§ 6. Последствия перспективного и непропорционального

расторжения длящегося делимого договора

Если кредитор в случае неисполнения или ненадлежащего исполнения должником одной из частей длящегося делимого договора не заинтересован в пропорциональном расторжении, т.е. не заинтересован в сохранении договора в остальной части, то, как мы помним, возможны и два других варианта расторжения - перспективное расторжение или непропорциональное расторжение.

В обоих случаях договор остается в силе в отношении тех частей исполнения, которыми стороны успели эквивалентно обменяться ранее. При этом договор прекращается на будущее либо в отношении всех несозревших и запланированных на будущее частей исполнения с сохранением в силе той части, нарушение которой вызвало расторжение (перспективное расторжение), либо в отношении несозревших частей исполнения вместе с нарушенной частью исполнения (непропорциональное расторжение). В последнем случае к перспективному эффекту расторжения может опять же примешаться определенный ретроспективный эффект, если в рамках соответствующей части к моменту расторжения кредитор успел осуществить исполнение, а должник встречное исполнение не произвел или произвел его ненадлежащим образом. В случае же перспективного варианта расторжения у расторжения возникает только перспективный эффект, и вопрос о реституции вообще не встает.

Таким образом, разница между двумя этими вариантами проявляется в вопросе о том, сохраняется ли юридическое основание в отношении той части исполнения, нарушение которой спровоцировало расторжение. Кредитор вправе выбирать между двумя этими вариантами по своему усмотрению при условии, что нарушение достаточно существенно, чтобы оправдать такой выбор.

Тот факт, что российское законодательство, в отличие от Венской конвенции 1980 г., не разделяет эти варианты расторжения, приводит к серьезной путанице, доктринальной и практической неразберихе. Для примера можно привести недавнее разъяснение, данное Президиумом ВАС РФ по вопросу о последствиях расторжения договора. В п. 1 "Обзора практики применения арбитражными судами норм Гражданского кодекса Российской Федерации о некоторых основаниях прекращения обязательств" (информационное письмо Президиума ВАС РФ от 21 декабря 2005 г. N 104) ВАС РФ указывает на то, что "если иное не вытекает из соглашения сторон, расторжение договора влечет прекращение обязательств на будущее время и не лишает кредитора права требовать с должника образовавшиеся до момента расторжения договора суммы основного долга и имущественных санкций в связи с неисполнением или ненадлежащим исполнением договора". Данный универсальный по своей формулировке вывод делается на основе анализа конкретного дела. В этом деле договор аренды, по которому арендатор имел задолженность по арендной плате за некоторые периоды, был расторгнут по соглашению сторон. В контексте данного дела такой вывод на первый взгляд выглядит вполне уместно. Какой разумный арендодатель расторгнет договор аренды так, чтобы лишить себя права взыскать просроченную арендную плату? Выше мы уже приходили к выводу о том, что расторжение длящихся делимых договоров может не затрагивать уже возникший к моменту расторжения договора долг и прекращать лишь исключительно несозревшие обязательства сторон, по которым не наступил срок исполнения (перспективный сценарий расторжения). Но сделанный ВАС РФ обобщенный вывод некорректен по двум причинам.

Во-первых, ВАС РФ не уточнил, что обязанность реально исполнить обязательство может сохраняться только по длящимся делимым договорам. Распространить эту рекомендацию ВАС РФ за рамки договора аренды или иного длящегося делимого договора не представляется возможным. Например, представим себе, что продавец передал покупателю картину, а покупатель не стал платить за нее, что привело к расторжению продавцом данного договора. Неужели расторжение в данном случае также "не лишает кредитора права требовать с должника образовавшиеся до момента расторжения суммы основного долга"? Безусловно, нет. Иначе становится непонятным смысл расторжения, если единственное неисполненное к моменту расторжения обязательство (в данном случае обязательство по оплате картины) сохраняет свою силу. Поэтому ВАС РФ, давая разъяснения по вопросу, связанному с расторжением договора аренды, следовало бы точнее обозначить сферу применения данного разъяснения, ограничив ее лишь длящимися делимыми договорами (т.е. договорами, исполнение которых разбивается на части). Применение этого разъяснения в отношении договоров, подразумевающих разовое исполнение с каждой из сторон, просто абсурдно.

