Глава II. Реституционные отношения сторон недействительной сделки

у ответчика, действительна, последнему, вопреки мнению Г. Н. Амфитеатрова,

вовсе незачем ссылаться на свою добросовестность, ибо

его владение имеет законное основание – действительную сделку.

Иск о реституции точно так же, как и виндикационный, направлен

на истребование имущества из чужого незаконного владения.

Особенность состоит лишь в том, что само незаконное владение

возникает здесь вследствие предоставления по недействительной

сделке. Иными словами, если ответчик, возражая против иска, ссылается

на то, что он получил имущество от истца по сделке, недействительность

последней войдет в предмет доказывания в качестве

своеобразного «отрицательного» факта, обосновывающего сохранение

за истцом права собственности или иного права на вещь несмотря

на отчуждение ее ответчику1 .

3. Итак, владение, полученное по недействительной сделке, есть

лишь один из случаев незаконного (беститульного) владения, а основание

иска, как по ст. 167, так и по ст. 301 ГК, состоит в возникновении

этого владения у ответчика. Вместе с тем, как уже было установлено,

реституционное правоотношение является правоотношением

обязательственным, виндикационный же иск со времен римского

права традиционно классифицируется как вещный (actio in rem), поскольку

может быть направлен против всякого, у кого без законных

оснований находится вещь. В этом абсолютном характере виндикации

также усматривают ее коренное отличие от реституции владения2 .

«…Требование из реституции3, – пишет, например, К. И. Скловский,

– не имеет вещного характера, оно строго личное, относительное,

т. е. относится только к сторонам недействительной сделки…»4

1 Разумеется, если речь идет об оспоримой сделке, то доказать ее недействительность

возможно лишь при условии, что эта сделка оспорена и аннулирована судом.

2 См., напр.: Халфина Р. О. Право личной собственности граждан в СССР.

С. 178 сл.; Скловский К. Защита владения при признании договора недействительным.

С. 38; Ровный В. В. Эвикция: проблемы конкуренции исков и права собственности //

Правоведение. 2000. № 5. С. 129 сл.; Игнатенко В. Н. Реализация обязательств из

неосновательного обогащения // Правоведение. 2001. № 2. С. 92.

3 Так автор, очевидно, обозначает требование о

реституции. Это выражение некорректно,

ибо из реституции никакого требования возникнуть не может: она является

предметом требования, а не его основанием. Это все равно что сказать: «требование

из возмещения вреда», «требование из виндикации», «требование из исполнения

договора» и т. п.

4

Скловский К. И. Собственность в гражданском праве. С. 105.

§ 11. Реституция владения

В заблуждение здесь, видимо, вводит двусмысленность термина

«вещный иск», вследствие чего многими эта категория считается

несовместимой с конструкцией обязательства. Не следует, однако,

смешивать объект вещной защиты (вещное абсолютное право), от

которого, собственно, и получил название вещный иск, со средством

такой защиты (обязательственным правом). Право на виндикацию

не может рассматриваться как абсолютное, обращенное против

неопределенного круга лиц. Абсолютным является само право собственности,

поскольку корреспондирует пассивной обязанности

всех и каждого воздерживаться от его нарушения и потенциально

охраняется от посягательств со стороны любого лица. Виндикационное

же правоотношение, возникая лишь в момент нарушения

права, противостоит обязанности строго определенного субъекта –

незаконного владельца. Это правоотношение обладает всеми признаками

обязательства: оно относительно, поскольку в каждый конкретный

момент истребуемая вещь может находиться только у одного

обязанного лица, а не у «всех и каждого»; в его содержании на

первый план выступает обязанность незаконного владельца совершить

положительное действие – выдать вещь, а интерес лица управомоченного

не может быть удовлетворен его собственными действиями;

ему предоставлено лишь право требовать выдачи вещи1 .

1 См.: Крашенинников Е. А. К теории права на иск. Ярославль, 1995. С. 31; он же.

К вопросу о виндикационных обязательствах // Развитие национальной государственности

союзной республики на современном этапе. Киев, 1990. С. 154 слл.; Михайлич

А. М. Указ. соч. С. 8 слл. – Конечно, если вообще право на защиту рассматривать

в качестве одного из элементов субъективного права, одной из его функций, или же

как само нарушенное субъективное право, но в особом, динамическом, «боевом»

состоянии (см., напр.: Виндшейд. Учебник пандектного права. Т. 1: Общая часть.

СПб., 1874. С. 91: «Притязание не есть особый вид права, а лишь одна из функций

права»; Агарков М. М. Указ. соч. С. 25 сл.; Гурвич М. А. Право на иск. М.; Л., 1949.

С. 138–145; Генкин Д. М. Право собственности в СССР. С. 192), то и виндикационное

притязание следовало бы признать элементом (функцией, состоянием) самого права

собственности, а значит отнести к сфере абсолютных, вещных правоотношений.

Правильной, однако, представляется другая точка зрения, согласно которой право на

защиту есть самостоятельное субъективное право (притязание), возникающее в момент

правонарушения и реализуемое в рамках особого относительного правоотношения

– охранительного обязательства (см., напр.: Трубецкой Е. Н. Энциклопедия права.

СПб.: Лань, 1998. С. 191; Осокина Г. Л. Право на защиту в исковом судопроизводстве

(право на иск). Томск, 1990. С. 25–44; Крашенинников Е. А. К теории права на иск.

С. 19–36; Гражданское право: Учебник / Под ред. А. П. Сергеева, Ю. К. Толстого. 3-е

изд., перераб. и доп. Ч. 1. М.: Проспект, 1998. С. 281 [автор главы – А. П. Сергеев]).