Глава 3. Односторонний отказ, санкционированный в договоре

§ 1. Соотношение ст. Ст. 310 и 450 гк

Право на односторонний отказ от нарушенного договора в силу п. 3 ст. 450 ГК может быть предусмотрено и в договоре между сторонами. Для этого в договоре должно быть указано, что в случае нарушения того или иного условия договора должником кредитор вправе в одностороннем порядке отказаться от исполнения нарушенного договора.

Основной юридической проблемой включения такой оговорки в контракт является ее допустимость в отношениях непредпринимательского характера. Корень проблемы заложен не в ст. 450 ГК, которая собственно регулирует вопрос расторжения договора, а в ст. 310 ГК, которая указывает на то, что: 1) односторонний отказ от обязательства не допускается, кроме случаев, оговоренных в законе, 2) а в отношении обязательства, связанного с осуществлением сторонами предпринимательской деятельности, такой отказ не допускается, кроме случаев, предусмотренных в законе и договоре. Таким образом, из анализа данной статьи следует вывод, что в отношениях, носящих непредпринимательский характер, стороны не вправе включать в договор указание на внесудебный порядок расторжения. Следует обратить внимание на то, что в ст. 310 ГК говорится о том, что предпринимательский характер обязательства имеет место в тех случаях, когда обе стороны выступают в договоре как предприниматели. Соответственно, если обязательство связывает предпринимателя и частное лицо, то, как отмечает С.А. Соменков <364>, с точки зрения ст. 310 ГК оно носит непредпринимательский характер. Соответственно, исходя из буквального прочтения ст. 310 ГК, в договор, где участвует хотя бы один "непредприниматель", недопустимо включать условие о праве одностороннего отказа.

--------------------------------

<364> Соменков С.А. Расторжение договоров в гражданском обороте: теория и практика. М., 2002. С. 104.

Имеет ли смысл данное правило? На наш взгляд, включение в ГК запрета на договорное условие о праве одностороннего отказа не может быть признано разумным. Трудно сказать, что имел в виду законодатель и вкладывал ли он, действительно, такой смысл в нормы ст. 310 ГК. В любом случае с точки зрения сегодняшнего рыночного восприятия гражданского права данное ограничение автономии воли сторон не имеет под собой никаких логических или практических оснований. Поясним нашу позицию.

Возможные причины, которые могли побудить законодателя включить в ст. 310 ГК описанное выше ограничение принципа свободы договора, вкратце можно изложить следующим образом.

Во-первых, законодатель, видимо, заботился об интересах менее защищенной стороны по договору. Речь идет о защите прав слабой стороны договора, которой более сильная <365>, или юридически грамотная, сторона может навязать условие о праве одностороннего отказа, а потом и произвольно воспользоваться им. Как правило, в коммерческих отношениях выступают профессионалы, обладающие необходимыми юридическими знаниями и коммерческим опытом, позволяющим здраво оценить последствия включения в договор подобной оговорки. Поэтому применительно к коммерческим отношениям нет причин ограничивать стороны в праве санкционировать односторонний отказ. В тех же обязательствах, где участвуют лица, не являющиеся предпринимателями и не обладающие зачастую необходимыми знаниями и опытом, закон вмешивается и ограничивает свободу усмотрения сторон с целью предотвратить возможные злоупотребления со стороны более сильного контрагента.

--------------------------------

<365> Здесь и далее, говоря о слабой или сильной стороне договора, мы оцениваем реальные переговорные возможности сторон. В английском языке для такого случая существует специальный термин "bargaining power", который характеризует силы и возможности сторон при заключении договора. Одна сторона может иметь высокий уровень bargaining power в силу монополистического положения на рынке, большого количества потенциальных контрагентов, значительных финансовых возможностей, наличия штата квалифицированных юристов, а также неограниченности во времени ведения переговоров, а другая сторона - низкий уровень в силу крайней заинтересованности в заключении контракта именно с данным контрагентом, отсутствия большого выбора на данном рынке, невысоких экономических возможностей, отсутствия юридического сопровождения сделки или необходимости заключения договора в кратчайшие сроки. Соответственно, первая сторона имеет более сильную позицию при ведении переговоров и может навязать более слабой стороне явно невыгодные условия. На практике проявление этого фактора особенно заметно в связи с включением в договор условий о последствиях его нарушения. Ведь редко кто при подписании договора предполагает, что он впоследствии его нарушит. Поэтому зачастую слабая сторона, будучи крайне заинтересованной в заключении договора, не уделяет большого внимания вопросам ответственности и иных последствий нарушения, на включении которых настаивает более сильный контрагент. Когда же по тем или иным причинам слабая сторона допускает нарушение, то она подпадает под жесткий прессинг тех положений о последствиях нарушения, которые были включены в договор по настоянию сильной стороны. При этом зачастую данные положения предусматривают несправедливые и неравноправные условия в отношении последствий нарушения. Так, сильные стороны часто навязывают слабым контрагентам условия о неустойке астрономического размера, а также максимально упрощают для себя процедуру выхода из договора, при этом одновременно усложняя данную процедуру на случай, когда договор решит расторгнуть слабая сторона.

