действий может быть субъективно оценена каждым актором по их результатам.

2 Опять-таки, здесь Хабермас имеет в виду расширенное истолкование понятия техника

– в соответствии с немецкой традицией философской антропологии ХХ века. Техника – это всё то, посредством чего человеческий род сохраняет и воспроизводит себя в условиях окружающей природной среды; это всё то, благодаря чему человек, будучи крайне неприспособлен к среде на уровне индивидов, способен выжить как целое на основе объединённых усилий индивидов. Весь вопрос состоит в том, на основе чего совершается данное объединение – на основе рациональных мотивов или на основе интересов, которые поддаются рационализации лишь до определённого предела. Например, я стремлюсь к личной выгоде и чётко себе её представляю, но зачем мне сам материальный успех, сделает ли он меня счастливее? – эти вопросы ставятся редко, ибо ответ на них вообще едва ли может быть дан монологически: невозможно некоторым стать счастливыми за счёт несчастья других. Таким образом, в этом месте Хабермас может быть творчески продолжен.

70

чужих высказываний. Мы обратимся к анализу рациональности инструментальных действий несколько позднее, а пока что мы рассмотрим рациональность коммуникативных действий. Именно тут нам необходимо увидеть, каким образом объединяются рациональность символических выражений и рациональность мировоззрения личностей.

Рациональность высказываний (как символических выражений языковых действий) зависит от их общезначимости, то есть значимости не только для единичного говорящего, но и для всего сообщества участников обсуждения. Условия значимости не даны сообществу аргументирующих изначально, а должны быть выявлены в процессе дискурса. В ходе дискурса субъекты, способные осуществлять действия и владеющие речью1, выражают в высказываниях свои индивидуальные точки зрения, а затем совершают совместную проверку их притязаний на значимость. Этих притязаний на значимость три, что обуславливается фундаментальной

формально-прагматической структурой языка как проявлением заложенного в речи коммуникативного разума (обоснование этого тезиса мы дадим в опоре на работу Хабермаса во 2-м разделе данной главы). Если точки зрения обсуждаются под аспектом истинности, то они могут быть подтверждены ссылкой на опытные данные, а также на теоретические утверждения, прошедшие верификацию – всё это описывает термин положение дел (Sachverhalten)2; в таком случае коммуникативное сообщество занимается теоретическим дискурсом. Если темой обсуждения становится правильность, то каждый аргументирующий должен показать, что содержание планов его деятельности во внешнем, социальном или своём собственном, субъективном «мире» соответствует общественным нормам, признанным в качестве легитимных; в этом случае совершается практический дискурс. Наконец, если любое самовыражение коммуникативно действующего субъекта интерпретируется под аспектом правдивости, или самоаутентичности, то инициатор коммуникативных актов должен

1 В этом месте мы даём русский перевод термина, который является одним из ключевых во всём творчестве Ю. Хабермаса: «sprachund handlungsfähige Subjekte».

2 Положение дел (Sachverhalten) – термин из аналитической философии, обозначающий объективный мир как систему реальностей, которые могут быть зафиксированы в истинных ассерторических высказываниях. Между двумя суждениями, в которых предикатами будут признаки «истинности» и признаки «соответствия положению дел», будет существовать отношение логической эквивалентности (если и только если нечто истинно, то оно соответствует реальному положению дел). Поскольку положение дел – это не объективный мир как таковой, а объективный мир, воспринимаемый «сквозь призму» истинных высказываний (например, теоретических систем), оно немыслимо в качестве чего-то полностью независимого от познавательного процесса субъекта (например, человек понимает, что Солнце, угловые размеры которого на небе примерно совпадают с размерами Луны, на самом деле находится значительно дальше последней). Поэтому термин положение дел обозначает также и один из уровней интерсубъективности.

71

передать «зрителям» (выступающими здесь в роли «публики») свои неповторимые переживания, который послужили основой его поведения; «зрители» же оценивают, нет ли непоследовательности в самих актах самовыражения «актёра», говорит ли он то, что имеет в виду, является ли он «актёром» «честным» или же «циничным», и в данном случае дискурс принимает форму терапевтической, или эстетической, критики1.

