8. Права несовершеннолетних лиц на жилье

Еще одним традиционным способом оспаривания кредитных договоров являются ссылки на то, что отчуждением жилья или передачей его в ипотеку были нарушены права неких несовершеннолетних лиц. При этом делаются ссылки на положения законодательства, которые в целях защиты интересов таких лиц требуют получения согласия органов опеки и попечительства (ст. 17 Закона Украины от 26 апреля 2001 г. N 2402-III "Об охране детства" и ст. 12 Закона Украины от 2 июня 2005 г. N 2623-IV "Об основах социальной защиты бездомных граждан и беспризорных детей").

Постановлением от 12 сентября 2012 г. N 6-82цс12 ВСУ отклонил заявление истца по делу заемщика о пересмотре вынесенных против него решений судов трех инстанций. Полученный истцом в ПАО "Укрсиббанк" кредит был обеспечен ипотекой находящейся в г. Харькове квартиры. Ее ипотекодателями выступили четыре совершеннолетних сособственника квартиры: бабушка - заемщица по кредиту, ее совершеннолетний сын, а также еще два совершеннолетних лица (вероятно, члены этой же семьи). Впоследствии заемщица и второй ипотекодатель предъявили совместный иск о признании недействительным ипотечного договора, как якобы нарушившего права несовершеннолетнего внука заемщицы (соответственно, сына второго ипотекодателя). Банк в свою очередь предъявил встречный иск об обращении взыскания на объект ипотеки.

ВСУ поддержал решения нижестоящих судов в пользу банка, сославшись на то, что на момент заключения договора соответствующий ребенок зарегистрирован в квартире не был, прав собственности на нее не имел и все ипотекодатели вчетвером подписали заявление банку об отсутствии иных лиц, имеющих права на квартиру.

ВСУ при разрешения этого дела пошел в целом по достаточно формальному пути, указав, что просто не подтвердилась разная правоприменительная практика высших судов, поэтому и оснований для рассмотрения дела на уровне ВСУ нет. Мол, заемщики ссылались на аналогичный прецедент, в котором была установлена передача в ипотеку жилого дома без разрешения органа опеки и попечительства при наличии у несовершеннолетнего ребенка права пользования имуществом, что "было подтверждено соответствующими документами - записью в паспорте его родителей".

Мы согласны с тем, что в данном случае законных оснований для признания договора ипотеки недействительным не было. Если поддержать позицию истцов, то можно было бы признавать недействительными любые ипотечные договоры, вытягивая после их заключения "из-за пазухи" каких-то детей, внуков, правнуков и т.п. Ясно, что в определенной степени заемщики попытались ввести банк в заблуждение. Вероятно, их логика заключалась в том, что даже если в будущем встанет вопрос об ответственности за мошенничество, то можно будет все свалить на бабушку, которую все равно никто особо наказывать не будет.

Вместе с тем нам не очень понятно, о какой же "записи в паспортах родителей" в аналогичном деле, на которое ссылался заявитель, ведет речь ВСУ? Отметок о каких-либо имущественных правах в украинских паспортах вообще не проставляется. А если в аналогичном деле имелась в виду отметка в паспорте о наличии ребенка (и именно на это ссылались заявители по данному делу), то ведь наверняка такая же отметка о наличии сына была и в паспорте соистца (второго ипотекодателя) по данному делу. При таких обстоятельствах было бы целесообразно, чтобы ВСУ высказал правовую позицию о том, какое вообще правовое значение имеют (если имеют) паспортные сведения о наличии у родителей ребенка, не зарегистрированного в ипотечном жилье. Ведь, может, как раз в этом и состояла суть правоприменительной практики, на которую ссылался заявитель. К сожалению, такой позиции не прозвучало.

Вместе с тем ВСУ не всегда поддерживает банки в ситуациях, связанных с правами несовершеннолетних на жилье. Так, Постановлением от 31 октября 2012 г. N 6-66цс12 ВСУ оставил в силе решения нижестоящих судов при следующих обстоятельствах.

В первом судебном процессе в 2006 г. по иску гражданина были признаны утратившими право проживания в квартире его совершеннолетний брат и несовершеннолетняя дочь указанного брата (т.е. племянница истца). После этого истец в ноябре того же 2006 г. приватизировал указанную квартиру на себя единолично и тут же продал ее двум гражданам. Впоследствии указанное судебное решение было отменено, а при повторном апелляционном рассмотрении дела в ноябре 2007 г. в иске было отказано. Это не помешало новым собственникам в июле 2008 г. взять в ОАО "Универсал Банк" кредит под залог указанной квартиры. И только в октябре 2009 г. городской прокурор в интересах несовершеннолетней племянницы предыдущего собственника квартиры подал иск, в котором оспорил "оптом" приватизацию квартиры, договоры ее купли-продажи 2006 г. и ипотеки 2008 г.

Суды, в том числе и ВСУ, в конечном итоге поддержали иск прокурора, оставив ни с чем и новых собственников, и банк, лишившийся залога. Полагаем, что ВСУ разрешил этот спор неправильно.

Вообще вся эта ситуация первоначально возникла из незаконных действий государственного органа - незаконного судебного решения, позже отмененного.

