§ 3. Момент расторжения при одностороннем отказе

В коммерческой практике, как правило, договоры в устной форме не заключаются, что определяется тем, что 1) согласно ГК сделки с участием юридических лиц должны оформляться письменно под страхом невозможности использовать свидетельские показания, а также тем, что 2) законодательство о бухгалтерском учете требует документального подтверждения хозяйственных операций. Соответственно, и односторонний отказ в таких случаях должен следовать форме договора и оформляться письменно.

В связи с этим возникает крайне важный практический вопрос о том, в какой момент договор считается расторгнутым: в момент отправления уведомления о расторжении или в момент его получения должником. На практике кредиторы зачастую доказывают в суде факт направления должнику соответствующего уведомления, например, предъявляя почтовую квитанцию об отправлении заказного письма. Данный подход не учитывает возможных почтовых рисков, а именно риска утери письма, вручения неуполномоченному лицу или задержки в пересылке в тех случаях, когда доставку сообщения осуществляет та или иная почтовая организация или курьерская служба.

К сожалению, российское законодательство не дает четкого ответа на вопрос о распределении почтовых рисков. Иными словами, нет нормы, которая указывала бы, кто (отправитель или получатель) отвечает за ошибки почтовой организации. Тем не менее данная проблема имеет большое практическое значение и выходит за рамки вопроса о порядке расторжения. Вопрос о том, когда извещение или заявление считается совершенным, а юридические последствия этого извещения возникшими (в момент отправления или в момент получения), встает очень часто при применении множества норм ГК (например, когда речь идет о порядке зачета встречных однородных требований, предупреждения арендатора о необходимости устранить нарушение и во многих подобных случаях). Применительно к порядку расторжения мы встречаем лишь одно из преломлений данной общей проблемы.

При этом следует иметь в виду, что применительно к отдельным случаям законодательство Российской Федерации однозначно решает вопрос о моменте возникновения юридического эффекта уведомления. Так, ст. ст. 433, 435 ГК предусматривают, что оферта и акцепт считаются совершенными в момент их получения адресатом, тем самым возлагая все почтовые риски на отправителя. Это означает, что, для того чтобы быть уверенным в возникновении юридического эффекта оферты или акцепта, отправитель должен позаботиться о получении доказательств вручения отправления. Другой пример: норма п. 4 ст. 523 ГК, которая указывает, что "договор поставки считается измененным или расторгнутым С МОМЕНТА ПОЛУЧЕНИЯ одной стороной уведомления другой стороны об одностороннем отказе от исполнения договора..." (выделено мной. - А.К.).

Но в законодательстве отсутствует общая норма, которая решала бы данный вопрос для всех остальных случаев. В советском законодательстве данный вопрос также прямо разрешен не был, а в литературе затрагивался крайне редко и в основном косвенно. Так, В.А. Рясенцев отмечал, что заявление об отзыве доверенности вступает в юридическую силу в момент отправки, а не в момент фактического получения данного заявления адресатом <378>.

--------------------------------

<378> Рясенцев В.А. Представительство и сделки в современном гражданском праве. М., 2006. С. 302.

Учитывая сказанное выше, следует призвать законодателя или высшие судебные органы ввести в закон соответствующую норму или дать однозначные разъяснения. В качестве примера прямого законодательного закрепления соответствующей нормы можно привести подход Венской конвенции 1980 г., которая содержит правило о том, что риск задержки, недоставки или ошибки в передаче несет получатель при условии, что отправитель принял все надлежащие при данных обстоятельствах меры (ст. 27 ВК) <379>. Следует поддержать саму попытку разработчиков ВК разработать четкую норму по указанному вопросу. Но при этом позволим себе не согласиться с самим выбранным решением.

--------------------------------

<379> Следует иметь в виду, что данная норма не применяется к процедуре заключения договора, а именно к порядку направления оферты и акцепта, а также в некоторых других случаях (подробнее см.: Венская конвенция о договорах международной купли-продажи товаров. Комментарий / Отв. ред. А.С. Комаров. М., 1994. С. 77 - 78).

Для выбора оптимального подхода проведем анализ нескольких вариантов решения этой проблемы и предположим, какой из вариантов будет наиболее экономически целесообразным и разумным.

Во-первых, возможен строго "проотправительский" подход: все почтовые риски несет получатель. При таком подходе отправителю достаточно направить соответствующий документ в адрес получателя. Юридический эффект данного заявления или извещения вступает в силу с момента отправления. При таком подходе юридически безразлично, получил ли адресат извещение в реальности, и если да, то когда. В зарубежной цивилистике данный принцип обозначается как "принцип отправления". Мы предлагаем обозначать его как строгий принцип отправления.

Во-вторых, возможен более мягкий "проотправительский" подход: все почтовые риски несет получатель, но только в том случае, если отправитель принял все разумные и адекватные меры для того, чтобы получатель своевременно получил соответствующее письмо. Данный подход отчасти принят в ВК (ст. 27). Такой подход можно обозначать как мягкий принцип отправления.

В-третьих, право многих стран мира <380> содержит норму о возложении почтовых рисков на отправителя (строго "прополучательский" подход). Согласно данному подходу извещение (или заявление) получает юридическую силу лишь в момент его получения адресатом. Соответственно, данный подход ориентирует отправителя на выбор такого способа доставки, который позволит ему проконтролировать факт получения сообщения адресатом. Если отправление получателю не вручено, само извещение не имеет юридической силы и считается несделанным. Данный принцип в зарубежной цивилистике принято обозначать как принцип получения. Мы предлагаем называть его строгим принципом получения.

--------------------------------

<380> Подробный обзор известных разным странам подходов по указанному вопросу см.: Principles of European Contract Law. Part 1 & 2. Prepared by The Commission on European Contract Law. Ed. by O. Lando & H. Beale. London, 2000. P. 130 - 131.

В-четвертых, возможно принять и принцип условного получения, согласно которому отправитель должен обеспечить получение извещения, но презюмируется, что отправление считается полученным в нормально принятый в данных конкретных обстоятельствах срок для доставки извещения. Например, если принятый данной почтовой организацией срок по доставке обычного почтового письма из региона отправителя в регион получателя составляет 10 дней, то суд должен признать, что извещение вступило в силу по истечении 10 дней с момента отправления, независимо от того, получил ли получатель это письмо фактически или нет.

В-пятых, возможны и любые комбинированные варианты, при которых для определенных видов сообщений устанавливается принцип отправления, а для других - принцип получения. В качестве иллюстрации различных вариантов подобных комбинаций приведем решения, принятые разработчиками Венской конвенции 1980 г., разработчиками Принципов ЕКП и законодателями некоторых стран.