Процесс рефлексивного употребления языка с целью подтверждения притязаний на интерсубъективную значимость высказываний путём приведения обоснований Ю. Хабермас называет аргументацией2.

Если дистанцироваться от логики немецкого мыслителя и попытаться реконструировать некие исходные положения, лежащие в основе его позиции, то мы получим следующее. Прежде всего, для Хабермаса очевидно, что разумным является всё, что может быть выражено в высказываниях – разум непосредственно связан с речью. Историку философии понятно, что здесь Хабермас продолжает очень древнюю традицию, у истоков которой лежит учение о Логосе как о первооснове бытия, которая обнаруживается в речи («В начале было Слово ... И всё через Него стало быть ...»). Хабермас, стремясь преодолеть метафизическое мышление, подразумевает, что единичный субъект общения до вступления в диалог не может обладать некоей высшей истиной в принципе (по меткому его выражению, «в диалоге никогда не известно заранее, кто же у кого должен учиться»). В таком случае изначально подразумевается равноправие всех индивидуальных позиций – все участники диалога предполагают, что каждый из них обладает способностями нести ответственность перед самим собой и перед другими за содержание своих языковых действий (обладает Zurechnungsfähigkeit – буквально этот термин переводится как «вменяемость»). Потенциальное равноправие индивидуальных позиций вовсе не означает, что все участники общения вносят равный вклад в достижение согласия. Хабермас не исключает, что может иметь место иерархия приближения индивидуальных позиций к истине (к истине в глобальном смысле данного понятия, то есть как единства истинности, правильности и правдивости). Но Хабермас не строит грандиозную систему, в которой обосновывает определённые стадии последовательной трансформации особенного во всеобщее. Вместо этого Хабермас просто описывает условия, в контексте которых диалог приведёт к взаимопониманию, а истина в глобальном смысле данного понятия может быть только коллективным достоянием.

Разумеется, сторонники классического философского рационализма вполне могли бы подвергнуть Хабермаса критике за то, что он в глубоком

1 Хабермас здесь обращается к концепции «драматургической социологии» Ирвина Гоффмана. Смотрите: Hoffman I. Wir alle spielen Theater. – Frankfurt-am-Main: Suhr- kamp-Verlag, 2006.

2 Habermas J. Theorie des kommunikativen Handelns. – Bd. 1. – S. 38.

72

философском вопросе о соотношении особенного и всеобщего делает главный акцент на согласование различных форм особенного. Разберём идеальный случай, когда все условия достижения согласия будут иметься налицо – когда будет исключено насильственное давление на участников диалога, когда между всеми будут равным образом распределены возможности высказывать что-то и критиковать высказывания, когда отсутствуют психопатологии в сознании всех членов «сообщества аргументирующих» и т.д. Тем не менее и в этом случае выработанное в коммуникации согласие может иметь фиктивный характер, потому что участники общения могут оказаться неспособными универсализировать свои точки зрения, а следовательно, могут ограничиться установлением неразрешимых разногласий друг с другом.

На эту критику можно дать, на наш взгляд, такой ответ. Коммуникативный разум не есть нечто, что может быть ограничено контекстом како- го-либо конкретного обсуждения. Он задаёт структуру всей глобальной символической организации общества – то есть жизненному миру, как это будет показано уже в главе 3. И проблема соотношения особенного и всеобщего может быть решена в контексте эволюции мировоззрения членов определённой (для Хабермаса, конечно же, западной) цивилизации в целом