Основным аргументом новых собственников было то, что они - добросовестные приобретатели, а предусмотренных законом оснований для виндикации имущества у них, как у добросовестных приобретателей, нет. ВСУ возразил на это, что разного применения положений законодательства о виндикации якобы нет, так как несовершеннолетняя, в интересах которой предъявлен иск, вообще не собственник спорной квартиры, а только имеет право пользования ею. С таким подходом ВСУ мы согласиться не можем.

Если дело рассматривается только в контексте защиты права пользования, то его вообще нельзя защищать оспариванием титула собственника. Для пользователя безразлично, кто собственник, ведь право пользования переходит по праву следования. Пользователь не вправе вмешиваться в вопрос определения надлежащего собственника имущества. Поэтому если суд делает такой акцент на том, что истица - просто пользователь, то объектом защиты является право пользования, и никакое иное. Тогда суд вправе только обязать новых собственников предоставить истице право пользования указанным жильем, и не более того.

Если защищается все же право на приватизацию, т.е. на приобретение имущества в собственность, то для начала нужно разобраться, что это за право: защищается оно как публичное или как частное?

По своей сути это не что иное, как имущественное право приобрести в собственность вещь, находящуюся в пользовании, на основании того, что государство решило подарить ее текущим пользователям. Если это право публичное, то в соответствующих правоотношениях участвуют только истица, иные лица, имевшие право на приватизацию того же объекта, государственные органы приватизации плюс государство, орган которого (суд) первоначально и лишил истицу права на приватизацию, вынеся первое ошибочное решение по иску ее дяди. И все иски должны были заявляться прокурором в пределах данного круга субъектов. Новые же покупатели жилья с правоотношениями приватизации никак не связаны - втягивать их в них никаких правовых оснований нет. Тем более нет правовых оснований возлагать на частных лиц имущественную ответственность за судебные ошибки, что ВСУ фактически в данном деле и сделал.

Если мы защищаем частное гражданское право (а судебное решение по делу содержит массу ссылок на ГК Украины), то какое же гражданское право истицы нарушено? Право получить подарок от государства? Но какое отношение к этому имеют новые собственники? С точки зрения цивилистических подходов дело обстоит так: кто-то обязался подарить вам вещь, но в итоге подарка вы не получили, так как имущество перешло в собственность иного лица. Можете ли вы судиться за вещь с новым собственником? Я уверен, что нет, но ВСУ, вероятно, думает по-другому.

Ранее ВСУ неоднократно и совершенно справедливо указывал на то, что иски о двусторонней реституции могут подавать только стороны соответствующей сделки друг к другу; в остальных же случаях должен заявляться виндикационный иск. Ответчики по делу как раз и ссылались на данную практику ВСУ, указывая, что все считающие их ненадлежащими собственниками квартиры, кроме продавца, у которого они ее купили (дяди истицы), должны заявлять к ним виндикационный иск, и никак иначе. На это ВСУ ответил абсурдным аргументом о том, что, мол, виндикация же связана с правом собственности, а истица была только пользователем. Но тогда ВСУ должен был и защищать право пользования, в рамках защиты которого признавать куплю-продажу и ипотеку недействительными никаких правовых оснований не было.

Если мы не правы в трех следующих итоговых тезисах, готовы выслушать критику:

1) право пользования оспариванием отчуждения имущества не защищается;

2) существовавшее, но не реализованное в силу чьих-то незаконных действий право приобрести имущество в собственность защищается только в правоотношениях с теми, кто его непосредственно нарушил, иском о возмещении вреда;

3) лица, которые не приобрели в прошлом права собственности на недвижимое имущество, вообще не имеют права у кого бы то ни было его истребовать. Это и логично. Ни у кого нельзя требовать возврата имущества, не говоря о своем утраченном праве собственности на него. Иначе возникала бы парадоксальная ситуация: лицо, которое даже никогда не было собственником имущества, имело бы больше прав забрать имущество у добросовестного приобретателя, чем лицо, которое было собственником, но потом было противоправно лишено данного имущества. Но это же нонсенс! Более того, появилась бы возможность элементарно обходить все законодательные ограничения на виндикацию имущества у добросовестного приобретателя, подавая иски от имени не того, кто реально утратил имущество (реального истца), а фиктивного лица, которое якобы должно было приобрести когда-то ранее имущество у реального истца, но якобы не приобрело в силу обмана последнего.

Еще один момент: в квартире проживали истица, ее отец и дядя. Соответственно, максимум, на что могла претендовать истица, - это 1/3 квартиры. На каком основании истица оспаривала отчуждение всей квартиры, а суды удовлетворили соответствующий иск прокурора в ее интересах, если к 2/3 квартиры она a priori не имела никакого отношения?

Итоги ошибочного судебного решения ВСУ следующие: квартира вернулась в государственную собственность. После того как ее снова приватизируют уже на троих бывший хозяин с братом и племянницей (истицей по делу), выйдет следующее: бывший хозяин - с 1/3 квартиры и деньгами, соответствующими полной стоимости квартиры; его брат - с 1/3 квартиры; его племянница (интересы которой защищал прокурор) - с 1/3 квартиры; купившие квартиру граждане - без денег и без квартиры; банк - с ничем не обеспеченным кредитом. За судебную ошибку ответили частные лица. Будет ли при таких судебных решениях надежным и стабильным гражданский оборот?