Согласно ст. 27 ВК признается мягкий принцип отправления, т.е. все почтовые риски ложатся на получателя, если отправитель действовал добросовестно и разумно. Но данный принцип не применяется в отношении порядка заключения договоров, который согласно ВК предусматривает, что оферта и акцепт вступают в силу, если только они фактически получены адресатом (п. 1 ст. 15, п. 2 ст. 18 ВК). Другой вариант комбинированных общих подходов предлагает Принципы ЕКП (ст. 1:303), согласно которым по общему правилу признается строгий принцип получения, т.е. извещение вступает в силу в момент фактического получения, а все почтовые риски несет отправитель. Но данный принцип не применяется в случае, когда извещение направляется в связи с допущенным получателем нарушением договора (например, уведомление о расторжении), - в данном случае действует принцип условного получения (извещение вступает в силу в тот момент, в который оно должно было бы быть доставлено в обычных обстоятельствах).

Интересный вариант сочетания общих принципов предлагает законодательство Испании. Согласно ГК Испании признается принцип получения (ст. 1262 ГК Испании), но применительно к коммерческим отношениям действует принцип отправления (ст. 54 Торгового кодекса Испании). Согласно английскому общему праву действует строгий принцип получения, но применительно к моменту вступления в силу акцепта со времен принятия решения по делу Adams v. Lindsell (1818) признавался строгий принцип отправления (так называемая теория почтового ящика), согласно которому акцепт считается совершенным и договор вступившим в силу с момента отправления акцепта в адрес оферента. В США, несмотря на серьезную критику, "теория почтового ящика" в отношении порядка заключения договора подтверждена в § 63 второго Свода договорного права (Second Restatement on Contracts) <381>.

--------------------------------

<381> Подробнее критику "теории почтового ящика" см.: Цвайгерт К., Кетц Х. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права. Т. 2. М., 1998. С. 53 - 55.

При всем уважении ко всем предложенным подходам считаем наиболее адекватным принятие строгого принципа получения, согласно которому любые извещения и заявления приобретают какое-либо юридическое значение только при условии их получения адресатом. Строгий принцип отправления абсолютно неадекватен. Контрагент, отправив извещение, считает себя выполнившим свою обязанность независимо от того, получил ли адресат данное извещение и знает ли он о возникших таким образом юридических последствиях. Такая ситуация может порождать недопонимание между сторонами, увеличение убытков сторон, конфликты и споры, а значит, и поводы для судебных разбирательств и в целом может необоснованно ущемить интересы получателя. Строгий принцип отправления построен на очевидной фикции. Право при принятии данного подхода считает получателя уведомленным в момент, когда он никак не мог получить данную информацию, полностью игнорируя очевидную ложность данной презумпции и риски утери сообщения, задержки в доставке или вручении иному лицу. Абсолютно непонятно, по какой причине российское право должно принимать данный подход, в особенности в тех случаях, когда соответствующее уведомление направляется не в связи с нарушением договора получателем?!

Вряд ли в достаточной степени справедлив и мягкий принцип отправления, так как он в не меньшей степени, чем строгий принцип отправления, создает неопределенность и провоцирует новые конфликты, так как допускает ситуацию, когда адресат остается в неведении в отношении произошедших юридических фактов и их последствий. Принцип условного получения более разумен, но, к сожалению, страдает двумя недостатками: 1) он порождает споры об обычных сроках доставки и 2) в полной мере не устраняет вышеобозначенную проблему неопределенности в случае, если почтовая организация нарушит нормативные или обычные сроки или вовсе утеряет письмо, что, как известно, в России случается сплошь и рядом.

Принятие какого-либо варианта комбинирования общих подходов со всей очевидностью требует каких-либо конкретных норм, проводящих соответствующую дифференциацию, которых в российском законодательстве нет. При этом мы, например, не видим особого смысла, вслед за создателями Принципов ЕКП, устанавливать в качестве исключения из общего строгого принципа получения случай, когда извещение направляется нарушителю договора в связи с фактом нарушения договора. Возможно, конечно, рассмотреть переложение почтовых рисков на получателя как своего рода санкцию за допущенное нарушение. Но мы не видим в этом очевидной необходимости. В то же время, будь в российском законе закреплена похожая норма, вряд ли имело бы смысл ее оспаривать. Это один из тех случаев, когда наличие или отсутствие той или иной нормы не принципиально. Главное, чтобы она была! Поэтому, учитывая отсутствие в российском законе формального закрепления каких-либо положений на этот счет, нет смысла искать какие-либо изощренные варианты толкования, которые могли бы обосновать закрепление в российском праве комбинированного подхода наподобие того, который отражен в Принципах ЕКП.

В связи с этим наиболее простым, понятным и разумным считаем строгий принцип получения, согласно которому все почтовые риски возлагаются на отправителя. В целом именно такой вариант с теми или иными особенностями в большинстве случаев отражается в праве зарубежных стран <382>. Так, согласно ст. ст. 1334 - 1335 Итальянского ГК признается в качестве общего правила, что извещение вступает в силу при условии его получения адресатом, если только получатель не докажет, что для него по объективным причинам было невозможно фактически получить сообщение. Согласно ст. 3:37 ГК Нидерландов признается также, что любые извещения получают юридическую силу только при условии их получения адресатом, за исключением тех случаев, когда неполучение письма было вызвано действиями самого адресата, лиц, за которых адресат несет ответственность, а также если неполучение письма было вызвано обстоятельствами, которые связаны в большей степени с адресатом и оправдывают перенесение на него соответствующего риска.

--------------------------------

<382> Подробный обзор зарубежного законодательства по данному вопросу см.: Principles of European Contract Law. Part 1 & 2. Prepared by The Commission on European Contract Law. Ed. by O. Lando & H. Beale. London, 2000. P. 130.

Данный подход может быть юридически обоснован путем применения по аналогии п. 4 ст. 523 ГК, который применительно к договору поставки предусматривает, что договор считается расторгнутым с момента получения уведомления об отказе от нарушенного договора, а также п. 2 ст. 435 и ст. 444 ГК, согласно которым оферта и акцепт вступают в юридическую силу при условии их фактического получения адресатом. Небезынтересно, что в некоторых странах проблема распределения почтовых рисков при отправке извещений или уведомлений в рамках гражданско-правовых отношений решается также путем применения по аналогии правила о моменте заключения договора (получение оферентом акцепта). В качестве иллюстрации можно привести австрийское право, в доктрине которого можно встретить мнение о том, что ст. 862 Австрийского гражданского кодекса (далее - АГУ), устанавливающая, что акцепт считается сделанным при условии и в момент его получения оферентом, должна применяться по аналогии ко всем остальным случаям направления извещений <383>.

--------------------------------

<383> Быдлински Ф. Основные положения учения о юридическом методе. Ч. 2 // Вестник гражданского права. 2006. N 2. Т. 6. С. 198.

С точки зрения правовой логики данный подход представляется наиболее разумным, если учесть ряд факторов.

Во-первых, согласно закону исполнитель несет ответственность за действия третьих лиц, которых он привлек для исполнения. Почтовая или иная подобная организация привлекается для доставки письма получателю именно отправителем. Поэтому за ошибки, допущенные этой организацией, отвечает отправитель, а никак не получатель.

