§ 2. Раскрытие общего принципа

Гражданский кодекс (п. 2 ст. 453) абсолютно обоснованно указывает на то, что расторжение договора прекращает обязательство. Важно отметить, что речь не идет о недействительности договора. Несмотря на это, на практике мы зачастую сталкиваемся с исками кредитора о недействительности договора, основанными на том, что должник нарушил те или иные его условия. Особенно часто это встречается в тех случаях, когда лицо, выигравшее аукцион при приватизации предприятия, не выполняет условия приватизационной сделки <563>. В такого рода случаях имеет место грубейшая ошибка, основанная на смешении двух абсолютно разнородных институтов (расторжения и недействительности), различие которых особенно выразительно, учитывая то, что в российском праве по общему правилу расторжение влечет прекращение договора на будущее, а недействительность - двустороннюю реституцию, т.е. возвращение сторон в положение, имевшее место до заключения договора. Основное же различие состоит в том, что при недействительности договора обязательства не прекращаются, а признаются не имевшими место изначально, и основанием для этого являются те или иные дефекты, имевшие место при заключении договора. При расторжении же договора обязательства прекращаются на будущее в связи с теми или иными юридическими фактами, имевшими место после заключения договора (нарушение договора, существенное изменение обстоятельств и т.д.), но не аннулируют сам факт заключения и исполнения договора в течение определенного времени. Несмотря на наличие некоторых ситуаций, не укладывающихся в общую схему, таких как ст. 428 ГК, которая позволяет расторгать договор присоединения в связи с несправедливостью условий, включенных в договор, различие между расторжением и недействительностью проступает вполне отчетливо.

--------------------------------

<563> См., например: Постановление Президиума ВАС РФ от 3 октября 2000 г. N 1940/99.

Сделанный вывод означает, что, как уже отмечалось в литературе <564>, расторжение договора, в частности, не отменяет возникновения у покупателя по договору купли-продажи товара права собственности на полученный от продавца до расторжения товар и не аннулирует состоявшийся переход прав требования к цессионарию в случае расторжения договора купли-продажи права требования. В некоторых случаях кредитор имеет право потребовать реституции, но автоматически юридический эффект существования и исполнения договора в период до момента расторжения не аннулируется, а следовательно, не отменяются те юридические последствия, которые возникли в связи с этим. Соответственно, при расторжении договора право собственности на проданную по расторгнутому договору вещь автоматически не возвращается к продавцу, а право требования в силу самого факта расторжения договора по продаже права требования не переходит на цедента.

--------------------------------

<564> Фогельсон Ю., Найденова М. Последствия расторжения договора // Хозяйство и право. 2004. N 10. С. 29.

Различие между недействительностью и расторжением договора имеет большое значение. Так, закрепленный в качестве общего правила в отечественном праве принцип перспективного эффекта расторжения снимает с повестки дня вопрос о сохранении в силе тех условий договора, которые по своей природе предназначены для применения на случай возникновения споров. При расторжении сама сделка не признается недействительной, и даже в случае возникновения как у одной, так и у обеих сторон права требовать реституции сам факт возникновения прав и обязанностей по договору и их действия вплоть до момента расторжения, а равно факт сохранения в силе тех условий договора, которые предназначены для применения и после расторжения договора (например, регулируют вопросы защиты прав контрагента, пострадавшего от нарушения), не ставятся под сомнение. Это приводит к тому, что кредитор, в частности, не теряет права взыскать с должника предусмотренные в договоре штрафные санкции за нарушение договора, начисленные до момента расторжения. Кроме того, сохраняют свою силу и условия договора о порядке и условиях реституции на случай расторжения, об особенностях взыскания убытков и их сочетания с неустойкой, о подсудности споров, о третейской форме рассмотрения споров, о передаче споров на рассмотрение в международный коммерческий арбитраж, о применимом праве и другие подобные условия. В праве тех стран, которые в качестве общего правила приравнивают последствия расторжения к последствиям недействительности, необходимость обосновать "выживаемость" подобных условий в случае расторжения, как мы видели из сравнительного анализа, вызывает серьезные логические затруднения. В этой связи одно из главнейших преимуществ идеи о возведении в разряд общего правила перспективного эффекта расторжения состоит именно в том, что она снимает данное логическое противоречие. Между недействительностью и расторжением проводится четкая разграничительная линия. Недействительность элиминирует договор целиком и отменяет задним числом сам факт его существования. В то же время расторжение по общему правилу прекращает договор на будущее и не отменяет сам факт заключения и действия договора вплоть до его расторжения, а также сохранения в действии некоторых его условий, специально предназначенных для применения на случай нарушения договора, и после того, как договор был расторгнут. Главная наша идея состоит в том, что при всей удачности такого перспективного подхода нельзя не заметить ряд случаев, когда в качестве исключения должен допускаться элемент ретроспективного подхода (реституция), о чем подробно речь пойдет ниже. Но тот факт, что мы признаем целесообразным в некоторых случаях отойти от последовательного воплощения правила о перспективном эффекте расторжения и санкционировать реституцию, отнюдь не означает, что в подобных случаях должен применяться ретроспективный подход к последствиям расторжения в полной мере. Говоря о необходимости реализации ретроспективного эффекта расторжения в тех или иных случаях, мы имеем в виду только один элемент ретроспекции, а именно реституцию. Ни при каких обстоятельствах признание возможным реституции как последствия расторжения не элиминирует сам договор как юридический факт и не ставит под сомнение применимость тех его условий, которые по своей природе должны применяться и после его расторжения.