Во-вторых, проводя разграничение между коммерческими обязательствами и обязательствами, не связанными с осуществлением предпринимательской деятельности, законодатель, видимо, хотел еще раз подчеркнуть важность принципа нерушимости договора и невозможности отказа от него. Указав на то, что отступление от принципа невозможности одностороннего отказа может быть установлено исключительно на уровне закона, законодатель хотел подчеркнуть особую важность данного постулата, который не может быть обойден даже договорным условием. Далее, предусмотрев возможность включения в договор оговорок о праве одностороннего отказа применительно к обязательствам, носящим предпринимательский характер, законодатель как бы вынужденно отошел от общего принципа, так как не мог игнорировать потребности рыночной экономики, требующей большей мобильности и оперативности.

Оценивая приведенные выше две линии аргументации, мы приходим к выводу, что закон определил неверные цели и выбрал крайне неудачный вариант их реализации.

Применительно к доводу о необходимости защиты интересов слабой стороны следует заметить следующее. Во-первых, непонятно, по какой причине закон сузил сферу применения этого ограничения принципа свободы договора, указав на обязательства непредпринимательского характера. Такой подход означает запрет на включение в договор указания на внесудебный отказ независимо от того, в чьих интересах данное право вводится в договор. Так, представим следующую ситуацию. В договор между некоммерческим лечебным учреждением и коммерческой фирмой вносится условие о праве учреждения на односторонний отказ от договора в случае его нарушения фирмой. В силу ст. 310 ГК данное условие, которое на самом деле направлено на защиту интересов теоретически более слабой стороны, должно быть признано незаконным и не иметь юридической силы, что абсолютно не вяжется с той идеей, которая лежит в основе ограничения, заложенного в ст. 310 ГК. Если закон хотел предоставить дополнительную защиту в отношении условно менее защищенных некоммерческих должников, то ему следовало бы указать на невозможность для лица, осуществляющего предпринимательскую деятельность, ссылаться на предоставленное ему договором право одностороннего отказа. В таком случае закон позволял бы использовать договорные условия о праве одностороннего отказа в тех случаях, когда они направлены на защиту прав некоммерческих участников сделки. В данном же своем виде положения ст. 310 ГК решают поставленную задачу слишком грубо, приводя в ряде случаев к искажению самой идеи.

Во-вторых, вызывает сомнение сам принцип проведения водораздела. Закон принял в качестве критерия, по которому обязательства разделились в зависимости от возможности включения в договор условия о праве контрагента на односторонний отказ, такой фактор, как предпринимательский характер обязательства. На самом деле, если и идти по этому пути, то куда более точным было бы включение в закон такого ограничения применительно к публичным договорам и договорам присоединения, где неравное положение сторон действительно имеет место. Введение запрета на включение в договор оговорки о праве одностороннего отказа для всех договоров с участием некоммерческих субъектов оборота носит неадекватно широкий характер и без каких-либо разумных оснований ограничивает усмотрение сторон в тех случаях, когда в договоре нет очевидно слабой или сильной стороны.

В отношении довода о необходимости учитывать принцип нерушимости договора следует отметить то, что принцип "pacta sunt servanda", безусловно, важен для гражданского права и оборота. Но вряд ли разумно делать из этого принципа фетиш и запрещать сторонам по своей доброй воле согласовывать односторонний порядок расторжения договора. Принцип нерушимости договора предполагает запрет на несанкционированный отказ от исполнения договора. Он никак не ограничивает волю сторон на расторжение договора по взаимному согласию. Ведь никому в голову не приходит отказать сторонам в праве расторгнуть договор по взаимному согласию. Такое право прямо предусмотрено в п. 1 ст. 450 ГК. Почему же закон не позволяет дать свое согласие на расторжение заранее, включив соответствующую оговорку в договор? На наш взгляд, возможность включения в договор указания на право одной из сторон отказаться от договора в одностороннем порядке никак не противоречит принципу нерушимости договора.