Во-вторых, когда закон говорит о праве или обязанности лица довести до сведения другого лица свою волю или некую информацию, то используются такие термины, которые не оставляют сомнения в том, что сама данная процедура может считаться исполненной лишь в момент фактического получения соответствующего сообщения ("уведомить", "известить", "сообщить", "предъявить", "заявить"). Например, ст. 60 ГК предусматривает обязанность уведомления кредиторов реорганизуемого юридического лица. Статья 101 ГК предусматривает обязательное уведомление кредиторов акционерного общества при уменьшении его уставного капитала. Статья 187 ГК обязывает поверенного, оформившего передоверие, известить об этом доверителя. Статья 314 ГК требует направления должнику требования об исполнении обязательства в случае отсутствия договоренности о сроке исполнения. Статья 343 ГК обязывает залогодателя уведомлять залогодержателя о возникновении угрозы утраты предмета залога. Статья 385 ГК предусматривает обязанность цедента сообщить цессионарию всю необходимую информацию, имеющую значение для реализации права требования. Статья 720 ГК указывает на обязанность заказчика заявить о недостатках в выполненных подрядчиком работах. Этот список можно продолжать и дальше. Во всех подобных случаях семантический анализ использованных законодателем терминов приводит нас к необходимости признать, что процесс извещения (уведомления, предъявления, заявления и т.п.) предполагает доведение соответствующей информации до адресата. Согласно Толковому словарю русского языка С.И. Ожегова термины "известить", "уведомить", "сообщить" являются синонимами и означают "довести до чьего-либо сведения". Термины "предъявить" и "заявить" сводятся также в конечном итоге к официальному сообщению. Таким образом, буквальное толкование использованных законодателем терминов позволяет заключить, что доведение до сведения адресата входит составной частью в процесс извещения (заявления, предъявления, уведомления и т.п.). Предположить, что, например, термин "уведомить" означает только лишь "отправить", а не довести соответствующую информацию до адресата, значит пойти против прямого значения данного понятия. Для такого радикального переосмысления значения данных понятий требуются какие-либо веские резоны. Как мы выше установили, соображения стабильности делового оборота, здравого смысла и в конце концов элементарной справедливости не позволяют нам принять принцип отправления. Поэтому нет никакого смысла опровергать буквальное толкование терминов, использованных законодателем.

В-третьих, строгий принцип получения в наибольшей степени обеспечивает определенность и предсказуемость в положении сторон и позволяет избежать ситуаций, когда юридический эффект извещений возникает, а получатель об этом ничего не знает в силу фактического неполучения соответствующего извещения.

Нам могут возразить, что строгий принцип получения может в некоторых случаях оказаться также несправедливым, только не по отношению к получателю, а по отношению к отправителю. Речь идет, в частности, о тех случаях, когда из договора или закона вытекает вполне определенный срок на совершение уведомления или извещения, и этот срок носит непродолжительный характер. Так, например, в договоре предусмотрено, что покупатель вправе отказаться от полученного товара по причине обнаруженных дефектов, если заявит об этом в течение 30 дней с момента фактического получения товара. Предположим, что покупатель принял все разумные меры для проверки качества товара и на восьмой день после приемки товара обнаружил существенный дефект в части поставленного товара. Желая воспользоваться своим правом на отказ от дефектной части товара, покупатель немедленно отправляет по почте соответствующее заявление. Но письмо по вине почты доставляется только через неделю после истечения предусмотренного договором месячного срока на совершение отказа. Отправитель в данной ситуации не в состоянии проконтролировать работу почты и узнает о соответствующем эксцессе в доставке намного позже, когда своевременно не получит уведомление о вручении. Но к этому времени будет уже поздно и месячный срок будет пропущен. Приведенный пример иллюстрирует некоторую незащищенность интересов отправителя, который, ведя себя абсолютно добросовестно, может бесповоротно пропустить отведенный ему срок на извещение или уведомление.

Этот негативный аспект применения строгого принципа получения необходимо учитывать. Он является обратной стороной тех преимуществ, которые он предоставляет получателю. Иначе говоря, некоторый уклон в сторону защиты прав получателя в рамках строгого принципа получения вполне очевиден. Но этот кажущийся перекос в реальности компенсируется тем, что инициатором отправки соответствующего извещения является отправитель. Соответственно, изначально все находится в его руках. Отправитель должен действовать не только добросовестно, но и эффективно. Прекрасно осознавая, как работает российская почта, он не мог быть уверен в том, что отправленное вовремя письмо будет своевременно доставлено получателю. Если на совершение уведомления законом или договором был предусмотрен непродолжительный срок и отправитель понимает, что на повторное отправление у него не хватит времени, ему следует выбрать такой вариант доставки, который будет гарантировать своевременность доставки и вручения данного уведомления. В распоряжении отправителя такие варианты, как отправка собственного курьера, отправка срочной телеграммы с уведомлением о вручении, использование услуг недешевых, но оперативных и надежных служб курьерской доставки (DHL, UPS, EMC Гарантпост и др.). Таким образом, учитывая, что отправитель свободен выбирать любые варианты передачи уведомления, вплоть до самостоятельной доставки и вручения под расписку, он должен нести полную ответственность за просрочку в доставке извещения.

Исходя из этих соображений, представляется наиболее разумным применение именно строгого принципа получения.

Тем не менее для внедрения в российское право строгого принципа получения необходимо преодолеть определенные преграды. Речь идет о п. 2 ст. 194 ГК, согласно которому письменные заявления и извещения, сданные в организацию связи до двадцати четырех часов последнего дня срока, считаются сделанными в срок. Данное правило может навести на мысль о принятии в российском законодательстве принципа отправления. Если исходить из смысла данной статьи, получается, что отправитель, сдавший извещение в последний день срока в отделение связи, считается известившим адресата. На наш взгляд, здесь законодатель неоправданно ввел в право очевидную фикцию. Для примера приведем следующую ситуацию. Согласно договору подряда заказчик вправе в одностороннем порядке отказаться от договора в течение 30 дней с момента его заключения. Заказчик в последний день этого срока сдал на почту письмо об отказе от договора. Подрядчик получил его лишь через 14 дней. Справедливо ли считать, что извещение (а соответственно и расторжение) совершено в момент сдачи письма на почту? Ведь при таком толковании все расходы, понесенные подрядчиком, ничего не знавшим о расторжении, в течение указанных двух недель, не будут компенсированы заказчиком, так как совершены уже после прекращения договора. А если письмо вовсе не дойдет? Ведь в таком случае подрядчик, находящийся в полном неведении, может работать достаточно долгий срок и узнать о прекращении договора лишь при попытке передать заказчику результат своих трудов. Очевидно, что принимать такую вопиющую фикцию абсолютно несправедливо. Таким образом, применение на практике подхода, изложенного в п. 2 ст. 194 ГК, необоснованно нарушает баланс интересов сторон, может причинить получателю значительный вред, так как порождает явную несправедливость и открывает значительный простор для злоупотреблений со стороны отправителя.

Несмотря на то что в большинстве случаев закон, указывающий на право или обязанность направить извещение, вообще не предусматривает какие-либо сроки, делает отсылку к разумным срокам или указывает на немедленность подобного извещения, что вообще исключает применение п. 2 ст. 194 ГК, которая регулирует лишь порядок извещения адресата в последний день срока, данную проблему нельзя игнорировать, так как: 1) в отдельных статьях (например, ст. 821 ГК) можно встретить установление сроков для извещения 2) и такого рода сроки могут включаться в договоры.