Во-вторых, даже если считать, что ВАС РФ подразумевал исключительно договоры аренды и не имел в виду распространение этого разъяснения за рамки данного типа договоров или в целом за рамки длящихся делимых договоров, то и в этом случае занятая им позиция выглядит небезупречно. Дело в том, что ВАС РФ указывает на то, что расторжение сохраняет в силе обязательство должника, созревшее до расторжения. Иное, как уточняет ВАС РФ, может быть предусмотрено в договоре. Но такой вывод делает невозможным выбор кредитором варианта непропорционального расторжения, при котором он отказывается и от той части исполнения, которая оказалась нарушена. Получается, что разъяснения ВАС РФ делают невозможным для кредитора в длящемся делимом договоре расторжение договора в связи с неосуществлением должником одной из частей исполнения таким образом, чтобы отказаться и от просроченной части исполнения, из-за которой, собственно, договор и расторгался. Ведь если ВАС РФ пишет, что "прекращение обязательств на будущее время... не лишает кредитора права требовать с должника образовавшиеся до момента расторжении договора суммы основного долга", это может означать только одно: само договорное обязательство по уплате арендной платы сохраняет свою силу и подлежит принудительной реализации. Скорее всего, этот вывод и подразумевается в Обзоре. В случае с арендой такой вывод вполне логичен, но он отнюдь не очевиден по отношению к длящемуся договору купли-продажи, оказания услуг и даже самой аренде, если перевернуть ситуацию и представить себе, что арендатор уплатил арендную плату на год вперед и расторгает договор по причине его нарушения арендодателем. Неужели в таких случаях ВАС РФ поддержит свой вывод о том, что расторжение договора сохраняет неисполненное к моменту расторжения обязательство должника? Представим себе договор, по которому поставщик осуществляет ежемесячные отгрузки. Покупатель оплатил и получил две отгрузки. Затем оплатил третью из пяти предусмотренных поставок, но не получил товар. В ответ на это нарушение он расторгает договор. Означает ли это, что обязанность отгрузить третью партию, несмотря на расторжение, сохраняется? Абсолютно такая же ситуация возникает при применении вывода ВАС РФ в отношении самого договора аренды, если представить себе ситуацию, когда договор расторгает арендатор. Очевидно, что позиция ВАС РФ, если ее понимать таким образом, не носит общий, универсальный характер и "завязана" только на приведенном в этом Обзоре примере с договором аренды, расторгаемым из-за невыплаты арендной платы. В данном примере арендодатель не может истребовать назад предоставленное арендатору, так как в силу природы пользования имуществом оно не подлежит реституции в натуре. Наиболее логичным выглядит сохранение обязанности должника (арендатора) по исполнению просроченного обязательства. Если в данной ситуации было бы возможно истребование назад предоставленного по договору (например, как то имеет место в случае нарушения договора купли-продажи), то мы не могли бы однозначно утверждать, что расторжение всегда сохраняет в силе неисполненное обязательство. Поэтому очень важно указать на принадлежащее кредитору право выбора сценария расторжения и определение точки приложения эффекта расторжения. Если кредитор в результате расторжения теряет интерес в принятии как просроченных, так и не созревших к этому моменту частей исполнения, то он должен иметь право распространить эффект расторжения как на созревшие, так и на несозревшие части исполнения (непропорциональное расторжение). Если же он имеет интерес в расторжении договора только в части несозревших требований, то он должен иметь право выбрать такой сценарий расторжения, при котором он оставляет договор в силе в отношении просроченной части исполнения (перспективное расторжение).