Таким образом, мы пришли к заключению, что выбор российского законодателя в пользу перспективного эффекта расторжения концептуально был оправдан. При этом законодатель допустил несколько серьезных ошибок.

Во-первых, следует отметить явную оплошность законодателя, который в п. 3 ст. 453 ГК попытался детализировать, с какого момента происходит прекращение обязательства, указав на то, что таким моментом является заключение соглашения о расторжении (при добровольном расторжении) и вступление в силу судебного решения (при судебном расторжении), забыв о таком важном исключении, как правило о допустимости одностороннего отказа, которое, как мы поняли, в реальности вытесняет судебную процедуру из практики и теперь де-факто является общим правилом. Гражданский кодекс не уточняет, с какого момента договор считается расторгнутым при одностороннем отказе. Как мы отмечали выше, возникший вакуум должен заполняться нормой ст. 523 ГК, согласно которой при отказе от договора поставки договор считается расторгнутым с момента получения должником уведомления об одностороннем отказе. Данная норма должна применяться ко всем иным договорам по аналогии. В этой ситуации нет ничего удивительного, учитывая то, что в разделе ГК, посвященном договору купли-продажи, содержится множество других норм, место которых на самом деле в Общей части ГК (например, ст. ст. 487, 488, 516, 522, 524 и др.). Законодатель, "забывший" включить некоторые важные нормы в общую часть обязательственного права в рамках части первой ГК, вспомнил о них при разработке части второй ГК и включил некоторые из таких "забытых" норм в раздел о договоре купли-продажи.

