Лекция 6. Формирование субъективного идеализма и французский материализм XVIII столетия

1. Идеалистический эмпиризм XVIII века. Связь субъективного идеализма и агностицизма (Дж. Беркли и Д. Юм).

2. Французский материализм XVIII в. (Ш. Монтескье, Ж. де Ламетри, Д. Дидро, П. Гольбах, К. Гельвеций).

1. Идеалистический эмпиризм XVIII века. Связь субъективного идеализма и агностицизма (Дж. Беркли и д. Юм)

Идеалистический эмпиризм – исторически первый вариант субъективного идеализма – философская концепция, признающая чувственный опыт человека не только единственным источником знания, но и тем единственным, что может быть признано существующим. Данная концепция опиралась, прежде всего, на рассмотренное учение Локка о первичных и вторичных качествах мира.

Р одоначальником идеалистического эмпиризма и субъективного идеализма является английский философ Джордж Беркли (1685–1753). Беркли родился в много-детной семье мелкопоместного дворянина; на пятнадца-том году жизни поступил в колледж Св. Троицы Дублин-ского клерикального университета. Занимался матема-тикой, древними и новыми иностранными языками, орга-низовал философский кружок. Изучал произведения Де-карта, Ф. Бэкона, Мальбранша, Гоббса, Локка.

В 1709 г. был возведен в сан дьякона англиканской церкви. Был преподавателем богословия греческого и еврейского языков. В 1710 г. Беркли публикует свое главное философское сочинение «Трактат о принципах человеческого знания». С 1713 по 1734 г. в качестве домашнего священника и секретаря одного дипломата совершил ряд путешествий по Европе. Несколько лет прожил в Америке с миссионерскими целями (1728–1731). В 1734 г. возведен в епископский сан и назначен епископом в Клойне (Ирландия).

В «Трактате о принципах человеческого знания» Беркли, исходя из концепции Локка о первичных и вторичных качествах вещей, утверждает, что теплота, как и холод, – явление психическое. Это утверждение он подкрепляет ярким и получившим известность аргументом. Если опустить одну руку в холодную воду, а другую – в горячую, а затем обе руки поместить в теплую, то одна рука почувствует холод, а другая – тепло. Но вода не может быть одновременно горячей и холодной. Значит, теплота и холод – субъективные переживания.

На этом основании Беркли выступил против различения первичных и вторичных качеств: все качества – вторичные, поскольку бытие их целиком сводится к способности быть воспринятыми. То, что мы называем вещью, есть не что иное, как совокупность наших восприятий. Приведем характерное рассуждение Беркли. «Я вижу эту вишню, я осязаю ее, я пробую ее, и я убежден – она реальна. Устрани ощущения мягкости, влажности, красоты, терпкости, и ты уничтожишь вишню. Так как она не есть бытие, отличное от ощущений, то вишня есть не что иное, как соединение чувственных впечатлений или представлений, воспринимаемых разными чувствами; эти представления объединяются в одну вещь (или имеют одно данное имя) умом, ибо каждое из них наблюдается в сопровождении другого.»

Таким образом, нельзя различать вещь и ощущение вещи: «В действительности предмет и ощущение суть одно и то же и потому не могут быть отвлечены друг от друга».

Из этого тождества Беркли выводит знаменитую формулу субъективного идеализма: «Esse est percipi» («Существовать – быть воспринимаемым»).

Беркли утверждает, что его философская позиция освобождает людей от двоения действительности на объективный и субъективный миры. Достаточно субъективного мира – он и есть единственно подлинный.

Опираясь на основное положение сенсуализма о том, что знание возникает из чувственного опыта, Беркли заявляет, что и в опыте мы имеем дело только с единичными вещами. Что же касается общих идей, то они суть лишь имена. «Нельзя представить себе треугольник, который не обладал бы определенным видом, т. е. не был бы ни остроугольным, ни прямоугольным и т. д. Нет треугольника вообще, есть только индивидуальные треугольники.» Так Беркли воспроизводит логическую связь сенсуализма с номинализмом, которая и до сих пор является главным основанием субъективно-идеалистических взглядов.

Подводя итог своей критики понятия материи, Беркли пишет: «Если то, что вы разумеете под словом «материя», есть лишь неизвестный носитель неизвестных качеств, то безразлично, существует ли подобная вещь или нет, так как она никоим образом не касается нас».