Но возможен и другой путь толкования позиции ВАС РФ. Теоретически можно представить, что ВАС РФ имел в виду, что сумма основного долга по арендной плате будет взыскиваться не как реальное исполнение договорного обязательства, а в порядке применения норм о неосновательном обогащении. Так как истребовать услуги по аренде в натуре невозможно в силу природы данного исполнения, то согласно правилам о возврате неосновательного обогащения подлежит возврату денежная стоимость полученного (ст. 1105 ГК) <577>. Если понимать разъяснение суда таким образом, то можно сделать вывод о том, что расторжение договора всегда влечет прекращение всех обязательств должника, включая и ту часть исполнения, просрочка которой стала поводом для расторжения. Тогда вывод ВАС РФ соответствует ранее обозначенной им же позиции о том, что расторжение договора не лишает кредитора права требовать возврата ранее предоставленного по договору, если должник в результате удержания полученного от кредитора исполнения неосновательно обогащается (п. 1 информационного письма Президиума ВАС РФ от 11 января 2000 г. N 49 "Обзор практики рассмотрения споров, связанных с применением норм о неосновательном обогащении"). Следует признать, что это толкование позиции ВАС РФ на самом деле носит искусственный характер, так как в действительности ВАС РФ, видимо, не намеревался подводить иск о взыскании просроченного к моменту расторжения долга по арендной плате под нормы о неосновательном обогащении, так как прямо указывает, что сам факт расторжения договора не означает прекращения обязательства, которое не было исполнено к моменту расторжения. В то же время такое толкование позиции ВАС РФ более корректно, чем та идея, которой, видимо, руководствовался сам Суд. Но и такой подход к обоснованию позиции, занятой ВАС РФ, со всей очевидностью страдает однобокостью.

--------------------------------

<577> Этот подход разделяется и нашей судебной практикой (см., например, Постановления Президиума ВАС РФ от 6 апреля 1999 г. N 5771/98, от 25 мая 1999 г. N 6222/98).

Оба изложенных подхода не учитывают самого главного - интереса кредитора. В обоих случаях делается попытка императивно решить за кредитора, как быть с просроченной частью исполнения при расторжении длящегося делимого договора. В действительности же, как мы показали выше, именно кредитор должен решать, с какого момента и какие обязательства прекращать. Он должен иметь право, столкнувшись с нарушением в отношении одной из частей исполнения и решив расторгнуть договор целиком, а не пропорционально, выбирать между двумя вариантами: (1) либо отказаться от будущих частей исполнения, но сохранить право на реальное исполнение уже созревшей (просроченной) части исполнения, либо (2) отказаться как от будущих частей исполнения, так и от просроченного долга. Этот выбор может быть в некоторых случаях очевиден и предопределен спецификой самого обязательства и ситуации. Например, если исполнение, осуществленное к моменту расторжения самим кредитором, в силу своей специфики не может быть возвращено в натуре, а нарушенное должником обязательство носит денежный характер, то кредитору, желающему расторгнуть договор на будущее, логичнее требовать реального исполнения в отношении уже просроченных платежей. Если же осуществленное кредитором до расторжения исполнение может быть легко возвращено в натуре или встречное неисполненное должником обязательство носит неденежный характер, в связи с чем на практике нереально к истребованию в натуре (как то имеет место с услугами, работами, во многих случаях и с вещами) <578>, то логичнее кредитору прекращать обязательство должника и в той части, которая оказалась неисполненной к моменту расторжения.

--------------------------------

<578> Подробнее об ограничениях на реализацию иска о присуждении к исполнению в натуре см.: Карапетов А.Г. Иск о присуждении к исполнению обязательства в натуре. М., 2003. С. 108 - 175.

