2. Проблема двойной уступки и решение вас рф

Как указано выше, Президиум ВАС РФ был вынужден решать проблему двойной уступки, используя аналогию закона. Действительно, на момент рассмотрения данного спора и вынесения по нему решения отсутствовала норма закона, регламентирующая конкуренцию цессионариев. Однако в декабре 2013 г. в гл. 24 ГК РФ были внесены изменения, которые, казалось бы, разрешают этот вопрос <1>.

--------------------------------

<1> См.: Федеральный закон от 21 декабря 2013 г. N 367-ФЗ // СПС "КонсультантПлюс".

Так, ст. 390 ГК РФ, ранее выступавшая основанием ответственности цедента при истолковании, предложенном ВАС РФ в п. 1 Обзора N 120, была дополнена следующими новеллами. Прежде всего, закон теперь недвусмысленно указывает, что цедент может совершить уступку, только если уступаемое требование не было ранее уступлено другому лицу (п. 2 ст. 390 в новой редакции), причем в случае нарушения данного правила цессионарий может потребовать от цедента возврата всего переданного по соглашению об уступке и возмещения причиненных убытков. Более того, в п. 4 названной статьи появилось правило, согласно которому в отношениях между несколькими лицами, которым одно и то же требование передавалось от одного цедента, требование признается перешедшим к лицу, в пользу которого передача была совершена ранее.

Данные новеллы, очевидно, хорошо соотносятся с логикой, избранной Президиумом ВАС РФ в отсутствие этих норм на момент рассмотрения спора. При решении вопроса о том, у кого находится спорное право требования, Суд предложил исходить из того, что цедент волен заключить несколько сделок, по которым передается одно право требования, но, как, впрочем, и при передаче вещи, перейти право может только один раз. Соответственно, после того, как оно перешло, все последующие сделки с этим правом цедент не может заключить, равно как и исполнить. Между тем данное законодательное решение может быть истолковано и в том смысле, что конструкция так называемого добросовестного цессионария, а значит, и добросовестного приобретения права требования законодателем отвергается: ведь раз ст. 390 ГК РФ недвусмысленно указывает на то, что требование считается перешедшим конкретному цессионарию, она не оставляет возможности для отнесения его принадлежности к цессионарию, который "не знал и не должен был знать" о том, что право требования уже ранее было уступлено цедентом другому лицу <1>.

--------------------------------

<1> На первый взгляд может ошибочно показаться, что ч. 2 п. 4 ст. 390 ГК РФ как раз и устанавливает принцип добросовестного приобретения права требования цессионарием. Так, в ней указано, что в случае исполнения должником иному цессионарию, чем тот, которому право было передано раньше, риск последствий такого исполнения несет цедент или цессионарий, которые знали или должны были знать об уступке требования, состоявшейся ранее. Действительно, о чем должна идти речь, если цессионарий не знал и не должен был знать о состоявшейся ранее уступке? Одно из возможных толкований может быть следующим: он сохраняет притязание к должнику, пусть и заплатившему не тому, кому следовало, как раз в силу этого своего статуса. Но в таком случае непонятно, что имелось в виду в ч. 1 данного пункта, который исключил возможность оценки притязаний конкурирующих цессионариев по критерию их добросовестности. Вероятнее всего, речь должна идти о неудачной юридической технике данной нормы. По сути, она не порождает у добросовестного цессионария нового права к должнику и не заставляет правоприменителя признать право принадлежащим тому из конкурирующих цессионариев, кто доказал свою добросовестность. Ее смысл в установлении паритета распределения рисков при платеже должника тому из цессионариев, кто в действительности не имеет к нему притязания. В этом случае цессионарий, который знал или должен был знать о состоявшейся ранее уступке, должен был сообразить, что спорное требование к нему не перейдет, а потому не может претендовать на компенсацию своих расходов с цедента или должника. В равной же степени ранее уступивший право цедент не должен притязать к должнику, основывая свое требование путем симуляции управомоченности, а также будет вынужден претерпевать предъявленные к нему иски добросовестных цессионариев.