В целом можно выделить три варианта решения данной проблемы.

Во-первых, несмотря на вышесказанное о неадекватности принципа отправления, принять его в качестве общего правила. Тогда п. 2 ст. 194 ГК будет выглядеть абсолютно логичным. Но в таком случае мы получим крайне неадекватное требованиям экономической целесообразности и справедливости правовое регулирование.

Во-вторых, предусмотреть, что правило п. 2 ст. 194 ГК следует понимать буквально как регулирующее исключительно ситуацию, когда письмо сдается в последний день срока. При таком подходе возникнет достаточно глупая ситуация: отправитель, сдавший письмо в последний день срока, считается уведомившим адресата с момента сдачи, а отправитель, сдавший письмо в предпоследний день срока, - в день получения. Нелепость такого дифференцированного подхода, на наш взгляд, достаточно очевидна.

В-третьих, п. 2 ст. 194 ГК можно истолковать таким образом, что он вводит принцип отправления только для тех извещений, в отношении которых предусмотрены конкретные сроки. В отношении же тех случаев, когда закон или договор не устанавливают конкретные сроки на совершение уведомления, следует признать правовой вакуум, который можно заполнить путем применения по аналогии ряда норм ГК, локально устанавливающих строгий принцип получения (ст. ст. 435, 444, 523 ГК). Такой вариант толкования лучше, чем предыдущие, но тем не менее также создает необоснованную дифференциацию правового регулирования.

В-четвертых, можно теоретически предположить и самый крайний вариант: до того момента, пока соответствующие новеллы не будут внесены в ГК, следует просто игнорировать п. 2 ст. 194 ГК как несоответствующий современным реалиям. Как ни кощунственно это может звучать с точки зрения правового позитивизма, это будет далеко не первый и не последний случай, когда суды, не находя какого-либо формального основания или приема для обхода неадекватной нормы закона, просто игнорируют ее <384>. Тем не менее все же на такой крайний шаг, как игнорирование нормы закона как таковой, можно пойти только в самых крайних случаях, когда все цивилистические способы привести понимание нормы к более или менее адекватному виду будут окончательно исчерпаны. Более того, игнорированием закона злоупотреблять нельзя, - иначе будет крайне дестабилизировано правовое регулирование. Правила игры требуют соблюдения видимости законности. Соответственно, лучше все же найти какое-нибудь толкование закона, которое, формально сохраняя букву законодательной нормы в неприкосновенности, "вывернет" ее сущность таким образом, чтобы в итоге норма выглядела адекватной соответствующим задачам или по крайней мере безвредной.

--------------------------------

<384> Вспомним хотя бы пресловутую ст. 7 Закона о бухгалтерском учете, которая устанавливает, что все денежные, финансовые и кредитные обязательства должны считаться недействительными без подписи главного бухгалтера. Практика показывает, что суды, осознавая всю нелепость данной нормы, просто игнорируют ее, подтверждая возможность заключения любых договоров без подписи главного бухгалтера. Обзор судебной практики по указанному вопросу см.: Буркова А. Необходимость подписи главного бухгалтера на кредитном договоре // Бухгалтерия и банки. 2005. N 12 (СПС "КонсультантПлюс").

Такой вариант толкования в принципе обнаружить можно. В имеющихся условиях до внесения в ГК изменений и устранения данной, безусловно, неадекватной нормы следует исходить из того, что п. 2 ст. 194 ГК является лишь общим положением, которое перекрывается специальной нормой ст. 403 ГК, согласно которой сторона несет ответственность за действия третьих лиц, привлеченных к исполнению обязанности, а также целым рядом специальных норм ГК (ст. ст. 435, 444, 523 ГК), которые указывают на применение строгого принципа получения и в совокупности свидетельствуют о том, что по крайней мере в обязательственных отношениях норма п. 2 ст. 194 ГК не применяется, уступая место строгому принципу получения.

Безусловно, формально-логически данное толкование является, мягко скажем, небезупречным. Но с другой стороны, оно, не отвергая букву закона вообще, существенно ограничивает радиус ее действия, выводя обязательственные отношения участников гражданского оборота из-под действия данного правила. При первой возможности в ГК следует внести изменения. Пункт 2 ст. 194 ГК следует устранить. Вместо этого de lege ferenda в ГК было бы разумным включить специальную норму, которая по аналогии с соответствующим правилом Принципов ЕКП прямо урегулировала бы вопрос о распределении почтовых рисков, предусмотрев строгий принцип получения в качестве общего правила.

На данный момент в связи с отсутствием в российском праве четкой нормы о распределении почтовых рисков и наличием п. 2 ст. 194 ГК в судебной практике по указанному вопросу царит полный хаос. Некоторые суды требуют от отправителя доказать лишь факт отправления сообщения и довольствуются почтовой квитанцией об отправлении заказного письма. Другие же обязывают прилагать и уведомление о вручении. Это привносит в вопрос доказывания факта извещения большую степень неопределенности и непредсказуемости.

Различные подходы к решению данной проблемы занимал и ВАС РФ. Приведем несколько примеров.

Например, ст. 279 ГК предусматривает обязанность государственных органов письменно уведомить собственника земли о предстоящем изъятии не позднее чем за год. В Постановлении Пленума ВАС РФ от 24 марта 2005 г. N 11 "О некоторых вопросах, связанных с применением земельного законодательства" указывается, что в случае несогласия собственника земельного участка соответствующие органы могут предъявить в суд иск о выкупе участка не ранее чем по истечении одного года с момента получения письменного уведомления о принятии решения об изъятии и не позднее двух лет с момента направления такого уведомления.

Статья 7 Закона об акционерных обществах предусматривает преимущественное право акционеров на отчуждаемые акции ЗАО и обязанность акционера, желающего продать акции, уведомить других акционеров о планируемой сделке. При этом у акционеров есть два месяца с момента извещения на то, чтобы воспользоваться своим преимущественным правом. В п. 14 Постановления Пленума ВАС РФ от 18 ноября 2003 г. N 19 "О некоторых вопросах применения Федерального закона "Об акционерных обществах" указывается, что исчисление предусмотренного срока осуществления преимущественного права приобретения акций в ЗАО ведется от даты получения обществом соответствующего извещения акционера, продающего акции.

В п. 4 информационного письма Президиума ВАС РФ от 29 декабря 2001 г. N 65 "Обзор практики разрешения споров, связанных с прекращением обязательств зачетом встречных однородных требований" указывается, что для прекращения обязательства зачетом заявление о зачете должно быть получено соответствующей стороной.