Возможен и третий вариант толкования изложенного подхода ВАС РФ. В самом тексте Обзора указывается на сохранение в силе денежного долга, возникшего до расторжения. Из этого можно предположить, что ВАС РФ имел в виду следующее: расторжение позволяет кредитору взыскать долг, возникший до расторжения, только тогда, когда этот долг носит именно денежный характер, а к случаю неденежного характера неисполненного к моменту расторжения обязательств должника данное разъяснение не применяется. У такого подхода есть определенные основания. Так, в сравнительно-правовом разделе настоящей работы мы уже отмечали, что в английском праве в случае, когда нарушение должника состоит в неоплате товаров, работ и услуг, права кредитора в ряде случаев ограничиваются взысканием возникшего денежного долга <579>. Но и такой подход следует отвергнуть как необоснованно ограничивающий права кредитора. Он не признается ни Венской конвенцией, ни Принципами ЕКП, ни Принципами УНИДРУА, ни правом большинства других стран. Кредитор, осуществивший неденежное исполнение по длящемуся делимому договору, не получивший за него оплату и решивший в связи с этим расторгнуть договор, должен иметь право самостоятельно определять, сохраняется ли встречное нарушенное обязательство должника или оно прекращается с вытекающим отсюда правом кредитора требовать возврата того, что он предоставил в данной части. Как уже отмечалось, в договорах, предполагающих разовые исполнения (утром - стулья, вечером - деньги), сохранение в силе неисполненного денежного обязательства по оплате отгруженного товара, выполненных работ и оказанных услуг в случае расторжения вообще немыслимо, так как теряется всякий смысл расторжения. Но даже если взять только длящиеся делимые договоры, на наш взгляд, несправедливо лишать кредитора права прекратить договор, в том числе и в отношении неисполненной к моменту расторжения части. Действительно, во многих случаях (возможно, даже в большинстве) кредитору, отгрузившему товар, оказавшему услуги и выполнившему работы, разумнее расторгнуть договор строго перспективно (на будущее) и взыскать образовавшийся долг за осуществленные им до расторжения части исполнения. Но в ряде случаев кредитору будет намного выгоднее требовать реституции. Достаточно привести пример возбуждения против должника дела о банкротстве. В данном случае кредитору, уверенному в фактическом наличии у должника переданного ему по договору товара, намного удобнее реституировать через суд неоплаченный товар вне рамок процедуры банкротства, чем направлять арбитражному управляющему свое денежное требование по его оплате с минимальными надеждами на его удовлетворение в рамках процедур банкротства. Аналогичная ситуация и с иными договорами, когда кредитор в принципе может истребовать в натуре переданное исполнение. В ряде случаев такой сценарий будет в большей степени соответствовать интересам кредитора. Данный вывод тем более очевиден, если мы вспомним, что закон прямо позволяет продавцу, отгрузившему товар, но не получившему оплату за него, выбирать между требованием взыскания возникшего долга и требованием возврата товара (п. 3 ст. 488 ГК).

--------------------------------

<579> Principles of European Contract Law. Part 1 & 2. Prepared by The Commission on European Contract Law. Ed. by O. Lando & H. Beale. London, 2000. P. 428 - 429.

Но даже в случае, когда переданное должнику исполнение не может быть реституировано в натуре в силу природы исполнения (например, услуги, пользование имуществом), следует позволить кредитору выбирать в том числе и перспективный вариант расторжения, в рамках которого кредитор потребует возврата денежного эквивалента осуществленного им исполнения в рамках института кондикции. Во многих случаях никакой разницы между таким кондикционным требованием и требованием взыскания изначального денежного долга по договору не будет. Но могут возникнуть такие ситуации, когда кредитору будет выгоднее требовать именно кондикции, а не взыскания долга. Например, в случае взыскания неуплаченных арендных платежей, начисленных за период до расторжения, в порядке взыскания договорной задолженности арендодателю придется ориентироваться на размер арендной платы, закрепленный в контракте. Если же арендодатель осуществит непропорциональное расторжение, обязательство по уплате арендной платы за указанные периоды прекратится. Соответственно, арендатор окажется неосновательно обогатившимся в части пользования имуществом арендодателя. Это теоретически позволяет арендодателю предъявить бывшему арендатору иск о возврате неосновательного обогащения в виде денежной суммы, сбереженной арендатором в связи с использованием имущества арендодателя. При этом согласно п. 2 ст. 1105 ГК арендодатель при таком развитии событий вправе рассчитывать на получение платы не по договорным расценкам, а по среднерыночной цене, "существовавшей во время, когда закончилось пользование имуществом". Если с момента заключения договора аренды цены на аренду выросли, то арендодатель может рассчитывать на сумму большую, чем предусмотрено по договору. Учитывая, что причиной расторжения является нарушение договора арендатором, формально выведенный таким образом подход с точки зрения справедливости представляется в принципе допустимым.