– в контексте процесса коммуникативной рационализации жизненного мира. По мере того, как содержание жизненного мира становится всё более рефлексивным, мировоззрение людей становится всё более открытым к диалогу не только друг с другом, но и с представителями других традиций. И здесь, в контексте диалога в глобальном смысле данного понятия, может быть найдено основание всеобщности – всеобщности, выступающей телосом любого конкретного процесса общения. Нельзя предвосхищать содержание согласия, к которому придут участники диалога; есть смысл описывать тенденции коммуникативной рационализации, благодаря которым подобного рода диалог становится реальностью. А «обратные связи» между неограниченным коммуникативным сообществом и сообществом конкретных аргументирующих устанавливаются не благодаря тому, что отдельные участники обсуждения обладают неким высшим знанием и последовательно его распространяют среди непосвящённых, а благодаря тому, что жизненный мир по мере развёртывания коммуникативного разума становится всё в большей мере «рефлексивно насыщенным». Открытость субъективных точек зрения по отношению друг к другу предполагает, что все участники общения готовы к постоянной трансформации своих собственных позиций под влиянием контраргументов – то есть готовы совместно двигаться ко всеобщности. На наш взгляд, именно идея совместного движения к истине и является тем новым, что внесло в западную историю философии «постметафизическое мышление». Итак, для того, чтобы найти у самого Хабермаса ответ на наши вопросы по поводу от-

73

дельных принципов его системы, нам необходимо выработать глобальное понимание его системы в целом, и автор монографии ставил задачу не просто дать её компактную реконструкцию, но и углубить её диалектические основания, что можно сделать только логически-последовательным анализом.

Рассуждения в данном разделе будут идти по двум направлениям. В подразделе а мы раскроем «логику аргументации», в которой содержатся критерии рациональности высказываний. В подразделе б мы выявим содержание «децентрированного мировоззрения», в котором проявляется коммуникативная рациональность на уровне индивидуального самосознания. Для того же, чтобы осуществить переход к философскому исследованию самого понятия коммуникативного разума, в подразделе в мы вместе с Ю. Хабермасом обсудим содержание понятия коммуникативное действие. Применительно к теме данного раздела это понятие позволяет опосредовать две стороны коммуникативного разума, а применительно к задачам следующего раздела 2 данной главы – указать на тот процесс, в котором может проявиться тройственная притязательная структура «разума языкового общения» как целостность.

а.) Единство аргументации как условие достижения коммуникативного согласия

Ю. Хабермас не ставил перед собой задачу выявлять логические отношения между семантическим содержанием высказываний, как это предполагалось в традиционных философских теориях аргументации начиная с Аристотеля. Вместо этого он нацеливался на изучение иных, недедуктивных взаимосвязей между языковыми действиями. Посредством языковых действий участники общения оказывают друг на друга «внутреннее», ненасильственное влияние, придавая смысловому содержанию своих высказываний определённый модус. Подобный подход стал разрабатываться лишь в ХХ веке и получил название «неформальной логики аргументации», а основателем его считается Стивен Тулмин1. Проследуем за

Ю.Хабермасом в его интерпретации теории С. Тулмина.

С.Тулмин в своих работах доказывает, что сама аргументация как форма общения несёт в себе субстанциональное содержание: аргументы не просто обосновывают индивидуальные позиции, но и позволяют участникам общения соотнести точки зрения друг друга и согласованным образом их трансформировать. С этой позиции аргументация несёт в себе единство

1 Ю. Хабермас в своей интерпретации С. Тулмина ссылается на две его работы: Toulmin St. The Uses of Argument. – Cambridge, 1958; и Toulmin St. Тhe Human Understanding. – Princeton, 1978. У последней работы есть русский перевод: Тулмин С. Человеческое понимание. / Пер.с англ. – М.: Прогресс, 1984.