Статья 619 ГК обязывает арендодателя, прежде чем обратиться в суд с иском о расторжении договора аренды в связи с нарушениями, допущенными арендатором, направить последнему письменное предупреждение о необходимости исполнить договор в разумный срок. В п. 30 информационного письма Президиума ВАС РФ от 11 января 2002 г. N 66 "Обзор практики разрешения споров, связанных с арендой" указывается на то, что такое письменное предупреждение должно быть получено арендатором, чтобы он имел возможность исполнить договорное обязательство в разумный срок. В то же время в рамках того же пункта ВАС РФ указывает на то, что "истец со своей стороны не принял надлежащих мер, которые гарантировали бы получение ответчиком (арендатором) соответствующего письменного предупреждения (вручение под расписку, направление заказным письмом или с уведомлением о вручении)". Указание в перечне надлежащих, на взгляд ВАС РФ, мер по доведению данного предупреждения до арендатора на направление простого заказного письма (наравне с заказным письмом с уведомлением о вручении) как на допустимую процедуру подталкивает к мысли о том, что у суда не было бы претензий к арендодателю, если бы он направил предупреждение заказным письмом и не имел бы доказательств его фактического получения арендатором.

В совместном Постановлении Пленума ВС РФ от 12 ноября 2001 г. N 15 и Пленума ВАС РФ от 15 ноября 2001 г. N 18 "О некоторых вопросах, связанных с применением норм Гражданского кодекса Российской Федерации об исковой давности" (п. 15) мы читаем: "Согласно пункту 2 статьи 194 ГК РФ письменные заявления, сданные в организацию связи до двадцати четырех часов последнего дня срока, считаются сделанными в срок. Поэтому днем предъявления иска следует считать ДАТУ ПОЧТОВОГО ШТЕМПЕЛЯ ОТДЕЛЕНИЯ СВЯЗИ, ЧЕРЕЗ КОТОРОЕ ОТПРАВЛЯЕТСЯ ИСК В СУД" (выделено мной. - А.К.).

Налицо некоторая несогласованность в подходах, применяемых в схожих ситуациях даже на уровне ВАС РФ. Тем не менее нельзя не заметить, что в большинстве случаев ВАС РФ все же тяготеет к строгому принципу получения, предусматривая возникновение юридического эффекта соответствующего извещения с момента его получения адресатом.

Как мы уже отметили, данная несогласованность объясняется отсутствием в российском законодательстве четких норм о распределении почтовых рисков. Для устранения этой проблемы мы по аналогии с тем, как это сделано в Венской конвенции 1980 г., Принципах ЕКП и законодательстве многих стран, предлагаем внести в российское законодательство четкое правило о распределении почтовых рисков. При этом считаем наиболее разумным принятие этого правила в виде строго принципа получения, согласно которому лицо, ссылающееся на факт извещения другого лица (уведомления, заявления, предъявления требования или претензии и т.п.), должно доказать факт получения адресатом соответствующего сообщения. Применительно непосредственно к исследуемому вопросу следует исходить из того, что договор считается расторгнутым с момента получения нарушителем договора уведомления об отказе. Не может не радовать, что во многих случаях суды используют именно этот подход и признают, что договор прекращается с момента получения должником уведомления о расторжении <385>. Но на практике могут встречаться и иные решения, обусловленные сохраняющейся неопределенностью положений закона по данному вопросу.

--------------------------------

<385> Постановление ФАС Московского округа от 5 февраля 2002 г. по делу N КГ-А40/198-02.

При этом следует сразу оговорить, что строгий принцип получения принимается нами в качестве основания для наиболее оптимального решения указанной проблемы. Взятый в чистом виде, он также страдает серьезными недостатками, так как способен породить существенную неопределенность для отправителя. Связано это с тем, что на практике зачастую отправитель не может проконтролировать точность работы отделения почтовой связи по месту нахождения адресата. В этой связи строгий принцип получения должен иметь определенные ограничения.

Во-первых, здравый смысл требует исключить необходимость доказывания того факта, что адресат реально ознакомился с сообщением. Учитывая то, что большинство извещений в коммерческой практике высылаются по почте или курьерской службой, никаких возможностей проконтролировать и соответственно доказать факт прочтения полученного сообщения у отправителя нет. Поэтому отправитель должен доказать лишь факт вручения. Несмотря на то что здесь мы внедряем в право определенную фикцию, эта фикция неизбежная и укладывается в рамки представлений о справедливости и разумности. Ведь представить себе обратное решение, когда отправитель был бы должен доказывать факт ознакомления уполномоченного лица получателя с текстом сообщения и осознания им его значения, просто не представляется возможным.

Во-вторых, на практике часто возникают проблемы, связанные с тем, что отправитель не может реализовать свое право или выполнить обязанность, заключающиеся в извещении адресата по той причине, что адресат не значится по известному отправителю адресу. В итоге зачастую возникает "патовая" ситуация, когда разыскать адресата невозможно. Розыск юридических лиц как конструкций абстрактных по понятным причинам невозможен. В этой связи право должно ограничивать действие строгого принципа получения во имя соблюдения справедливости. Наш подход заключается в том, что отправитель должен считаться выполнившим свою обязанность по уведомлению (или реализовавшим соответствующее право), если он добросовестно принял все разумные меры для доведения соответствующего уведомления до сведения получателя, обеспечив доставку письма по известному (известным) ему адресу (адресам) получателя, а в случае возврата письма - по адресу официальной регистрации. В данном случае опять же здравый смысл требует снятия с отправителя бремени доказывания получения сообщения адресатом, если последний не находится по тому адресу, который был ранее сообщен отправителю или должен был быть ему известен, а равно и по адресу, где адресат должен находиться согласно данным государственного реестра юридических лиц (официальное место нахождения). Отсутствие адресата по тому адресу, где он должен находиться по данным государственного реестра, и нарушение этой организацией своей обязанности по информированию налоговых органов о смене места нахождения являются достаточными основаниями для перекладывания риска неполучения корреспонденции на адресата. Идея о том, что отсутствие адресата по месту официальной регистрации должно влечь переложение на эту организацию рисков, связанных с тем, что вся официальная корреспонденция будет считаться доставленной и полученной, если она направлена по адресу официальной регистрации, находит поддержку в литературе <386>. В то же время следует уточнить, что одного лишь направления письма по юридическому адресу должно быть недостаточно. Разумно требовать от отправителя направления письма не только по адресу официальной регистрации, но и по всем известным ему адресам (например, по адресу, указанному в договоре, фигурирующему на бланке писем или размещенному в сети Интернет на корпоративном сайте компании-адресата). Это обусловлено тем, что в реальности многие фирмы, особенно малого бизнеса, постоянно меняют свое фактическое место нахождения, оставляя неизменным адрес официальной регистрации (так называемый юридический адрес). Было бы, по всей видимости, несправедливым давать возможность контрагентам таких фирм злоупотреблять своим правом путем направления юридически значимых извещений по адресу официальной регистрации, когда им заведомо известно или должно было быть известно, что адресат реально располагается по иному адресу. Но если отправитель направил извещение по всем адресам, по которым, по его данным, адресат должен был находиться, а также отправил извещение по адресу официальной регистрации, и при этом все письма возвращаются с отметкой о том, что адресат не значится или выбыл, то действия отправителя следует считать добросовестными и достаточными. Он предпринял все, что в данных обстоятельствах было возможно и разумно сделать с целью официального доведения до адресата соответствующего извещения. В этих обстоятельствах справедливость требует, чтобы адресат считался условно уведомленным и все юридические последствия соответствующего уведомления - возникшими. То, что получатель может не знать об этом, - его собственная вина. Чтобы избежать таких последствий, фирмы должны соблюдать закон и уведомлять налоговые органы о смене адреса своего местонахождения, а также своевременно извещать об этом своих контрагентов. Данные выводы в полной мере касаются и процедуры расторжения договора.

