26 Апреля упоминает о бумагах на предъявителя. Положительное австрий-

ское законодательство признает эти обязательства действительными, за ис-

ключением некоторых особенных случаев, в которых закон требует, чтобы

имя кредитора было обозначено (ср. § 393, 371 австрийского гражданского

уложения, а также закон 3 мая 1868 г. об амортизации ценных бумаг2.

Обращаясь к причинам, вызвавшим форму на предъявителя, мы встре-

чаемся с ходячим мнением, что причины эти находятся в желании быстрой и

легкой передаваемости обязательства. Кредитору часто бывает необходимо

реализировать свое право требования до наступления срока, поэтому и гово-

рят, что предъявительская оговорка была найдена удобной формой для из-

бежания неудобств, сопряженных с передачей обязательств посредством

особого договора тому или другому лицу. Такое объяснение может быть

применимо только к чистой форме на предъявителя. Что же касается несо-

вершенных бумаг на предъявителя, то их происхождение в приведенных

странах объясняется стеснениями процессуального представительства, как и

во Франции. Как в римском праве ограничения судебного представительства

привели постепенно к cessio, так точно подобные же ограничения процессу-

ального представительства у новых народов должны были повести к изобре-

тению обязательств с предъявительской формой. Удобство легкой переда-

ваемости было не побудительной причиной, вызвавшей эти обязательства в

промышленном обороте, а необходимым и неизбежным последствием.

1 Kuntze, ib., стр. 81.

2 Commentar zum allgemeinen Oesterreichischen burgerlichen Gesetzbuch v. Stubenrauch, 3 изд.,

1876 Г., стр. 479 и след.

О бумагах на предъявителя с точки зрения гражданского права

187

У всех европейских народов процессуальное представительство вначале

было запрещено. Переход от этого состояния до полного свободного судеб-

ного представительства совершался медленно в течение довольно продолжи-

тельного времени посредством исключений из первоначального общего пра-

вила о безусловной недопускаемости судебного представительства. В зако-

нодательных памятниках европейских народов, дошедших до нас, можно

найти подтверждение вышеприведенного общего положения.

По мировоззрению германских народов, всякое, даже частное, правона-

рушение, считалось deliсtum privatum1. Защиту такого нарушения потерпев-

шее лицо находило посредством своего рода единоборства; исход зависел от

Божеского суда, судья являлся как бы представителем Божества на земле.

Обязательство должно было быть исполнено с точностью должником, неис-

полнение делало его eo irso виновным; отсюда слово Schuld на немецком

языке означает одновременно и виновность, и обязательство (долг). Понят-

но, что при таком воззрении на обязательства должника и на гражданский

процесс вообще личное участие на суде явилось необходимым условием.

Процесс имел характер личного оскорбления, в котором были заинтере-

сованы все члены фамилии. Такой порядок господствовал у немцев до конца

XV в.2

По Лонгобардскому праву, допускалось иметь вместо себя представи-

теля на суде вдовам, сиротам и qui causam suam agere non potest, незнакомым

с правом, и то лишь с согласия противной стороны. Судья, допустивший

представительство от имени других лиц, кроме поименованных, подвергался

штрафу3.

Ограничение судебного представительства имело место в средневеко-

вой Германии до XVI в.4 Правом судебного представительства пользовались

только некоторые привилегированные лица (суверенные владельцы, прела-

ты, городские муниципии и т. п.).

Даже городовое право наиболее промышленных городов средневековой

Германии (Гамбург, Любек, Бремен и др.) допускало судебное представи-

тельство с ограничениями, а именно: при согласии противной стороны, толь-

ко в лице членов семьи, в случаях крайней нужды и т. п.

Самое установление судебного представителя допускалось лишь после

начала процесса, когда сторона, лично присутствуя на суде, передавала свое

право уполномоченному посредством формального акта. Требование личной

1 Bethmann–Hollweg. Bd. IV, стр. 25.

2 Bethmann–Hollweg. Bd. IV, стр. 363−364.

3 Bethmann–Hollweg. Bd. IV, стр. 377; Brunner, Zeit. f. d. g. H. 22, стр. 519.