Поэтому еще раз подчеркнем, что закон на случай расторжения длящегося делимого договора должен сохранять за кредитором право выбора между перспективным и непропорциональным сценариями расторжения, обусловив его критерием существенности нарушения.

Здесь может возникнуть ситуация, когда кредитор, нечетко выразивший свою волю в отношении выбора конкретного варианта расторжения, столкнется с тем, что суд растолкует его волеизъявление не в его пользу. Например, кредитор имел в виду перспективное расторжение, но четко свою волю не обозначил. Суд же, оценив все обстоятельства дела, квалифицировал расторжение как непропорциональное, т.е. прекращающее обязательство должника в том числе и в отношении той части исполнения, нарушение которой и послужило причиной расторжения.

В подобных ситуациях интересы кредитора могут быть во многих случаях защищены нормами о неосновательном обогащении, в особенности тогда, когда нарушенная должником часть исполнения состояла в уплате денег. Как мы видели на примере с арендой, по сути, для кредитора мало что меняется в случае, если вместо иска о взыскании основного долга по договору он предъявит иск об истребовании неосновательного обогащения. Если суд по какой-то причине растолкует волеизъявление кредитора таким образом, что обязательство должника по оплате в части просроченного им платежа будет прекращено, и если имущество, переданное кредитором должнику по договору, возвращено быть не может в силу гибели, перепродажи или употребления, а равно если обогащение должника было связано с потреблением нематериального исполнения кредитора (например, услуги, пользование вещью), которое по определению возвращено в натуре быть не может, то кредитор может затребовать денежную стоимость, которую таким образом сберег должник в порядке кондикции, что зачастую будет отличаться от взыскания денежного долга за такое исполнение крайне незначительно. Как мы видим, в случае если первоначальный долг должника носил денежный характер, разница между иском о взыскании основного долга по договору и иском о возврате сбереженной денежной стоимости в порядке кондикции становится крайне незаметной, что, кстати, и позволило нам сделать вывод, что ВАС РФ, давая разъяснения о возможности взыскания просроченных арендных платежей по расторгнутому договору, мог иметь в виду иск о возврате неосновательно сбереженной денежной суммы. Соответственно, интересы того кредитора, который не позаботился о том, чтобы выразить свою волю в отношении вопроса о круге прекращаемых в связи с расторжением обязательств более точно, во многих случаях могут быть вполне эффективно защищены при помощи норм о неосновательном обогащении.