--------------------------------

<386> См.: Сарбаш С.В. Направления совершенствования законодательства о регистрации юридических лиц // Вестник гражданского права. 2006. N 1. Т. 6. С. 29.

В-третьих, другая часто возникающая проблема состоит в том, что адресат зачастую уклоняется от получения направленного письма. На наш взгляд, решение данного вопроса должно также строиться исходя из сочетания факторов разумности поведения отправителя и перехода риска на адресата в случае его недобросовестных действий. Если отправитель вел себя разумно и добросовестно и сообщение было доставлено по адресу фактического местонахождения получателя, но последний уклонился от его получения (не явился по извещению, отказался получать заказное письмо и т.п.) и этот факт был зафиксирован соответствующим почтовым работником, то сообщение должно считаться условно доставленным. Принятие иного подхода просто парализовало бы права отправителя. Данная фикция является вынужденной и неизбежной мерой, направленной на защиту прав добросовестного отправителя.

В-четвертых, наиболее сложная проблема возникает на практике в связи с тем, что во многих случаях почтальон, осуществляющий доставку и вручение письма, либо по объективным причинам, либо по нерадивости вручает сообщение, не проверяя наличие у лица юридических полномочий на принятие корреспонденции. Да и в тех случаях, когда такие полномочия проверяются почтальоном при вручении, их наличие невозможно доказать в суде, если адресат отказывается признать наличие доверенности. Почтальоны не обязаны брать копию доверенности и, как правило, удовлетворяются простым ознакомлением с ней, а порой не делают и этого. Впоследствии при рассмотрении спора в суде получатели зачастую оспаривают факт получения письма или телеграммы, ссылаясь на то, что получило сообщение и расписалось в получении неуполномоченное или вовсе неизвестное лицо.

Таким образом, на практике адресат может легко оспорить получение сообщения, доказывая, что лицо, расписавшееся в уведомлении о вручении, не являлось его сотрудником или родственником и, соответственно, его полномочия не были основаны на доверенности и не явствовали из обстановки. При этом чаще всего получатели заявляют, что вообще не знают расписавшееся при получении письма или телеграммы лицо, предъявляют списки сотрудников организации и иные доказательства, которые могут опровергнуть факт вручения уполномоченному лицу. Ситуация еще более усложняется в связи с тем, что на практике подпись лица, получившего письмо, на уведомлении о вручении зачастую не расшифровывается, бывает не читаема, а иногда вообще отсутствует в силу того, что в сфере заполнения почтовых документов на настоящий момент существует полный хаос. Так, согласно практике некоторых почтовых отделений на бланке уведомлений о вручении вообще не ставится подпись представителя получателя, что дает некоторым получателям повод заявлять в суде о том, что данное уведомление без подписи его уполномоченного сотрудника не может служить доказательством получения данного извещения. Такая путаница в работе почты приводит к серьезным противоречиям в судебной практике <387>.

--------------------------------

<387> Для примера можно сравнить Постановление ФАС Центрального округа N А08-12474/04-22 и Постановление ФАС Волго-Вятского округа N А11-4593/2003-К1-4/210.

Сложившаяся ситуация подрывает стабильность делового оборота, так как отправитель не может быть полностью уверен в том, что в пришедшем к нему уведомлении о вручении расписалось уполномоченное получателем лицо. Отправитель, абсолютно оправданно положившись на пришедшее уведомление о вручении, может считать себя совершившим уведомление и вести себя с учетом, как он считает, возникших юридических последствий (расторжения договора). В это же время недобросовестный получатель в суде, как правило, в состоянии легко доказать, что лицо, расписавшееся при получении письма, не было уполномочено на получение корреспонденции. Еще большие возможности открываются перед адресатом в тех случаях, когда на уведомлении о вручении стоит только отметка почтового работника и отсутствует расшифрованная подпись уполномоченного лица адресата. Поэтому считаем, что в целях обеспечения стабильности оборота следует исходить из того, что риск вручения письма или телеграммы по надлежащему адресу неуполномоченному лицу должен нести получатель.

В связи с этим в целях достижения справедливого распределения рисков и обеспечения предсказуемости гражданского оборота суд должен исходить из того, что полномочия лица, который находился по указанному адресу и получил письмо (телеграмму), по определению явствовали из обстановки. Факт же самого вручения может подтверждаться отметками о вручении, сделанными организациями связи, или распиской лица, получившего корреспонденцию, а равно свидетельскими показаниями. В данном случае следует перекладывать риск ошибки сотрудника отделения почтовой связи по месту нахождения адресата на самого адресата. Именно он должен был обеспечить четкую работу по обработке входящей корреспонденции и взаимодействие со своим почтовым отделением, с тем чтобы письма не выдавались неуполномоченным лицам.

Кроме того, вряд ли разумно с практической точки зрения считать почтовое отделение адресата доверенным лицом отправителя, так как оно, как правило, намного теснее связано с организацией-адресатом. Справедливее возлагать риск ошибок почтового отделения по месту нахождения адресата на самого адресата, чем на отправителя, который, получив уведомление о вручении, не может никаким образом проверить факт вручения уполномоченному лицу. Отправителю остается полагаться на добросовестную работу почтового отделения по месту нахождения адресата. Возлагать на отправителя ответственность за работу почтового отделения по месту нахождения адресата явным образом несправедливо и может создавать нежелательные для экономики и стабильности делового оборота риски и неопределенность. Ведь кредитор, отправивший по адресу должника заявление о расторжении договора и получивший от почты уведомление о вручении, скорее всего, будет абсолютно уверен в расторгнутости договора и будет распоряжаться своим имуществом и временем исходя из того, что договор прекратился. Если вдруг выяснится, что посланное им заявление о расторжении было вручено неуполномоченному лицу и суд в связи с этим признает факт расторжения недоказанным, кредитор может оказаться в очень неприятном положении и даже стать ответчиком по иску должника о взыскании убытков, вызванных неосновательным уклонением от исполнения действующего договора. Таким образом, учет судом обстоятельства вручения извещения о расторжении, а равно иных уведомлений уполномоченному или неуполномоченному лицу может существенным образом дестабилизировать деловой оборот и провоцировать получателя к различного рода спекуляциям на этот счет в условиях, когда кредитор в реальности никак не может проконтролировать работу почтового отделения по месту нахождения адресата.

С учетом всех вышеприведенных рассуждений считаем необходимым установить на уровне судебной практики правило, согласно которому, если отправитель направил через организацию связи извещение (письмо или телеграмму) по точному адресу, то риск его вручения местным отделением связи неуполномоченному лицу переходит на адресата, а извещение считается сделанным и соответствующий юридический эффект возникает с момента, указанного на уведомлении о вручении или ином подобном документе, подтверждающем факт вручения письма (или телеграммы), независимо от того, кто в действительности от имени адресата получил соответствующее письмо (или телеграмму) и расписался при его получении.