74

трёх аспектов – процесса, процедуры и результата. Под аспектом процесса в аргументации воспроизводятся условия идеальной языковой ситуации: постепенно устраняется внешняя либо внутренняя репрессивность, выступающая неблагоприятным «фоном» разумного обсуждения, в сознании же каждого из участников последнего постепенно исчезают все посторонние мотивы помимо стремления к совместному поиску истины1. Под аспектом процедуры аргументация представляет собой соревнование пропонентов и оппонентов, регулируемое правилами обоснования притязаний на значимость высказываний в соответствии с темой обсуждения (для истинности – ссылками на положение дел, для правильности – на значимые нормы, для правдивости – на субъективный эстетический опыт). Наконец, под аспектом продукта любой аргумент строится в соответствии с универсальной структурой, включающей в себя проблематичные высказывания, для которых поднимаются притязания на значимость, и обоснования, подтверждающие эти притязания через использование правил, регулирующих процедуру аргументации. С. Тулмин рассматривал единство указанных аспектов аргументации как выражение всеобщих условий убедительности аргументов, для выявления которых недостаточно семантического описания высказываний: дело в том, что в любой аргументации одновременно порождаются структуры идеальной языковой ситуации, структуры соревнования за лучший аргумент и структуры, определяющие построение аргументов.

Хотя в любых контекстах разумного обсуждения аргументация приобретает похожую форму, тем не менее, содержание аргументов изменяется в соответствии с темой дискуссий. Следовательно, перед теоретиком встаёт важнейшая задача: выявить универсальные притязания на значимость и отличить их от проявлений этих притязаний, обусловленных контекстом аргументации. Но С. Тулмин не ставил перед собой такую задачу. Он различал уровни аргументации по институциональным критериям на основе категории «рациональные мероприятия». (С. Тулмин выделил 5 таких уровней – науки, менеджмента, права, морали и эстетической критики.) Всеобщие условия рациональности высказываний на всех этих уровнях философ стремился найти на пути «критики коллективного разума», то есть на пути эмпирических исследований коллективных представлений о задачах институциализированный аргументации в разные исторические эпохи. Для того, чтобы при этом не впасть в релятивизм, С. Тулмин декларирует необходимость «беспристрастной точки зрения разумного суждения», которая станет масштабом критического сравнения исторических стандартов рациональности. Однако данную «беспристрастную позицию» он ищет в строении анализируемых им аргументов, а не в практике под-

1 Об идеальной языковой ситуации смотрите: Habermas J. Wahrheitstheorien. // Festschrift für W. Schulz. / Hrsg. von H. Fahrenbach. – Pfüllingen, 1973. – S. 211 и далее.

75

тверждения притязаний на значимость путём приведения личностями обоснований своих точек зрения. Тем самым английский учёный ограничивает свою собственную исследовательскую программу. Ю. Хабермас замечает по этому поводу, что вводимые С. Тулминым различия между уровнями аргументации, ориентированные на цели «рациональных мероприятий», оставляют в тени подлинно специфические черты разных видов аргументации, черты, которые определяются характером универсальных притязаний на значимость1.

Отправляясь от результатов критического осмысления концепции С. Тулмина, Ю. Хабермас создаёт собственную теорию аргументации. Согласно Хабермасу, рациональность высказываний определяется тем, предоставляют ли они субъектам общения возможности двигаться к согласию друг с другом. В принципе согласие между аргументирующими достижимо благодаря «формально-прагматической» структуре любого языка – благодаря притязаниям на значимость. В обычном случае указанная структура остаётся скрытой, но она всегда может быть эксплицирована специальным анализом. Предложения, открыто выражающие данную структуру, будут иметь вид:

(I) Это истинно, что P,

где P – семантическое содержание высказывания (I), описывающее «положение дел».

Всё вместе, (I) есть дескриптивное предложение. (II) Это правильно, что N,

где N – семантическое содержание высказывания (II), описывающее индивидуальные цели действий либо общественные нормы, регулирующие индивидуальные действия. Всё вместе, (II) есть нормативное предложение.

(III) Я отдаю себе отчёт в том, что я выражаю посредством S. Применительно к S – семантическому содержанию высказывания

(III) – имеются 3 вида предложений, которые объединяются притязанием на личностную аутентичность, то есть на соответствие между тем, что имеется в виду, и тем, что говорится:

а) служащие оценке на базе определенного ценностного стандарта эвалюативные предложения; б) выражающие определённый субъективный эстетический опыт экспрессивные предложения;

1 Habermas J. Theorie des kommunikativen Handelns. – Bd. 1. – S. 44 – 50.

76

в) служащие объяснению смысла различных символических выражений на пути выявления правил их построения

экспликативные предложения1.