Во-вторых, законодатель, используя термин "прекращение обязательства", не уточнил механизм применения этого последствия расторжения к длящимся делимым договорам и иным договорам, предполагающим несколько обязательств или частей исполнения, что привело к возникновению крайне противоречивых ситуаций и судебных споров. Так, в последнее время отечественная правовая доктрина и судебная практика все чаще стали сталкиваться с проблемой, когда расторжение длящегося делимого договора ставит вопрос о судьбе обязательства (части исполнения), неисполнение должником которого (которой) и стало поводом к расторжению. Если расторжение в силу ст. 453 ГК прекращает обязательства сторон, то, следовательно, должны прекращаться как несозревшие обязательства (части исполнения), т.е. обязательства с ненаступившим сроком исполнения, так и собственно то просроченное обязательство (часть исполнения), срок исполнения которого уже наступил. Но во многих случаях такой подход противоречит логике, как, например, в случае, когда арендодатель расторгает договор аренды в связи с просрочкой в оплате арендной платы и при этом требует исполнения обязательства по оплате за периоды использования арендованного имущества до момента расторжения. В последнее время в связи с этим стало распространяться мнение, что расторжение договора прекращает только будущие обязательства по договору, ставит крест на дальнейшем сотрудничестве сторон по исполнению договора, но не отменяет обязанность по исполнению того обязательства, срок исполнения которого к моменту расторжения уже наступил <565>. Стала классической цитата из одного судебного решения: "...при расторжении договора обязательства сторон прекращаются (п. 2 ст. 453 ГК РФ). Данное правило означает невозможность возникновения в будущем обязательств на основании расторгнутого договора. В то же время названное правило не означает, что прекращаются права и обязанности, возникшие в прошлом до расторжения договора" <566>. Некоторые авторы видят проблему в том, что такое ограничение круга прекращаемых в связи с расторжением договора обязательств противоречит букве ст. 453 ГК, которая говорит о прекращении обязательств, не уточняя, что под обязательствами здесь понимаются только обязательства с ненаступившим сроком исполнения <567>. С нашей точки зрения, в этом-то как раз никакой проблемы нет. Положение закона о том, что расторжение договора прекращает обязательства, настолько абстрактно, что может предполагать множество различных вариантов его толкования, в том числе и тот вариант, который предпочитают некоторые суды, отказывающиеся признавать, что расторжение договора может прекратить и уже просроченное обязательство по длящемуся делимому договору.

--------------------------------

<565> См., например: Постановление Президиума ВАС РФ от 16 мая 2006 г. N 15550/05.

<566> Постановление ФАС Московского округа от 29 июля 2003 г. N КГ-А40/5056-03.

<567> Фогельсон Ю., Найденова М. Последствия расторжения договора // Хозяйство и право. 2004. N 10. С. 31.

На наш взгляд, все имеющиеся подходы к решению данной проблемы страдают общим недостатком. Они пытаются императивно закрепить "радиус действия" расторжения, в то время как в различных ситуациях логически оправданными будут различные же решения. В случае, когда расторгается договор аренды, действительно логичнее предположить, что расторжение прекращает только обязательства, связанные с пользованием имуществом после расторжения, но не аннулирует обязательство арендатора по оплате просроченной арендной платы. В случае же, когда покупатель расторгает договор в связи с тем, что поставщик не поставляет очередную партию товара, вывод о том, что обязательство по поставке просроченной партии сохраняет свою силу, несмотря на состоявшееся расторжение, выглядит достаточно странно. Поэтому наша позиция состоит в том, что следует предоставить самому кредитору право выбирать между различными сценариями расторжения, самостоятельно определяя "радиус действия" выбранного им способа защиты. А в случае отсутствия прямо выраженного выбора следует определять тот сценарий, который вероятнее всего предполагался бы разумным лицом на месте кредитора в сравнимых обстоятельствах. Подробнее об этом речь пойдет ниже.

В-третьих, законодатель, установив запрет на требования о возврате предоставленного до момента расторжения (п. 4 ст. 453 ГК), крайне неблагоразумно "забыл" упомянуть о тех случаях, когда все же некоторый ретроспективный эффект расторжения договора просто необходим и без реституции адекватно защитить свои интересы кредитор не может. В литературе обращалось внимание на противоречивость законодательного регулирования и на необходимость снятия противоречия между перспективным эффектом расторжения, закрепленным в ст. 453 ГК в качестве общего правила, и соображениями справедливости, в ряде случаев требующими легализации реституционных механизмов <568>. Тем не менее целостная доктрина по данному вопросу по настоящий момент в российском праве не разработана. Ниже мы постараемся выявить все случаи, когда разумность, справедливость и экономическая эффективность требуют легализации реституции как следствия расторжения договора, и найти юридическое обоснование для легального обхода ограничения, заложенного в указанной норме ГК.

--------------------------------

<568> Фогельсон Ю., Найденова М. Последствия расторжения договора // Хозяйство и право. 2004. N 10. С. 31.

Кроме того, большое количество иных крайне важных вопросов, связанных с последствиями расторжения, к сожалению, оказываются за рамками нашего неоправданно лаконичного правового регулирования и, соответственно, требуют детальной доктринальной проработки. Мы, в свою очередь, в рамках данной работы попытаемся предложить, на наш взгляд, оптимальные решения наиболее острых из них.