Итак, от материи остается лишь слово, но и это слово, с точки зрения Беркли, чрезвычайно вредно для человеческого познания и деятельности: «Материя, раз она будет изгнана из природы, уносит с собой столько скептических и безбожных построений, такое невероятное количество споров и запутанных вопросов, которые были бельмом в глазу для теологов и философов; материя причиняла столько бесплодного труда роду человеческому, что если бы даже те доводы, которые мы выдвинули против нее, были признаны недостаточно доказательными (что до меня, то я их считаю вполне очевидными), то все же, я уверен, что все друзья истины, мира и религии имеют основание желать, чтобы эти доводы были признаны достаточными».

Беркли не желает заметить, что тот самый чувственный опыт, который он делает основанием своей гносеологии и всей системы субъективного идеализма, является, вместе с тем, главным аргументом против субъективного идеализма.

В XIX столетии австрийский физиолог И. Мюллер пытался доказать, что сами наши органы чувств, а не внешний мир, являются источниками специфических ощущений. Его видный современник философ-материалист Людвиг Фейербах задал Мюллеру убийственный для всякого субъективного идеализма вопрос: «Почему же кошка, видящая мышь, не вцепляется когтями в собственные глаза? Ведь они, по-вашему, являются источником зрительного образа – мыши!» И сам ответил на этот риторический вопрос: «Потому, господин Мюллер, что кошка не хочет умереть с голоду из-за любви к идеализму».

Однако, Беркли вступил в противоречие не только с данными чувственного опыта, но и с вероучением, которому он, как священник, должен был быть верен. Если «существовать – значить быть воспринимаемым», то бог существует лишь постольку и тогда, поскольку и когда его кто-нибудь чувственно воспринимает. Этот тезис – кощунство с точки зрения любого верующего. К тому же, ни одна религия мира не постулирует возможность непосредственно чувственно воспринимать божество. Для этого вводятся «посредники» – сын божий Христос, пророк Мухаммед и т. п.

Попав в сложное положение между объективным идеализмом в форме религии и собственной субъективно-идеалистической философией, Беркли начинает «выкручиваться», чтобы не быть отлученным от церкви: «Я утверждаю, также как и вы (материалисты), что раз на нас оказывает действие нечто извне, то мы должны допустить существование сил, находящихся вне (нас), сил, принадлежащих существу, отличному от нас. Но здесь мы расходимся по вопросу о том, какого рода это могущественное существо. Я утверждаю, что это дух, вы – что материя».

Приведенная формула субъективного идеализма логически ведет к солипсизму – утверждению, что существует лишь конкретный чувствующий субъект: весь мир есть его восприятие. Чтобы избежать упреков в солипсизме, Беркли пишет о «возможности восприятия» (esse est posse percipi). Вещь продолжает существовать и тогда, когда человеком она не воспринимается, а существует лишь возможность восприятия. «Когда я говорю, что стол, на котором я пишу, существует, то это значит, что я вижу и ощущаю его; и если бы я вышел из своей комнаты, то сказал бы, что стол существует, понимая под этим, что если бы я был в своей комнате, то я мог бы воспринимать его.»

При всей внутренней противоречивости концепция субъективного идеализма нашла много сторонников среди философов и ученых. Особенно этому способствовал кризис физики конца XIX – начала XX столетий, о котором впереди еще будет идти речь.

Последовательный субъективный идеалист должен быть агностиком, ибо, отрицая самостоятельное существование объективного мира, он должен отрицать и возможность его познания.

Основные принципы новоевропейского агности-цизма сформулировал английский философ, историк, экономист и публицист Дэвид Юм (1711–1776).

Юм получил юридическое образование в Эдинбургском университете. В 1739 г. он опубликовал главное философское сочинение «Трактат о челове-ческой природе». В 1753–1762 гг. работал над восьми-томной «Историей Англии», в которой выразил претензии «новых» тори на роль лидеров блока двух партий английской буржуазии. В 1763–1766 гг. на дипломатической службе в Париже. В последние годы жизни участвовал в работе Научного общества в Шотландии.

Локк видел источник наших ощущений в реальном внешнем мире, Беркли – в духе или боге; Юм отвергает оба эти варианта. Мы в принципе не можем решить вопрос об источнике ощущений. Наш разум оперирует лишь содержанием наших ощущений, а не тем, что их вызывает: «С помощью какого аргумента можем мы доказать, что перцепции (восприятия) духа должны быть вызываемы внешними объектами, совершенно отличными от этих перцепций, хотя и похожими на них (если только это возможно), а не могут быть порождаемы ни деятельностью самой души, ни внушением какого-либо невидимого и неведомого духа, ни какой-либо иной, еще более незнакомой нам причиной?»

