3. Л. Фейербах – антропологический материализм

З авершают немецкую классическую философию работы Людвига Андреаса Фейербаха (1804–1872), немец-кого философа-материалиста и атеиста. Фейербах родился в Ландсхуте (Бавария), в семье криминалиста; в 1828 г. закон-чил Берлинский университет (где слушал лекции Гегеля). В период обучения в университете и некоторое время после его окончания Фейербах – активный единомышленник Геге-ля. В письме другу он признается, что Гегель стал для него духовным отцом. В 1828 г. Фейербах защитил в Эрлангенском университете диссертацию «О едином, всеобщем и бесконечном разуме», в целом выдержанную в духе гегелевского идеализма. Однако уже в 1830 г. Фейербах анонимно опубликовал сочинение «Мысли о смерти и бессмертии», в котором отвергал идею бессмертия души. В 1839 г. Фейербах окончательно переходит на позиции материализма и атеизма, что знаменует публикация «К критике философии Гегеля». В 1841 г. он опубликовал главную свою работу «Сущность христианства». В 1859 г. обанкротилась фабрика жены, и Фейербах переселился в Рехенберг, где провел последние годы жизни в жестокой нужде.

В это тяжелое время Фейербах однако не обращается за утешением к богу, хотя в «Сущности христианства» он писал: «Религия сулит исполнение желаний. Только несчастные люди нуждаются в религии. Находящийся в нужде, в невзгодах человек жаждет спасения, помощи, и бог для него есть осуществление его желания».

Раскрывая объективные основания религиозного сознания, Фейербах отмечает: «Зависимость, нужда – отец религии, а воображение – ее мать. Когда у людей нет средств и сил преодолеть нужду, удовлетворить свои потребности, на помощь приходит фантазия. Бессилие находит утешение в иллюзии. При этом фантазия тем необузданнее, чем больше невежество человека». И далее: «Необходимым выводом из существующих несправедливостей и бедствий человеческой жизни является единственно лишь стремление их устранить, а отнюдь не вера в потусторонний мир, вера, которая складывает руки на груди и предоставляет злу беспрепятственно существовать».

Фейербах, однако, считает, что существует религиозное чувство как форма духовной взаимосвязи людей, а потому необходима новая религия, религия без бога, в центре которой находился бы человек: «Человек человеку бог – таково основоположение новой религии». В этом смысле «быть без религии – значит думать только о себе; иметь религию – значит думать о других».

В основе религиозного чувства лежит любовь. «Любовь к женщине есть основание всеобщей любви. Кто не любит женщину, не любит человека.»

Религиозность присуща человеку от природы, но нужно направить ее в другое русло. Фейербах ставит в центр Вселенной человека, делает его субъективные устремления планом развития объективного мира. К этому субъективно-идеалистическому выводу Фейербаха толкает его антропологический материализм. «Мое учение или воззрение может быть... выражено в двух словах: природа и человек. С моей точки зрения, существо, предшествующее человеку, существо, являющееся причиной или основой человека, которому он обязан своим происхождением и существованием, есть и называется не бог – мистическое, неопределенное, многозначащее слово, а природа – слово и существо ясное, чувственное, недвусмысленное. Существо же, в котором природа делается личным, сознательным, разумным существом, есть и называется у меня – человек. Бессознательное существо природы есть, с моей точки зрения, существо вечное, не имеющее происхождения, первое существо, но первое по времени, а не по рангу, физически, но не морально первое существо; сознательное, человеческое существо есть второе по времени своего возникновения, но по рангу первое существо.»

В то же время Фейербах выступает против абстрактного толкования материи как всеобщего субстрата: «Материю мира мы должны вообще себе мыслить не как нечто единообразное, не имеющее в себе различий; такая материя есть лишь человеческая абстракция, химера; существо природы, существо материи есть уже с самого начала существо, в себе дифференцированное, ибо только определенное, отличимое, индивидуальное существо есть существо действительное».

Выступая против метафизической трактовки пространства и времени, Фейербах пишет: «Пространство и время предполагают наличность вещей, ибо пространство, или протяженность, предполагает наличность чего-то, что протяженно, и время – движение: ведь время – лишь понятие, производное от движения, – предполагает наличность чего-то, что движется».

Мышление и познание должны опираться на материю, тело: «Тело есть фундамент разума... Только тело способно образумить человека и препятствует тому, чтобы его мысли терялись в области фантастической чепухи».

Это вполне материалистическое понимание связи материального и идеального Фейербах подкрепляет столь же материалистической гносеологией, рассматривая познание как процесс отражения разумом объективного мира. Мышление, по его мнению, существует только как отражение бытия; копия следует за оригиналом, мысль за предметом. Отражая природу, мозг как орган мышления все более совершенствуется: «Лишь благодаря усовершенствованному органу мышления само мышление становится совершенным, свободным, правильным».

Подчеркивая социальную сущность мышления и человека как мыслящего существа, Фейербах указывает: «Отдельный человек как нечто обособленное не заключает человеческой сущности в себе – ни как в существе моральном, ни как в мыслящем. Человеческая сущность налицо только в общении – в единстве человека с человеком, в единстве, опирающемся лишь на реальность различия между Я и Ты».

Отстаивая эмпиризм, Фейербах противопоставляет знаменитому декартовскому Cogito ergo sum свою формулу: Sento ergo sum («Чувствую, следовательно, существую»). Вместе с тем, Фейербах выводит общественное сознание не из общественного бытия, а из психофизиологической «природы человека», поэтому, с его точки зрения, в основе развития общества – смена религий. Меняется форма религии – меняется общественное бытие. Эту, уже открыто субъективно-идеалистическую, позицию Фейербах кажется не осознает как таковую, постоянно дрейфуя от материализма к идеализму и обратно.

Так, его нравственная философия не просто материалистична, она явно впадает в метафизический, вульгарный материализм: «Если в теле твоем нет питательных веществ, то в душе твоей нет материала для нравственности». И далее: «Счастье... есть не что иное, как здоровое, нормальное состояние какого-нибудь существа, состояние хорошего здоровья, или благополучия; такое состояние, при котором существо может беспрепятственно удовлетворять и действительно удовлетворяет его индивидуальным, характерным потребностям и стремлениям, относящимся к его сущности и к его жизни». В общем: «В здоровом теле – здоровый дух» – как любили повторять еще древние греки.

Фейербах сыграл важную роль в процессе формирования взглядов молодых Маркса и Энгельса, ускорив их размежевание с младогегельянцами и способствуя концентрации их теоретических интересов на тех вопросах, ответы на которые вели к созданию исторического материализма.

Но сама же философия Фейербаха, стирая отличие общества от природы, закрывала дальнейший путь к историческому материализму. Идеалистическое превращение им истории человечества всего лишь в историю религиозных заблуждений, его сентиментальная программа «религии любви», узость и абстрактность его надклассового принципа «разумного эгоизма» и метафизическая односторонность теоретико-познавательного сенсуализма – все это требовало своей критики. Создавая революционную теорию «реального гуманизма», Маркс должен был преодолеть не только «раздвоенного человека» Канта, «духовного человека» Гегеля и абстрактное «самосознание» младогегель­янцев, но и не менее абстрактного «человека естественного» (homo naturalis) Фейербаха.

Таким образом, Фейербах не создал «философии будущего», о которой мечтал, но им была завершена прежняя, домарксистская, эпоха философского развития, и он сыграл роль провозвестника подлинной философии всего последующего времени – научного, диалектического материализма.