Данный подход следует признать вынужденной фикцией. Он, безусловно, может допустить некоторую несправедливость, когда почтальон доставит письмо по адресу, но вручит его абсолютно постороннему лицу (например, зашедшему в офис к адресату гостю) или за письмом явится неуполномоченное лицо, а сотрудник местного почтового отделения по какой-то причине не проверит его полномочия. Но очевидно, что такого рода случаи встречаются крайне редко, если и вовсе не являются казусами. Если же мы допустим право получателя оспаривать факт получения письма по причине его вручения неизвестному и (или) неуполномоченному лицу, то мы создадим значительную нестабильность и непредсказуемость в отношениях сторон. Поэтому выбрать из двух возможных зол следует, на наш взгляд, меньшее. Иначе говоря, лучше допустить крайне редко встречающиеся на практике казусы, когда почтальон вручает конверт абсолютно постороннему лицу, не являющемуся ни сотрудником организации-адресата, ни родственником или близким человеком гражданина-адресата, чем дать возможность адресату оспаривать факт получения сообщений, ссылаясь на отсутствие формальных полномочий у лица, фактически получившего из рук почтальона соответствующее письмо. Необходимость обеспечить стабильность делового оборота и предсказуемость взаимоотношений субъектов гражданского права, а в равной степени соображения справедливости требуют именно такого решения <388>.

--------------------------------

<388> Такое решение иногда можно встретить в судебной практике. См., например: Постановление ФАС Московского округа от 19 августа 2004 г. N КГ-А40/6868-04.

В-пятых, следует заметить, что мы перекладываем на получателя риск вручения извещения по надлежащему адресу неуполномоченному лицу тогда, когда за доставку письма (телеграммы) отвечает независимая от отправителя организация связи. Если же доставка осуществляется силами самого отправителя или привлеченных им курьеров и он, таким образом, сам может проконтролировать вручение сообщения уполномоченному лицу адресата, то риск вручения неуполномоченному лицу должен нести отправитель. В подобных случаях отправитель в лице соответствующего курьера должен позаботиться о получении доказательств вручения уполномоченному лицу, чьи полномочия основывались на доверенности или следовали из обстановки. Так, курьер должен проверить, что он передает сообщение лицу, имеющему доверенность на получение входящей корреспонденции или по меньшей мере сотруднику или родственнику адресата. Для этого он должен позаботиться о получении доказательств, подтверждающих статус или полномочия лица, принимающего письмо. Так, например, сдавая письмо в канцелярию организации адресата, разумно требовать проставление печати организации, даты вручения, подписи ответственного сотрудника и ее расшифровки на копии соответствующего документа. При вручении документа лицу, находящемуся в квартире или доме адресата - физического лица, разумно проверить паспорт лица, получающего документ за адресата, с целью удостовериться в наличии родственных отношений с адресатом, и просить расписаться на копии документа с расшифровкой подписи и указанием даты вручения. Иначе доказать, что полномочия лица, получившего соответствующее извещение, вытекали из доверенности или обстановки, отправитель не сможет, и вопрос о соблюдении необходимой процедуры по уведомлению адресата может быть решен против отправителя.

В-шестых, серьезная проблема возникает в связи с необходимостью отнести на отправителя или получателя риск вручения извещения неуполномоченному лицу, когда это извещение доставляется не государственной почтовой службой и не курьером отправителя, а частными курьерскими организациями (например, DHL, VPS, EMC Гарантпост и др.). Относить ли их ошибки на отправителя или получателя? Здесь та логика, которая позволила нам обосновать перенос риска почтовой ошибки на получателя в случае доставки письма государственной почтовой службой, напрямую не применяется, так как получатель не мог предвидеть получение письма от соответствующей курьерской службы и организовать эффективное с ней взаимодействие. Кроме того, вряд ли возможно признать данную курьерскую службу или ее отделение по месту нахождения получателя в качестве лица, привлеченного получателем, как то имеет место в случае, когда речь идет об отделении почтовой связи, обслуживающем район местонахождения получателя. Однозначный ответ на данный вопрос найти очень сложно. Оставим его на откуп специального исследования, которое, мы надеемся, будет рано или поздно предпринято в целях всестороннего раскрытия темы распределения почтовых рисков.

В-седьмых, следует принимать во внимание, что согласно действующему процессуальному законодательству каждая из сторон дела доказывает то, на что она ссылается в обоснование своей позиции. Если кредитор хочет доказать, что он правомерно осуществил односторонний отказ, он должен доказать: 1) факт направления соответствующего извещения по правильному адресу должника и 2) факт и момент его вручения адресату. Но нельзя не заметить, что предоставление почтовой квитанции и уведомления о вручении доказывает лишь то, что кредитор в определенный день направлял должнику какое-то письмо, которое было вручено адресату в указанный на уведомлении о вручении день. Но при помощи данных доказательств невозможно подтвердить, что отправленное и полученное письмо содержало именно уведомление о расторжении данного договора, а не какое-либо коммерческое предложение, рекламные материалы или поздравление с днем рождения директора контрагента. Телеграфный способ отправления данных извещений в этом смысле более адекватен, так как предусматривает возможность заверения сотрудником телеграфного отделения текста отправленной телеграммы. Но почтовая форма отправления сообщений не предусматривает аналогичную возможность заверения почтовым отделением всего текста отправленного письма. Поэтому кредитору следует пользоваться единственной имеющейся возможностью и требовать оформления описи вложения, в которой можно кратко обозначить основное содержание письма, указав, например, на то, что данным письмом отправляется заявление о расторжении такого-то договора.

Оформление описи вложения по заказным письмам с уведомлением о вручении действующими почтовыми правилами допускается (п. 12 Постановления Правительства РФ от 15 апреля 2005 г. N 221 "Об утверждении Правил оказания услуг почтовой связи"), но некоторыми отделения почтовой связи не осуществляется, что следует списать на неразбериху в сфере применения нормативных положений почтовыми отделениями на местах. С учетом этого организациям, желающим отправить заказное письмо и с уведомлением о вручении, и с описью вложения, иногда приходится обходить не одно почтовое отделение, прежде чем им пойдут навстречу. Тем не менее данное сочетание юридически допустимо и в целом реализуемо на практике.