Поэтому все идеи нашего сознания не являются отражением мира, а являются результатом некоторой внутренней логической операции. Все идеи – суть соединения впечатлений по ассоциации. Юм различает три вида ассоциативных связей:

1) по сходству;

2) по смежности в пространстве и времени;

3) по причинно-следственной зависимости.

Эти ассоциации и являются, с точки зрения Юма, основой наших постоянных заблуждений. Например, мы объединяем вещи и явления по сходству, но сходство не несет в себе сущностное единство. Так, красный рак (вареный) и красная ягода сходны по цвету, но не имеют ничего общего по сущности. Еще больше заблуждений при ассоциации по смежности в пространстве и во времени. Так, «рядом с этим» и «после этого» зачастую отождествляют с причинно-следственной зависимостью «по причине этого».

К причинно-следственной зависимости у Юма особые претензии. Важно, рассуждает он, выяснить, откуда возникает схема каузальной связи: А причина В.

По отношению к этой схеме Юм ставит и рассматривает три вопроса:

1) существуют ли объективные каузальные связи и можем ли мы твердо знать об их существовании?

2) почему люди убеждены в существовании объективных причинных связей и каков механизм возникновения этой психологической убежденности?

3) существуют ли причинно-следственные связи в психике людей и как они используются в науках?

Чтобы доказать, что причинно-следственная связь есть лишь психологическая вера, убежденность, Юм выстраивает следующие рассуждения: «Все явления, по-видимому, совершенно отделены и изолированы друг от друга; одно явление следует за другим, но мы никогда не можем заметить между ними связи; они, по-видимому, соединены, но никогда не бывают связаны друг с другом». Поскольку в опыте дано только следование явлений во времени, а необходимое порождение в опыте не дано, то и само существование причинности в опыте не обнаруживается.

Но люди постоянно впадают в иллюзию «post hoc, ergo propter hoc» («после этого, значит, по причине этого»). Почему? Нам даны различные впечатления в хронологическом порядке. Одинаковые впечатления повторяются: сначала А, потом В. В результате повторений мы привыкаем к последовательности впечатлений и ожидаем таких повторений в последующем. У человека сначала появляется привычка к появлению В после А, затем ожидание этого и, наконец, вера, что так будет всегда.

Вывод Юма в отношении возможности познания истинных причин глубоко скептичен: «Наша идея необходимости и причинности порождается исключительно единообразием, замечаемым в действиях природы, где сходные объекты всегда соединены друг с другом, а наш ум побуждается привычкой к тому, чтобы заключать об одном из них при появлении другого».

В качестве дополнительного аргумента Юм приводит ставший знаменитым пример: «Так, курица считает, что поскольку всякий раз после появления хозяйки на птичьем дворе появляется зерно, значит, хозяйка и есть причина зерна, и каково же «разочарование» курицы, когда однажды вместо зерна она встречает нож, отправляющий ее в руки повара». С точки зрения Юма, всякий человек непрерывно впадает в «куриную» ошибку.

Последовательно перенося свой скептицизм на решение проблем этики и эстетики, Юм утверждает, что поиски подлинно прекрасного или подлинно безобразного столь же бесплодны, как и претензии на то, чтобы установить, что доподлинно сладко, а что горько. В зависимости от состояния наших органов чувств одна и та же вещь может быть как сладкой, так и горькой, и верно сказано в пословице, что о вкусах не спорят. Он считает, что вполне естественно и даже совершенно необходимо «распространить эту аксиому как на физический, так и на духовный вкус».

Подводя итог своим рассуждениям, Юм делает вывод о невозможности достоверного познания: «Самая совершенная естественная философия только отодвигает немного дальше границу нашего незнания, а самая совершенная моральная или метафизическая философия лишь помогает нам открыть новые области его. Таким образом, убеждение в человеческой слепоте и слабости является результатом всей философии; этот результат на каждом шагу вновь встречается нам вопреки всем нашим усилиям уклониться от него или его избежать».

Скептицизм и агностицизм Юма возрождаются каждый раз, когда научное познание оказывается не в силах помочь человеческой практике в решении насущных экономических или социально-политических проблем. Сегодняшний «откат» населения России к религиозному, мистическому, явно антинаучному мировоззрению – яркий пример этому.