В отношении сказанного следует сделать лишь одно замечание. В отдельных ситуациях степень эффективности защиты интересов кредитора посредством иска о возврате неосновательного обогащения может оказаться ниже, чем если бы кредитор четко выразил свою волю. Приведем такой пример. Представим договор страхования, по которому страховщик обязуется страховать все экспортируемые страхователем грузы. Некоторое время договор исполнялся надлежащим образом, страховые премии перечислялись, но страховые случаи не возникали. По истечении определенного времени в отношении одной из застрахованных партий произошел страховой случай. Страхователь обратился за получением страхового возмещения к страховщику, но тот без законных оснований отказался выплачивать страховое возмещение, что вызвало у страхователя нежелание продолжать договор и, соответственно, подтолкнуло его к расторжению договора. В данной ситуации разумный страхователь заявил бы о расторжении таким образом, чтобы не поставить под вопрос свое право на получение страхового возмещения по уже произошедшему страховому случаю (например, совместил бы заявление о расторжении договора страхования с претензией о выплате возникшего долга по страховому возмещению). Тогда прекратились бы обязательства страхователя по выплате страховой премии по всем будущим отгрузкам, а также обязательства страховщика по выплате страхового возмещения в случае каких-либо чрезвычайных ситуаций с этими будущими отгрузками, но договор сохранил бы свою силу в отношении уже созревшего денежного обязательства страховщика, т.е. того обязательства, которое было уже просрочено к моменту расторжения (т.е. в отношении невыплаченного страхового возмещения). Но если страхователь заявил о расторжении таким образом, что четко определить его волю невозможно, то мыслимо (по крайней мере теоретически) такое решение суда, при котором суд истолкует волю страхователя как направленную на то, что должны прекращаться все обязательства, в том числе и в части просроченного исполнения. По крайней мере в судебной практике встречаются случаи, когда страховщики в подобных ситуациях пытаются именно таким образом обосновать отказ в выплате возмещения, ссылаясь на осуществленное страхователем расторжение, которое в силу ГК прекращает обязательства, а значит, и обязательство в отношении уже произошедшего страхового случая <580>. Если принять такую сугубо формалистскую логику, то получается, что обязанность по выплате страхового возмещения с момента расторжения прекращается и страховщик уже не обязан погашать возникший долг. Конечно же, понятно, что в случае отсутствия четкого выражения своей воли страхователем разумный и беспристрастный суд откажется принимать такой подход страховщика к толкованию осуществленного расторжения и признает, что здесь на самом деле подразумевался вариант перспективного расторжения, который сохраняет в силе договор в отношении нарушенной части исполнения. Но если суд по каким-то причинам примет обратное решение и признает расторжение как осуществленное по непропорциональной модели, подразумевающей прекращение договора как в отношении будущих частей исполнения, так и в отношении созревшего долга, то, как мы писали выше, на выручку кредитору должен прийти механизм возврата неосновательного обогащения, который в большинстве случаев относительно эффективно защитит интересы кредитора. В большинстве случаев... но не в данном случае с договором страхования. Здесь страхователь, пожелавший вернуть неосновательное обогащение, может рассчитывать лишь на сумму уплаченной им страховой премии, которая по понятным причинам покроет лишь малую часть возникшего в связи со страховым случаем ущерба страхователя. На данном примере видно, что в ряде случаев степень эффективности защиты в двух обсуждаемых моделях может быть существенно различной и не всегда кредитор, попытавшийся защитить свои права через модель иска о возврате неосновательного обогащения, сможет удовлетворить свой очевидный, но, к сожалению, прямо не выраженный интерес.

--------------------------------

<580> Постановление ФАС Московского округа от 19 октября 1999 г. N КГ-А40/3350-99.

В этой связи при решении вопроса о прекращении обязательства должника при расторжении длящегося делимого договора следует учитывать не только прямо выраженную при расторжении волю самого кредитора, но и толковать состоявшееся расторжение с точки зрения возможно подразумевавшейся воли кредитора. В тех случаях, когда кредитор свой выбор прямо не сделал, но если исходить из всех обстоятельств дела, этот выбор очевиден любому здравомыслящему участнику гражданского оборота, суд должен принимать его за основу при решении вопроса о прекращении просроченного исполнения. Например, в вышеописанном примере с договором страхования грузов воля кредитора, пусть она прямо и не выражена, вполне очевидна, учитывая презумпцию разумности участников оборота. Аналогичным образом в вышеупомянутом случае с расторжением договора аренды, который привел ВАС РФ в Обзоре от 21 декабря 2005 г. N 104, также очевидно, что задолженность за пользование арендованным имуществом, возникшая за период до расторжения, должна быть погашена. Суд должен презюмировать, что лица действуют разумно и в своих интересах. В большинстве случаев сложно представить себе разумного арендодателя, который в такой ситуации, расторгая договор, подразумевал бы свой отказ от начисленной суммы арендной платы.

Но выводить из этих случаев императивное решение, в рамках которого расторжение договора (или даже только длящегося делимого договора) всегда предполагает сохранение в силе возникшего ранее обязательства, будет крайне нелогично.