Между тем указанные новеллы не предлагают критерия, по которому можно судить о том, когда и кому передано спорное требование. В этой связи возникает закономерный вопрос о возможности обращения к критериям, оговоренным Президиумом ВАС РФ в обсуждаемом Постановлении. Более того, учитывая сказанное по поводу толкования новой редакции ст. 390 ГК РФ, можно поставить еще один вопрос: а возможно ли сделать вывод о том, что цедент вправе самостоятельно решить, кому из цессионариев исполнять договор в части передачи, или от него данный вопрос не зависит вовсе, так как передача права требования от цедента к цессионарию не предполагает самостоятельного волеизъявления цедента, отличного от основного договора, на основании которого передается право?

Прежде всего стоит обратить внимание на то, что Президиум ВАС РФ использовал именно отсылку к аналогии закона, посчитав, что в данном случае нормы ст. 398 ГК РФ о последствиях неисполнения обязательства по передаче индивидуально-определенной вещи регулируют отношения, до такой степени "сходные" (в терминологии ст. 6 ГК РФ) с двойной уступкой, что это позволяет квалифицировать возможность применения к данной ситуации такого же регулирования. При этом Суд опирался на существование момента, когда якобы право требования "окончательно" перешло к одному из цессионариев, как если бы речь шла о передаче индивидуально-определенной вещи. Поскольку данный момент был определен Президиумом, он посчитал казус разрешенным. Обращение к аналогии закона тут можно оправдать не тем, что Суд будто бы не видел разницы в обороте вещей и прав, а тем, что он, вероятно, обратил внимание на то, что в обоих случаях - и двойной продажи, и двойной уступки - на продавца возлагается именно обязательство по передаче.

С одной стороны, с данным тезисом сложно не согласиться. Так, в уже упоминавшемся п. 1 Обзора N 120 ВАС РФ закрепил известное разделение юридических фактов, порождающих перемену кредитора, на обязательственную и распорядительную сделки. Смысл описанного в данном пункте казуса заключается в следующем. Цедент передал цессионарию право требования, возникшее из договора, признанного впоследствии недействительным. Как справедливо указал ВАС РФ, это обстоятельство не ведет к недействительности всех отношений между цедентом и цессионарием, а всего лишь лишает силы совершенную между ними распорядительную сделку по передаче права (на основании ст. 384 ГК РФ, согласно которой право переходит к новому кредитору в том же объеме и на тех же условиях, которые существовали к моменту перехода права). Обязательственная же сделка сохраняет свою силу и является основанием предъявления цессионарием требования к цеденту о возмещении своих убытков на основании ст. 390 ГК РФ. Именно в этом смысле следует понимать данное разъяснение, поскольку в противном случае все сделки уступки будущих прав пришлось бы признавать недействительными, а правило ст. 390 ГК РФ, которое в своем буквальном прочтении призвано защитить интересы цессионариев, - фактически не имеющим области применения.

С другой стороны, для того, чтобы обосновать наличие обязательства по передаче объекта и релевантное применение нормы ст. 398 ГК РФ, собственно аналогия закона не была для Президиума чем-то, без чего было бы невозможно обойтись. Только что описанная логика п. 1 Обзора N 120 недвусмысленно ориентирует суды на наличие у цедента обязательства сродни описанному в ст. 398 ГК РФ, которое по смыслу данных отношений возникает у цедента в отношении обоих конкурирующих цессионариев. Более того, обязательственный договор, порождающий данное обязательство, является классическим возмездным договором, который может в зависимости от избранной сторонами модели взаимоотношений принимать вид всех или почти всех возмездных сделок, известных ГК РФ. Собственно, именно на этой идее и зиждется подход, который рассматривает договор уступки права не как некий особый договор со специфическим распределением прав и обязанностей сторон, нормативно "замурованным" в гл. 24 ГК РФ, а как обычный возмездный договор, к отношениям из которого нужно применять положения о конкретном избранном договорном типе <1>. Более того, п. 4 ст. 454 ГК РФ говорит, что положения о купле-продаже применяются к продаже имущественных прав, если иное не вытекает из содержания или характера данных прав.

--------------------------------

КонсультантПлюс: примечание.

Монография Л.А. Новоселовой "Сделки уступки права (требования) в коммерческой практике. Факторинг" включена в информационный банк согласно публикации - Статут, 2003.