В литературе предпринимались попытки обосновать более разумное понимание ст. 310 ГК. Так, М.Г. Розенберг предлагает рассматривать ограничение, заложенное в ст. 310 ГК, как не относящееся напрямую к договорам и неприменимое в тех случаях, когда кредитор реализует право, предусмотренное в п. 3 ст. 450 ГК <366>. Напомним, что п. 3 ст. 450 ГК указывает на то, что односторонний отказ может быть санкционирован и в законе, и в соглашении сторон. Соответственно, в конфликте между двумя нормами (ст. ст. 310 и 450 ГК) предлагается отдавать предпочтение ст. 450 ГК как норме, носящей специальный характер и предназначенной для регулирования именно договорных отношений. Данный подход хотя и выглядит заманчивым в силу того, что решает проблему и, по сути, устраняет возможность применения признанной нами неразумной ст. 310 ГК, но несколько уязвим с формально-логической точки зрения. Статья 310 ГК хотя и находится в подразделе, посвященном общим положениям об обязательствах, но прямо говорит о том, что стороны не вправе включать в договор условие о допустимости одностороннего отказа. Ссылка на договор явным образом дает понять, что указанная норма рассчитана на применение именно в договорных отношениях. А.Л. Маковский пишет о том, что при разработке данной статьи составители ГК имели в виду регулирование именно договоров <367>. В целом доминирующим мнением в российской цивилистике является точка зрения, согласно которой ст. 310 ГК применима к договорам <368>. Поэтому вряд ли можно утверждать о том, что п. 3 ст. 450 ГК носит специальный по отношению к ст. 310 ГК характер. На то, что ст. 310 ГК применима к договорным отношениям, не раз указывалось и в судебной практике <369>. Поэтому подход, предложенный М.Г. Розенбергом, хотя и является эффективным, т.е. приводит к нужному результату, дезавуируя неадекватную норму ст. 310 ГК, но вряд ли может быть одобрен отечественной правовой доктриной, зачастую отдающей приоритет соблюдению формальной логики при толковании буквы закона. Несмотря на это предложенный данным автором подход следовало бы принять, если бы у него не было более обоснованных с формально-логической точки зрения альтернатив. При прочих равных условиях предпочтение следовало бы отдать тому варианту решения проблемы ст. 310 ГК, который был бы наиболее близким к букве закона и теоретически непротиворечивым.

--------------------------------

КонсультантПлюс: примечание.

Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации (части первой) (под ред. О.Н. Садикова) включен в информационный банк согласно публикации - КОНТРАКТ, ИНФРА-М, 2005 (издание третье, исправленное, дополненное и переработанное).

<366> Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой (постатейный) / Отв. ред. О.Н. Садиков. М., 2003. С. 864.

<367> Маковский А.Л. Общие правила об обязательствах в Гражданском кодексе // Вестник ВАС РФ. 1995. N 9. С. 96.

КонсультантПлюс: примечание.

Монография М.И. Брагинского, В.В. Витрянского "Договорное право. Общие положения" (Книга 1) включена в информационный банк согласно публикации - Статут, 2001 (издание 3-е, стереотипное).

<368> Соменков С.А. Расторжение договоров в гражданском обороте: теория и практика. М., 2002. С. 104; Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Кн. 1: Общие положения. М., 1997. С. 349; Кабалкин А. Изменение и расторжение договора // Российская юстиция. 1996. N 10. С. 22; и др.

<369> Обзор судебной практики Верховного Суда РФ от 21 декабря 2000 г. "Некоторые вопросы судебной практики по граждански делам" (п. 10); решение Верховного Суда РФ от 1 июля 2004 г. N ГКПИ2004-875; Определение Верховного Суда РФ от 27 февраля 2003 г. по делу N 46-В03пр-2.

Оценивая в целом смысл ограничения, заложенного в ст. 310 ГК, мы приходим к выводу о том, что сама идея о необходимости введения ограничения на возможность включать в договор оговорки о праве одностороннего отказа если и может быть оправданна, то исключительно в тех случаях, когда речь идет об одностороннем отказе от ненарушенного договора <370>. Когда же речь идет о праве кредитора в одностороннем порядке отказаться от нарушенного должником договора, то введение каких-либо ограничений на включение в договор соответствующей оговорки абсолютно неуместно и ведет к предоставлению нарушителю договора чрезмерной защиты. Ведь следует иметь в виду, что интересы должника и так в достаточной степени защищаются правилом о существенности нарушения. С учетом этого запрет на право пострадавшего от нарушения кредитора воспользоваться положением, согласованным сторонами при заключении договора, и в одностороннем порядке отказаться от нарушенного договора явно нарушает баланс интересов сторон, направлен на неуместную и неадекватную защиту интересов правонарушителя и не может быть оправдан с точки зрения здравого смысла.

--------------------------------

<370> При этом с учетом вышеуказанных замечаний формулировку данной нормы следовало бы скорректировать, чтобы сфера применения данного ограничения стала более адекватной поставленным законодателем задачам.

