2 Московское юридическое общество (см. Юридический Вестник за 1872 г., кн. 2), обсуждая

вопрос об отчетности поверенного пред своим доверителем, высказалось против всякого обя-

зательственного отношения между представителем и принципалом; подобное заключение про-

тиворечит как логическим основаниям представительства, так и требованиям гражданского

оборота.

3 См. Циммермана, стр. 158−166; у него указаны различные мнения ученых по этому вопросу.

Н. О. Нерсесов

76

ется, между прочим, случаем смерти gestor'a до ratihabitio, когда выражение

одобрения возможно только пред третьим. Полномочие, в противополож-

ность поручению, указывает на власть представителя непосредственно упра-

вомочивать или обязывать самого принципала своими сделками с третьими

лицами, но такая власть представителя не составляет какого-либо права в

субъективном смысле1, так же как, и ratihabitio не есть какое-либо право gestor'a.

Полномочие указывает только на возможность совершения представи-

телем известных юридических действий, но не самое исполнение их. Необ-

ходимость отличия этих двух моментов имеет большое практическое значе-

ние. Представитель в момент наделения его полномочием может быть и не-

правоспособным к совершению тех действий, на которые его уполномочи-

вают; но если действия эти должны быть совершены в будущем времени, к

которому представитель приобретает должную правоспособность, то данное

полномочие считается вполне достаточным для воспроизведения юридиче-

ского эффекта из представительства. Действительность легитимационного

акта как одностороннего проявления воли принципала обсуждается по вре-

мени его совершения, а действительность юридических действий, прини-

маемых на основании такого акта представителем, должна быть приурочена

к моменту совершения их представителем. Например, можно дать доверен-

ность на совершение судебных действий лицу, не имеющему такого права по

предписанию закона; но если до наступления момента совершения их в лице

такого представителя отпадет основание его неправоспособности, то он дол-

жен быть допущен к судебному представительству на основании имеющейся

у него доверенности. Заметим, что такой логический вывод отвечает в то же

время интересам гражданского оборота. Для принципала важно, чтобы его

представитель имел юридическую возможность в момент совершения пору-

ченного ему дела, и если принципал до этого момента не отменил раз данное

полномочие, то этим самым он достаточно высказывает свое желание про-

длить силу представительного полномочия. Так как полномочие для пред-

ставителя составляет только возможность совершения от имени другого

юридических действий, то передача такого полномочия другому, если это

ему дозволено, считается вполне действительной, хотя бы в момент передо-

верия представитель лично и не был правоспособен к исполнению тех дейст-

вий. В нашей судебной практике после закона 25 мая 1874 г. о частных пове-

ренных встречались случаи, где суд считал недействительным такое передо-

верие от лица, не имеющего права быть чужим поверенным, руководствуясь

известным юридическим правилом: nemo plus juris ad alium transferre potest,

1 См. Karlowa, стр. 58.

Понятие добровольного представительства в гражданском праве

77

quam ipse haberet. Но правило это имеет в виду лишь jura acquisita, когда од-

но лицо передает свое субъективное право другому; следовательно оно не

может применяться к случаю передачи полномочия, не составляющего како-

го-либо права представителя в приведенном выше смысле. Действительность

подобного передоверия оправдывается и с точки зрения мотива, который

имел законодатель, устанавливая известные условия, которым должны отве-

чать поверенные по чужим делам. Мотив этот составляет интерес доверите-

лей, во имя которого требуется от поверенного определенный умственный и

нравственные ценз. Оставаясь на строго формальной почве, не следовало бы

допускать к судебному представительству и такого поверенного, который

приобрел право быть ходатаем после получения доверенности; между тем,

сколько нам известно, никогда такой случай не возбуждал сомнения.

Таким образом, неправильно понятое юридическое правило повело и

может повести к различным ошибочным выводам. Один из таких случаев

судебной практики дошел до Кассационного Департамента Сената1, который,

по своему обыкновению, избегая установления общего юридического прин-

ципа, кассировал решение Судебной Палаты, находя передоверие от нота-

риуса присяжному поверенному вполне законным, так как на основании

ст. 19 нотариального положения и ст. 246 устава гражданского суда нельзя

вывести заключение о безусловном устранении нотариусов от права хода-

тайствовать по чужим делам. Хотя Сенат в результате пришел к выводу, со-

гласующемуся с нашим взглядом, но основания, которые он приводит для

своего решения, не могут быть признаны правильными. Из этого решения

Сената выходит, что закон (ст. 19. нотариального положения) запрещает

только совмещение в одном лице звания нотариуса и присяжного поверенно-

го. Между тем, нам кажется, что вряд ли нотариус может быт допущен су-

дом, особливо после правил 25 мая 1874 г., к личному принятию различных

судебных действий в качестве поверенного.