<1> Этот тезис вовсе не является новаторским, будучи достаточно широко известным в литературе (см.: Вавин Н.Г. Природа и понятие договорной цессии в современных законодательствах. М.: Тип. Г. Лисснера и Д. Собко, 1916. С. 4 и сл., 24; Новоселова Л.А. Сделки уступки права (требования) в коммерческой практике. Факторинг. М.: Статут, 2004. С. 30 - 35). Тем не менее следует оговориться, что в судебной практике иногда встречаются спорные случаи буквального прочтения п. 1 Обзора N 120 и соответствующих норм ГК РФ о цессии: например, делая вывод о том, что обязательство цедента по передаче права цессионарию не просто существенно, но просто необходимо, некоторые судебные инстанции не признают возможность передачи права требования в качестве отступного, поскольку соглашение об отступном не порождает обязательства по передаче отступного (см., например, Постановление ФАС Центрального округа от 11 марта 2009 г. по делу N А35-51/08-С17 (СПС "КонсультантПлюс")). Между тем п. 9 Обзора N 120 прямо указывает на возможность использования соглашения об отступном как основания цессии.

Последнее свидетельствует о том, что гражданское законодательство прямо распространяет на возмездную цессию режим купли-продажи, если только такое применение не будет противоречить специфике подобного объекта гражданского оборота. Значит, применительно к обсуждаемому казусу речь должна идти не об аналогии закона, а о фактическом распространении на отношения возмездного сингулярного правопреемства положений закона, для этого непосредственно предназначенных. Иное может быть обосновано только в том случае, если ст. 398 ГК РФ должна мыслиться как корпус норм, не связанный напрямую с регулированием купли-продажи. Вероятно, именно так и мыслил состав Президиума ВАС РФ. Действительно, этот вывод напрашивается, так как ст. 398 ГК РФ находится в общей части обязательственного права, а именно в гл. 25, регулирующей ответственность за неисполнение обязательства. Однако нельзя не заметить, что в действующей на момент написания данной статьи редакции она регулирует отношения, связанные с нарушением обязательства по передаче индивидуально-определенной вещи, причем акцент в ней делается именно на моменте передачи объекта одному из конкурирующих кредиторов. Соответственно, именно применение к отношениям цедирования требования норм об обязательствах из купли-продажи позволяет верно истолковать смысл ст. 390 ГК РФ и определить содержащиеся в ней основания ответственности цедента <1>.

--------------------------------

<1> Справедливости ради следует подчеркнуть, что отсутствие в законодательстве п. 4 ст. 454 ГК РФ вовсе не препятствовало бы применению норм о купле-продаже к возмездной цессии именно по аналогии закона. В этом гипотетическом случае подобная аналогия, безусловно, потребовалась бы. Более того, отсутствие данной нормы не препятствовало бы восприятию отечественной практикой и наукой цессии как консенсуальной сделки, порождающей обязательство первоначального кредитора по цедированию права требования. Думается, для подобного обоснования даже не требуется специально доказывать наличие принципа разделения, ведь гипотетически можно занять позицию о том, что переход права самостоятельной распорядительной сделкой не является. Между тем представляется, что описанный выше ход рассуждений позволяет упростить разрешение казуса, если рассуждать именно в контексте п. 1 Обзора N 120.

Во-вторых, как уже отмечалось выше, решая вопрос о допустимости использованной судом аналогии, можно поставить под сомнение то, что право требования может произвольно передаваться или не передаваться цедентом конкретному из конкурирующих цессионариев. Подобная возможность имеет место лишь в том случае, если допустить, что передача права требования основана на самостоятельном волеизъявлении. В противном же случае придется признать, что, как только цедент заключил первую по времени сделку цессии, право перешло к этому цессионарию и уже второй раз уступлено быть не может. Проблемы двойной уступки в этом случае не будет вовсе: право всегда будет считаться перешедшим по первой по времени заключения сделке, если только не допустить возможность перехода права в иной момент, чем вступление в силу договора цессии <1>. Действительно, коль скоро нормы гл. 24, действовавшие во время рассмотрения спора Судом, не содержали указания на этот момент, для того чтобы обратиться к аналогии со ст. 398 ГК РФ, Суду следовало сперва обосновать саму возможность приоритета того цессионария, который заключил вторую по времени сделку. Как видится, это можно было бы сделать, как раз обратившись к п. 1 Обзора N 120 и п. 4 ст. 454 ГК РФ. Это же, в свою очередь, делает необязательным использование аргумента об аналогии вовсе.

--------------------------------

<1> При таком толковании будет отпадать сама необходимость в аналогии, поскольку вряд ли справедливо думать, что объект обязательства, переданный во исполнение действительной сделки, может сменить обладателя просто потому, что должник впоследствии обязался передать этот объект другому кредитору.