Конфликт норм ст. 310 и п. 3 ст. 450 ГК мог бы быть решен в нужном нам ключе, если признать, что ст. 310 ГК устанавливает запрет на включение в договор условий о праве одностороннего отказа в непредпринимательских отношениях, но данный запрет имеет общий характер. В отношении же тех случаев, когда причиной расторжения является нарушение договора, применяется норма п. 3 ст. 450 ГК, которая прямо указывает на возможность включения в любые договоры оговорок о праве одностороннего отказа. Таким образом, норма ст. 310 ГК, которая не допускает включение в некоммерческие договоры оговорок о праве одностороннего отказа, признается применимой лишь в отношении тех случаев, когда речь идет о расторжении без какой-либо связи с нарушением договора. Например, условие договора купли-продажи, согласно которому продавец-коммерсант получает право в любое время без объяснения причин в одностороннем порядке отказаться от исполнения договора с покупателем-потребителем в соответствии со ст. 310 ГК, будет признано недействительным на основании ст. ст. 310 и 168 ГК. Если же встает вопрос об условии того же договора, которое дает продавцу-коммерсанту право в одностороннем порядке отказаться от исполнения договора в случае неуплаты покупателем-потребителем предоплаты, то данное условие следует считать действительным, так как оно находится в соответствии с п. 3 ст. 450 ГК.

Последовательному проведению в жизнь вышеприведенного решения препятствует отсутствие в п. 3 ст. 450 ГК указания на то, что данная норма рассчитана на применение только в случае расторжения договора по причине его нарушения. Если бы такое уточнение имело место, мы без труда признали бы норму п. 3 ст. 450 ГК специальной по отношению к соответствующей норме ст. 310 ГК. Но так как такого уточнения в п. 3 ст. 450 ГК нет, то вышеуказанный вариант решения вопроса конфликта двух норм представляется с формально-логической точки зрения хотя и более обоснованным, чем подход, высказанный М.Г. Розенбергом, но также несколько уязвимым.

В сложившихся условиях можно сделать два вывода.

Во-первых, в перспективе желательно спорную норму, содержащуюся в ст. 310 ГК, либо вовсе исключить, либо определить ее соотношение с п. 3 ст. 450 ГК как соотношение общей и специальной норм таким образом, что в отношении случая, когда расторжение осуществляется по причине нарушения договора, не применялся бы установленный в ст. 310 ГК запрет на договорные условия о праве одностороннего отказа.

Во-вторых, до внесения соответствующих изменений в ГК приходится надеяться лишь на то, что в большинстве случаев свою "спасительную" роль сыграют норма п. 2 ст. 405 ГК и нормы Особенной части ГК, которые устанавливают право одностороннего отказа от договора. Учитывая то, что выше мы максимально расширили сферу применения п. 2 ст. 405 ГК, представляется, что негативный эффект соответствующей нормы ст. 310 ГК в значительной степени будет нейтрализован. Тем не менее полностью он не устраняется, так как целый ряд нарушений договора не подпадает под действие норм ГК, устанавливающих право одностороннего отказа, что ставит вопрос о возможности закрепления такого права в договоре ребром. Для иллюстрации приведем следующий пример.

Представим ситуацию, когда банк продает некоммерческой организации (музею) картину известного художника. Стороны включают в договор оговорку о том, что продавец гарантирует юридическую чистоту полотна и отсутствие каких-либо прав и требований третьих лиц. Кроме того, стороны включают в интересах музея условие о том, что музей вправе в одностороннем порядке отказаться от договора и требовать возврата уплаченных средств, если данное условие будет нарушено и на данную картину будут заявлены законные притязания третьих лиц. В изложенном примере музею не удастся воспользоваться данным правом, так как согласно ст. 310 ГК такое условие будет признано недействительным. И обойти применение ст. 310 ГК, используя знакомый нам прием с п. 2 ст. 405 ГК, не удастся, так как по своей природе допущенное продавцом нарушение не может быть принято за просрочку, а ст. 460 ГК устанавливает право покупателя требовать расторжения договора, что, как известно, означает действие общего, судебного порядка расторжения. Получается, что в такого рода случаях стороны лишены возможности санкционировать в договоре односторонний отказ на случай нарушения. При этом в силу некорректности ст. 310 ГК такое ограничение действует и тогда, когда сама оговорка о праве одностороннего отказа установлена в интересах некоммерческой стороны в договоре (в нашем примере - музея).

Указанный пример лишь подчеркивает необходимость внесения в текст ГК соответствующих изменений. До этого предложенный нами подход к разделению сфер влияния между нормами ст. 310 и п. 3 ст. 450 ГК может выводиться из аналогии права и принципов разумности, справедливости и добросовестности (ст. 6 ГК). Напомним, что согласно нашему подходу ст. 310 ГК в нынешнем виде подразумевает запрет на согласование сторонами права на произвольный односторонний отказ от ненарушенного договора. В случае же когда стороны предусматривают право на односторонний отказ на случай нарушения договора, такое условие следует считать действительным в силу расширительного толкования п. 3 ст. 450 ГК.