Суды же должны принимать опись вложения, оформленную согласно соответствующим почтовым правилам, в качестве достаточного доказательства того, что кредитор отправлял именно это уведомление. При этом некоторая условность данного подхода очевидна. Ведь в уведомлении о расторжении может быть указана масса иной важной информации (как, например, относится ли это расторжение только к нарушенной части договора или ко всему договору в целом либо с какого момента договор считается расторгнутым и т.д.). Отразить всю эту информацию в описи вложения, как правило, не представляется возможным. Поэтому формально факт отправления должнику уведомления о расторжении именно с таким содержанием, которое приведено в копии данного уведомления, предъявляемой кредитором, не может считаться доказанным. Но в данном случае формальный подход должен быть отвергнут. С учетом того, что: 1) почтовые правила не позволяют отправителю заверить на почте весь текст письма, и, соответственно, отправитель сделал все возможное, чтобы подтвердить факт отправления данного письма, 2) в гражданско-правовых отношениях в силу п. 3 ст. 10 ГК действует презумпция добросовестности, 3) адресат не предъявляет полученное уведомление о расторжении с иным текстом, - следует считать, что факт предъявления должнику указанного кредитором заявления о расторжении является доказанным. Если должник не согласен с тем, что текст отправленного кредитором уведомления о расторжении был именно такой, как это представляет кредитор, он может опровергнуть это, только если предъявит то письмо, которое он якобы получил в реальности. Если он этого не делает, то суд должен верить кредитору, при условии, что тот отправил письмо по правильному адресу заказным письмом, оформил опись вложения и получил уведомление о вручении.

Таким образом, принятый нами строгий принцип получения регулирует вопрос распределения почтовых рисков в самом общем виде. Реальная его имплементация возможна с учетом целого ряда вышеуказанных уточнений.

В этой связи практикующим юристам следовало бы порекомендовать направлять заявления о расторжении, равно как и иные извещения, таким образом, чтобы можно было зафиксировать: 1) факт и дату его отправления надлежащему должнику, 2) текст или хотя бы название отправленного документа и 3) факт и дату его получения адресатом. Так, например, крайне опасным с точки зрения интересов кредитора следует признать отказ от договора, осуществленный путем простого направления заказного письма или телеграммы без уведомления о вручении. Еще более проблематичным является вариант расторжения договора путем направления факсимильного или электронного сообщения <389>.

--------------------------------

<389> Факсимильная связь не предусматривает получения отправителем достоверного и допустимого в суде доказательства получения данного сообщения, если только она не осуществляется через независимую почтовую организацию. Технический отчет факса об отправке вряд ли может считаться достоверным доказательством и приниматься в расчет в условиях, когда получатель активно отказывается признавать факт получения соответствующего извещения. Данный вывод становится очевидным, если учесть, что сам факсимильный аппарат, выдающий данный отчет, находится под полным контролем отправителя, которому ничего не стоит отправить письмо с одного своего факса на другой, предварительно настроив в обоих аппаратах нужную дату и время, а также установив в меню факсимильного аппарата, имитирующего аппарат получателя, телефонный номер, принадлежащий получателю в реальности. В итоге на отчете, распечатанном отправляющим факсимильным аппаратом, будет указано, что в соответствующее время факс был отправлен на телефонный номер получателя, в то время как в реальности этот факс отправлялся на подставной факсимильный аппарат самого отправителя, который тем самым легко и без значительных технологических ухищрений может сфальсифицировать доказательство. Теоретическая возможность затребовать через суд распечатку телефонных соединений от организации, предоставляющей телефонную связь, может в определенной степени сбалансировать ситуацию. Но и этот прием зачастую не спасает сторону, пытающуюся ссылаться на заключение или расторжение договора посредством факса, так как на предоставляемых организациями телефонной связи распечатках, как правило, не отмечается, что данное телефонное соединение носило именно факсимильный характер (см., например, решение Арбитражного суда Новгородской области от 21 июля 2006 г. N А44-1430/2006-13-А). Практика показывает, что суды крайне осторожно относятся к принятию факсимильных документов в качестве доказательств по делу (Обзор судебной практики см.: Помешкин С. Обмен документами как способ заключения договора // ЭЖ-Юрист. 2005. N 49). Кроме того, использование документа, полученного при помощи факсимильного аппарата, в суде может быть заблокировано в связи с тем, что ст. 75 АПК РФ допускает использование факсограмм в качестве доказательств только в случаях и в порядке, предусмотренных в законе.

Учитывая то, что договор считается расторгнутым в момент получения заявления о расторжении, кредитор, направивший соответствующее заявление и не позаботившийся о подтверждении получения, рискует оказаться в суде в крайне неудобном положении, ибо именно он должен будет доказать факт получения должником заявления о расторжении, если последний не признает получение. Если должник будет отрицать факт получения этого заявления или указывать на иную дату получения, кредитору будет крайне сложно убедить суд в том, что договор был надлежащим образом расторгнут в указанный им момент времени. В конечном итоге это может привести к тому, что роли поменяются и уже кредитор может оказаться ответчиком по иску должника, с которым он так неумело пытался расторгнуть договор. Ведь ошибочно считая себя свободным от договора, кредитор, скорее всего, не выполнял своих обязательств, что может стать поводом для встречного иска должника о компенсации убытков или применении иных санкций.

Следует учитывать, что правило о том, что расторжение договора вступает в силу в момент получения должником соответствующего уведомления, не является императивным. В ряде норм ГК предусматриваются исключения, согласно которым договор прекращается не в момент получения заявления об одностороннем отказе от договора, а позднее. Так, ст. 687 ГК предусматривает, что договор найма жилого помещения может быть расторгнут нанимателем при условии предупреждения наймодателя за три месяца. Статья 699 ГК позволяет расторгать договор ссуды при условии извещения второй стороны за один месяц. Эти примеры относятся к одностороннему отказу от договора вне зависимости от нарушения. Нам неизвестны примеры, когда законодатель вводил бы подобные льготные сроки в отношении случаев, когда отказ от договора осуществляется в связи с допущенным должником нарушением. Тем не менее ничто не ограничивает кредитора в праве указать в уведомлении о расторжении, направляемом должнику, что договор считается расторгнутым не в момент получения данного уведомления, а по истечении определенного срока после его получения. Равным образом иной срок вступления в силу одностороннего отказа может быть прописан и в договоре. Такая возможность вполне укладывается в рамки регулирования, установленного п. 4 ст. 523 ГК, который указывает, что иной срок расторжения может быть предусмотрен в уведомлении или соглашении сторон. Так, в договоре аренды вполне допустимо установить, что в случае определенных нарушений, допущенных арендатором, арендодатель вправе в одностороннем порядке отказаться от договора путем направления арендатору соответствующего уведомления не менее чем за один месяц.

Напоследок следует обратить внимание на то, что может возникнуть вопрос о возможности отозвать свой односторонний отказ от нарушенного договора. В литературе по этому поводу абсолютно верно указывалось, что по аналогии с нормами об оферте кредитор может отозвать свой отказ, но только до того, как должник получит уведомление об отказе <390>. После получения должником уведомления договор считается прекратившимся, и восстановить его действие в одностороннем порядке путем отзыва совершенного отказа не представляется возможным. При этом ничто не мешает сторонам впоследствии прийти к соглашению о восстановлении в силе расторгнутого договора. Это может быть оформлено отдельным соглашением, дополнением к расторгнутому договору или путем конклюдентных действий (например, путем выставления и оплаты счета с указанием на расторгнутый ранее договор).

--------------------------------

<390> Соменков С.А. Расторжение договоров в гражданском обороте: теория и практика. М., 2002. С. 109.