Данная универсальная структура притязаний на значимость присутствует во всей своей комплексности в любом высказывании, тем не менее в зависимости от темы обсуждения сообщество аргументирующих осуществляет выбор одного из притязаний (остальные остаются не актуализированными)2. Например, когда дилетанты спорят о ботанической классификации «спаржей», они поднимают притязание на истинность, а когда преподаватель биологии разъясняет студенту, что он неправильно классифицировал «спаржей», то преподаватель притязает уже на понятность, соотнося свои высказывания с третьим видом дискурса.

Как же осуществляется аргументация в соответствии с данной структурой? Прежде всего, если слушатели не считают высказывания говорящего для себя значимыми, то они требует, чтобы говорящий привёл основания (die Gründe) своей позиции. Смысл обоснований задаётся темой обсуждения, которая актуализирует конкретное притязание на значимость высказываний:

(I) для дескриптивных предложений требуется доказать существование определённого положения дел;

(II) для нормативных предложений требуется обосновать приемлемость субъективных установок действий с позиции общественных норм или приемлемость общественных норм

спозиции неограниченного коммуникативного сообщества; (IIIа) для эвалюативных предложений требуется обосновать

предпочтительность определённых ценностных ориентиров; (IIIб) для экспрессивных предложений требуется доказать

искренность самопредставлений говорящего;

(IIIв) для экспликативных предложений требуется продемонстрировать соответствие структуры символических выражений определённым правилам их построения3.

Эта же универсальная структура притязаний высказываний на общезначимость определяет отношение слушателя к содержанию высказываний. Слушатель может воспринять смысл высказывания говорящего только вследствие того, что он примет притязание на значимость этого высказывания (в противном случае само содержание для него необяза-

1 Habermas J. Theorie des kommunikativen Handelns. – Bd. 1. – S. 65 – 66.

2 У Хабермаса в данном контексте стоит термин Thematisierung – «тематизация» притязаний на значимость. Поскольку в русском языке нет соответствующего словаэквивалента, мы будем иметь в виду под тематизацией притязаний на значимость выбор одного из видов последних, определяемый темой обсуждения.

3 Habermas J. Theorie des kommunikativen Handelns. – Bd. 1. – S. 67.

77

тельно), причём одобрительная позиция слушателя1 должна быть «завоёвана» говорящим в процессе дискурса. В случае, если слушатель отклоняет притязание на значимость, он также побуждается говорящим аргументировать, то есть приводить альтернативные высказывания, которые, по его мнению, лучше подтверждают свою значимость в том же тематическом контексте обсуждения. Таким образом, решающим критерием рациональности диалога является наличие у всех его участников обоснований своих позиций. Невозможно занять какую либо позицию, не приняв во внимание отношение всех остальных участников процесса аргументации к содержанию моей точки зрения; следовательно, интерсубъективный момент определяет строение индивидуальных точек зрения участников диалога в соответствии с принципами рациональности.

Предложенная модель аргументации требует некоторых уточнений, чтобы на базе неё сложилось определение дискурса: не все содержащиеся в высказываниях притязания на значимость являются универсальными. Главная сложность коренится в третьей форме аргументации, ибо она в ряде случаев может протекать без соблюдения условий идеальной языковой ситуации (одним из которых является симметричное распределение шансов для всех участников диалога высказываться и критиковать высказывания). Во-первых, если слушатель отклоняет притязание на значимость экспрессивных предложений, то это означает, что он выражает сомнение в личностной идентичности говорящего. У слушателя может сформироваться убеждение в том, что в сознании говорящего присутствуют «расколотые символы» как результат «вытесненных в бессознательное» неудовлетворённых желаний. Поскольку сам говорящий, на сознание которого «расколотые символы» оказывают объективно-причинное (а не смысловое!) влияние, последнее не осознаёт, аргументация может постепенно превратиться в «психоаналитический разговор». В ходе этого разговора слушатель принимает на себя (конечно же, по мере своих способностей) роль терапевта. Поскольку слушатель понимает, что его партнёр в силу «логики вещей» просто не в состоянии выразить то, что он имеет в виду, и догадывается, каким образом на сознание его партнёра влияют «расколотые символы», его положение в «психоаналитическом разговоре» оказывается привилегированным. Такой разговор имеет своей целью «поднять в сознание» слушателя самообъективации, реконструировать ту ситуацию, переживание которой отложилось в его внутреннем мире в качестве неких закрытых символических структур, недоступных осмыслению. Хотя в чистом виде психоаналитический разговор является «экспертной аргумен-

1 Хабермас употребляет термин Ja-Nein-Stellungsnahmen, выражающий позицию слушателя по отношению к притязаниям на значимость высказываний говорящего; опятьтаки, в силу отсутствия эквивалентов в русском языке мы будем далее воспроизводить данный термин выражением «одобрительная или отклоняющая позиция слушателя».

78

тацией», для которой характерен более высокий уровень рефлексивности, тем не менее, предпосылки этой формы аргументации содержатся в обычной практике обсуждения притязаний на значимость в процессе дискурса1.

Во-вторых, помимо экспрессивных предложений, притязание на значимость не может быть универсальным также и у эвалюативных предложений. C точки зрения Хабермаса, стандарт для вынесения ценностных суждений в большой мере зависит от культурного контекста, который задаёт предпонимание темы обсуждения. Тем самым культурный контекст, с одной стороны, конституирует смысловую сферу обсуждения, а с другой стороны, её ограничивает (в частности, участники обсуждения могут оказаться невосприимчивыми к альтернативным ценностным критериям). В этом месте подход Хабермаса может быть, на наш взгляд, дополнен материалом, накопленным российской традицией в гуманитарной науке. Безусловно, существуют партикулярные ценностные критерии, по отношению к которым наиболее разумной будет дистанцированная позиция. Но, тем не менее, имеются универсальные ценности, содержание которых постепенно воплощается в символической организации любой культуры и тем самым «расширяет» внутренний, смысловой «горизонт» сознания членов этой культуры. К этому подходу склоняется и сам Хабермас в разделах своей системы, посвящённых этике дискурса. Если обнаружить критерии, в соответствии с которыми могут быть разграничены партикулярные ценностные стандарты, только мешающие интерпретировать обсуждаемую тему с позиции неограниченного коммуникативного сообщества, и универсальные ценности, постижение хотя бы некоторых аспектов которых позволяет личностям добиться герменевтического «сплавления горизонтов» – горизонта своей точки зрения и горизонта смыслоопределённости культурной традиции, то дискурс по вопросам вынесения нравственных оценок како- му-либо содержанию культуры (например, эстетическим стандартам определённой эпохи, или историческим событиям прошлого, память о которых хранится в культуре) также может претендовать стать всеобщим.

Вернёмся к «Теории коммуникативного действия». После того, как Хабермас уточнил, что притязание на правдивость в экспрессивных и эвалюативных предложениях не всегда может выражать свою универсальную значимость, остаётся только притязание на понятность, то есть притязание на соответствие символического выражения правилам построения высказываний внутри определённой символической системы. Притязание на понятность в меньшей степени зависит от контекста и в большей степени сохраняет предпосылки идеальной языковой ситуации. Поэтому универсальными являются только три формы аргументации: теоретиче-

1 Проблему «освободительного (emanzipierende) потенциала психоанализа» Ю. Хабермас подробно обсудил в работе «Познание и интерес». См.: Habermas J. Erkenntnis und Interesse. – 7 Aufl. – Frankfurt-am-Main: Suhrkamp-Verlag, 1979. – S. 310 – 325.

79